Письмо в Лабиринт

Глава 6. Залечь на дно в Тесле

1.

И на этот раз у нас, всех троих, была причина больше не появляться в Лабиринте.

Совсем.

Или, по крайней мере, очень долго. Я так и сказал им, когда Рыжий спустя примерно неделю после возвращения появился в Тесле и изложил нам свой очередной неизбежный гениальный план.

– Зачем нам это надо? – сказал я. – Мы ведь больше не собираемся в Лабиринт. Или у кого-то там остались срочные дела?

– У меня – точно нет, – проворчал Морган. – Слушай, Печкин, слезь-ка оттуда.

Мы сидели на балконе библиотеки. Это был даже не балкон, а галерея – она тянулась вдоль всего здания, и я сидел на перилах, свесив ноги вниз, глядя на город, сбегающий уступами к морю. Над городком плотными слоями лежала густая жемчужная дымка, дело шло к вечеру, и солнце, уходя за горы, подсвечивало море, заставляя его окрашиваться в удивительные цвета.

– И что? – жизнерадостно сказал Рыжий. Он сидел на столе Моргана, сдвинув стопки книг и подогнув под себя ногу. – Ну, не собираемся и не собираемся. Как нам это мешает сходить в экспедицию? В маленькую, короткую, простую экспедицию, которая не займет больше трех-пяти дней и после которой я от вас отстану – можете быть свободны, как ветер Фриланда!

– Мы и так свободны, – проворчал Морган. – Аптека, слезь, пожалуйста, с перил.

– Зачем это? – пробормотал я.

– Отломятся, – предрек Морган, – и полетишь вниз.

Я покосился в двадцатиметровый провал под собой и сел боком, прислонившись спиной к резному столбику галереи. Капитан неодобрительно смотрел на меня поверх нагромождения книг. Все наши остановки в Тесле он всегда использовал для того, чтобы засесть в этой библиотеке и нагромоздить вокруг себя кучу книг.

– Ты ведешь себя, как под кайфом, – неодобрительно сказал он. – Всегда, как только попадаешь сюда. Особенно в первые дни.

– Потому что свобода – это наркотик, – отозвался я. – И на тебя она тоже так действует. Просто ты не любишь подавать вид, что потерял контроль.

– Не в этом дело, – сказал Морган и с раздражением содрал очки. – Просто я понимаю, что к этому нельзя привыкать. Тут ведь живо расслабляешься. Начинаешь принимать, как само собой разумеющееся, что перила прочные, погода хорошая, а люди не врут. Привыкнешь, вернешься в Лабиринт и будешь там вести себя как блаженный.

– Погода тут не всегда хорошая, – пробормотал я – И мы вроде только что говорили о том, что больше не собираемся в Лабиринт.

Морган – перестарховщик. Я ни разу еще не видел, чтобы вещь, сделанная во Фриланде, сломалась в хоть сколько-нибудь ответственный момент. Даже если это деревянные перила на двадцатиметровой высоте, выглядящие хлипкими. Я снова глянул вниз. Узкая улица под нами была практически пуста, как и остальные улицы городка, только ползли по мостовой туманные струи, и сквозь них проходили иногда по двое, по трое не торопящиеся никуда фриландцы. Этот городок всегда казался полупустым. Библиотека венчала гору, и весь город внизу был как на ладони: разноцветные крыши под дымкой тумана, мощеные брусчаткой узкие площади, башенки, флюгера, ломаная линия акведука и широкий купол Форума, сверкающий тускло-серебряным блеском. Отсюда хорошо видна была и главная площадь со скульптурой – небольшого роста бронзовым человечком в шляпе.

Однажды – вскоре после того, как мы с Морганом впервые попали сюда — я спросил у местных, почему городок назван в честь лабиринтца. Местные удивились. «Почему лабиринтца? Тесла был фриландец. А по профессии? По профессии – мастер, конечно. Он жил на этом побережье, работал здесь. А потом ушел и оставил тут свою библиотеку. Тут возник город, именно из-за библиотеки. Мастера в память о нем стали хранить здесь некоторые свои книги, они очень уважали мастера Николу. Вон она, библиотека – на горе».

Если бы меня спросили, далеко ли Тесла от Границы, я бы не знал, что ответить. Чаще всего после перехода мы оказывались в пригородах. Но иногда – иногда нам приходилось сутками выбираться из леса. Граница Свободной Страны редко стоит на месте…

Происходит это так. Ты выходишь из Лабиринта, и Граница оказывается у тебя за спиной. Выглядит она чаще всего как ручей, или мелкая речка, или даже просто овражек с перекинутым мостиком. Проводник никогда не ошибется и не перепутает Границу с простой канавой. Обычный же фриландец в большинстве случаев избегает к ней приближаться. Я спрашивал у них, и они говорили: «Просто хочется остановиться и повернуть назад. Это похоже на какую-то тревогу или отвращение». Я и сам испытывал нечто подобное, подходя к Границе с фриландской стороны. Спустя час-другой в Лабиринте это ощущение пропадало.

Дозорные – которых в Пограничье много – специально учатся преодолевать это чувство. А вот обычные лабиринтцы не испытывают его вовсе. Поэтому Рыжий с Морганом без меня стараются не переходить здесь никакие речки ни по мостам, ни вброд.

Но, попытавшись найти тот же самый мостик в том самом месте, где ты вышел из Лабиринта вчера, ты почти гарантированно потерпишь неудачу. Ты пойдешь по знакомой дороге и наткнешься, например, на озеро. Или тропа напрочь потеряется в зарослях. Или уведет тебя высоко в гору, и ты будешь стоять на вершине, как дурак, и созерцать неописуемую красоту фриландских пейзажей. В которых на много километров вокруг не будет и следа Границы.

Однако еще я точно знаю вот что: любой проводник, и я в том числе, почти всегда безошибочно укажет направление, в котором необходимо двигаться, чтобы Границу все-таки найти. И противоположное – если ты хочешь, наоборот, от Границы уйти. Даже если еще вчера эти направления были совсем другими.

2.

Возле статуи на главной площади уже некоторое время происходило какое-то движение. Я прищурился. Несколько мальчишек, подсаживая один другого, взбирались на постамент. Мне показалось, что я расслышал их голоса. Дети тут всегда были точно такие же, как в Лабиринте. Один из пацанов встал на кромке постамента, балансируя руками, и я разглядел на нем пухлую курточку в разноцветных пятнышках.

Надо же! Выходит, дозорные были правы насчет этого малыша: он ходил в Страну и наяву. Причем вот что было удивительно: обычно пришельцы из Лабиринта годами блуждают по дикому Пограничью, прежде чем выйти хоть к какому-то жилью. Для детей Пограничье – это лес, ручьи, реки, море. Всё это населено множеством всякой твари, которая может:

быть разумной;

не быть разумной;

прикидываться разумной;

быть разумной, но не выглядеть таковой.

Но людей дети здесь обычно не встречают. Мне было гораздо больше восьми лет, когда я обнаружил, что Страна населена не только всякими диковинными созданиями.

Значит, этот малец – талантлив и шустр. Шустрее, чем был я в свое время.

Или он старше, чем я думаю?..

Красную шапочку лабиринтский малыш снял – сейчас тут было гораздо теплее, чем осенью в Сети – и балансировал ею, не выпуская из рук. Видимо, опасался ее где-нибудь забыть и получить нагоняй от родителей. Он зря этого боялся: при возвращении в Лабиринт путешественники всегда одеты так же, как на выходе.

Например, Баламут, оказываясь во Фриланде, сразу меняет свой попугайский дресс-код: он знает, что ничего не теряет. Он предпочитает носить здесь какой-нибудь аристократический прикид древнего фасона, всегда разный: средневековые европейские туники с плащами, или арабские белые балахоны и узорчатые накидки, или вот как сейчас – многослойное кимоно. Всё это, конечно, до смешного элегантно, но, как ни странно, действительно удобно: и для охоты, и для путешествий, и для разведки. И всего этого, конечно, он ни в коем случае не позволил бы себе в Лабиринте.

А фриланды одеваются так по-разному, что он никогда не выглядит среди них слишком экстравагантно. Однажды я его даже видел в византийской одежде: это было что-то вроде платья, сплошь затканного золотыми нитками и снабженного утяжелением из разноцветных блестящих камушков. Я не разбираюсь в драгоценностях, но эти выглядели, словно ювелирная витрина.

Откуда он добывает свой гардероб – я без понятия; видимо, просит местных мастериц. Они не отказывают. Им нетрудно.

Надо бы попросить, чтобы кто-нибудь передал лабиринтскому малышу про одежду. Фриландцы обычно упускают из виду такие мелочи.

– Слушайте, – снова завел свою песню Рыжий, манерно поправляя многослойный рукав. – Это будет элементарно. Мы поднимаемся вверх по реке. Так? Находим это поле, о котором рассказывала... ну в общем... мой источник. Так? Дежурим пару ночей, дожидаемся птицу. Говорят, перья она оставляет каждый раз. Или почти каждый. И всё! Было бы о чем говорить!

– Это риск, – сказал Морган, неодобрительно глядя на меня, – и это риск, который нам сто лет не нужен.

– Да это рукой подать! – воскликнул Баламут. – Можно подумать, я вас в Глухоманье зову!

– В этой Стране «рукой подать» – это часто история длинная, – сказал Морган брюзгливо. – И вот эти загадочные птички, который оставляют на загадочных полянах рыженькие перышки, тоже могут обернуться ба-альшой проблемой. И еще. Этот вопрос я задаю каждый раз, и каждый раз мы его предпочитаем игнорировать. Но, может быть, сегодня кто-нибудь удосужится мне объяснить, за каким шутом нам приходится с высунутым языком бегать, стараться и подставляться ради... какой-то ерунды, без которой прекрасно можно обойтись. Мы же с Митькой обходимся. Да и ты мог бы, если бы понтов поменьше было.

И он и снова уткнулся в книгу.

– Да какой риск! – воскликнул Рыжий. – Дорогу найдет Печкин. Если не найдет – ну, значит, облом, буду мутить другой вариант. На птичку мы сначала посмотрим издалека. Она, говорят, всегда ведет себя одинаково. Даже ни на кого охотиться не надо! И искать почти ничего не надо! Пришел, спрятался, дождался, забрал! Всё просто!

– Ну, просто, так пошел бы да сделал сам, – предложил Морган и перевернул страницу.

– И пойду, – возразил Баламут. – Думаешь, не пойду?

Рыжий не горячился и не волновался. Ведь Морган брюзжал разве что по привычке.

Каждый раз, возвращаясь в Страну, Рыжий первым делом идет на разведку. Потом снова является, как ясно солнышко, и тащит нас в экспедицию. Сначала, первые пару раз, мы ходили из интереса. Очень быстро нам это надоело. Но когда Рыжий чего-то по-настоящему хочет, отвязаться от него нет никакой возможности: он начинает ходить кругами, ныть, будить нас по ночам, взывать к чувству долга и товарищества и угрожать, что пойдет один. При этом, как правило, сразу ясно, что один он никуда не пойдет, так и будет донимать нас нытьем. Постепенно мы привыкли, что соглашаться лучше сразу.

Тем более что часто экспедиции действительно оказывались короткими и простыми. А результат их – всегда чрезвычайно полезным.

Возле памятника Тесле на главной площади появилась полная фигуристая фриландка, вытирающая руки передником, и что-то прокричала мальчишкам. Они посыпались с постамента, замешкался только тот, что в пухлой куртке.

–...Малыш...тоже... – донес до меня ветер. Пора было, и правда, тоже идти ужинать.

– Ерунда им! Понты! – ворчал Баламут. – Небось в Лабиринте все сразу пластинку меняют! «Рыжий, родной, не выручишь ли? Спасибо, Рыжий, что бы мы без тебя делали!» А воздух Фриланда ударит в голову – и опять только Рыжему охота делом заниматься!

– Делом, – усмехнулся Морган, не отрываясь от чтения.

– Мы лучше будем годами на своем бесценном балкончике сидеть и... прохлаждаться!

– Почему это прохлаждаться? – сказал я и уставился в небо. – Не знаю, кто как, а я, например, занят.

– Да ты небось уже все ответы раздал, – сказал Баламут как-то вкрадчиво. – Чего тебе еще тут ловить?

– Раздал, – согласился я. По небу плыли многоэтажные облака. – Но Голдхейр не появляется. Я хотел его дождаться. Не каждый ведь день мне дают задания городские. Мне тогда показалось, что это было... важно.

– Было бы важно, – вкрадчиво сказал Баламут, – он бы давно к тебе прислал кого-нибудь за отчетом. Или пришел бы да и спросил сам. А не сидел бы на Форуме, – он ткнул вниз, на мерцающий купол, – и не разглагольствовал бы там с компанией целителей.

Это было неожиданно.

– Так Голдхейр что – здесь, в Тесле? – спросил Морган, оторвавшись от книги.

– А то! – сказал Баламут. Подсунув под себя руки, он сидел и улыбался в тридцать два зуба, донельзя довольный собой. – Чуть ли не в первый день я его видел. Заседание у них там какое-то, сидят чертовой прорвой народа и разводят высокие материи. Целители, хранители, проводники, мастера, музыканты, городские... парочка городских. Целителей там больше всех, на самом деле. Вон, сходите, посмотрите, – и он снова махнул рукой на купол в туманном ореоле.

«Сходите, посмотрите»!

Это было легче сказать, чем сделать, и Баламут это отлично знал.

Карт Фриланда в природе не существует. Взять, например, данный конкретный Форум. Он располагался у всех на виду прямо посреди небольшого городка, много лет нам знакомого, но это ровно ничего не значило: попасть туда для лабиринтца не представлялось возможным. Даже для меня, проводника. И не потому, что кто-то меня туда не пускал, боже упаси: просто я не мог найти дорогу. Я нацеливался, шел по улице, потом улица сворачивала, и я начинал блуждать в путанице переулочков, идущих куда угодно, но только не в нужную сторону. А купол то и дело посверкивал за крышами то справа, то слева, как будто дразнил! В такие моменты я чувствовал себя полным идиотом. Ведь почти всегда в нашей Стране я угадывал дорогу лучше других. Да, никакой моей заслуги в этом не было: это было какое-то чутье, объяснить которое я никогда не мог. Но уж очень к нему привыкаешь, когда оно срабатывает постоянно.

Так вот, с чутьем или без него, но ни на одном Форуме ни одного фриландского городка я никогда еще не был. А Рыжий вот, значит, как-то все-таки пролез. Он даже тут лучше нас умел вписываться в разные компании. Значит, заседание?

– Заседание, значит? – Морган откинулся на спинку стула и содрал очки. – Слушай, а ты как на Форум-то пролез?

Рыжий сощурил светящиеся глаза и ничего не ответил.

– Пара общих знакомых, это понятно, – сказал я. – А скажи вот что. Голдхейр тебя там... видел?

Рыжий улыбнулся.

– Я, конечно, не уверен, – сказал он. – Там их толпа была та еще. Но когда я взгромоздился на центральную кафедру и сказал: господин, мол, Голдхейр, вас в библиотеке один неприкаянный проводник из Лабиринта ждет-не дождется... Пашет на вас, говорю, как крепостной, а вы тут разговоры разговариваете... И уж в этот момент, во всяком случае, он смотрел прямо на меня! – Баламут хихикнул. – Как и весь Форум!

– Наглая рыжая морда, – пробормотал Морган. – Небось взашей погнали сразу…

– Еще чего! Дослушали – вежливо, в отличие от некоторых! Поблагодарили! Я с трибуны слез, скромно сел в сторонку. Я же, по сути, очень скромный чувак! Тихо, мирно послушал дискуссию.

– Ну и о чем они говорили?

Рыжий немного увял и заскучал.

– Не понял я ни черта, – признался он и почесал шрам на тыльной стороне предплечья. – Сами знаете, как они иногда говорят. Все отдельные слова вроде понятны, а вместе получается рыбий язык. Вроде как в этих вот талмудах, – он ткнул пальцем в стопки книг. – Не знаю, с какой стати ты на них столько времени тратишь. Ну, что-то про социограммы в каких-то экспериментальных группах, что-то про степени ригидизации пространства границ…

– Степени ригидизации?

– Угу, – энергично мотнул головой Баламут. – Именно степени ригидизации. И прошу заметить, пространства границ. То ли они масштабный десант в Глухоманье готовят, то ли обсуждают проблемы развития теоретической физики.

– И всё это было неделю назад? – спросил я.

– Около того. Ага, – подтвердил Баламут и выжидательно замолчал, поблескивая на меня желтыми глазами.

Так Голдхейр знал, что мы давно в Тесле! Это, конечно, полностью меняло дело.

– Что-то у них там происходит, – сказал Морган. – Ригидизация пространства границ! – Он отодвинул стул, поднялся, подошел и тяжело оперся на перила. Перила скрипнули. – Ну, на Форуме – ладно... Но я ведь тоже их видел. На улицах. И вчера, и сегодня. Чтобы целители просто так толпами по Пограничью разгуливали? Смотри-ка, легки на помине.

– Что там? – тоже заинтересовался Баламут и соскочил со стола.

По всей длине здания напротив нас тянулась галерея – копия той, на которой сидели мы. Там действительно появилась сейчас с шумом и разговорами большая группа фриландцев. Кое-кого я даже узнал. Среди множества спин и правда промелькнуло несколько зеленых плащей.

– Вы такое видели когда-нибудь? – тихо спросил Морган.

Конечно, я всю неделю сидел в библиотеке и общался в основном с отправителями писем и посылок, поэтому не мог заметить то, что замечали Капитан и Баламут. Однако происходящее сейчас на галерее противоположного здания было правда очень странным.

Не то чтобы целители во Фриланде – редкость. Но случайно встретить в такой близости от Границы – ну, толпу не толпу, а даже просто несколько целителей сразу?

Это все равно что в Лабиринте случайно занять место на пляже рядом с рок-звездой.

Но у них ведь тут постоянно что-то происходит. А лабиринтцев в свои дела посвящать совсем не обязательно.

Галерея на той стороне улицы снова почти опустела, но человек десять — мужчины, женщины – задержались прямо напротив нас, и среди них – одна целительница в зеленом. Видно их было исключительно хорошо, улица была шириной метров десять. Послышался смех, кто-то вдруг пропел строчку незнакомой песни, и все снова засмеялись.

– Алоха, вамос! – неожиданно крикнул Баламут, вися на перилах.

Многие в маленькой группке обернулись, пара человек махнули нам рукой, не прекращая разговора. Слов было не разобрать.

– Какие у вас дела? – снова прокричал Рыжий. В этот момент целительница, стоящая у перил, подняла голову, и капюшон ее зелёного плаща упал на плечи. Она смотрела прямо на нас. Она была изумительно прекрасна.

3.

Баламут втянул воздух сквозь зубы. Незнакомая целительница, отворачиваясь, неслышно произнесла несколько слов. В тот же момент всю улицу как-то сразу заволокло плотнейшим туманом, и группа на галерее полностью скрылась с наших глаз. Мне показалось, что вдруг наступили сумерки.

– Есть одна тян... – отрывисто, сквозь зубы пробормотал Рыжий невразумительное и замолчал.

С минуту мы не говорили ни слова. На целительниц, вообще, обычно приятно посмотреть. По правде говоря, большинство из них обладают незаурядной даже для Фриланда внешностью. За исключением тех, которые предпочитают внешность столетних ведьм.

Но эта целительница таким исключением не была. Она была исключением скорее... в другую сторону.

– Falling, yes I'm falling, – тихо произнес Морган.

– В условиях крайней экономии материала... – невразумительно пробормотал Баламут.

И они снова замолчали. С чем бы это сравнить?..

По моему лицу прошло дуновение. Туман над городом быстро рассеивался. На галерее здания напротив не было ни души.

– Радует одно, – тихо сказал Морган. – Вряд ли мы когда-нибудь еще ее увидим.

Он повернулся и снова сел за стол. Нет, до сумерек было еще далеко. Рыжий помотал головой, как бы стряхивая что-то с ушей, и оттолкнулся от перил.

– Самое главное знаете что? – сказал он. – Что нам надо поторопиться, если мы хотим эту птицу застать. Моя... мой источник... говорит, что хранители со дня на день ее будут отваживать.

– Отваживать?

– Угу. Отваживать. Она, говорят, из Глухомани, эта птица.

– Откуда же еще, – пробормотал Морган. – А эта – источник твой – она откуда знает, чтó хранители собираются сделать или не сделать?

Баламут только посмотрел на него. Если фриландец говорил, что что-то знает, то так оно всегда и было.

– Короче, – сказал Рыжий. – Хорош рассусоливать. Мы идем или нет?

– Проводник! – раздалось внизу под нами. Посреди улицы стояла Алиса, щурилась из-под руки, красный сарафан трепетал на вечернем ветру, как флаг. – Вы идете ужинать?

– Идем! – прокричал я в ответ.

А Голдхейр, в случае чего, нас и по дороге сможет догнать, подумал я. Для городского это разве проблема? А на всякий случай скажу библиотекарям – да вон хоть той же Алисе – где нас искать. Голдхейр знает, что я его ждал в библиотеке.

Решительный ветер дул с моря, сдирая с крыш и мостовых Теслы остатки тумана. Я обернулся и сказал Рыжему:

– Да. Мы идем.