Песни трубадуров

Столь куртуазный тон возьму,[265]

Чтоб песней двинуть разговор,

Что краше прежних в ней узор

Проявится; а почему?

Императрицу взяв саму

За образец,[266] учтивых фраз

Ее приказ

Я чту, как некий высший глас:

Коль петь звучней,

Искусней, сладостней, нежней

Велит столь славной Дамы власть,

Могу ль в глазах ее упасть?

Лжецов презреньем окружу:[267]

Господь, будь на расправу скор

И выстави их на позор,

Поскольку та, кому служу,

Считает, будто я держу

Другую Даму про запас,

И гонит с глаз

Меня, а клевету пролаз

Пойди развей:

Уж пойман, кажется, злодей

С поличным — нет, в кусты вдруг шасть.

Я гибну — можно ль их не клясть?

Все ж я приязнь ее верну:

Во лжи всегда есть перебор,

И правда, ей наперекор,

Всплывет, а ложь пойдет ко дну;

Она, поняв свою вину,

Поверит, что правдив рассказ

И без прикрас,

Что предан я не напоказ,

Душою всей,

Притом, что норовит верней

Рассудок душу обокрасть,

Чтоб тешиться любовью всласть.

Коль Милосердья не найду

Я в ней, как быть? Покинуть двор?

Нет, ибо я с недавних пор

Стал в этом прозревать аду

Усладу чаще, чем беду,

Под светом столь прекрасных глаз;

Тем злей потряс

Меня безжалостный отказ,

Что с давних дней

С мольбой я обращался к ней;

На что хулу, не знаю, класть:

И созерцанье — ад, и страсть.

Смогу ль, как вор уйдя во тьму,

Любить, встречая лишь отпор?

Да, ибо лучезарный взор,

Став стражем сердцу моему,

И тело заточил в тюрьму;

Но хоть огонь надежд угас,

Я искру спас;

Сдержу в узде на этот раз

Напор страстей —

Бывает нить любви прочней,

Коли ее с терпеньем прясть,

А силой не смирить напасть.

Магнит,[268] нет радости сильней,

Как в том искать благую часть,

Чтоб из-за Дамы мертвым пасть.

Не знающее препон[269]

Желанье душу томит,

Надежды же скорбен вид,

Столь высоко вознесен

Желанный предмет;

Но разум ставит запрет

Отчаянью — что ж, силен

И тот, и этот резон:

Питать я не стал

Надежд, но духом не пал.

Зачем дух ввысь устремлен,

Если его тяготит

Рожденный робостью стыд:

Стать может дерзкий разгон

Источником бед;

Но я утешен, нашед,

Что куртуазный уклон,

Которым я вдохновлен,

Затем ей пристал,

Чтоб вновь я радость сыскал.

Вот сердцем стал убежден —

И правдой обман глядит,

С усладой коварной слит;

Но верности строг закон:

Лишь давши обет,

Можно добиться побед;

Я буду вознагражден,

Только б теперь был прощен

Чувств нежных накал,

Коими к вам я пылал.

Видно, мой разум сражен

Желаньем: я с толку сбит

И взором, в котором скрыт

Обман, мгновенно пленен;

Любовью задет,

Я не заметил примет

Того, что уже влюблен:

Я был считать обречен,

Пока не устал,

Уколы сладостных жал.

Неправо я обвинен,

Ибо мне мысль претит,

Что поводом для обид

Мог быть куртуазный тон:

Любви ли во вред

Чрезмерный любовный бред?

Хотя я со всех сторон

Прав в том, за что осужден,

Но ваших похвал,

Увы, я напрасно ждал.

Когда вместо пенья стон

Звучит — пусть песня молчит:

Может, отказ облегчит

Столь тягостный мне урон

Теперь, когда нет

Императрицы,[270] чей свет

Юностью в высях зажжен;

Не опустей ее трон,

Давно уж провал

Ждал бы глупцов-прилипал.

Вкушу ль я сладость бесед

С самой прелестной из жен

Иль счастья буду лишен?

Так вас я желал,

Что стал от желанья шал.

О убыли тех времен

Все дни я вздыхал

И ныне в бессилье впал.

Как те, кто горем сражен,[271]

К жестокой боли хранят

Бесчувствие, рот их сжат,

Исторгнуть не в силах стон, —

Так я безгласен стою,

Хоть слезы мне сердце жгут,

И скорби этих минут

Еще не осознаю:

Эн Барраль мой могилой взят!

Что ни сделай, все невпопад

Будет — слез потому не лью.

Рассудок ли поврежден,

Чары ли сердце томят,

Но только найду навряд

Равных ему, ибо он

Втягивал в сферу свою

Честь, спрятанную под спуд,

Словно магнит — сталь из груд

Хлама: и вот вопию

Я о том, что похищен клад

Доблести той, с коею в ряд

Мы ставить не смеем ничью.

Тот нищ, кто до сих времен

В любви его был богат;

Всех смертных овеял хлад,

Когда он был погребен:

О, скольких я отпою —

Весь, весь с ним погибший люд

Многие ныне соткут

Траурную кисею.

Взял верх над великим и над

Малым он, в сонм благих прият,

Величье придав бытию.

Как верный найти мне тон,

Сеньор, коль в сердце разлад?

В вас был источник отрад,

Свой восполнявший урон

Тотчас, подобно ручью,

Чьи тем обильней текут

Воды, чем больше их льют;

Кто вашу не пил струю!

Но бог вас берег от утрат,

Так что всякий ваш дар — назад

Возвращаем был десятью.

Того, кто ввысь вознесен,

Здесь ждет, о горе, распад:

Цветок, лия аромат

Сладчайший, был обречен

Смертельному лезвею;

Пусть видят в том божий суд

Все, что по миру бредут,

Как странник в чужом краю;

Позор и забвенье грозят

Тем, кто путь свершал наугад,

Не ища Его колею.

Господь, чтобы был лишен

Навеки победы ад,

Ты сам на кресте распят,

Зато грешный род спасен;

Яви же милость твою

Ему, как являл и тут,

И дай средь святых приют;

О Дева, молитву чью

Как высшей мы ждем из наград,

Попроси за достойных чад

У Сына, чтоб быть им в раю.

Сеньор, пусть я и пою,

Когда грудь слезы мне жгут,

Но скорби прилив так лют,

Что первенство отдаю

Трубадурам, чей выше лад,

Хоть в сердце хвалу вам, стократ

Высшую, чем они, таю.

Отныне не вижу, что[272]

Могло помешать бы нам

Прийти с мольбой в божий храм,

Прося нам помочь того,

Кто ныне поруган сам:

Враг его Гроба Святого лишил,[273]

Стала Испания долом могил —

Время пустых отговорок прошло:

Здесь никого еще шквал не топил.

Чем еще может он нас упрекнуть?

Разве что снова свершит крестный путь.

Отдав нам себя всего,

Он принял муки и срам,

И было нашим грехам

Так искупленье дано;

Кто жизни желает там,

Пусть не жалеет для господа сил

Здесь, ибо смертью он жизнь возвратил;

Смерти из нас не избегнет никто —

Горе тому, кто страх божий забыл!

В жизни едва мы успеем мелькнуть,

Как предстоит нам навеки уснуть.

Люди о том, что темно,

Судят, подобно слепцам:

Хоть тело — лишь смертный хлам,

Всю жизнь они все равно

Хотят угодить телам,

Души же губят; спасительный пыл,

Их охранявший от смерти, остыл;

Был бы я горд, если 6 хоть одного

К действию словом своим побудил:

Хватит про бедность волынку тянуть,

Каждый оденет пусть панцирем грудь!

Пусть будет сердце его

Годно к великим делам!

Король Арагонский, вам

Бог вверил заботу о

Том, чтоб внушить храбрецам,

Что вы — их броня, что крепок их тыл;

Если бы делу король изменил,

Он причинил бы и господу зло;

Тем же, кто верно ему послужил,

Здесь иль на небе сторицей вернуть

Может он все — воздаянья в том суть.

Король Кастильский давно[274]

Не должен верить глупцам,

Его хранящим от ям,

Ибо идти нелегко

Всем по господним путям:

Кто с ним заодно, кто богу вручил

Жизнь беззаветно, лишь тот ему мил,

Всякое дело без бога — ничто,

Любит он тех, кто его возлюбил,

Спесь перед богом не знатна ничуть,

К славе ведет не гордыня отнюдь.

Жизни высокой не знав, не добыл

Чести безумец, поскольку мостил

Тленом дорогу: чтоб нам повезло,

Строить прочнее должны мы настил;

Блага добившись, никто не забудь

Благодареньем Творца помянуть.

Славный Магнит,[275] вас господь отличил —

Срок, чтоб к нему вы пришли, он продлил:

Ваше спасенье — его торжество;

Гибельно плыть без руля и ветрил,

Богу легко нас заставить свернуть:

Ждет он, чтоб сами мы выбрали путь.