Память гарпии (СИ)

Глава 22. Тартар

«Пусть крики и стоны радуют горний Олимп»

Он сам не понял, как добрался до подвала. Ноги помнили путь, а посеянный в Приюте хаос позволял остаться незамеченным. Краем уха он слышал разговоры пробудившихся прихожан. Не все были рады, что снова ясно мыслят, и Орфина злило это, но сейчас были заботы и поважней.

Он спустился к двери, увитой золотыми трубами, и содрогнулся от воспоминаний.

Вставил ключ в замок, повернул. Тяжелая дверь медленно отворилась. Изнутри, как поток сжатой жидкости, вырвался хриплый искореженный беспрерывный крик, неестественный, как закольцованная запись. Звенящий, как вибрирующая игла в горле. Один голос рыдал и стонал на сотню ладов.

В центре золотой темницы колебалось вопящее облако красно-серых помех. Оно напоминало змеиный клубок из пыли и плоти. На мгновение части этого чудовищного сгустка складывались во фрагменты туловища или внутренности, но тут же снова распадались пургой. Орфин отпрянул. Ему сдавило горло от этого зрелища, ужас и отвращение отозвались почти болью. Он замер в дверях, силясь сдвинуться с места.

Этот чудовищный вид протрезвил его и мигом расставил мысли и приоритеты по местам. Мир стал похож на шахматную доску, где ясны стороны и цель, но совершенно непонятно, как к ней идти, и кажется, что нет шансов на победу.

Самым невыносимым было то, что он узнавал ее — отдельными клочками расплывались черные кудри, перья, обезображенное лицо.

Как, черт возьми, он мог теперь помочь ей?! Дурочка несчастная! Во что ты вляпалась?!

Справившись с отторжением, Орфин шагнул к вопящему вихрю плоти и рывком закрыл за собой дверь.

— Рита! — рявкнул он с горечью и злостью. — Тисифона!

Его передернуло, но он подошел вплотную и поднес ладонь к границе бурления.

— А ну, прекращай!

Хвосты плотного дыма проносились возле его руки, обдавая кровавым потом. Орфин мысленно толкнул себя в Бытое, чтоб войти в контакт с Тис, но остался в Пурге. Он слишком ярко помнил единственный взгляд внутрь древа — тогда, в Чертогах. Оказаться чувствами внутри раздираемой гарпии? Боже, так недолго окончательно лишиться рассудка.

Он снова позвал ее. Словно она могла бы по желанию восстановить тело и вернуться.

— Тис, ты слышишь меня? Пожалуйста!..

Он отступил на шаг, тяжело выдохнул и снова потянулся взглядом в Бытое. «Давай. Ты знаешь, что увидишь здесь — всех этих червей и муравьев. Ничего особенно. Обыкновенная изнанка Приюта».

Бытое повиновалось и проявилось перед взглядом, как старое фото. С вытянутой рукой Орфин шагнул вперед, и…

Ты бьешься о стекло до трещин в киле, и последние капли сочатся из пор. Чужие сладкие моменты истратятся на вопли и гнев. Другой бы развеялся по ветру, стал прахом. Но ты ─ приколотая бабочка, тебя надежно держит игла.

Волна ярости схлынет, отлив затянет ее в темно-серое море тоски. После нее — лишь руины и пустошь. Кажется, на этом берегу уже годами не было так тихо.

В твоем воображении просоленные деревянные обломки да грозный гул воды. И никого.

Ты помнишь полет и иллюзию свободы? Теперь их нет. Вдоль лопаток зияют шрамы, и ты тянешься нутром за оторванной частью себя, но ее нет, нет, нет! Не вернуть, не отрастить!

Остаться в темнице, открыть глаза, увидеть эти стены, ощутить грузные оковы на лодыжках — вновь захлебнуться паникой от тесноты. Укрытие лишь одно — в мыслях.

Доводилось ли тебе бывать на настоящем море? Наверное, зрячий знал ответ.

Мысли ходят кругами, как узники в тюремном дворе. Какая ты идиотка, раз поверила пастору! Он с самого начала использовал тебя. Тупая курица! Теперь и крылья обрезаны. Ты в клетке, в цепях, как животное. Ты всегда была им. Просто инструмент, цепной зверь. Никто никогда не считался с тобой, не видел в тебе человека. Жалкий фамильяр! Все честно, ты и не человек. Тупица! Как можно было поверить, что хоть кто-то желает тебе добра! Они все лжецы!

Орфина вышвырнуло обратно в реальность, отбросило от вихря волной чистой энергии. Он врезался спиной в дверь и съехал по ней вниз. Всю камеру ровным слоем покрывала красная роса.

Существо перед ним билось в конвульсиях, мучительно обретая прежний вид. Из завихрений пурги свивались серебристые нити, обретали кровавый оттенок и соединялись в волокнистые пучки мышц. Те наматывались друг на друга, затягивались узлами, белея и твердея до состояния костей. Орфин не хотел смотреть на это, но не мог оторвать взгляда.

В голове затихало эхо подслушанных криков. Пронзительная обида и тоска медленно выветривались из сознания. Он понятия не имел, что сейчас произошло и почему это сработало.

Вой, исходящий от кровавого вихря, усиливался… пока гарпия, точно кукла, не рухнула на пол. Ее сотрясали то ли рыдания, то ли конвульсии.

Орфина тоже трясло, в ушах стоял звон. Он дважды попытался подняться на ноги, но локти и колени подкашивались, и он не мог достаточно оттолкнуться от пола. На третий раз наконец удалось.

Пошатываясь, как пьяный, Орфин подошел к девушке, опустился рядом с ней на колени и потеребил за плечо.

— Тис!.. Вставай!

Она металась в лихорадке и тихо постанывала. Сквозь полупрозрачную кожу проглядывало шевеление потоков пурги, которые заканчивали формировать тело. Словно сотни бабочек бились в стеклянной банке. Наконец это копошение стихло, кожа стала матовой и покрылась веснушками, окончательно вернув девушке привычный облик. Она открыла янтарные глаза и уставилась на Орфина.

— Ты что… кх… здесь…

Она поморщилась, сжала горло ладонью и несколько раз открыла рот, словно восстанавливая что-то в гортани.

— Ты можешь встать? — он протянул ей руку.

— Ты должен быть на дирижабле! — теперь голос ее прорезался.

— Тебе какое дело! Лучше скажи, как ты сюда угодила!

Тис долго молчала, глядя перед собой. Давно, в бытом, так делали некоторые его клиенты — погружались в себя, когда не могли подобрать слов. Черты ее лица обратились сейчас театральной маской горечи. Моргнув, Тис снова сфокусировала взгляд на Орфине.

— Ты изменился, зрячий.

— Что?

Он понял вдруг, что она вовсе не должна была его узнать. Бросил взгляд на свою одежду — снова пыльно-серое пальто, в котором он умер. Коснулся лица и нащупал его привычную худобу и горбинку носа. На миг его захлестнуло жаркой неловкостью, почти стыдом. Без маски он почувствовал себя обнаженным.

— В каком смысле изменился?

Ее глаза полыхнули желтым, как угольки.

— Ты теперь как шарж. Я бы посмеялась, но… Какого черта ты здесь? — она почти прорычала это, тихо и яростно.

Что за нелепый вопрос!

Орфин взял девчонку за локти, чтоб поднять на ноги, и они могли бы вместе убраться отсюда. Но когда он потянул ее вверх, зазвенели цепи, и он заметил железные кандалы на ее лодыжках и предплечьях.

Тис неотрывно смотрела на дверь и едва не скрипела зубами. Ее желваки то и дело напрягались под призрачной кожей.

Орфин оглядел оковы. Ни замков, ни стыков, словно металл отлили прямо на пленнице. Он потянул за одно из колец, но оно намертво вросло в кладку. У Тис вырвался булькающий смешок. Орфин поймал себя на искушении влепить ей пощечину. Он рисковал, добывая ключ, не для того, чтоб слушать ее сарказм.

— Я пытаюсь тебя спасти, Тисифона! Можно немного благодарности?

Она пронзительно посмотрела на него. Медленно, бренча звеньями, подняла кисть и коснулась его щеки. Железный обруч плотно облегал ее запястье, и кожа вокруг него была серым пергаментом. Холодными пальцами Тис изучающе погладила по скуле и губам. Прикосновения легкие, как ветер.

— А знаешь, мне нравится, — призналась она едва слышным выдохом. — Ты похож на голодного поэта.

Орфин отстранился, озадаченно глядя на нее.

— Но ведь я оставила тебя у фриков с лодками. Какого черта ты не улетел с ними?

— Может, потому, что ты сломала их дирижабль?

Тис замерла с обескураженным видом, и впервые на памяти Орфина краска ударила ей в лицо.

— А до этого, — продолжил наступление Орфин, — похитила их старшего инженера.

Она казалась потрясенной, но не спорила и не защищалась.

— Действительно — вот так возможность! Какая щедрость с твоей стороны!

— Прости…

Злость, охватившая Орфина, вдруг испарилась от ее внезапно ослабевшего голоса. Но разве можно ей верить?

— Если хочешь, чтоб простил, рассказывай начистоту! Зачем ты нападала на них? И как угодила сюда?

— Я… просто дура. Я поверила Лукрецию… А дирижабль — это Асфодель приказала сломать его, чтоб задержать их банду. Потому что среди них еще были зрячие, в отличие от некропилага.

— Ты опять переводишь на нее стрелки.

— Что? Это правда!

— Я видел, как ты убиваешь призраков, Тис. Среди кочевников тоже были жертвы. И не говори, что это приказ Асфодели. Ей в этом никакого проку!

— Я… вхожу в раж. Она знает!.. — начала Тис и умолкла, встретив ледяной взгляд. — Как мне убедить тебя, что она чудовище и тебе правда надо держаться от нее подальше?

— Мы можем поговорить не о ней? А о тебе.

— Я тоже чудовище. Почему ты вообще пришел за мной? Разве это не опасно? Чего ты на самом деле добиваешься? Я в толк не возьму!

— Я хочу вернуть свою подругу. Которая прячется где-то внутри тебя, — он жестом ткнул в центр ее груди.

— Но… что будет со мной?

«Не волнует», — подумал Орфин, но вслух сказал другое.

— Нужно как-то вытащить тебя из этих цепей. Ты ведь крепчая — можешь вырваться?

— У меня совсем нет мнемы, — тускло ответила она. — И потом, нам все равно никуда не деться с острова. Я… не смогу лететь.

— Есть способ убраться отсюда и без твоих крыльев.

На последнем слове она зажмурилась и, кажется, перестала дышать.

— Я… я думала, что они успеют починить его… что я помогла тебе, — ее лицо исказило рыдание. — У меня ничего больше… даже крыльев!.. Я просто… этой мыслью… пыталась…

— Тис, — он взял ее за плечи. — Ты помогла мне, правда. Встреча с кочевниками была для меня бесценна. Но сейчас ты должна помочь самой себе. Послушай, я видел, на что ты способна. Эти цепи для тебя все равно что бумажные. Тебе крепко досталось, я знаю. Но я верю в твое мужество. Пожалуйста, соберись с духом и хорошенько рванись на волю.

Гарпия лишь плотнее сжималась в комочек слёз.

Он хотел добавить «Тебя держат не цепи, а ты сама», но побоялся, что это прозвучит лживо и претенциозно.

— Пять минут назад на твоем месте было месиво из крови и пурги. Но ты ведь собралась воедино!

— Я не управляю этим, — едва слышно всхлипнула она.

— Ну так я тем более, — он натянуто улыбнулся, как бы намекая: больше некому.

В этот момент потолок над ними затрещал, как речной лед. Оба дернулись и вскинули головы. По золоченым трубам бежала сеть тонких разломов, точно по зеркалу. Из самых широких щелей выглядывали влажные красные ростки. Разбухая, они тянулись вниз крючковатыми щупальцами из жира и мышц. Сыпалась крошка прессованной пурги.

Орфин и Тисифона переглянулись с ужасом. В одно замершее мгновение оба поняли ответ на незаданный вопрос: пытку Тис прекратила Асфодель. Кто еще мог заставить побеги так стремительно расти? К тому же, именно она управляла плотью фамильяров. Должно быть, почувствовав астральное прикосновение зрячего, она переключилась с наказания гарпии на погоню за ним.

— Она здесь, — одними губами произнесла Тис.

Орфин заставил себя удерживать фокус внимания на побеге и не поднимать взгляд на завораживающе ужасные кровокорни. Подумать только: он испытал при их виде странную ностальгию! Многодневные блуждания по Чертогам показались на миг приятным и утешительным воспоминанием.

Но Тис по-звериному зарычала и яростно дернула цепи. Они бряцнули, но остались на месте. Орфин распахнул дверь, чтоб вместе бежать, как только она освободится. Но ей никак не удавалось. Звуки сделались почти невыносимыми — смесь рыданий, пронзительного клекота и хрипа под скрипучий звон цепей. От них сжималось сердце.

Неужели всё напрасно, и он не сумеет ей помочь?

С крошащегося потолка сыпался град из бетона и золотых обломков. Кровокорни доставали уже до середины темницы по высоте.

Холодный разум твердил, что обрушение потолка не убьет гарпию. Но Орфин не мог отвернуться от острой жалости. Чертовски томило под сердцем от мысли, что он не в силах помочь Тис.

Замерев в проходе, Орфин знал, что нужно бежать, но не мог бросить девушку.

Идея озарила его вспышкой. Он заметался взглядом, вспоминая формулировку и пытаясь мгновенно выбрать, от чего готов отказаться.

— Я передаю тебе память о… — произнес он скороговоркой. Фраза прозвучала до точки, но собственные слова тут же улетучились из памяти, оставив ноющую пустоту в груди и зыбкое покалывание на коже. Мысленное эхо померкло от лязга, с которым Тис разодрала разом четыре цепи. Она кинулась на Орфина, как бык на корриде, и вышибла его через дверной проем в коридор. В следующий миг с потолка в центр темницы обрушился массивный обломок трубы.

Орфин больно ударился спиной о стену. Тис крепко прижалась к нему, обхватила руками поясницу, уткнулась лбом в правое плечо и затряслась в рыданиях. Пораженный столь бурным проявлением чувств и все еще морщась от боли, Орфин замешкался, но затем тоже обнял ее одной рукой — положил ладонь между шрамов у лопаток. Жаль, он не мог сделать руку горячей. Он гладил ее по спине, приговаривая бессмысленные слова утешения.

Но вот новые трещины, кряхтя, рассекли потолок, и, вспомнив о времени, Орфин и Тис бросились прочь из подвала.