Песни трубадуров

Сладостно-злая[417]

Грусть, что Амор мне дал,

Жжет, заставляя

Песней унять накал

Страсти: пылая,

Я б вас в объятьях сжал,

Но, столь желая,

Я вас лишь созерцал.

Что ж, я в ваших руках;

Видя гневный их взмах,

Превращаюсь я в прах,

Так как верен обету;

К вам стремлюсь, будто к свету,

Я, блуждая впотьмах;

Вас я славлю в стихах.

Пусть, гнев являя,

Амор вас охранял,

Премного зла я

Из-за него приял,

Радость былая

Ушла, я грустен, шал:

Любви желая,

От ее плачу жал.

От любви я исчах,

С вами я нежен в снах,

Наяву ж — не в ладах,

Напоказ всему свету.

За какую монету

Вы мой примете страх?

Ибо я вновь в бегах.

Эскиз к портрету

Я набросать хотел:

Улыбку эту,

Стан, что строен и бел.

Когда б воспету

Мной, как воспеть я смел

Вас, быть завету

С богом — в раю б я пел!

Вам я служить готов

Ради десятка слов;

Мне дареных платков

Не храню, не ищите!

Нет во мне прежней прыти,

Нежных дам тщетен зов.

Мой алтарь — ваш альков.

Я рад рассвету:

Едва он заалел,

Любви примету

Я в нем найти успел;

Не вняв запрету,

Я пал, лишь вас узрел;

Увы, поэту

Любить — один удел.

Неприветлив ваш кров,

Нрав ваш тверд и суров,

Я лишен всех даров:

Что ж, кто может — берите!

Только мне разрешите

Ждать, что дрогнет засов,

Коль мой жребий таков.

Тоскою рвите

Сердце мне пополам,

Но в дом впустите

Амора — пусть он сам

В тайном укрытье

Возведет себе храм;

Слух свой склоните

К слезным моим мольбам.

Причиняя мне вред,

Злом вы полните свет;

Коль одну из бесед

Вы б вели с прямотою,

Молвив, чего я стою,

Любите вы иль нет,

Я б не ждал столько лет.

Я слаб в защите —

Крепость без боя сдам;

Милость явите —

Честь будет призом вам;

Знать не велите

Зависти к королям:

Быть в вашей свите

Мне приятней, чем там.

Коль пошлете мне вслед

Лишь прохладный привет,

Им я буду согрет.

Ах, любви полнотою

Душу мою — пустою

Оставлять вам не след.

Что ни жест, то запрет!

Пусть ваш ответ — запрет,

Вас считаю святою

И стремлюсь со тщетою

Свой исполнить обет,

Худших не чая бед.

Эн Раймон,[418] красотою

В рабство взят ваш сосед,

Жертва ее побед.

Вновь долгих дней дождались мы,[419]

Все разом зацвели холмы,

И с распустившихся вершин

Дерев, от немоты зимы

Избавясь, песенный зачин

Летит вдоль тынов и куртин,

И всяк свистун на свой манер.

Я с них в любви беру пример:

Ложь зла, но я не маловер,

Не ближе к смокве змей, чем я

К лучам ее высоких сфер,

Чья радость как цветенье, чья

Живительна для душ струя, —

Хоть мой кошель пока что тощ.

С тех пор как эн Адам средь рощ

Эдемских[420] пал, утратив мощь, —

Кого, чей был бы столь же чист

Лик, вдохновил Христос, наш вождь?

Она гладка, как аметист;

И путь к ней ровен — хоть тернист,

Прям — но над пропастью навис.

Близ Дамы быть — вот мой девиз,

К ней рвусь я, но сердечный криз

Сжал грудь мою, ожег, потряс,

Взорвал — не выбраться мне из

Руин, в обломках я погряз,

Совсем исчез, верней, увяз

В любви, словно в цветах — иссоп.

Тех, кто влюблен, как я, ждет гроб,

Моя же смерть близка, не то б

Любовь костра во мне палить

Не стала, возводя поклеп:

Его и Нилу не залить,

Как удержать не в силах нить

Летящего со стен зубца.

Хоть боль слад им а, нет конца

Любовной пытке — я венца

Мучительного не избег,

И мертвенным стал цвет лица;

Но, даже проживи я век

И белым сделайся как снег,

Хулить я Даму не хочу.

Ведь только Дамам, не шучу,

Дано целить нас, как врачу;

Пусть всех прогонит с глаз долой

Тот, кому страсть не по плечу, —

И он возвысится душой;

Презрительно над волей злой

Смеюсь я, лишь добро ценя.

Жонглер, тебе не страшен зной,

Иди к друзьям моим и пой,

Для эн Раймона жар храня.

Пой, что я сыт и пьян бедой,

Стол постный — манна для меня.