Память гарпии (СИ)

Забытое

2012

Могильщики сноровисто вытащили две доски из-под гроба и опустили его в прямоугольный красно-бурый провал — быстро и плавно. Парни знали свое дело. Один из них лопатой взрыхлил сырые комья, чтоб скорбящие могли посыпать гроб мягкой землицей. Орфин набрал влажную горсть и медленно раскрошил в могилу.

Он надеялся, что теперь, когда мама окончательно ушла, отцу станет лучше. Да, звучит бесчеловечно — находить плюсы в смерти собственной матери, но разве она не была все равно что мертва уже много лет? Разве остатки личности в ее мозге можно сравнить с женщиной, которую он помнил из детства? Ее увядание подкосило всю семью, но теперь они наконец простились, как должно, и им станет легче, ведь правда?

Отец согласился, кажется, на все излишества, которые предлагало похоронное агентство. Живые венки, отпевание, роскошный гроб. При всем том гостей, кроме родственников, не было, ведь последнюю дюжину лет мама провела в лечебницах, и прежние подруги давно забыли ее.

Младшую дочь на похороны не взяли, и теперь они стояли вокруг гроба вчетвером: Орфин, отец и пара престарелых родичей. Вдовец утирал слезы, остальные хранили траурное молчание.

Спустя несколько часов они собрались в отцовской квартире за небольшим столом. Орфин не был здесь уже года три, но, как и прежде, ему сделалось мучительно неуютно. Комнаты остались неизменными, только осточертелая коллекция сестры всё разрослась, как опухоль. Сама она, белокурая девица с тонкой шеей, глядела в одну точку на тарелке и беспокойно шевелила пальцами.

Вспоминали молодость мамы. Смотрели старые фотоальбомы, где она гуляет с детьми, смеется и корчит задорные гримасы. Орфин сам не понял, с чьих слов его вдруг прострелило скорбью. Он утратил мать много лет назад и вдоволь оплакал ее тогда. Но теперь все повторялось снова.

Он начал злиться на собственные чувства. И на нее — за то, что снова бросила. И на отца — за то, что превратил квартиру в склеп, и на сестру — за то, что как отражение похожа на маму и стала для всех ее заменой. Черт, какая же все это бессмыслица!

Он вышел подышать на балкон, заварил себе кружку сладкого кофе. От него, казалось, всегда становишься добрее. Это сработало, и удавка обиды отпустила.

Когда все разошлись, Орфин сочувственно заговорил с отцом. Тот выглядел точно призрак — серый, осунувшийся, с густым серебром в черных волосах.

— Теперь все будет иначе. Ты сможешь начать новую жизнь.

— Как ты можешь так говорить? Ее только сегодня положили в землю, а ты!..

— Пап… Я знаю, как тебе ее не хватает, но… по правде, она ведь давно уже была не с нами. Послушай, может, всё-таки встретишься с кем-то из моих коллег? Я договорюсь на скидку, или можешь пойти в любой другой центр. Просто, пожалуйста, не оставляй это как есть, пап. Сколько еще можно жить прошлым? Ты ведь еще молодой.

— Твоей маме мозгоправы не помогли, — сказал отец с упрёком, давним, как сама вечность. "Как ты мог пойти этим путем?" — спрашивали его глаза.

— Она повредилась рассудком, а у тебя затяжной стресс, — попытался объяснить Орфин, но, как всегда, это не удалось. — Просто дай терапии один шанс, пожалуйста. Ради Лины, — он кивнул на сестру. — Ей нужен здоровый отец, а не сломленный депрессией.

— Возможно, ей не помешал бы еще и брат.

Опять упреки. Орфин еле удержался от того, чтоб не закатить глаза.

— Ладно, я буду заглядывать чаще. Если ты последуешь моему совету.

Лицо отца приняло отрешенное выражение.

— Тебе самому же станет лучше, — продолжал настаивать Орфин. — Просто поговоришь с умным человеком о своих проблемах. Что в этом такого?

Отец вздохнул.

— Ну, запиши меня, хорошо.

Орфин слегка хлопнул его по плечу.

— Вот и правильно.

Он чудом уговорил Медеш взяться за его случай. Не прошло и месяца, как из угрюмого старика отец превратился в мужчину средних лет с мечтательной улыбкой — немного рассеянного и беспечного, но зато без этого его вечного надрыва. Лишь много позже Орфин узнал, что на самом деле вызвало такие перемены. Но исправить уже ничего не смог.