ГАВАУДАН[406]

Пастурель, за пением которой трубадур узнает в пастушке свою прежнюю подругу

Ранним утром третьего дня[407]

С гребня холма спускаясь в лог,

Под боярышником увидел я

В тот миг, когда заалел восток,

Девушку, чей облик и взор

Другую мне напоминали

И так приветственно сияли,

Что я поскакал во весь опор.

Исполнившись радости, с коня

Тотчас спрыгнул я на песок;

За руку дева взяла меня,

Я рядом с ней в тень липы лег;

Она не вступала в разговор:

Еще я сомневался, та ли,

Но вдруг меня поцеловали

Ее уста, разрешив наш спор.

Я словно заснул, но, щекоча,

Кудри моих коснулись щек.

— Красавица, знать, в эти края

Вас вел, чтоб встретились мы, сам бог?

— Да, сеньор, Он на милость скор,

И все пошло бы, как вначале,

Когда б, как я, вы пожелали

Того, что все мне ставят в укор.

— Подруга, я предвижу, что зря

Было б судьбе бросать упрек,

Ибо, лаской меня даря,

Знайте, что мой жребий жесток:

Что прежде дал, то отнял Амор,

Не знаю я, какие дали

Приютом милой нынче стали,

Столь похититель ее хитер.

— Сеньор, я ночь провожу, скорбя,

Так что мне понятен ваш слог:

Вас не видя подле себя,

Лишилась сна я на долгий срок,

И все ж разлучника ждет позор:

Его усилья зря пропали,

Ведь мы друг друга повстречали

Его стараньям наперекор.

— Подруга, светла судьба моя.

Бог мне вашу дружбу сберег,

Радостью комнат полны поля,

И нашей радости в том залог.

Все удается нам с этих пор,

И мы горды, что не попали

В служенье рабское к печали,

И кончен мой с Амором раздор.

— Сеньор, Дамой Евой уговор

Нарушен был, но те едва ли

Умны, что ей за то пеняли,

И мне смешны все, что мелют вздор.

Песня об обреченности тех, кто низок душой

В самый короткий день в году[408]

Знакам небес внять мы должны:

Солнце словно спит на ходу,

Не добрав своей вышины,

Твердь будто оцепенела,

Безмолвие в звездном хоре, —

Началу худого дела[409]

Пора положить предел.

Оправданий я не найду

Спеси тех, кто лелеет сны,[410]

Что на графа надеть узду[411]

Им удастся и без войны;

На шатком мосту умело

Справится с радостью горе.

Вам надо — хоть сами белы,[412]

Чтоб мир был ал, а не бел.[413]

К ратному граф привык труду,

Будете им побеждены.

Золото себе на беду

Тратя, вы лишились казны:

Безумье лжецу велело

Душу держать на запоре;

В ком сердце цело, пусть тело

Разбито, — и сам тот цел.

Кавалеры, я заведу

Речь о том, что вы знать должны:

Роланд за ничтожную мзду

Продан[414] — все вы обречены:

Граф, чьей душой овладела

Доблесть, так сделает вскоре,

Чтоб, сев на скамью несмело,

Никто встать с нее не смел.

Кто трудится в дряхлом саду,

Затем лишь цветущем с весны,

Чтоб вызреть такому плоду,

Как Марсий,[415] — не больно умны,

В ком мысль об измене зрела,

Дни будет влачить в позоре:

Рабство под видом раздела —

Что за презренный удел!

Боже, милости твоей жду.

Ныне те, чьи сердца полны

Были доблести, не в ходу,

Низкие же вознесены,

Но время упасть приспело

В грязь с моста — вы с богом в ссоре:

Нельзя спасать от расстрела

Стоящих под градом стрел.

Будь проклят, кто их жалел!

Загрузка...