Память гарпии (СИ)

Глава 25. Эрос

«Всего живого ты первопричина»

Пока они плыли, Бытое успело утонуть в ночи и озариться сумрачным рассветом. Цветущие весенние дорожки Останкинского парка под розовыми облаками казались жестокой насмешкой над мертвецами. Весь мир продолжает жить, но не ты.

Наконец они добрались до места, но óстрова здесь не было. Лодку пришлось поднимать на пять этажей — она кряхтела и покачивалась, взлетая чуть выше с каждым толчком пара.

Сидя у рычага, раз за разом надавливая на него, Орфин смотрел в Бытое. Жилые квартиры сменяли друг друга, и беспечные люди в утренних заботах не подозревали о взгляде из-за завесы. Кто-то суетливо одевался, кто-то нежился в постели. Наблюдать и оставаться незамеченным давно стало привычным, как для врача просить пациента раздеться за ширмой. Будто смотришь авангардное реалити-шоу.

Наконец Орфин набрал нужную высоту. Это место… Шершавые обои, деревянный плинтус, отошедший в углу, дорогое зеркало и повисший над ним провод… Повороты коридора, скрип правой двери… Стоило оказаться здесь, и горько заныло под сердцем.

За небольшим столом задумчиво завтракала молодая женщина. Мужчина гораздо старше нее заваривал какао, наполняя кухню сладким ароматом. Ему за пятьдесят — высокий, тощий, со впалыми глазами и густым серебром в коротких черных волосах. Ей — около двадцати, но она анемично бледна и заторможена. Одета в длинную белую сорочку с кружевом, спутанные русые волосы почти касаются пола. Мужчина поставил две кружки, поцеловал девушку в макушку и сел рядом.

— Пей, дорогая.

— Ну, что здесь? — нетерпеливо спросила Тис.

Орфин не спешил отвечать. Он разглядывал квартиру и ее обитателей, пытаясь понять, почему это место вызывает в нем такое томление.

— Что ты чувствуешь? — тихо спросил он, прислушиваясь к собственным ощущениям. — Что-то особенное?

— Да… — прозвучало в ответ после паузы.

Он моргнул, переключаясь на Пургу. Вокруг снова воцарились серость и тишина. Маленький плот болтался посреди пустоты, с кровавым древом и бескрылой гарпией на борту. Тис выглядела болезненно взволнованной, теребила кудри и лихорадочно оглядывалась.

— Так что здесь? — повторила она, заметив, что он сфокусировал на ней взгляд.

— Давай, я попытаюсь показать тебе.

Он мягко взял ее руку. Чуть сжал пальцы, тонкие и твердые, как косточки, и заглянул в золотые глаза. Чтобы вместе проникнуть в Бытое, они должны доверять друг другу. На короткое время стать почти что единым целым.

Он никогда не понимал Риту до конца — даже при жизни, когда никто еще не превращался в чудовищных птиц. Банально, но, должно быть, эта загадка его и заворожила.

Закрыл глаза и мысленно потянул ее за собой.

Но расслабиться рядом с ней не удавалось. Ее холодные пальцы казались частью каменного изваяния, которое не сдвинуть с места. И оттого все попытки становились тщетными. Он невесело рассмеялся от постельной аналогии, внезапно пришедшей на ум: так долго организовывал встречу с любовницей, а теперь устал и переволновался, и дальше поцелуев дело не идет.

Ее пальцы дрогнули, но Орфин удержал их. Он пристально посмотрел в ее радужки, в эти искры и пятна на солнце. Тисифона нервно усмехнулась.

Вдруг, будто читая его мысли, она прильнула и уткнулась лбом ему в ключицы. Ее руки мягко заскользили вверх от его кистей к локтям и плечам. Пальцы всё равно что сухие прутья, но их прикосновения так старались быть нежными, что Орфин склонил голову и коснулся губами ее волос.

Эти безмолвные мгновения наполняли его скорбью. Он и Тис, они могут изображать что угодно, хоть устроить оргию — это всё равно будет лишь бледной имитацией. Настоящая близость возможна лишь в мире живых.

— У меня сложно с такими разговорами, — тихо сказала Тис, приподняв голову, так что их лица оказались напротив друг друга. — Но… я просто хочу чтоб ты знал, как я ценю твою заботу. Тебя. Ты единственный, кому не плевать на меня.

Орфин вдруг понял, что она говорит всё это осознанно, чтоб настроить синергию. Она ведь давно в Пурге и, конечно, в курсе, как это делается.

— И… — продолжила Тис, облизнув губы, — ты тоже стал мне дорог. Прости, что я была с тобой жестока. Мне очень, очень жаль. И я не хочу, чтоб с тобой случилось что-то плохое… Прости за всё, что я…

Он прервал ее поцелуем. Такие холодные и гладкие губы не могли принадлежать живой женщине, но и сам он не живой мужчина. Тис сперва вздрогнула, но быстро ответила на ласку. Ее движения были одновременно нежными и порывистыми, словно она с трудом сдерживала природную свирепость.

Прикосновения разлились по губам истомой. Орфину от души захотелось увлечь Тис за собой, подарить ей секунды жизни, насытить запахами и красками, которыми пышет Бытое. Это желание оказалось сильнее любого недоверия.

Зыбкая пленка, отделявшая Пургу от Бытого, поддалась и расступилась, пропуская их обоих в мир живых. Переплетя пальцы с Тис, Орфин отстранился от ее рта и приоткрыл глаза. Девушка казалась мерцающим привидением посреди кухни, свет ламп ложился на нее рассветом и играл на прозрачных волосах. Лицо будто опрыснули золотой пыльцой, была видна лишь россыпь сияющих крапинок. Точно созвездие, по точкам которого ты угадываешь рисунок.

Тис ошеломленно оглядывалась по сторонам. Орфин же боялся пошевелиться, чтоб не спугнуть ее фантом, не нарушить их хрупкую синергию. Он загляделся на ее призрачный облик, удивительно светлый, будто не было ни когтей, ни разодранных душ.

Тис смотрела на живых с настороженным недоумением. Они успели допить какао, и теперь мужчина со странным упоением расчесывал пушистые волосы девушки.

— Что это… значит? — спросила Тис с тихим трепетом.

— Я думал, ты мне скажешь.

— Я ничего не помню, — повторила она привычные слова.

Орфин нахмурился.

— Но это место… — он снова окинул взглядом кухню и коридор. Каждая потертость на обоях, каждый круг света от люстр звенели и пульсировали для него. — Что ты чувствуешь? — вновь спросил он.

Тис сглотнула и закусила губу. Ее глаза замерцали ярче.

— Всё. Ничего. Я не знаю. Слишком много… — она снова заметалась взглядом вокруг. — Это… так ярко. Как будто меня слепит и зажигает. Как полет! Давай посмотрим еще!

Она потянула его в коридор, но Орфин удержал ее.

— Лодка, древо, помнишь? Мы не можем тут так просто гулять. Для этого нужно плыть вместе с лодкой. Не сходи пока с места, хорошо?

Тис неохотно кивнула.

— Ты всякий раз видишь всё вот так, когда подглядываешь?

Он кивнул и добавил:

— Но это место правда особенное. Наверное… мы оба были здесь, — предположил он. — Пожалуйста, постарайся вспомнить.

— Как?

— Попробуй коснуться чего-нибудь.

Тис провела рукой по стене, но это явно не вызвало озарения.

— Неужели тебе совсем неинтересно? Это ведь твое прошлое. Твое настоящее «я».

— Вот эти люди — мое прошлое?

— Думаю, да.

Она нахмурилась.

— Но кто они мне?

— Не знаю. Может, это твой… отец?

— Отец? Разве он похож на меня?

Похож он не был. Единственное сходство — темные волосы, но совершенно разная форма лица. Глядя на этих двух людей, ни за что не подумаешь, что они родственники. Эта мысль расстроила Орфина. Он понял вдруг, что гонит прочь другое предположение.

— Ладно… попробуй коснуться его, — менее охотно предложил он.

Тис провела ладонью по волосам мужчины, и они чуть сдвинулись. Живой остался безразличен к бесплотному дуновению, но Орфина оно поразило. Вместе с Тис они могут по-настоящему влиять на Бытое, а не только смотреть! Изумленный, он с надеждой ждал, что Тис охватит озарение и она воскликнет что-нибудь. Но на ее золотистом лице сохранялось прежнее настороженное выражение.

Наконец Орфин сдался:

— Как думаешь, он может быть твоим вдовцом?

— Этот старик?

Она чуть дернула губой, но серьезно всмотрелась в лицо мужчины.

— Ну… он довольно породистый, да?

Орфин поперхнулся, и Тис усмехнулась, покосившись на него.

— А что? — она пожала плечами. — Может, и мог, не знаю. Но похоже, не особо-то мы друг друга любили, а? Быстро он нашел замену!

— Ты перешла почти три года назад.

— Мало ли. Может, он и при жизни мне изменял?

Ее глаза недобро блеснули. Орфин вспомнил слова Набата о том, каких дел крепчий может натворить в синергии со зрячим — стать настоящим полтергейстом. Не стоит пускать ее дальше в Бытое. Он почти разорвал контакт с ее кожей. Но если отступиться сейчас — это будет означать, что все напрасно. Быть может, именно эмоции пробьют брешь в заслонках ее памяти? Пусть даже это будут ревность и гнев. Странно было бы ждать от Тис светлых чувств, не так ли?

«Я успею остановить ее, если она подойдет к черте», — подумал он, но сам себе не поверил.

Кончики пальцев лишь самым краем касались ее локтя, и по ним бегали невидимые искры. Но стоило принять решение, и его ладонь скользнула вниз по девичьей руке и сомкнулась в замок с пальцами Тис, жесткими, как когти.

— Делай, что считаешь нужным, — сказал он. — Но постарайся вспомнить.

Тис подняла на него взгляд, удивленный и взбудораженный. Она осмотрелась с коварным прищуром, подняла руку и запустила пальцы в лампу под потолком. Та замерцала, и Орфин ощутил энергию, которая проходила сквозь него в мир живых. Он сам потянулся к столу и резко провел рукой сквозь вилку, как будто ударил. Та слегка зазвенела по столешнице.

Живой мужчина лишь безразлично покосился на странности и продолжил разделять гребнем светлые пряди. Зато глаза девушки потрясенно распахнулись, когда призраки начали вмешиваться в Бытое.

Тогда Тис взялась за ее волосы и принялась их электризовать и путать. Одни пряди застревали в расческе, другие, распушившись, взлетали к потолку.

— Я… сама… давай? — попыталась освободиться девушка, но мужчина продолжал бороться с ее шевелюрой.

Орфин усмехнулся. С каждой минутой его всё больше наполнял ребяческий задор. Вторя Тис, он тоже зацепил рукой лампу и заставил ее искрить, пользуясь пульсирующей энергией гарпии.

На мгновение он увидел самого себя мальчишкой лет десяти. Он принес в спичечном коробке пойманных пауков и многоножек, и теперь пускает их за шиворот другому парнишке, а тот вопит и пытается сбежать. Странный образ тут же развеялся, оставив терпкий привкус ностальгии.

— Просто скачки электричества, — успокаивал девушку мужчина.

Наконец он отложил расческу, помог девушке встать и повел ее по длинному коридору. Призраки последовали за живыми. Для этого Орфину пришлось нащупать в Пурге штурвал и встать вплотную к борту. Так он мог оставаться в Бытом, не рискуя случайно задеть рукой древо, захватившее центр плота. Чтоб перемещаться вместе с Тис по квартире, нужно было поворачивать штурвал на ощупь и тянуть небольшой поршень, придавая лодке толчок скорости.

Спальня, куда вошли живые, наполнила уши тиканьем сотни часов, и Орфин невольно отпрянул, едва не потеряв контакт с Тис. Внутри него самого как будто щелкнул механизм со стрелками-иглами и обратным отсчетом. На каждом скачке секунд его кололо странным беспричинным гневом. Он остановил лодку и уставился на дьявольскую коллекцию. На стенах и полках, на столе и в изголовье кровати — всюду шептались шестеренки. Циферблаты, как бездушные лица, смотрели на Орфина. Он тихо выругался. Верстак у окна был заставлен отдельными деталями часовых механизмов и инструментами. Всё разложено симметрично и аккуратно. Кроме того там стояла пара аптекарских пузырьков с маслянистой красной жидкостью, один почти пустой.

Живой мужчина усадил девушку в кресло, поцеловал в висок и коснулся ее щеки.

— Какая же ты у меня красавица. Папе пора на работу. До вечера, милая.

Он вышел из комнаты.

Тис выразительно посмотрела на Орфина, но он совсем потерялся в стрекоте часов. Оскалившись, он в ярости махнул кулаком сквозь одни из них, и часы забили раньше времени, хрипло звеня. Живая девушка затравленно посмотрела на них, и он опомнился.

— Всё хорошо? — настороженно спросила Тис. — Ты слышал, что он сказал? «Папа»? Я даже не знаю, что хуже! Орфин, ты точно в порядке?

— Да-да.

Вдруг голос подала живая.

— Зд-десь кто-то есть? — спросила она, нервно приглаживая наэлектризованные волосы.

Орфин и Тис переглянулись.

— Еще как! — эти слова Тис протолкнула за завесу, и они раздались в Бытом хрустким шуршанием, как потрескивание граммофона. Их энергия еще десяток секунд гулко и приятно звенела в Орфине.

Девушка взвизгнула, но тут же зажала рот ладонью. Ее светло-голубые глаза стали как серебряные монеты. Тис продолжила с нажимом и иронией:

— А ты у нас пай-девочка, да? Папочка в тебе души не чает?

Из глаз живой вдруг покатились слезы, и она закусила собственные костяшки пальцев. Она потянулась к пузырьку с красной жидкостью.

— Не смей! — рявкнул Орфин. Его голос разнесся треском и хрипом — так же, как слова Тис.

Девушка вздрогнула.

— Андрей?.. — спросила она со всхлипом. — Это ты?

Тис покосилась на Орфина. Тот повел плечом.

— Вспоминается что-нибудь?

— Да сколько можно спрашивать? Я понятия не имею, кто эти люди. Но творится у них что-то явно нездоровое, да?

Орфин потер лоб и кивнул. Он совсем перестал понимать, почему они с Тис оказались здесь. Возможно, это место манило ее не прошлым, а энергетикой? Может, эмоции живой девушки резонируют с ее собственными? Но они ведь совсем не похожи…

— Хочешь вмешаться?

Тис сощурилась, уголок ее губ пополз наверх.

— Накажем твоего папочку? Пусть не позволяет себе лишнего!

— Что? — живая вскинула заплаканное лицо и стала озираться. — Нет!

— Разве так ведут себя отцы? — с нажимом спросил Орфин.

— Он… он любит меня. Ты же знаешь! Он просто… хочет видеть во мне маму. Но нет, ты не думай! Он не позволяет себе… лишнего, он не извращенец. Как ты можешь так думать?

— Так тебе всё нравится?

— Всё?.. Нет. Но… я не могу быть такой же свободной и взрослой, как ты! Я никогда не смогу сказать ему «нет».

У него мурашки побежали по коже.

— Почему? — резко вмешалась Тис. — Что тебя держит?

— Я… не смогу. Я ни на что не гожусь.

Девушка всхлипнула и продолжила с горькой обидой.

— Почему ты не забрал меня отсюда? Тогда, раньше, когда я еще могла бы научиться жить! Ты пропал, бросил нас, а потом… вовсе умер. Как ты мог?! Ты всегда был самым живым из нас! Это я как в могиле, а ты должен жить!

— И я жил, — осторожно ответил Орфин. — Теперь твоя очередь.

— Андрей, это правда ты?

— Да, — соврал он, надеясь, что она не станет его проверять. — Прости, что пришел так поздно.

Тис продолжила за него, ведь для беспечной их голоса ничем не отличались. Она понятия не имела, что говорит с двумя призраками, а не одним.

— Хватит сидеть в этой клетке из часов. Кто такое придумал? Ты ведь не рабыня постоянно их перебирать!

— Но… мне нравится мастерить их… я всегда это делала, ты же знаешь…

Зря Тис напомнила про часы — Орфина снова разъело необъяснимой ненавистью к ним. Он толкнул несколько, беспорядочно переводя стрелки и сбивая шестерёнки внутри корпусов. Маятники зашатались, на одном из циферблатов стрелки стали вращаться в обратную сторону, а небольшие деревянные часы вовсе сорвались с крючка и разлетелись, ударившись об пол.

Девушка снова взвизгнула. Она оторопело смотрела на разбитые механизмы и беззвучно шевелила губами.

Орфин сжал зубы. Он не понимал, почему часы пробуждают в нем такую ярость. Что-то забытое и болезненное выплескивалось из разрушенных глубин памяти. Нужно попросить прощения у живой за этот припадок, но она вдруг подошла к стене, сорвала с нее другие часы, побольше, и швырнула их в другой край комнаты. Короткий истеричный хохот вырвался из ее горла.

Тис издала одобрительный клич.

— Так их!

— Может, — пробормотала девушка, — может, ты и прав. Иногда думаю: боже, как же они мне надоели! — с этими словами она разбила еще одни часы.

В восхитительном безумии они принялись все втроем крушить часовую коллекцию, и это наполнило Орфина упоительным восторгом.

Живая схватила с верстака массивные ножницы, оттянула свои длиннющие волосы и принялась отстригать их, хотя лезвия застревали в прядях.

— Другое дело! — подбодрила ее Тис. — Тебе идет!

Энергия страсти и свободы переполняла комнату. Орфин притянул гарпию за талию и закружил. Он почувствовал себя пьяным и умопомрачительно свободным. А Тис — хоть ни черта не вспомнила, но дико наслаждалась процессом. Пускай она не могла заполучить свободу себе, но сумела подтолкнуть к ней эту девушку, и оттого ликовала.

«Ну и ладно, — подумал Орфин. — Может, это главнее. Пусть к ней не вернулись конкретные воспоминания, но вот же она — Рита. Ее пылкая своенравность и ее щедрость. Чего еще желать».

Энергия текла по переплетенным пальцам, сливая две души воедино. Он упивался ее восторгом, как своим. Почти таял в ней, теряя идентичность, и знал, что она так же тает в нем. От полноты чувств он начал напевать — они танцевали в такт, насколько позволяла тесная лодчонка. Воздух вибрировал от эмоций, и лампы в комнате мерцали сами собой.

Он обнимал ее всё крепче, пропуская через себя в Бытое, проникаясь ее вибрирующей энергией. Ноги дрожали от изнеможения, и стоило бы взять перерыв, но он не хотел прерывать этот момент. Рискнул назвать ее тем самым именем.

— Я скучал по тебе, Рита.

Она на миг сбилась с ритма, и танец прервался. Они просто стояли обнявшись.

— Ты так и не рассказал, что между нами было, — тихо сказала она.

— Теперь я и сам могу только гадать.

Он опустил голову ей на плечо, уткнулся носом в ухо.

— Я надеялся, что ты вспомнишь и расскажешь мне, — добавил он шепотом.

Она вкрадчиво повернула голову, потянулась к Орфину, и он снова поцеловал ее — долго и чувственно. В этот раз губы покалывало, как шампанским, и жар разливался по призрачным телам. Оторвавшись на миг, Орфин вдруг заметил вокруг Риты светящуюся паутину. Белые нити стяжками покрывали ее кожу и разгорались всё ярче с каждой секундой. Рита стала похожа на тряпичную куклу, которую ремонтировали столько раз, что швы расчертили ее, как белесые шрамы.

Несколько светящихся нитей тянулись вдаль, в темноту, делая из гарпии подобие марионетки.

Рита ничего не замечала, ее взгляд был затуманен вожделением. Она снова притянула Орфина к себе, и прикосновение к нитям обожгло его слабым электричеством.

Путы на шее Риты запульсировали серебром. Они становились плотнее и толще, и небольшие искры метались по ним, как по проводам. Они прилетали издали и носились вокруг Риты. Сама того не осознавая, она аккумулировала энергию. Интуиция подсказала Орфину, что этому не нужно мешать. Он чувствовал своего рода озарение. Тис волей-неволей льнет сейчас к воспоминаньям, тянет их к себе — и вот они стекаются и кружат вокруг нее сонмом. Осталось только найти способ их впустить.

Всё это казалось абсурдным символизмом с точки зрения Бытого, но именно так работала Пурга. Воспоминания — это чистая энергия, единственное, что действительно существует после смерти.