Подземный мир и живая вода

1. Глава. Дознание начинается с проверок и допросов

Во времена оны, преступления, связанные с колдовством, считались преступлениями как бы более высокого порядка по сравнению с обычным воровством или даже убийством. С другой стороны, и святые в большинстве стали святыми, совершив именно чудеса, а не просто достойные поступки без сверхъестественной составляющей.

Офицер охраны замка Хохбург Кассий Хохратте от имени и по поручению охраны дворца попытался повесить ведьму на шею начальнику городской тюрьмы города Вены.

— За что мне такое счастье? — спросил начальник тюрьмы, — Отдайте монахам.

— Они не возьмут, — ответил крыс.

— Как не возьмут, она же красивая?

— Епископ, старый зануда, для начала поинтересуется, где бы посмотреть протокол суда и приговор.

Епископ Венский Иоганн Фабер имел репутацию гуманиста и благотворителя. К идее сжигания ведьм относился с неодобрением и строго придирался к доказательной базе. В качестве общепринятого образа врага он хотел бы видеть не каких-то там баб, а действительно опасных для Церкви протестантов, и нисколько не осуждал своего предшественника за сожжение Бальтазара Губмайера в 1528 году.

— Я могу задать тот же вопрос, — ответил начальник тюрьмы.

— Сделайте что-нибудь, — сказал принц крыс и потер большой палец указательным.

— Допустим, у нас есть свои дознаватели на этот случай. Но сразу предупреждаю, они сильно предвзяты.

— В какую сторону?

— Если им досталась подозреваемая в ведьмовстве, они ее точно сожгут, невзирая на факты.

— Договорились.

Дознание по ведьме поручили профильным специалистам. Высокому худому старшему дознавателю Генриху и низкому толстому младшему дознавателю Якобу. Чтобы сначала собрать доказательную базу, а потом как обычно сжечь ведьму. Принц крыс, придя к ним в образе офицера королевской стражи, строго запретил задавать вопросы о событиях на территории дворца и записывать на бумагу любые показания, касающиеся этих событий.

Инквизиторы открыли «Молот ведьм» и вычитали там полезный совет.

' Если до слуха инквизиторов дошла молва, что в таком и таком-то городе имеются ведьмы, занимающиеся тем-то и тем-то. Это — обвинение путём инквизиции. В этом случае инквизитор начинает действовать не по указанию какого-либо обвинителя, а по своему собственному почину'.

Ведьму посадили в камеру и сообщили ей, что против нее возбуждено дело без обвинителя и свидетелей, поэтому права на защиту ей не предоставят. Ее сначала проверят, действительно ли она ведьма, потом будут пытать, а потом сожгут.

Вечером к Оксане пришла мышь. Большая, чистая, пушистая и даже какая-то породистая мышь. Запрыгнула на узкий подоконник окна-бойницы, встала на задние лапки и сказала:

— Завтра тебя будут взвешивать. Они всегда начинают с этого. Если ты слишком легкая, то запишут, что ты ведьма.

— Первый раз слышу, — ответила Оксана, — Это из Библии? Взвесили и признали легкой?

— Нет, чистая наука. Кто-то подсчитал, что грузоподъемность метлы порядка ста фунтов, поэтому слишком тяжелая ведьма не сможет прилететь на шабаш.

— То есть, если ведьма любит булочки и ходит на шабаш пешком, то она как бы и не совсем ведьма?

— Вроде того. Но пешком несолидно. Я знаю ведьму, которая ездит на шабаш в карете из тыквы, запряженной мышами, а кучером у нее крыса.

— Здорово. Я, когда подучусь немного, тоже так хочу.

— Только сделай наоборот. Крыс лошадьми, а мышь кучером.

— Хорошо.

— Мы отвлеклись. Ты сколько весишь?

— Никогда не взвешивалась, — ответила Оксана, — Я же не мешок с мукой. Откуда я знаю, сколько я вешу?

— Мы предупредили, — сказала мышь, — Ты бы на всякий случай утяжелилась, если жить хочешь.

— Заклинаний для утяжеления не бывает. Только для облегчения. Касторовое масло называется.

— Съешь что-нибудь тяжелое.

— Мне тут кирпича погрызть? — Оксана оглядела стены темницы.

— Хочешь, мы тебе принесем?

— Тащите.

Мыши здраво рассудили, что набивать за щеки баланду с кухни не вариант. Стая серых спинок принесла фунтов пять сухарей и пару десятков круглых свинцовых пуль.

— Сухари грызть, пули глотать. Не перепутай, — сказала главная мышь.

— Вот без вас бы не догадалась, — ответила Оксана.

Но хвостатая шубка накаркала, и ведьма в процессе чуть не подавилась сухарем и сломала зуб об пулю.

С утра пораньше ведьму поставили на весы и принялись выравнивать вес гирями. Инквизиция предпочитала подозревать в ведьмовстве красивых и стройных женщин. В темнице они еще и быстро худели от пыток, баланды и общей нездоровой обстановки, поэтому иногда проваливали взвешивание.

С другой стороны, Генрих и Якоб с первого дня поняли, что имеют дело со здоровой крепкой девицей, которую так просто с места не сдвинешь, если она уперлась. Поэтому никто не удивился, что стрелка весов перевалила за сто фунтов. Даже почти до ста одного.

Поставить ведьме клизму и взвесить еще раз никто не сообразил, и Оксану отправили обратно в камеру.

Вечером в камеру снова пришла та же породистая мышь.

— Завтра тебя будут топить. Повесят на шею камень и бросят в реку.

— Вот спасибо-то. И что мне делать?

— Тонуть. Свинец еще в тебе?

— Пока да.

— Придержи. Пригодится.

На следующий день ведьму бросили в реку. Прямо в полноводный неспешно текущий Дунай. Со связанными за спиной руками. Если бы она всплыла, дознаватели бы гордо зачитали из своего учебника, что дьявол не захотел погубить одну из своих почитательниц.

Ведьмы, как известно, не тонут. Да и нормальные женщины неплохо держатся на воде. Но редкая женщина умеет плавать, и еще более редкая поймет, как держаться на воде, если руки связаны за спиной. Реакция, к которой привыкли инквизиторы, это паника, едва вода попала в рот и в нос, отчаянные попытки извернуться, чтобы не пойти ко дну, крики на последнем дыхании.

Поскольку искусственное дыхание тогда еще не придумали, то на этом этапе подозреваемая могла захлебнуться и умереть. Поэтому, чтобы не лишить себя удовольствия подвергнуть ее дальнейшим испытаниям, допросам, пыткам, суду и костру, инквизиторы вытаскивали тонущих баб за длинный конец веревки, стягивавшей руки.

Оксана же просто вдохнула, пошла ко дну и скрылась из вида в темной воде, выпуская редкие пузыри.

— Утонула? — спросил Генрих.

— Вроде да, — ответил Якоб.

— Тогда она не ведьма. Вытаскиваем.

— Может, подождем дня три, она всплывет, как все нормальные утопленники, а мы скажем, что ведьма?

— Ее рыбы объедят, потом не докажем, что это то самое тело.

Дознаватели поплевали в ладони, потянули веревку и вытащили свою подозреваемую.

— Буээээ… — Оксана излила из себя несколько кружек речной воды.

Как ни странно, авторы методики не оставили рекомендации на предмет того, является ли ведьмой женщина, просидевшая под водой несколько минут и выжившая. В те годы никто еще не хронометрировал, на какое время человек может задержать дыхание.

Дознаватели поставили второй крестик в листе испытаний в столбце «не ведьма».

— Переходим к следующему испытанию, — сказал старший дознаватель Генрих.

Не получив нужного результата с простейшими процедурами, дознаватели перешли к более сложным. Подозреваемую раздели, повертели туда-сюда, полапали за все места. Сделали перерыв. Старый опытный палач, а в тюрьме палач за всех докторов, отсмеявшись над не знающими жизни дилетантами, помазал заживляющей мазью и забинтовал укушенные пальцы и расцарапанные щеки господ дознавателей. Нет, правда, они бы еще кошку на улице поймали.

После перерыва Генрих и Якоб вернулись к ведьме с толпой стражников и зафиксировали ее как следует. После чего выгнали стражников и принялись тыкать по всему телу ведьмы серебряной освященной иглой.

Авторы методики предполагали, что у ведьмы есть дьявольская метка, и она при уколе иголкой должна остаться нечувствительной и не кровоточить. Оксана после первого же укола по совету мыши начала орать как резаная и не остановилась, пока выполнявший тяжелую физическую работу младший дознаватель Якоб не устал. От напряжения у нее даже слезы из глаз потекли, хотя вообще ведьме плакать от боли не положено.

— Вроде здесь, — сказал Якоб и еще раз ткнул в родинку на боку.

Из-под иглы не вытекло ни капли крови, но ведьма заорала.

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал Генрих, потирая заложенное ухо, — Должно быть и без крови, и без боли. И без слез.

— Надо уточнить, — ответил Якоб и спросил у ведьмы, — Это дьявольская метка?

— Нет, — ответила Оксана, — Вот вам крест.

Поскольку с дьяволом она ни разу не встречалась, то никакую метку он на ней поставить не мог. Другой вопрос, что место, в которое иголка входит без боли и без крови, появляется у всех ведьм задолго до первого шабаша.

После обеда дознаватели взяли большие ножницы и обстригли ведьме волосы с головы.

— На лобке еще состриги, — сказал Генрих.

— Не буду, — ответил Якоб.

— Почему?

— Потому что у ведьмы там зубы, и она мне руку откусит.

— Где? — удивилась Оксана, — Правда? До сих пор никому ничего не откусила.

Якоб потыкал иголкой в голову и шею, но ничего интересного не натыкал. Генрих взял иглу и попробовал сам, но только проткнул сонную артерию, и всех залило кровью. На этом дознаватели рабочий день посчитали законченным и пошли отмываться в баню. Стражники утащили ведьму обратно в камеру. Никто не заметил, что она зацепила прядь своих сбритых волос с тонкой-тонкой сплетенной косичкой.

— Завтра тебя будут допрашивать, — сказала мышь, когда дознаватели ушли, — Пока без пыток.

— Что значит, без пыток? А эти три дня что было?

— Испытания.

— Что говорить-то? Признаваться или нет?

— Что хочешь. Если признаешься, то будут пытать и потом сожгут. Если не признаешься, то будут пытать, пока не признаешься, и потом сожгут.

— У вас что, сжигают всех, кого обвинили?

— Вообще нет, но у этих двоих да.

— Зачем тогда испытания, признание, допросы, пытки?

— Так положено. Нельзя же просто схватить честную женщину по ложному доносу и сжечь.

На следующий день в пыточную таскали остальное население тюрьмы. Показывали залитую кровью стену и два светлых силуэта на кровавом фоне. Получили несколько чистосердечных признаний. Кого-то даже пришлось удавить, а то напризнавался тут, что зацепил очень уважаемых людей.

Дознаватели в этот день ведьму не только не обижали, а откармливали красным мясом и отпаивали красным вином. Если ведьма сдохла от пыток, это неправильно. Ведьму надо сжечь, а перед этим добиться признания. Или хотя бы попытаться добиться признания, а если попадется слишком стойкая, то сжечь.

Утром ведьму привели на допрос. Пока без пыток.

— Ты веришь в существование колдунов? — спросил Якоб.

Многие ведьмы отвечали на этот вопрос «нет». Из этого можно было натянуть, что ведьмы отрицают существование дьявола, приспешниками которого являются колдуны, отрицание дьявола можно натянуть на ересь, и за ересь уже уверенно жечь.

— Да, — спокойно ответила Оксана.

— Кого из них ты знаешь и откуда? — методика предусматривала и такой ответ.

— Ууу… — и ведьма начала рассказывать.

Генрих устал записывать, закончилась и бумага, и чернила. Оксана остановилась перевести дух.

— Что-то не так? Или знакомого узнал? — спросила она.

— Ты говоришь только про русских, литовских и польских колдунов.

— Вам только про немецких надо?

— Про действующих в пределах Священной Римской империи.

— Краков вам сильно далеко?

— Юридически да.

— Ваших не знаю, уж извините.

— Знаешь ли ты, что колдуны убивают детей? — Генрих задал очередной типовой вопрос из своей книги.

— А то ж!

— Стой. Опять про восточных?

— Ну да.

— Откуда ты все это знаешь?

— Люди бают. Вы приезжайте в Киев, да зайдите в любую корчму вечером базарного дня. Или еще лучше к бабам на посиделки. Записывать — руки отвалятся.

Дознаватели вздохнули. Вроде и сказала много, а себя никак не оговорила.

— Есть ли у тебя книги о колдовстве? — спросил наудачу Якоб.

— У меня нет, а вот у моей прабабки были. Волховник, Сносудец, Зелейник, Чаровник, Розгомечец, — Оксана посчитала по пальцам, — И Гримуар, но он на латыни.

Про полторы книги, доставшиеся от Колетт, она просто забыла.

— Так твоя прабабка ведьма?

— Была. Скопытилась старушка. Знала бы, что вам ее книги понадобятся, наверное, отписала бы в завещании. А может и не отписала бы. Из вредности. Ведьма же.

Допрос допросом, а обед по расписанию. После обеда дознаватели зачитали список событий, предположительно связанных с ведьмами и колдовством во время непродолжительного пребывания Оксаны в Вене.

— Портила молоко, препятствовала коровам доиться!

— Я? Нетушки. Вот вам крест, мне вообще не до вашего молока было.

— Смерть мужчины!

— Нет.

— Смерть ребенка!

— Нет.

— Смерть лошади!

— Нет.

— Смерть сторожевой собаки!

— Издеваетесь? Вы на меня хотите повесить все, что у вас в городе за неделю сдохло? А пока меня не было, так у вас и кладбище дубами поросло?

— Превращалась в кошку!

— Ага, мяукала гнусным голосом, поднимала хвост и с котами совокуплялась. Могла бы я превращаться в кошку, я бы у вас в темнице не сидела.

— Угрожала добрым христианам!

— На каком языке?

— Эээ, что?

— Я по-немецки ни в зуб ногой. Вы меня на латыни допрашиваете. Ругаться умею только по-русски. Какими словами я угрожала?

— Записано по-немецки.

— Тогда это точно не я.

— Ничего? — спросил старший дознаватель Генрих.

— Ничего, — развел руками младший дознаватель Якоб.

Пришлось поставить очередной, уже четвертый крестик в столбце «не ведьма».

— Тогда переходим к пыткам.

— К пыткам? — удивилась ведьма, — А раньше что было?

— Проверки и испытания.

— И до чего допроверялись?

Дознаватель грустно посмотрел в свою таблицу. Четыре-ноль.

— Что мы пока не уверены, что ты ведьма, — скрепя сердце, сказал он.

— Прямо от сердца отлегло.

— Но мы очень стараемся.

— Спасибо, блин, большое.

Вечерняя мышь не порадовала.

— Завтра тебя будут пытать.

— Я знаю, — грустно ответила Оксана, — Нельзя как-нибудь без этого?

— Ты в мышь превратиться можешь?

— Нет. Вот в жизни бы не сообразила, что первым делом ведьме надо учиться превращаться в мышь. Особенно, когда узнаешь, сколько в мире всякого интересного колдовства.

— Жаль. Ты и как девушка такая… привлекательная, а мышь из тебя бы получилась просто загляденье.

— Охренеть у тебя комплименты.

— У вас что, ведьм не жгут? — мышь сменила тему.

— Жгут, но вместе с хатой.

Мышь даже вздрогнула.

— Хорошо, что у нас не так. Из-за одной ведьмы можно ненароком весь город спалить вместе с мышами и всеми нашими запасами.

— А как у вас? В печке?

— Нет. Где это видано, чтобы живого человека да в печке жечь. Дикарство какое-то и совершенно не по-немецки. На площадь выведут, к столбу привяжут, дровами обложат и подожгут. Цивилизация, понимать надо.

— Выведут на площадь? — Оксана даже обрадовалась.

— Конечно. Народ посмотреть соберется. Судья будет, герольд, стражники, трубачи. Может и господа какие-нибудь посмотреть заглянут. У нас вообще нечасто ведьм жгут.

— Нечасто? Но порядок уже сложился. И учебники.

— Так это же Вена. Здесь все, что больше двух раз происходит, заслуживает письменной инструкции.

— Что выберем? — спросил Якоб, перебирая пыточный инвентарь.

— Давай уже закончим, — сказал Генрих.

— Железом пытать не хочу, опять орать будет. До сих пор как взгляну на нее, так в ушах звенит.

— Давай тогда водой пытать.

— Чего-чего? — спросила ведьма.

— В тебя сейчас вольем ведро воды, — ответил Якоб, листая толстое руководство по пыткам.

— Зачем?

— Здесь так написано.

— Я же лопну, деточка.

— А я налью и отойду.

— Нет, серьезно, а если в меня не влезет ведро воды?

— Здесь написано, что тогда надо налить два ведра.

— Изверги.

Ведьму раздели догола и привязали к пыточному стулу со спинкой. Якоб принес два ведра воды. Генрих запрокинул ведьме голову и вставил в рот воронку, держа ее на вытянутой руке и отвернувшись. Якоб встал на табуретку и осторожно влил первое ведро в воронку, опасаясь, что ведьма вот-вот лопнет, и его отбросит на вон ту стену с острыми пыточными орудиями.

— Быр-быр-быр, — сказала ведьма.

— Что она сказала? — переспросил Генрих.

— Я не расслышал, — ответил Якоб, — Но ведро в нее влезло. Это как считается, она ведьма или нет? Второе лить?

— Ты признаться не хочешь? — поинтересовался Генрих у ведьмы.

— Быр? — ответила ведьма.

— Это да или нет? — спросил Якоб.

— Черт ее знает.

— Второе ведро-то лить?

— Оно влезет?

— Нет. У нее во рту вода стоит.

— Тут написано, что второе ведро надо лить тем, кто первое не выпил, — Генрих посмотрел в книгу.

— Я его зря тащил? — возмутился Якоб.

— Быр?

— Ну, вылей.

— А она не лопнет?

Дознаватели переглянулись. Якоб осторожно потыкал пальцем в раздутый живот ведьмы и пожал плечами.

— Тогда не выливай, — решил Генрих, — Переходим к следующей главе.

Ведьму с раздутым животом отвязали от стула, руки сковали за спиной. Якоб зацепил крюк лебедки за большое круглое звено в середине цепи и поднял ведьму над полом. На ладонь примерно.

— Да чтоб ее! — выругался Якоб.

— Тяжелая? — спросил Генрих, — Ведьма должна быть легкая, так в книге написано.

— Эта на взвешивании была тяжелая, как и вовсе не ведьма. А я в нее еще ведро воды влил.

Генрих тоже взялся за рукоятки, и вдвоем они подняли ведьму повыше.

— Почему лебедка так плохо крутится? — спросил Генрих, — Как песка в смазку насыпано.

— Ага, пришли мыши и насыпали песка, — сказал Якоб.

— Нет, ну что это? — Генрих потер пальцем подтек вроде бы масла и понюхал, — Канифоль?

Якоб развел руками. Пыточная лебедка обходилась без подшипников и вращалась за счет скольжения деревянной оси в деревянных проушинах.

— Быр-быр-быр! — сказала ведьма, очевидно имея в виду «Вам чего-то от меня надо или снимайте уже».

— Не признается? — риторически спросил Генрих.

— Не-а, — ответил Якоб.

— Тащи жаровню.

Под ноги ведьмы поставили ящик с песком. В него — железную жаровню с углями из кухонной печи.

Ведьма задергала ногами и громко забулькала, но перешла на визг и ругательства на незнакомом языке. Дознаватели принимали признания только на немецком или на диалектах латыни, поэтому продолжили наблюдение.

Буль-буль-буль — потекло по ногам и сразу же громко зашипело на углях. Ведьма не лопнула, но протекла из обоих мест. Пыточная наполнилась едким запахом мочи и не менее едким — вчерашней баланды.

— Вот черт! — сказал Генрих.

— Пафф-пафф-пафф-пафф! Звяк! Звяк! Звяк! Из задницы ведьмы не то гидравлической, не то пневматической силой выстрелил фонтан дерьма и несколько круглых свинцовых пуль. Пули отрикошетили от твердых поверхностей. Якобу попало в лицо, Генриху — в руку и в ногу.

Дознаватели испуганно задергались, поскользнулись на обосранном ведьмой полу и на свинцовых шариках и плюхнулись ведьме под ноги. Генрих свалился головой в жаровню, но выставил перед собой руки и попал ими как раз в ящик с песком. С довольно горячим песком, который хорошо прогрелся от углей за тонким листом железа.

Якоб, чтобы не упасть, схватился за какую-то палку, которая оказалась стопорным рычагом лебедки. Рычаг подался, и Якоб рухнул на пол, а лебедка разблокировалась.

Генрих не успел вскочить, оттолкнувшись обожженными ладонями, как ему на плечи свалилась ведьма. Правда, изрядно облегчившаяся. Поэтому спинной хребет выдержал, а дознаватель всего лишь ударился о край жаровни передними зубами, ссыпал угли себе на голову и еще раз коснулся песка, на этот раз, не только ладонями, но и лицом.

Ведьма ловко отбежала по спине дознавателя на сухое место, подтолкнула ногой табуретку, села и поставила обе ноги в удачно не вылитое в нее раньше ведро воды. Ее руки оставались скованными, за эту веревку держался крюк лебедки, а стопор Якоб только что снял. Поэтому вскакивающий из лужи Якоб три раза получил по затылку рукоятками и рухнул обратно в лужу дерьма.

Дознаватели под звонкий смех ведьмы и собственную ругань, все-таки поднялись на ноги. Генрих сразу полез остужать лицо и руки в ведро, где ведьма охлаждала ноги.

— Первый раз встречаю на неметчине что-то смешное, — сказала ведьма, — Правду говорят, что у немцев любимая тема для шуток — про говно?

Дознаватели в сердцах перешли со столичного хохдойч на свои родные деревенские говоры и упомянули говно еще не меньше дюжины раз, разбавив его задницей, чертом, собачьей свиньей, шлюхами и содомитами. Но обошлись без отсылок к половым органам и без богохульства.

— Хорошо ругаетесь, — сказала Оксана, — А чтобы я поняла, можете?

Генрих и Якоб попытались перевести свои букеты чувств на более понятную ведьме вульгарную латынь и связанную с ней средиземноморскую ругательную традицию. Как интеллигентные люди, не прибегая к убогому подстрочному переводу и ориентируясь на чувство языка. Мимоходом оскорбили пятерых святых, Господа Иисуса Христа и приснопамятную деву Марию.

Оксана вытащила ноги из ведра, просунула их одну за другой над ручными кандалами, подняла руки к лицу и три раза перекрестилась. Ноги поставила обратно в ведро.

Генрих, стоя на коленях у ведра, немного потерял дар речи и вообще замер, пока она выполняла эти манипуляции.

В пыточную заглянул стражник. Заглянул он, похоже, немного раньше, но не сразу понял, что происходит.

— Мать вашу так и разэтак, — сказал стражник, когда ситуация более-менее уложилась у него в голове, — Я сейчас правильно понял, что вы омываете ноги ведьме и возводите хулу на Господа?

Оксана по тому, как лица инквизиторов сменили цвет с красного на белый, поняла, что стражник сказал что-то важное. Но, надо полагать, не для нее. Поэтому показала стражнику язык.

— Лучше сиськи покажи, — предложил стражник.

Немецкое Titten в сопровождении поясняющего жеста вполне понятно для тех, кто знает это слово на итальянском или латыни. Оксана приподняла грудь скованными руками.

— Ноги, кстати, тоже ничего так.

— Еще бы.

Оксана вытащила ноги из ведра, повернулась к стражнику и положила правую ногу на левую, а потом левую на правую.

— Во! — стражник показал большой палец, — Не жалко сжигать будет?

— Ты это… — Якоб первым обрел дар речи, — Не болтай там, ладно?

— Вы еще за прошлый раз не рассчитались.

— Должны будем, — вступил Генрих, — А донесешь — ничего не получишь.

— Мне бы за доносы на вас платили, я бы озолотился.

— Что приходил-то?

— Заканчивайте уже. Тут настоящие преступники ждут. Фальшивомонетчик, конокрад и шпион венгерский, — сказал стражник и посмотрел на только вчера отмытую от крови стену.

На забрызганной калом стене четко выделялись два силуэта, толстый и тонкий.

— Черт! Они же со смеху сдохнут! — сказал стражник, — Ладно, всем отбой на сегодня, но стену отмывать сами будете.

И закрыл дверь с той стороны.

— Мне последние несколько дней кажется, что когда мы ее окончательно достанем, она вырвется и нашу тюрьму по кирпичику раскатает, — сказал Якоб.

— Думаешь, она ведьма? — спросил Генрих.

— У нас хоть раз было, что поймали бабу, а она не ведьма?

— Не помню.

— И я не помню.

— У нас пока доказательств не хватает.

— Ага. Все крестики стоят в столбце «не ведьма», а она сидит красивая и над нами смеется. Хотя все остальные бабы, кто доходил до этой страницы, уже выглядели что краше в гроб кладут, и только рыдать могли.

— Зачем вам доказательства, вы меня все равно сожжете, — сказала со своего места уставшая Оксана, — И книжка ваша фуфло. По ней только честных баб мучить. Чистосердечно признаюсь, я ведьма!

— Завтра без пыток повторишь? — не веря своему счастью, спросил старший дознаватель Генрих.

— Рубашку новую дайте и воды в камеру принесите помыться. Тогда повторю. Прямо на Библии поклянусь.

Вечерняя мышь сообщила, что завтра будет допрос без пыток, потом соберется суд и вынесет строгий, но справедливый и очень предсказуемый приговор. Епископа не пригласят, потому что он старый зануда и всегда сомневается в доказательствах. На следующий день после суда будет казнь, перед казнью придет священник, чтобы ведьму исповедать и причастить.

— Латинский священник?

— Какой же еще?

— А если откажусь?

— Сожгут.

— И так сожгут. Я еще понимаю, Париж стоит мессы, а здесь ловить нечего.

— Мне кажется, или у тебя есть какой-то план?

— Есть. Мне бы одно заклинание прочитать.

— Так ты и правда ведьма?

— Ну, беда! Меня мыши в грош не ставят!

— Просто у них в протоколе стояли крестики, что ты не ведьма. Мы и засомневались.

Начиная с признания, события понеслись по упрощенной схеме, как будто никого и не интересовало, действительно ли подозреваемая является ведьмой. Равно как никто не попытался выведать у нее имена возможных сообщников. «Крысы платят, а деньги не пахнут», — прокомментировала мышь.

Судья вынес приговор, и уже на следующий день на площади Гусиного пастбища поставили столб, обложенный дровами и хворостом. Глашатаи объявили по городу о грядущем сожжении ведьмы.