Песни трубадуров

Сложу стихи я ни о чем,[5]

Ни о себе, ни о другом,

Ни об учтивом, ни о том,

На что все падки:

Я их начну сквозь сон, верхом,

Взяв ритм лошадки.

Не знаю, под какой звездой

Рожден: ни добрый я, ни злой,

Ни всех любимец, ни изгой,

Но все в зачатке;

Я феей одарен ночной

В глухом распадке.

Не знаю, бодрствовал иль спал

Сейчас я, — кто бы мне сказал?

А что припадочным не стал,

Так все припадки

Смешней — свидетель Марциал![6] —

С мышонком схватки.

Я болен, чую смертный хлад,

Чем болен, мне не говорят,

Врача ищу я наугад,

Все их ухватки —

Вздор, коль меня не защитят

От лихорадки.

С подругой крепок наш союз,

Хоть я ее не видел, плюс

У нас с ней, в общем, разный вкус

Я не в упадке:

Бегут нормандец и француз[7]

Во все лопатки.

Ее не видел я в глаза

И хоть не против, но не за,

Пусть я не смыслю ни аза,

Но все в порядке

У той лишь, чья нежна краса

И речи сладки.

Стихи готовы — спрохвала

Другому сдам свои дела:

В Анжу пусть мчится как стрела

Он без оглядки,

Но прежде вынет из чехла

Ключ для разгадки.

Нежен новый сезон: кругом[8]

Зеленеет лес, на своем

Языке слагает стихи

Всяк певец в листве, как ни мал;

Все проводят в веселье дни,

Человек же — всех больше шал.

Но оттуда, куда влеком,

Нет посланца с тайным письмом —

Ни взыграй душой, ни усни;

Та ль она, какую желал,

Не узнав, останусь в тени;

Прав ли я, пусть решит финал.

Беспокойной нашей любви

Ветвь боярышника сродни;

Нет листочка, чтоб не дрожал

Под холодным ночным дождем,

Но рассвет разольется ал —

И вся зелень вспыхнет огнем.

Так, однажды, в лучах зари

Мы, закончить войну смогли,

И великий дар меня ждал:

Дав кольцо, пустила в свой дом;

Жизнь продли мне бог, я б держал

Руки лишь под ее плащом.

Мы с Соседом Милым близки,[9]

А что разные языки —

Ничего: я такой избрал,

Что на нем речь льется ручьем;

О любви пусть кричит бахвал,

Мы ж разрежем кусок ножом.

Про то стихи сейчас сложу,[10]

Про то спою, о чем тужу;

Любви я больше не служу —

Знай, Пуату и Лимузен.

В изгнанье отправляюсь я,

Тревог и страха не тая:

Война идет в мои края,

Лишенья сына ждут и плен.

Горька разлука с домом мне,

Мое именье Пуатье

Отдам Фольконовой семье,[11]

Мой милый сын — его кузен.

Но, знаю, будет побежден

Гасконцем иль Анжуйцем он,

Коль не поможет ни Фолькон,

Ни тот, кто выделил мне лен.[12]

Быть должен смел он и суров,

Когда покину я свой кров,

Но слаб он, юн и не готов

Жить средь насилья и измен.

Гнев на меня, мой друг, отринь!

И ты, Христос, прости! Аминь.

Смешав романский и латынь,

В моленье не встаю с колен.

Я Радость знал, любил я Бой,

Но — с Ними разлучен судьбой —

Взыскуя мира, пред Тобой,

Как грешник, я стою согбен.

Я весельчак был и не трус,

Но, с богом заключив союз,

Хочу тяжелый сбросить груз

В преддверье близких перемен.

Все оставляю, что любил:

Всю гордость рыцарства, весь пыл

Да буду господу я мил,

Все остальное — только тлен.

Но вспомните, когда умру,

Друзья, на траурном пиру

То, как я весел был в миру —

Вдали, вблизи, средь этих стен.

Скитальца плащ с собой беру

Собольей мантии взамен.[13]