Письмо в Лабиринт

Глава 19. Бегство – это не свобода

1.

– Ты как нас нашел?!

– Через ваш телефон, г. Моргунов, – смущенно сказал Саша, держа руки на виду. – Та... чехарда возле больницы меня очень... заинтересовала.

– Кто еще знает? Быстро говори!

– Никто, – убедительно разводя руками, ответил Саша. – Герман Богданович! – торопливо обратился он к Рыжему. – Это моя личная инициатива! И моя реализация. Ведь я же специалист! Я отследил ваш сигнал... Да посмотрите вокруг, никого же нет!

Морган ступил за угол и пропал из глаз.

– Слышь, дорогой, – проникновенно сказал Баламут, не торопясь подвинулся к Саше и крепко, удобно взял его обеими руками за кашемир. – Если он сейчас обнаружит что-то... Группу слежения, охрану…

– Я понимаю, – Саша не двигался. – Это необходимо. Проверяйте.

Баламут некоторое время сверлил его глазами. Потом отпустил. Я напряженно ждал.

Морган появился очень быстро. Мрачный, обескураженный, злой. Он содрал с лица маску и приступил к нашему неожиданному сталкеру.

– Руки.

Стремительно он обхлопал Сашу по бокам. (Как он с такой скоростью что-то надеется найти?) Тот покорно подчинялся. Морган отступил от него на шаг и скривил губы. Смотрел он на Александра... нехорошо. Он умел так смотреть, что люди начинали немножко суетиться.

Но Саша не засуетился.

– Поверьте, – он взглянул на Баламута, – у меня не было ни малейшего желания с кем-то делиться своими догадками. Мало того, что в сумасшедшие запишут…

– Какими. Еще. Догадками, – раздельно и выразительно произнес Морган.

– Я же говорю, – терпеливо ответил Саша, переводя на него взгляд. Руки он по-прежнему держал на виду. – Я специалист по информации. Я... вижу, когда происходят нестыковки. Это видно. Как черная кошка пробегает. Вы же знаете, Денис Анатольевич, вы ведь тоже специалист.

– Я думал, что да, – сквозь зубы процедил Морган.

– Ну, а как можно было не обратить внимание на то, что произошло в Эктополе! Вот вы бы такое пропустили? Вижу, что нет. Там же просто оставалось... идти за белым кроликом! Правда, вместо «Матрица» вы говорите «Лабиринт», но…

– Это готовая клиника, – прокомментировал Морган, кривя губы, как Карл Урбан в роли Судьи Дредда. – Диагноз. Что думаете?

Рыжий секунду помедлил. И выдохнул.

– Да то же самое, что ты, – весело сказал он. – Ты ж нас не спрашивал бы, если бы не сомневался... И вообще, мы же всё равно хотели ему рассказать…

Саша улыбнулся и опустил руки.

– Так машину? – спросил он.

– Не, – Морган задумчиво покачал головой. – Тут придется ножками. Аптека? Ты тоже так думаешь?

– Белый кролик повторит то, что сказал в Эктополе, – сообщил я. – У белого кролика нет ощущения, что нора окажется так же широка для четверых, как была для троих.

– В Эктополе мы прошли впятером, – легкомысленно сказал Рыжий. – Мы, да плюс Машенька, да плюс ЧП. Да плюс две машины! Ты же принял «выпейменя». Почем тебе знать, может, ты уже можешь теперь кого угодно через Границу водить?

– В любом случае такая... пронырливость заслуживает награды, – с каким-то, кажется, уважением заметил Морган. – Как ты мой сигнал расшифровал, я не врубаюсь…

– Рассказать? – с готовностью предложил Саша.

– Потом, – отмахнулся Морган. – И поддержки у тебя нет... Не со спутника же нас ведут... Я верю, что Рыжий у нас дорого стоит, но все-таки не до такой степени.

– «Рыжий», – Саша улыбался. – «Аптека». Меня еще тогда удивили ваши... непосредственные прозвища.

– Если хочешь с нами тусоваться, привыкай, – говорит беспечно Баламут. Он совершенно отошел. Он страшно доволен таким удачным началом нашей экспедиции. – Подожди, мы еще и тебе придумаем.

– Ну что же, – Морган задумчиво побренчал чем-то в кармане. И взглянул на меня. – Пошли.

И мы пошли.

В обозримом горизонте гейта я не видел. Значит, действительно надо было не стоять на месте.

– «Белый кролик», аха? – Саша пристроился ко мне.

– Сразу видно профессионала, – я покосился на него. – Знаешь, к кому пристать.

Настроение у меня тоже улучшилось. Посторонний человек, да еще и такой толковый чувак, и он не просто узнал мой секрет – он еще и всерьез вознамерился выйти на свободу! В Лабиринте с нами давно не случалось ничего настолько приятного. Даже Морган заметно расслабился: шагал рядом, чуть не руки в карманы.

– Ну... так расскажите, – Саша был немного смущен. Видимо, ему было трудно перейти на такой простой тон.

– Что тебе рассказать, зайчик? – вмешался легкомысленный Баламут. – Вырастешь большой, всё узнаешь, а пока топай да помалкивай…

– Не слушай его, Саш, – вздохнув, сказал я. – Но.. это сложно рассказать. Это правда сложно. Вы же из детства ничего не помните, да? Совсем ничего?

– В смысле? При чем тут... Довольно много помню…

– Да не-е, – сказал Морган. – А вот как в волшебном лесу играл, помнишь? Ну, или... сооружал корабль из двух стульев и одеяла, и плыл, и это всё правда становилось кораблем с доброжелательными корабельщиками? А потом родители тебя окликали, и все пропадало?

Саша шел и молчал, и лицо у него было напряженное.

– Он решил, что ты над ним издеваешься, – сообщил я Моргану. – А у тебя самого так и было? Корабль из стульев? Я тебя никогда не спрашивал.

– Да, – Капитан вздохнул. – Всего-то раза два. И странные, странно изъясняющиеся люди. И какие же они были красивые!.. Но я очень быстро на них зациклился и перестал искать другие способы.

– Ну да, – я кивнул. – Фриланд такого не терпит. Он всегда разный.

– Но... что там? – жадно спросил Саша. – Там... ну, на что это похоже? Там лучше, чем здесь?

Баламут издал губами не совсем приличный звук.

– Там однозначно лучше, чем здесь! Там лучше... чем везде!

В его голосе я услышал несвойственный ему пыл. Он даже раскраснелся немного.

– Но как так получилось, что никто ничего не знает? – торопливо спросил Александр. Я невольно сравнил его торопливые жадные расспросы с тем, как мы сами расспрашиваем мастеров и целителей. – И почему вы скрываетесь?

– Пффф, – сказал Баламут.

– Да все всё знают, Саш, – с расстановкой сказал я. – Что, кто-то не знает, например, про рай и ад? Там не рай, – предупредил я его вопрос. – Там... лучше.

– It's better now, – пробормотал тот. Очень похоже на Рыжего, я даже улыбнулся.

– Просто проводников всегда было очень мало. А взять с собой мы могли... ну, практически никого не могли. Вот и приходилось всегда придумывать разные рассказы о том, как там всё устроено. Что-то люди и запоминали, даже надолго. Но толку-то от этого, если сам посмотреть не можешь? Вот лично я за всю жизнь мог провести только вот этих двоих. (Эктополь не в счет, – отмахнулся я от Баламута. – Там была скатерть). А уж сколько пытался!.. Потом бросил: несладко, знаешь ли, стать для всех родных и знакомых маньяком с навязчивой идеей. А в мягкой палате да под галоперидолом не очень-то ловко гейт искать, уж поверь. – Саша покосился на меня недоверчиво. – Проводнику вообще нельзя изменять сознание. Нам даже пить крепкое нельзя, да ты же и сам видел: я отказываюсь всегда. А потому что и без того иногда путаешься, на каком ты свете... Да; не знаю, почему эти двое решили, что мне удастся открыть вход для тебя. Ну, попытаемся, а что же. Вон с Морганом так и получилось. Был просто симпатичный чувак, почти незнакомый. Сидели пиво пили на детской площадке. Вдруг бац, смотрю – гейт, прямо по контуру качелей. Бац, смотрю – чувак его тоже видит!

– Вот я тогда офигел, – улыбаясь, сказал Морган.

– Поэтому мы и питаем некоторую надежду. Да. Так, – я огляделся. – А давайте-ка тут свернем. Чего нам посреди проспекта ловить? Пойдем по дворам. Ну, что тебе еще рассказать?

– А если там всё так хорошо, почему вы тогда там не останетесь?

– Толковый вопрос, да. Ты вообще толковый поц, знаешь, – я даже немного удивился. – Ну, что тебе ответить? Точно не потому, что мы… Ну… В общем, каждый по разным причинам. Вот Баламут, например, здесь удовлетворяет чувство собственной важности. Там-то ведь не очень выпендришься, а здесь достаточно иметь пару миллиардов на счету, чтобы вокруг тебя непрерывно плясали с бубнами и медведями…

– А там?!

– Там вообще денег нет. Нет товарно-денежных отношений.

Морган засмеялся.

– Осторожно, Мить. Кажется, он тоже уже раздумывает, не пора ли позвонить ноль три…

– Нет-нет-нет, – торопливо сказал Саша. – По крайней мере, пока вы не начали буянить, никуда я звонить не собираюсь... Но… тогда непонятно, как там происходит распределение благ…

Я кивнул.

– Однажды, очень давно, я задал там подобный вопрос. Мне ответили: если чего-то кому-то не хватает, то всякому понятно, когда нужно уступить.

Баламут хихикал. По грубо слепленному лицу Моргана бродила странная, неуместная ласковая ухмылка. Саша тряхнул головой, будто стряхивая что-то с ушей:

– Ну, а... например, вот в прошлый раз. Ведь вы же целенаправленно, очень целенаправленно и целеустремленно... ехали к этому юноше, в Грецию. Да? Очень торопились. Я потом очень пристально за ним наблюдал. В чем его вот такая уникальность?

– А сам как думаешь?

– Я ничего не понял. Это... нервирует. Я к такому не привык – ничего не понимать. Вы ведь его вылечили? Как? Я подробно разузнал: он считался безнадежным. Матери предлагали отключить аппараты.

– Ну, вылечили, да, но это было не просто лекарство. Видишь ли, мы тоже действовали вслепую, Маша не очень-то нам стремилась что-то объяснять, – и я криво усмехнулся. – Мы ведь и сами там недалеко ушли от абсолютного невежества. По поводу эликсира только вот вчера о чем-то догадались.

– Это было только вчера? – с удивлением перебил меня Баламут. – И правда! Как неделя прошла…

– Ну да. Только вот сейчас я тебя прошу не очень удивляться, ладно? Мы сами, когда поняли, что это за эликсир... ну ладно, это к делу не относится…

– Чуть умом он не тронулся, в самом деле, – хихикая, вставил Баламут.

– Это к делу не относится, – упрямо повторил я. – В общем, это был ключ. Этот пацан, в госпитале, после того как ему ввели эликсир, оказался в состоянии сам пересекать Границу.

– Так тогда... – Саша даже приостановился. – Это же тогда очень просто! Или... дело в том, что он дорогой? У меня есть деньги, – он, кажется, с трудом держал себя в руках. – Не так много, как у... Баламута, но есть. Сколько стоит порция, которая дала бы возможность перехода?

Мы так и покатились со смеху. Саша растерянно смотрел на нас.

– Это надо же до такой степени, – закричал Рыжий, – и я же тоже... Я помню! «Сколько стоит», говорит... я же тоже такой дурак был!

– Ты хуже был, – посмеиваясь, сказал Морган. – Саш, ты прости, но ты таки ни хрена не врубаешься. Да если бы у нас сейчас хоть капелюшка была, стали бы мы так долго тут с тобой возиться? Загнали бы тебе по вене полкубика, как вон Колобку, ты бы сам через недельку дорогу нашел…

Александр задумчиво опустил голову. Мы, переглядываясь и посмеиваясь, шли по пустым дворам, и было нам совсем неплохо. (Замечал ли ты, милый читатель, как хорошо тебе бывало как раз в тот момент, когда невидимая рука уже готовилась перемешать твою жизнь и поставить ее с ног на голову?..) Морган и Баламут опять затеяли спор вполголоса.

– Ну ладно, а сколько мы все-таки времени готовы на него потратить? Что-то и правда просвета не видать пока!

– Немножко-то потратим. «Это жизнь человека, и она достойна большего, чем пятиминутный разговор»…

– Даже если у нас ничего не получится, – сказал я им, – нам не помешает активный толковый союзник по эту сторону. Я бы в свое время за такого союзника... эх... ну, ладно. Можно будет, например, наблюдать, как выглядит с этой стороны наш переход!

– Да какая разница, как выглядит иллюзия, – возразил Морган. – И потом, ты же знаешь, что лабиринтцы, если и посчастливится им заметить, как проводник через гейт проходит, часто забывают об этом сразу.

– Вот же он не забыл, когда мы в Эктополе перешли. Саш, а как выглядел наш переход в Эктополе?

– Как внезапный сверхъестественный набор скорости, – задумчиво сообщил Александр. Он не торопясь вел рукой по стене трансформаторной будки, мимо которой мы пробирались. – А на приборах? Как внезапное исчезновение с радаров. Пилоты говорят, так выглядит, когда объект уходит под радар. Кстати, вместе с вами точно так же исчез и один из преследователей. Надеюсь, у вас не было проблем?

– Были, – Рыжий почесал себе залеченное ухо. – Но незначительные.

– Погоди-ка, – говорит Морган.

И останавливается.

2.

– А скажи-ка мне, – задумчиво говорит Морган, глядя на Сашу, и мне вдруг становится немного зябко, как будто я попал в сквозняк. – А ты-то откуда знаешь, что это был набор скорости... исчезновение с радаров? Что за нами последовал именно один преследователь?

Баламут вздрагивает и замирает. Ведь Саша же тогда остался в больнице, дошло и до меня. Мы же еще переживали, что он там остался. Ведь он не мог видеть нашего бегства на "скорой"!..

Мы трое стоим и смотрим в спину Вуулу, который так же неторопливо ведет рукой по стене.

– Саш, – окликает его Рыжий. – Это что за чертова мистификация?..

– А, – Вуул, очнувшись, останавливается у закрытой на замок двери трансформаторной. Оборачивается. – Да, вы правы, Герман Богданович. А вы ошиблись, Морган. Нас ведут именно со спутника. Хотя, конечно, не ради г-на Григоренко и той сделки, которую он совершил пару месяцев назад и которую сейчас контролирует Арчев.

– Надо думать, сейчас наблюдение за нами сильно осложнится, – неторопливо говорит Морган. Дуло «ТТ» в его руке смотрит Вуулу прямо в лицо. Мне вдруг ни с того ни с сего приходит в голову вопрос: а вот если он сейчас выстрелит – сможет ли он потом пройти через гейт? А если сможет – не превратится ли он там во что-то типа Черного Пса?

Впрочем, нет. Морган по определению ни во что нигде превратиться не может.

– Я очень рекомендую вам этого не делать, Капитан, – серьезно и обстоятельно говорит Вуул, глядя на него поверх дула. – Диалог ваш с... заинтересованной стороной в результате значительно затруднится. А этот диалог – он и в ваших интересах.

Он вообще не боится. То есть... совсем.

А, между прочим, напрасно, думаю я.

– Никакого диалога нет, – неторопливо говорит Морган. – И не будет.

– Если вы в это не верите, – продолжал Вуул с этой своей странной беспечностью, – то подумайте вот над чем: что помешало нам взять вас сразу, немедленно, как только мы засекли ваш сигнал, еще прошлой ночью, когда господин Печкин лежал и бредил, а вы кормили его снотворным?

– Видимо, что-то помешало, – неторопливо отвечает Морган. Но скулы у него покраснели и резко выступили на лице, и это очень заметно даже под фонарным скудным светом.

– Ты сказал, что это не из-за меня, – вмешивается Баламут. А вот он так бледен, что кажется желтым. – А тогда зачем?..

– Рад услышать конструктивный вопрос. Ну конечно, из-за эликсира.

– Ну конечно, – с презрением говорит Морган.

– Мы сначала не поняли, зачем это целительница так спешно и с таким странным эскортом путешествует по Лабиринту. Вы меня простите, но вы трое – и в самом деле странная компания для целителя, тем более такого квалифицированного! Мда... Так вот, мы стали это выяснять, и нам на это выяснение понадобилось стр-рашно много времени. Непростительно много. Если бы мой собственный подчиненный наделал столько ошибок, сколько я сам в этой экспедиции, то я бы... Ну, ладно. В результате мы упустили все четыре цели. Даже удивительно. Мы потеряли и эликсир; и этого юнца; и целительницу... и вас, Печкин. Вот вы, Морган, сейчас были как-то очень раздосадованы уровнем своего профессионализма. Но позвольте мне выразить вам свое глубокое и искреннее уважение. Вы просто не представляете, от чего спасла целительницу ваша... расторопность. Конечно, вы в итоге не спасли себя и своих друзей, но Маша... Удивительное дело вечно с этими целителями! Никогда их не поймаешь! Вот и теперь: хвост-то в руках, а сама-то ушла! Да...

– Но зачем ты раскрылся? – с настоящим недоумением спрашивает Морган. – Ведь мы готовы были тебя самого вывести во Фриланд!

– Фриланд, – при этом слове Вуул зажмуривается и облизывается, – ах, Фриланд, как же я скучаю по тебе, мой Фриланд!.. Да, так вот: тут дело тухлое, уж как только я ни пробовал вернуться, никак не получается, такие дела. Вы же не думаете, что этот ваш «выпейменя» был первой попыткой этих блаженных дурилок разработать ключ? Ну, любой ключ рано или поздно попадал к нам, и ни один из них не работает со мной, и ничего тут не поделаешь! Вещества не действуют, устройства ломаются, проводники увязают, как та птичка коготком. Некоторые и навсегда. Как вот Аптека сейчас увяз. Н-ну-с, а мне только надо было выяснить, нет ли с вами сейчас еще одного образца этого нового состава. Вот я и выяснил!

В моей голове, как тикающая бомба, стучали слова: «Проводники увязают. Некоторые – навсегда. Как Аптека».

– Что дальше, спросите вы? Ну, то есть почему бы нам не высадить полный магазин прямо вот сюда, – Вуул беспечно касается собственной переносицы, – и не драпануть поздорову? Отвечаю. Побега не получится. Желтая субмарина не примет пассажиров, и останется пустой рассохшаяся скамейка в глухой провинции у моря. Вообще психология побега – штука ущербная, вам это давно следовало понять. Вам давно надо было научиться сражаться, а вы – бегали! Вы забыли, дорогие мои, что бегство – это не свобода. Кто бежит, того загоняют в угол, детки…

– П-потрясающая наглость, – цедит Морган. Вот этого я никогда раньше еще не видел, думаю я: я не видел, как Морган теряет самообладание…

– Не правда ли? – отвечает Вуул, очень довольный. – Тем не менее у меня действительно нет желания вас особенно нервировать, поэтому, – он поучительно поднимает палец в перчатке, – предлагаю задуматься. Как вы думаете, зачем лощеный хлыщ с лексикой кембриджского выпускника разводит тут с вами турусы, стоя под дулом пистолета у такого серьезного дяди, как Денис Анатольевич? А затем, детки, что наша организация весьма заинтересована в эликсире.

Он сильно нажимает на слово «весьма».

– Этот эликсир... В общем, вам не надо знать, чем так нас привлекает этот эликсир. Н-но зато нам точно известно, что по крайней мере вы, Герман Богданович, будете заинтересованы, услышав наше предложение.

– Что?..

Это слово Баламут произносит так, как будто у него вдруг свело челюсти.

– Ага! – самодовольно говорит Вуул. – Лучшие умы Фриланда не смогли ответить на ваш запрос! А тут – какой-то лабиринтский фрик!

– Ника? – спрашивает Морган.

И опускает пистолет.

– Так. Нужна демонстрация. Да вот, – Вуул оглядывается по сторонам. – Да вот хоть так.

И он без усилия толкает дверь в трансформаторную.

Да, эта дверь железная, тяжеленная на вид и только что была закрыта на амбарный замок. Но она подается легко, немного скрипнув. По ее косякам бежит слабое радужное мерцание.

За дверью виднеется небольшая комната, выкрашенная в коричневый казенный цвет. В комнате стоит стол конторского вида. За столом сидит, сложив лапки перед собой, с обликом собственного достоинства существо со свиным рылом.

Нет, конечно, это человек. Но впечатление от его морды иначе не передать.

– Вот, – просто говорит Вуул. – Прошу.

Баламут сомнамбулически делает шаг вперед.

– Рыжий, стой, обалдел?! – кричит Морган, хватая его за рукав. Но Баламут уже сам опомнился.

– Это же Яма, – с изумлением говорит он. – Это Яма?

– Мы называем себя «Государство Любви», – самодовольно говорит Вуул. Свинорылый явно слышит наш разговор. Он ничего не говорит, но радостно осклабляется и важно кивает. В том интересе, с которым он рассматривает нас троих, есть что-то плотоядное.

– Нет желания взглянуть самим? Нет? Смотрите, как это просто, – Вуул шагает через порог, и даже Морган непроизвольно поднимает руку, как будто хочет его удержать. Но Вуул проходит по комнате (свинорылый молчит и только кивает с не вполне понятным подобострастием), а потом так же легко выходит обратно.

И снова зашел.

И снова вышел.

– Что за черт, – растерянно говорит Морган.

– Нет? Тогда не жалуйтесь потом, если возможности больше не будет. Нет? Ну и всё тогда, нечего помещение студить.

И Вуул без усилия захлопывает дверь.

Наваждение пропадает. Мы трое приходим в себя. Впечатление от случившегося у меня почему-то такое, будто я только что вылез из мусорного контейнера. Откуда оно взялось? Я ни за что не смог бы объяснить.

– Итак, ответ на вопрос, чем же я сейчас занимаюсь. Ну конечно же, я вербую г-на Печкина.

3.

– Вы уже три года ищете способ безопасно побывать в нашем Государстве, – теперь Вуул обращается только ко мне. – Предположив, что там находится человек, который дорог г-ну Григоренко. Вы не ошибаетесь. Ваша цель действительно уже около трех лет находится у нас. И в наших силах вернуть ее вам – если не во Фриланд, то в Лабиринт точно. Здесь ведь тоже не самое плохое место, если иметь возможность сравнивать, вы понимаете, о чем я, аха? Наше предложение заключается в следующем. Вы, Печкин, сейчас свободно и спокойно продолжаете ваш путь. Вы находите гейт, идёте во Фриланд и раздобываете там еще один образец эликсира. Срок, в который вы это сделаете, значения не имеет, равно как не имеет значения и объем образца. Если вы тихонько возьмете шприцем десятую часть от той чайной ложки, которая попадет к вам в руки, то этого там никто не заметит. Вы сами знаете, что можете творить там вообще всё, что угодно. После этого вы идёте в Лабиринт и передаете образец нашей организации. Мы возвращаем вам вашего человека, и вся эта трехлетняя пустопорожняя чушь, отдающая шекспировщиной, завершается к взаимному удовлетворению. Мы расстаемся, и ни к вашему человеку, ни к вам троим мы не имеем больше никаких претензий. Г-н Моргунов и г-н Григоренко на время вашего, Печкин, отсутствия остаются у нас в качестве гарантии вашей лояльности. Условия жизни им будут созданы самые комфортные. Что вы скажете на наше предложение?

– Аптека, – понизив голос, произносит Морган.

– А я, – говорю я, – какие я получу гарантии, что вы выполните обещанное?

– Печкин, – сипло выдавливает Рыжий и с явным трудом затыкает себя.

– Кажется, понимания у нас нет, – говорит Вуул, задумчиво оглядывая меня. – Видите ли, Аптека, я ведь только из вежливости назвал все это «предложением». Капитан, а вы ведь, насколько я знаю... имеете опыт. Может быть, вы могли бы донести до ваших друзей, что в случае... упрямства г-на Печкина условия могут резко перестать быть такими комфортными?

– Лично мне – насрать, – отвечает Морган ровно. – Я ничего не стою. Но Печкин – человек неуравновешенный. Если вы начнете на него давить, если вы даже просто попробуете, он после этого может потерять способность искать гейт.

– Но он хотя бы попытается, это ведь лучше, чем ничего, м? А вот Баламут молчит, – задумчиво замечает Вуул. – Возможно, у него на этот счет другое мнение!

– Да ведь ясно, что это всё враньё, – говорит Рыжий. Голос у него срывается. – От первого до последнего слова.

– Отчего же. Ну, я даже не знаю. А каких доказательств вы хотите? Хотите, я вам ее покажу? Вашу цель, вашу трагическую пропажу.

Никто из нас такого не ожидал. Баламут весь прямо подобрался на секунду.

– Мы не пойдем в Яму, – ровно сказал Морган.

– Говорите за себя, да?.. Но это не понадобится. Я покажу вам картинку. Так сказать, онлайн.

Он провел рукой по крашеной стене. Несколько раз – как будто протирал запыленное окно.

И мы увидели.

...Я не знаю, сколько мы смотрели. Мне показалось, что несколько часов. Но это вряд ли, потому что фонари за это время не погасли, и рассвести не успело.

Одно могу сказать: пока мы смотрели – и еще некоторое время после того, как изображение погасло – нас можно было взять голыми руками.

Потом изображение погасло.

И сразу раздался выстрел. И второй, и третий. Уснувшие окна пятиэтажек вздрогнули, между стен, кувыркаясь, запрыгало оглушительное эхо.

Баламут перестал стрелять. Он опустил трясущуюся руку с пистолетом и смотрел на то место, где только что стоял Вуул. По стене трансформаторной сыпалась легкая пыль от трех щербатых ямок в штукатурке. Вокруг ямок погасал радужный контур человека.

4.

– ...Привал, – сказал Морган спустя два часа.

...Эти два часа мы бежим. Сначала со всех ног, как люди бегут от страшной памяти. Потом задыхаясь, но упорно, как плохие стайеры. Потом мы бредем, еле волоча ноги. Морган выглядит не лучше нас двоих. Даже, может быть, хуже.

За эти два часа я не увидел даже признаков гейта.

– Нет, – Рыжий мотает головой, как слепая лошадь. – Я не буду... я не могу…

И он почти падает на скамейку, возле которой нас остановил Морган.

Вокруг нас темная аллея. Самый глухой час ночи. Мы сидим и дышим воздухом Лабиринта. Воздух Лабиринта, оказывается, тоже может быть сладким.

Смотря ведь с чем сравнивать.

– Баламут, – обращается к нему Морган. – Нику не спасти.

Рыжий молчит. Потом говорит:

– Забудь. Я уже забыл.

Потом он вдруг спрашивает с какой-то надеждой:

– Но вы тоже видели это? Именно это?

– Рыжий, – сухо говорит Морган. – Если ты думаешь, что это мог быть глюк, так это был не глюк. Мы все видели одно и то же.

Мы снова молчим. Для проверки хорошо бы рассказать друг другу, что именно мы видели, но мы понимаем, что ни у кого из нас не хватит духу.

– Дети, – произносит Морган, и Рыжий вскидывается:

– Молчи!..

Но мне кажется, что тот и сам не смог бы продолжать. Даже одного слова оказалось много.

Потом Морган говорит Рыжему:

– Ну-ка дай. Покажи.

Я сначала не понимаю, о чём он, но Баламут сразу лезет в карман и достаёт пистолет. Капитан щелкает затвором, смотрит в прицел, что-то мычит.

– Откуда у тебя оружие, солнышко? – спрашивает он Рыжего.

– Не у одного тебя заначки бывают, – туманно отвечает Баламут.

– Мда, – говорит Морган. – А если бы ты попал?

Рыжий забирает у него пистолет и говорит:

– Я, по-моему, гораздо раньше вас понял, что он не человек.

– На предохранитель поставь, – сухо говорит Морган. – Ты тоже не человек, а если в тебя выстрелить, так дырочка появится.

– Это тебе неизвестно, – задиристо отвечает Баламут. Морган смотрит на него, и неожиданно оба ржут.

– Нас никто не преследует, – сказал Морган то, что и без того нам всем было очевидно. – Я не понимаю, почему. Это очень плохо. Аптека, ты можешь идти?

– Конечно.

– Всё, – Морган пристукнул рукой по скамейке. – Больше мы не порем никакую горячку. План нам известен, он не изменился. Сейчас мы встаем и начинаем двигаться. Без остановок, метаний и вскрикиваний. Не вижу никаких причин, почему бы нам не найти гейт через пять минут, через полчаса или через два дня.

Господи, помоги нам, думаю я.

В этот момент у Моргана звонит телефон.

Морган вытаскивает свой загадочной марки аппарат и смотрит на него – с удивлением. Потом кладет его рядом с собой на скамейку и нажимает кнопку громкой связи.

– Да.

– Приветствую, г-н Моргунов.

– Не могу ответить тем же, г-н Арчев, – говорит Морган.

– Напрасно вы так. Недоразумения между нами, которые продолжают иметь место, не так мне приятны, как вы, может быть, думаете... Не говоря уже о том, что мне они пока гораздо сильнее выходят боком, чем вам.

– Ближе к делу, – оскалившись, говорит Морган.

– Конечно. Дело у меня, собственно, не к вам, а к г-ну Григоренко. Вы не могли бы передать ему трубку?

– Нет, не мог бы. Он занят.

– Очень жаль. В таком случае не будете ли вы так любезны передать ему сообщение? Его деловой партнер уполномочил меня передать ему сообщение. Оно вас не затруднит, в нем всего два простых пункта.

– Говорите.

– Первое. В нашу последнюю встречу г-н Григоренко хотел знать имя инвестора, к которому перешли права на его закладную. Имя нового владельца закладной – Александр Вуул.

– Я не собираюсь платить, – говорит Рыжий безразлично. Он сидит и смотрит в землю, ковыряя ее носком.

– Надо полагать, г-н Григоренко, вы освободились. В таком случае мы обойдемся без посредников. Благоволите получить от владельца закладной второе предупреждение.

– Срал я и на Вуула, и на его предупреждения, – равнодушно говорит Рыжий, ковыряя носком землю. Морган косится на него с удивлением. – С какой стати мне платить, если сделка заключена некорректно? У меня не было необходимой информации, а сейчас я ее получил. С какой стати вы думаете, что я второй раз поймаюсь на те же сказки?

– Нам это и не нужно, – прерывает его Арчев. – Теперь следующее. У меня есть еще одно сообщение, для г-на Печкина.

– Я слушаю, – сказал я.

– Очень рад. Это сообщение не так просто, и мне поручено передать его слово в слово. И боюсь, что объяснить его смысл я вам не смогу.

– Я слушаю, – повторил я.

– Итак. Начало цитаты. «Ты не просто заблудился. Иногда у проводников-лабиринтцев встречается заболевание, в результате которого в их организме накапливаются психофизиологические изменения, рано или поздно приводящие к необратимому сбою. Такой сбой произошел в твоем организме после того, как тебе была продемонстрирована Яма. Ты потерял способность к переходу Границы». Конец цитаты.

– В Лабиринте очень много вранья, – назидательно говорит Морган трубке. – Проводник не может потерять способность к переходу Границы. Это все знают.

Да, проводник – не может, думаю я. Но кое-кто недавно сказал мне, что я вовсе никакой не проводник.

В этот момент я увидел гейт. Он был очень близко, прямо перед нами, в проеме между пятиэтажками – такой широкий и уверенный, каких я давно не видел. Четкость портала была изумительной: никаких картинок на стене, никаких туманных контуров. Во Фриланде было утро. В проеме портала часто росли яблони, такие густые, низкие, ветвистые, что в нескольких метрах от Границы за ними не ничего просматривалось. Этот сад я видел первый раз.

– Я в этом ничего не понимаю, да и понимать не уполномочен, – говорит между тем лежащая на скамейке трубка голосом Арчева. – Я уже говорил, что мне ничего не скажут эти объяснения…

Я молча поднимаю руку и указываю ребятам на гейт. Рыжий вскидывается, задохнувшись. Морган спокойно кивает и поднимается.

– ...Но в случае, если мое сообщение вызовет у вас сомнение, мне поручено его подтвердить. Благоволите получить подтверждение.

Морган берет свой удивительный телефон, мгновенно разбирает его на две половинки и бросает в разные стороны.

– Двигаемся, – говорит он коротко. – Бегом!!!

По пустой улице к нам – кажется, что неторопливо – приближаются фары.

Мы срываемся с места, пересекаем газон на аллее, перепрыгиваем высокий поребрик, бежим через дорогу. Все это происходит очень быстро, даже машина по дороге не успевает еще подъехать. Пробежать нам – всего ничего, несколько метров. Куда так спешить? Но раз Морган сказал, мы бежим.

Впереди – яблони, низкие и ветвистые, шелестят, как будто переговариваются. Сзади – шуршание шин и негромкий какой-то хлопок. Мы с ходу, пригнувшись, влетаем под свод ветвей. Всё. Мы дома.

На бегу я с удивлением смотрю на красный фонтанчик, весело рвущий изнутри пальто на моей груди. Как фонтанчик кита, думаю я не к месту.

Я пробегаю еще несколько шагов, прежде чем у меня отказывают ноги.

Воздух Фриланда. Голоса.

Рыжий:

– Печкин!!!

Морган:

– Заткнись! Помогай!

В грудь железным колом втыкается резкая боль. Перед глазами черно, как будто повернули выключатель. Плохи мои дела.

Рыжий:

– Митька…

Морган (сдавленно):

– Так. Аптечку из моего рюкзака доставай.

Рыжий:

– Кого?

– Аптечка в рюкзаке! – рычит Морган. – Красный сверток с крестом, шоковый набор! Рыжий, гад, не смей отъезжать, падла!

– Что? Что?

Боль опоясывает меня, как будто я проводник, а она – ток. Она так сильна, что я ничего не могу. Я не могу даже открыть рот или пошевелить пальцами. Я не могу даже как следует испугаться.

Чей-то плач. И новый голос – слабый и звонкий, как будто свистнула птичка зяблик:

– Он болен?

Морган (сдавленно):

– Он ранен. Тяжело. Не мешай.

Птичка зяблик, совсем рядом:

– Берите его, несите.

Морган, после секундной паузы:

– Но ведь ты – не целительница?

Птичка (жаль, что я больше никогда не услышу это звенящее негодованием воробьиное чириканье):

– Нет. Взяли, понесли, кому сказано!

Прощайте, говорю я. И умираю.