Письмо в Лабиринт

Глава 18. Колобок

1.

Мы с Морганом всю ночь провели в засаде у кабаньей тропы, но, видимо, неправильно выбрали время и место: не только по тропе ни одна свинья за ночь не прошла, а вообще весь лес будто вымер. Тишина стояла глухая и плотная, ни одна веточка в темноте не шевелилась, и звезды в небе не горели. Но на северном горизонте часто-часто беззвучно полыхали зарницы, и тогда весь лес становился виден до мельчайшей черточки, до прожилки на листе, до капли на мокрой ветке.

А утро пришло жемчужное, туманное. Мы возвращались с неудавшейся охоты, когда из мокрых кустов на нас вывалился Рыжий: патлы столбом, в глазах блеск и невыносимое самодовольство.

– Как дела у девственников и ботаников?

– Не хуже, чем у озабоченных, – весело ответил Морган.

– Ну что, идем до хаты? Понятно, где же вас еще кто-то тут накормит…

– Дело не в этом, – заметил Морган. – Сегодня – седьмой день.

И правда! Как это я забыл?

Сегодня мы кое-что узнаем.

До мастерской было рукой подать. Мы даже слышали уже знакомое стрекотание. Хотя, погодите, а почему звуки летающего скутера приближаются?

– Нета едет, – Морган прислушался.

– Это не она, – сказал Рыжий, прищурился и отставил в сторону ногу.

Летающий скутер, вывернув из-за поворота, чуть не врезался в нас, перегородивших тропинку, но все-таки успел затормозить.

Водителя я узнал мгновенно.

– Это что? «Голда»? – развлекаясь, начал Баламут, пока я стоял столбом. – Откуда дровишки, пацан?

Водитель – молодой, довольно полный, круглолицый – молчал, растерянно переводя взгляд с Рыжего на Моргана, а с Моргана – на меня. Я смотрел на него, хватал ртом воздух и не мог ничего сказать.

– Откуда у тебя Неткина машинка, спрашиваю? – весело продолжал допрос Рыжий. – Она ж ее никому не давала, для гостя какого-то берегла? Ты что, ее стырил? А не колобок ли ты часом, пацанчик?

Тот побагровел и насупился, и вдруг Морган догадался.

– Ба, да ты же лабиринтец? Ведь так?

– С чего ты взял? – удивился Рыжий.

– Да когда это ты видел такое, чтобы фриландцы велись на твои идиотские подначки? Лабиринтец? Да? – спросил Морган у круглолицего. – Да не журысь, хлопчик. Мы тоже оттуда.

– Откуда? – багровея, пробурчал тот.

– Да из Лабиринта, откуда же. Ты ходишь через Границу... да? Там – тянешь лямку, травишься паленкой, ходишь по стенам... тут – свобода, чистый воздух, лав энд пис, рок энд ролл... Андестенд, не?

– Чего?..

Морган и Баламут переглянулись, и Рыжий спросил:

– Слушай, ты как вообще оказался в этой Стране?

– Люди! – воскликнул я, наконец обретая дар речи. – Я понял! – Эти двое уставились на меня. – Никакое это было вовсе не лекарство!..

«Колобок»! Рыжий все-таки умеет угадать с прозвищем.

И понятно, почему они его не узнали: ведь они не заходили тогда в палату!

– Ведь так? – с восторгом спросил я у Колобка. – Ты ведь раньше не был в этой Стране? В детстве только, да?

– Ну... да, – настороженно ответил тот, что-то сообразив. Моему восторгу не было предела.

– А давно ты здесь?

– Не... нет. Со вчера. С вечера.

– Ну! А как, как ты прошел? Сам?

– Да, я... В больнице. Как бы... вспомнил. После комы…

– Так-так-так, – забормотал Рыжий. Морган озадаченно молчал.

– Поезжай, дорогой, – чуть не прыгая от радости, сказал я юному байкеру, которому мы семь дней назад принесли волшебный эликсир в реанимацию Эктополя. – Поезжай, как тебе Нета говорила, разберись тут, сколько сможешь. Чем больше ты увидишь, тем лучше. Как я тебе завидую, ты бы знал! Первый раз путешествовать в одиночку по этой Стране!

– Так-так-так, – бормотал Рыжий, – что-то я такое…

– Ну, поезжай же, – воскликнул я, и байкер наконец нажал ногой на что-то в механизме. Удаляясь от нас, он оглядывался.

– Кажется, мы не очень вписались в его представления о типичных фриландцах, – сказал я, глядя ему вслед.

– Зачем ты его отпустил? – спросил Морган.

– Да он всё равно ничего особенного не знает, – ответил я, чуть не прыгая на одной ножке. – Пусть гуляет. Тем более вы его напугать умудрились сходу, а это конструктивному общению не способствует.

– Кто это, Аптека?

– А до тебя не дошло? Это же тот байкер! Иван Лепёхин, которого мы с Машей напоили эликсиром!

2.

– Не понял, – сказал Морган. – А как же он прошёл через Границу? Он что, проводник? Вы об этом ничего не говорили.

– Не понял он, – торжествующе проговорил Рыжий. – Мыслитель! Ты бы, даже если тебя бы самого этим эликсиром напоили, ничего бы не понял! Он же стал проводником!

– Ха, – сказал Морган, помолчав. – Вот оно что. Тогда наконец ясно, зачем была вся эта сложная канитель с Машиным путешествием в Лабиринт. Ради такого, конечно, можно и не так напрячься…

– Видимо, Маша сама должна была проверить, как он отреагирует на приём «выпейменя», – подхватил Рыжий. – Так? Помните, она там что-то отмеряла, высчитывала, да?

– «Выпейменя» – это ключ, – сказал я. – Они там, в Городе, разработали способ перехода через Границу для любого лабиринтца! Универсальный ключ, понимаете?

Новость была потрясающей. Морган усомнился:

– Так уж сразу универсальный.

– Да всё равно! – воскликнул я. – Где ты такое видел, чтобы взрослого человека можно было научить самостоятельно выходить из Лабиринта?!

– Да с чего тебя разобрало-то так?!

– С чего меня?!. – я даже задохнулся. – Да вы понимаете вообще, что это значит?!

– Что? – спросили эти двое хором.

– Да мы же теперь хоть кому сможем сюда дорогу показать! Кому захотим, любому! Вы же теперь сами сможете сюда ходить! Без меня, понимаете?!

Баламут и Морган переглянулись. А я повернулся на пятках и бросился по тропе.

– Куда ты так бежишь? – поспевая за мной, спросил Морган.

– Нета, – объяснил я, не чуя под собой ног от радости. – Нета должна что-то знать. Блин, да она должна много об этом знать!

– Если только она расскажет, – пробормотал Морган.

– Пусть только попробует отмолчаться! Теперь, когда мы догадались! Мы все-таки им помогли, ну! И вообще: у нее, может, еще есть эликсир. Ты представляешь? – у меня захватывало дух.

– Надо было этого Колобка расспросить, – помолчав, высказался Морган.

– Да что он может знать! Разве что догадки. В любом случае Нета знает больше.

Ноги несли меня сами. Морган и Рыжий неслышно поспевали сзади. И помалкивали.

«Задумывались»! Значит, не просто задумывались. Теперь понятно, в чем был секрет. Значит, мы были несправедливы к Маше. Я прямо чувствовал, как оттаивает у меня сердце. Ради такой цели я был готов им простить и ту перестрелку; Морган прав – ради этого я бы и не то им простил!

Интересно, почему Маша нам не рассказала сразу? Может, она не была уверена в результате? Наверное, так и есть.

– Раньше этого овражка не было, – заметил позади меня Морган.

Мы спустились в низину и шли теперь по сырой листвяной подстилке под почти смыкающимися ветвями сгустившихся кустов.

– Да мало ли где чего не было, – отозвался Рыжий. – Тут всего ничего осталось дойти…

– Кстати, – сказал я ему. – Возможно знаешь что? Что с помощью эликсира можно не только Границу между Лабиринтом и Фриландом открыть. Может быть, так можно… и в Яму зайти, а потом выйти. Понимаешь?

Рыжий поежился.

– Я бы предпочел сначала получить какие-то гарантии, – заметил он, ныряя под сырые ветви. – Ну, что я действительно оттуда выйду…

– Да не ссы, – легкомысленно сказал я. Эйфория несла меня на крыльях. – Я же тебя не заставляю сию минуту туда идти.

Рыжий не ответил, задумчиво принюхиваясь к воздуху. Воздух тут был сырой, холодный, даже промозглый, и свет потускнел из-за нависших над оврагом густых ветвей, как вечером. Но направление правильное, я в этом был уверен. Когда эта низина кончится? Уже пора и прийти.

С ветвей моросило росой. И холодно тут. Бр-р.

– Печкин, – окликнул меня сзади Морган. Голос у него был странный.

Овраг немного расступился перед нами. Я остановился.

– Бро, это что за фигня? – спросил Рыжий, слизывая с губы холодные капли.

Я огляделся. Увидел изменившееся лицо Баламута, и потускневший цвет неба, и в нескольких шагах впереди – метрового обхвата стойку опоры аэрорельса, уходящую вверх.

У меня смерклось в глазах.

3.

...Я пришел в себя и обнаружил, что стою, прислонившись к Моргану, а Баламут больно теребит меня за уши.

– Хватит, – попросил я. – Перестань.

– Во. Глазки открылись, – деловито сказал Рыжий. Голос у него немного дрожал. – Ну? Ты какого беса нас сюда притащил? Приключений захотелось? Так шел бы один... Мы-то тут при чем?

Вокруг было темно, как ночью. Баламут почему-то был в том самом изящном костюме, в котором в Лабиринте распускал перед Машей хвост. Я увидел на себе свой собственный длинный плащ. Он был слишком легким для поздней осени, мне было холодно. Я увидел на Моргане серый костюм, который был куплен им перед вылетом в Грецию. Увидел редкий сырой лесок, смыкающий над нами тонкие ветки, и цепочку тусклых фонарей вдали, и огни пролетающих по трассе машин.

– Ребята, простите меня, – сказал я. – Я заблудился.

Я стоял, прислонившись спиной к опоре вышки (ноги держали меня плохо). Морган стоял рядом и молча мрачно курил. Рыжий бегал вокруг.

– Заблудился он, блин!.. Приключений ему мало, блин!.. Приключений ему захотелось!.. Сказано же ему было!.. Русским по белому!.. Да гори оно синим конем!..

– Но как? – спросил меня Морган. – Ведь не было никакой водной преграды.

– Так тоже бывает, – сказал я. Я как-то резко устал и ослаб, меня мутило и пробирало дрожью. – Иногда Граница выглядит как туннель. Редко, но так бывает…

– Ни денег! Ни хрена! И где мы вообще? А?

– Мда, – проговорил Морган, затягиваясь. – Проблема.

– Телефон, – пробормотал Рыжий и принялся судорожно рыться по карманам. Вытащил телефон, с удивлением повертел его в руках. Я заметил на боку аппарата логотип: теперь это был его обычный «ZTA» без всяких загадочных цветочков.

– Не включай, – сказал Морган и щелчком выбросил сигарету.

– А?

– Дай-ка сюда.

– Зачем это?..

– Позвонить, блин, симка своя... Аптека, давай свой тоже.

Я полез в карман плаща и достал свою “нокию”. Морган забрал у меня мобильник. Выщелкнул из него батарею. Кинул останки на землю и аккуратно раздавил каблуком.

– Ну?

У Рыжего слезы выступили на глазах. Он не мог смотреть, он отвернулся, чтобы не видеть, как Капитан разбивает его любимый андроид.

– А твой?!

– Мой никто не отследит, – сообщил Морган. – Пошли отсюда. Надо понять, что у нас в активе.

4.

– Итак, дорогая команда «Титаника», мы напоролись на непонятно откуда взявшийся айсберг. Но корабль наш пока еще не затонул, поэтому я как капитан предлагаю перестать носиться, как курицы с отрезанными головами, и начинать соображать.

– Лично я уже битый час соображаю, – пробурчал Рыжий. – Только что тут соображать-то? Драпать надо, а не соображать.

– Мнение младшего подметальщика мы услышали, – невозмутимо заявил Морган. – «Что тут думать, трясти надо»! Никто от него ничего более содержательного и не ожидал. Хотелось бы услышать мнение начальника транспортного цеха.

Мы сидели в придорожной забегаловке, никого больше не было в полутемном зале, перед нами дымились три пластиковых стаканчика с жидкостью кофейного цвета. Морган притащил нас сюда как-то очень быстро, мне показалось – буквально за десять минут. Я бы ни за что так быстро не сориентировался; может быть, я бы вообще остался на месте, там, где потерял дорогу. Сейчас я сидел, забившись в угол вместе с жестким стулом. Мне было нехорошо.

– Название бара и меню, как мы видим, тут на нашем языке, – невозмутимо продолжал Морган. – Девочка тоже говорит по-нашему. Это нас очень обнадеживает, не так ли? Задача выяснения нашего местоположения облегчается. Предлагаю рабочий план. Пункт первый. Мы спокойно выдыхаем и приходим в себя. Пункт второй: занимаемся экипировкой и по ходу понимаем, куда мы попали.

– Чувак, – Баламут брезгливо туда-сюда передвигает по столу стаканчик, – во всей этой белиберде есть только два осмысленных слова: «мы попали»…

Я молчу.

– Третий пункт, самый простой, – не слушая его, продолжает Морган. – Мы сходу идем искать гейт и быстро его находим. Резонов задерживаться здесь у нас ноль. Какие будут возражения?

Я смотрю в стол. Смотреть ему в глаза я не могу.

– Аптека? Ты с нами?

– Я... не знаю, – сказал я через силу, не поднимая глаз. – Наверное.

– Охо-хо, – вздохнул Морган. – Видно, придется вводить подпункт. Заниматься психологией. Не силен я в психологии! Ну, ладно. Скажите-ка мне, товарищ Печкин. Вы тут сделали один такой не совсем понятный заход, вот непосредственно перед тем, как нам вляпаться в эти неприятные неприятности. Мне и сразу захотелось его прояснить, этот заход, да времени недостало. Вы что-то там говорили о том, что хорошо бы, мол, было товарищу Моргунову и товарищу Григоренко научиться самим открывать Границу? Что, мол, это им будет удобнее там или быстрее? Я так понял, именно такая перспектива – что мы с Баламутом вроде как больше не будем от тебя зависеть – тебя привела в восторг, близкий к помрачению рассудка. И ты именно из-за этого привел нас вместо уютненькой Неточкиной мастерской прямиком в задницу. Если я не прав, поправь меня. Молчишь? Ну, конечно. – Баламут перестал гонять стаканчик по столу и смотрел на Капитана с большим интересом. – Так вот, скажи-ка мне вот что. Правильно ли я понимаю, что ты сейчас думаешь так: у Моргана и Рыжего могут быть и свои дела. Но Морган чувствует себя ответственным за мою немножко слишком подвижную психику. И поэтому ходит за мной, охраняет меня от всего... А Рыжий – вообще случай запущенный, он бы, может, давно добился, чего хочет, если бы не вынужден был каждый раз меня дожидаться, чтобы Границу пересечь. И они всё это время зависели от меня, и откуда я знаю: может, за три года это успело им немножечко поднадоесть? А может, они оба меня сейчас пришибить готовы из-за того, что я ошибся? А может быть, они оба вообще относятся ко мне как к балласту, который давно были бы рады скинуть?

Он остановился и принялся пить кофе. Я смотрел на него во все глаза. На моей памяти это была самая длинная речь, произнесенная Морганом.

– Можно отвечать, – невозмутимо заметил он, отхлебывая.

– Я... да... нет!

– Вау, – проговорил Баламут, глядя на меня с недоумением. – Кроме шуток? Ты правда так думаешь?

– Печкин, – сказал Морган. – Я даже вон к нему так не отношусь, – он показал стаканчиком на Рыжего. – При всей его ниочемности. Не знаю, приходило тебе это в голову или нет, но мне так думается, что Граница бы нас и не пропускала, если бы мы просто... друг другом пользовались. А без этого ты хоть горы умей переставлять, а нашу Страну не найдешь. – Он полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда зелененький туго скрученный рулетик, удовлетворенно хмыкнул и отделил одну банкноту. – Сходи заплати, – велел он Рыжему.

– А я-то думал, нам отсюда драпать придется, – весело удивился тот, схватил деньги и ускакал к стойке.

Морган спокойно молчал и пил кофе. И хорошо, что он молчал. Потому что мне было стыдно.

– Выпей эту бурду, – наконец приказал он. – Поправишься. Не нравится мне, как тебя деморализовало на пустом месте. Непохоже это на тебя. И спирту-то тебе не дашь... Мда. Надо нам, похоже, всё-таки куда-то вписаться.

– Но я вас подвел, – сказал я, и Морган как ни в чем не бывало кивнул:

– Не без этого. Просусанил на отлично.

– Я же правда хотел бы, чтобы вы научились тоже…

– Да кто ж не хотел бы!

– Я думал: если вы зависите от меня – то где здесь свобода?..

– Свобода – это не одиночество на вершине горы. Свобода – это возможность быть там, где нужно. И с теми, с кем хочешь, – Морган выхлебнул остатки кофе. – Вот что я в тебе не в последнюю очередь ценю, так это то, что с тобой не надо часто психологией заниматься…

– Смотрите-ка, – Рыжий вернулся с чеком в руках. Морган посмотрел, куда он показывает, и сказал:

– А! Так мы практически дома!

На чеке, в последней строчке, сразу после адреса забегаловки, стояло название города.

Мы не поехали в нашу с Морганом квартиру в центре. «Мало ли что», – туманно изрек Капитан, после чего подумал, куда-то позвонил, потом еще раз позвонил, и к забегаловке подъехало такси. В машине я наконец пригрелся и начал задремывать. Я все-таки чувствовал себя странно. Нездорово.

– Сколько там комнат? – брюзгливо спрашивал Баламут.

– Одна, – утомленно отвечал ему Морган.

– Жить с двумя парнями в однокомнатной квартире! – брюзжал Рыжий в ответ. – Нет, может, тут кому-то и в шалаше будет рай…

– Странно такое слышать от человека, делающего себе дырки в правом ухе…

– Странно такое слышать от человека, который никогда даже не пытался проверить, фикция это или нет!

– Ой, а вам таки хочется, чтобы я начал это проверять?..

Я улыбался сквозь полузабытье. Все было хорошо.

– Аптека.

– М-м.

– Слышишь? Возьми.

Это голос Моргана. У меня перед носом – его рука с белым, расплывающимся в тумане, кругляшком таблетки.

– Выпей. Не просыпайся, просто проглоти. Вот так.

Его голос уплывает. Мы в каких-то трущобах, в квартире, которую Морган снял на сутки. Я лежу, на мне несколько пледов, меня сильно морозит. Я сплю. Иногда сквозь сон проступают голоса и снова исчезают, как будто я слышу их по телефону, то и дело выпадающему из зоны доступа. Они мне снятся? Или они реальны?

– ...горит, прямо вот чую, как они к нам подбираются. Валить бы нам отсюда.

– Паранойя у вас, дорогой. Не может нас никто так быстро вычислить. Несколько часов потерпим. Ты видишь, он не в состоянии…

Голоса уплывают.

...Я почему-то вижу Александра Вуула. Он сидит рядом с моей постелью и смотрит на меня, ничего не говоря, и один глаз у него горит, как у зверя в темноте. Почему у него глаз как у зверя? Он тоже оборотень? Желтый огонь расплывается и превращается в фонарь, сквозь окно глядящий мне прямо в лицо. Я вижу Колобка на больничной кровати. Почему он снова под капельницей? Он же выздоровел, он нашел свою дорогу на свободу! Тут же я понимаю, что он снова в Лабиринте и болен, и нам с Машей снова надо идти его спасать. Где Маша, почему ее нет? Ее нет, потому что Баламут поднимает к губам черную флейту. Не надо звать мертвых, остановись, не надо!..

– Аптека. Чш. Успокойся. Слышишь?

Меня удерживают руки. Кто это, кто здесь?.. Нет, всё хорошо, это Морган. Лоб холодит что-то мягкое. Я, весь мокрый от пота, лежу навзничь на кровати под простыней.

– Что там? – сонный голос Рыжего.

– Всё в порядке, спи, – где-то в стороне, как из бочки, говорит Морган.

Штора задергивается, фонарь за окном пропадает. Я снова проваливаюсь в сон.

...Где-то хлопает дверь.

– Тебе самому, значит, можно гулять!

– Тс-с.

– А мне, значит, сиди кукуй в этом клоповнике! – шепотом возмущается Баламут.

– Да ты запалишься тут же, что я, не знаю тебя. Полезешь звонить кому-нибудь... Интернет не включал?

– Да не включал, не включал, блин, расслабься уже…

Булькает вода, которую наливают в стакан.

– Митя.

Я разлепляю глаза. Маленькая почти пустая комната. Где мы? Сквозь задвинутую штору брезжит серый утренний свет. Передо мной темная фигура Моргана.

– Пей.

Я пью какую-то микстуру.

– Это тебя надо было Аптекой прозвать, – говорит где-то сбоку Баламут, и комната снова как-то очень быстро проваливается в небытие.

...Маленькая комната, за шторами – солнце и детские голоса. Тихо гудит компьютер. Стол в комнате один, и на одной его половине Баламут в наушниках с насупленным лицом гоняет что-то разноцветное по экрану ноутбука. На другой половине Морган разложил перед собой на газете какие-то многочисленные железячки, сидит в одной майке, вертит в чем-то отверткой и, фальшивя, напевает сквозь зубы. На его плече – знакомая татуировка в виде игрушечной совы. Мне кажется, что игрушечная сова шевелится и мигает мне на плече у Моргана. Я закрываю глаза. Я стараюсь заснуть.

Вот бы так раз – и открылся гейт. Вот взял и открылся прямо сейчас, мечтаю я сквозь сон. Прямо вот в этой стенке в ужасных розово-серых обоях, как в детстве. Но дудочка, черная дудочка, которую мы принесли... Ведь нам было сказано – не ходить в Лабиринт... Где теперь выход?

Я сплю, и мне снится в темноте табличка «выход», надежно и успокаивающе зеленая. Она маячит впереди и не желает приближаться, хотя я бегу к ней со всех ног.

...Я проснулся. Я лежал в одних трусах под простыней, и голова у меня была на удивление свежая и ясная. За окном снова фонарь светил мне в глаз. В комнате никого не было, а под притворенной дверью лежала полоска света.

Завернувшись в простыню и зевая, я явился на кухню. Жмурясь от яркого света, я обнаружил на кухне Моргана и Баламута, мирно играющих в нарды под соленую хамсу.

– Попустило? – спросил Морган, увидев меня. И сам себе с удовлетворением ответил: – Ага. Попустило малость. Давай, на выход. Рыжий, дуй собирайся.

– Партию-то доиграем, э, – сказал Баламут возмущенно, обкусывая рыбу. – А то проигрыш светит – так ты косить сразу, да?..

На сборы нам не понадобилось и получаса. Моя внезапная болезнь ушла так же быстро, как навалилась; сейчас мне было даже удивительно, что пару часов назад я не мог поднять головы. Казалось, что гейт поджидает нас буквально за углом.

Но и к долгим поискам я тоже был готов.

Мы вышли из подъезда. Вокруг был спальный район, уже успокоившийся к ночи. В окне первого этажа зачем-то горела свеча. Воздух был холодным до ломоты в зубах, и в чистом небе над нами, помигивая, шел спутник. Морган в своей вылазке купил мне взамен легкого плаща длинное пальто – как раз как я ношу в Лабиринте.

– А это еще что? – вскрикнул Рыжий.

Я обернулся. Черный бентли тихо остановился прямо у подъезда. Дверца хлопнула. Возле машины в сумерках нарисовался силуэт в кашемировом пальто.

– Машину, Герман Богданович?