Подземный мир и живая вода

26. Глава. Двадцать восемь оттенков серого

Проклятия фей всегда исполняются. Ласка подумал об этом, вставая с холодного каменного пола. Над головой тьма, а никаких фонарей, конечно, никто не захватил. Если понимать проклятье буквально, то это погреб Чорторыльского, в который все свалились прямо через пол.

— Где мы? — раздался голос Нидерклаузица из темноты.

— В погребе, — ответила Марта, — Не в преисподней.

— Марта, еще кто-нибудь есть? — спросил Фредерик.

— Ласка Умной, — отозвался Ласка.

— Симон, — отозвался алхимик, — Со мной провалился только один раненый. Вольф Стопиус. Рафаэлла осталась наверху.

— У кого-нибудь фонари, свечи, лучины есть?

— У меня только фитиль, — сказала Марта.

Она провалилась с разряженной аркебузой в руках и сейчас раздувала фитиль, чтобы что-то увидеть.

— Рядом со мной лежат свечи, — проскрипел раненый Вольф.

Марта посветила фитилем и зажгла свечу.

— Если мы провалились через пол, то вот лестница на кухню, — сказала она, — Потому тут и лежат свечи.

— Осторожнее с огнем, — сказал Вольф, — Я чую, что где-то тут кроме вина еще порох. И много. Душегубы таскали боеприпасы из погреба.

Марта зажгла несколько свечей и расставила их по подсвечникам на колоннах. Погреб как погреб. Каменные своды вверху, колонны, бочки по стенам. Кроме бочек еще куски мяса свисают, вялятся. Сразу под кухней должна храниться еда и вино, а не порох.

В отличие от дома, погреб не делился на помещения стенами. Из каменного пола вырастали колонны, на колонны опирались арочные своды, а на своды — потолок. Как будто итальянец строил. Или черт по чертежам итальянца.

— Рафаэлла осталась там, — нервно сказал Фредерик.

— Они ничего ей не сделают, — напомнила Марта, — Пролить кровь ведьмы — плохая примета.

— С чего ты взяла, что она ведьма?

— Фьорелла же сказала.

— Да. Но как мы не заметили ведьму рядом с нами? Моя бабка была ведьмой, Рафаэлла могла от нее что-то унаследовать. Но вы что, тоже только сейчас узнали?

— Да, — нестройно ответили Марта и Симон.

Ласка и Вольф промолчали.

— На ведьмах не написано, что они ведьмы, — добавил Симон.

— Рафаэлла изменилась примерно после моего возвращения, — сказала Марта, — Но я думала, что это по другой причине.

— Я тоже, — грустно ответил Фредерик, — Ладно. Помогите мне подпереть вот эту дверь. Хотя бы, чтобы сразу не открыли. Симон, у тебя осталось что-нибудь взрывчатое наверху?

— Да, немного.

— Знаю я твое немного. Надо под это место поставить бочку с порохом. Вторую у дверей. Поставить часового со свечой. И все будем искать тайный выход наружу. Не совсем же дурак тот, кто строил погреб, чтобы заодно не сделать и тайный выход.

Ни сам Фредерик, ни его друзья не подумали, что сдаться в плен нечисти лучшая участь, чем взорвать себя вместе с врагами. Подперли входную дверь тяжелый ларем и бочонками. Нашли по указке Вольфа бочки, пахнущие порохом. Одну подтащили к входу, другие примерно под угол зала, где оружейники сложили порох и боеприпасы. Насыпали порохом дорожки. Посадили Симона дежурить со свечой и разошлись искать запасной выход, по пути расставляя горящие свечи по подсвечникам. Вольф сказался больным и сел на пол, прислонившись к колонне. Он решил, что будет тянуть с превращением до последнего. Вдруг какие-то домовые подглядывают. Пусть доложат, что он почти мертвый.

Выпроводив лишних людишек, Ядвига подошла к двери в погреб, приложила к ней ухо, прикрыла глаза и зашептала наговор на усиление слуха.

Дверь открывается вовнутрь, подперта чем-то тяжелым. Внутри пять человек. Нидерклаузиц. Женщина, наверное, фрау Марта. Кто-то старый, наверное, алхимик. Кто-то больной или раненый с прерывистым дыханием. И, судя по голосу, снова тот изрядно надоевший москаль с кощеевой саблей.

— Где домовой? — спросила ведьма, обращаясь к столпившимся за ней чудищам.

В кухню вошел подгоревший с одной стороны леший. Справа остался старик стариком, а слева как пень горелый. Леший подгонял рукой-веткой маленького, ростом в локоть, человечка. Босого и без шапки, но одетого в пыльный когда-то красный кафтанчик и пыльные холщовые штаны.

— Вот эта дверь ведет в погреб, шановная панна! — сказал маленький с поклоном, — За ней пять человек. Только вы, госпожа, осторожнее. С той стороны они дверь подперли кроме прочего бочкой с порохом. На пол пороха насыпали к этой бочке и еще к двум. Дорожки ведут за сундуки, а там сидит старый дядька со свечой.

— Есть из погреба тайный ход?

— Есть.

— Куда он ведет?

— Не знаю. Дальше дома.

— С немца станется и взорвать, — сказал леший, — Хватит с нас огня.

— Лешие пусть на дворе подождут, — сказала Ядвига.

— Водяные тоже, — булькнул кто-то из зала.

— Водяные тоже.

Вместе с лешими и водяными забеспокоились и все остальные чудища. Они уже расслабились и собрались отпраздновать победу с вином и закусками со стола. В обоих штурмах полегла только местная нечисть, а друзья Ядвиги из Подземья не пострадали. Только ящер уронил дубину на пальцы.

— Поссориться с чертом у него дома — плохая идея, — сказал вампир, — Мертвецы еще остались? Их не жалко, если что.

— Струсили? — ухмыльнулся колдун.

Чудища рассмеялись скрипучими звуками, мало похожими на человеческий смех.

— Нашел, кого поддеть, — сказал великан, — Мы не рыцари, присягу не давали. Нам струсить не зазорно.

— Порох вас настоящей смертью не убьет.

— Но шкуру попортит, — сказал летучий мышь, почесывая заштопанное брюхо.

— Потом перед Люциусом за дом отвечать, если немцы в подвале порох взорвут? — добавил старичок с перевязанной головой, — Дураков нет.

Чудища вышли из кухни и сели за стол в зале. С Ядвигой остались только верный колдун, любопытная Балбутуха и домовой.

— Идеи есть? — спросила у них Ядвига.

— Хочешь, еще покойников подниму? — предложил колдун.

— Предлагаешь снова дедушку разгневать?

— Дедушка сказал «на сегодня прощаю», а сегодня еще не закончилось. Только-только стемнело, до полуночи успею.

— Не любят они все, когда их на слове ловят. Но за слова отвечают. Ладно. А мертвецы разве второй раз поднимутся?

— Те, с кладбища, уже нет. Но мы тут и душегубов с немцами неплохо поубивали. Навскидку дюжина рыл снаружи лежат. И в доме столько же.

— Слышь, в дровяном сарае еще с десяток, — крикнул из зала вампир, сидевший у двери, — Как живые, почти не рубленые.

— Много времени тебе нужно? — спросила Ядвига.

— Как обычно. Пентаграмма, свечи, жертва. Прочитать из книги, потом вокруг обойти, потом дальше немного прочитать и можно песню петь.

— Давай. Надеюсь, немцы за это время из подвала не разбегутся. Мы выйдем из дома, а мертвецы пусть идут вниз. Немцы взорвут погреб, и их всех завалит. Тела откопаем.

— Я бы не советовал. Чорторыльский может вернуться с минуты на минуту. Твои, — колдун проглотил привычное слово «тупые», — друзья правильно говорят, что он будет очень недоволен, если мы ему разломаем дом. Он ведь перенес нас сюда как раз для того, чтобы дом уцелел.

— Придумай лучше.

— Слушай, а может, пусть уходят? Домовой им выход из подвала подскажет, они из дома выберутся, а там уже и перед Люциусом отвечать не придется.

— Молодец, — Ядвига посмотрела на колдуна с уважением.

— Только твои друзья не осилят.

— Почему?

— Там тот русский, об которого они уже два раза зубы ломали. Кроме него Нидерклаузиц с мечом, которым он только что русалок с упырями покромсал. И фрау Марта не знаю, с каким оружием.

— Иди, поднимай покойников. Лишь бы немцы раньше времени выход не нашли. Шустрые шибко.

— Скажи-ка, маладая, а пачараваць ты не хочешь? — спросила Балбутуха.

— Что-то я устала за день, — ответила Ядвига, — Ты про какую ворожбу?

— Про сонную. Праспявай им там калыханку ци што. Дамавик табе скажет, когда заснуць, а потом бери их голыми руками.

— Дзякую, подруга. Как я сама не сообразила?

Ядвига и Балбутуха закрыли дверь в зал, сели у двери в погреб и запели колыбельные.

Тупые друзья и язвительные подруги Ядвиги поняли, что на бочку с порохом им лезть не придется, и радостно сели за стол, все еще полный кушаний, наготовленных на свадьбу. Рядом еще и стояли недопитые на досрочно завершившейся свадьбе бочонки с вином и чем покрепче. Лешим с водяными налили по чарке и отправили всех с глаз долой. Только что пинков под зад не раздали. Упырей выжило штук пять. Со словами «уважим Мороза Ивановича, он таких не любит» всем пятерым оторвали головы.

Последние три русалки не то при жизни были разбитными девками, не то после смерти распустились. Уселись за стол в обнимку с чудищами и заигрывали с ними, как с мужчинами. Лучницы тоже не стали строить из себя монашек, но держались с достоинством.

Грамотный вампир увлекся забытыми Рафаэллой на столе книгами и периодически зачитывал компании какие-нибудь забавные характеристики чудовищ.

Колдун учуял на втором этаже готовую пентаграмму со свечами, что несколько ускорило задачу. В жертву принес лошадь. Пришлось просить ящеров, и не напрямую, а через Ядвигу. Ящерам бегать и ловить было лень, но идея под выпивку откушать свежатины им пришлась по нраву. Сбегали во двор, поймали молодую кобылку. С подрезанными жилами отнесли ее на второй этаж, а потом забрали доедать.

Домовой несколько раз сбегал туда-сюда.

— Немец раненый спит. Седой спит. Рыцарь сидит и дремлет. У него меч освященный, и каждый раз, когда он касается рукой рукояти, сон немного отступает. Русский парнишка тоже дремлет в полглаза. Если что, вмиг вскочит. У него под рубашкой пояс, а на поясе оберег вышит. Так себе оберег, ни от чего не защитит, но кое-о-чем предупредит. Фрау в красном сквозь пальцы мало не светится. Сна у нее ни в одном глазу, но она плачет.

— Почему плачет?

— Наверное, по-польски понимает. Песня у вас очень уж жалобная, — домовой утер слезу.

— Кто из них должен уронить свечку на дорожку с порохом?

— Седой.

— Остальные далеко?

— Несколько шагов.

— Дверь чем подперта?

— Ларь с мукой. Тяжелый, они вчетвером поднимали. Сверху еще бочонки с вином и рядом бочка с порохом.

— Ход куда ведет?

— В пещеру в овраге. И еще на конюшне в полу есть выход.

— Молодец. Возьми пирожок.

— А налить?

Ядвига сама сходила к столу и подала домовому кружку. Чудища из мелкой посуды вино не пили. Мелкий на одном дыхании всосал до дна, сразу окосел и удивленно посмотрел на таких же удивленных чудищ.

— Что это было? — сипло спросил он.

— Спиритус разбавили, — сказал великан.

— Чем? — спросила Ядвига, понюхав пустую кружку.

— Жженым вином и кобыльей кровью. Не водой же.

Отпущенные на волю солдаты проигравшей армии действовали так же слаженно, как и при обороне. Общими усилиями поймали своих коней. Пушкарь привычно запряг сани «Арсенала». Клаус запряг «Лазарет». Туда положили раненых, и сундук с лекарствами встал на свое место. Душегубы высвистели с десяток местных лошадей, которые по привычке не разбежались дальше забора вокруг усадьбы. Элефант учуял знакомый запах и подошел сам. С ним пришла и Толстушка. За неделю учебы Рафаэлла побывала в гостях у Ласки на постоялом дворе и познакомилась с его драгоценной лошадью, которой предстояла жизнь в далекой и снежной Московии.

Доехали до постоялого двора в деревне, ударили об стойку золотым талером и потребовали выпивки и закуски. Что по здравому размышлению, что по нездравому, другого варианта просто не было. Зимней ночью гнать вслепую по лесной дороге дураков нет.

По дороге от усадьбы до постоялого двора ни в одном крестьянском доме не горели свечи или лучины. Крестьяне слышали стрельбу из усадьбы, и все молились, чтобы их обошло стороной.

Теперь молча пили, не глядя друг другу в глаза. Только Рафаэлла оставалась трезвой. Как там отец? Где Олаф? Где Гаэтано? Она ждала, что душегубы ей напомнят про обещанные десять золотых каждому, но шляхтичи вели себя, как и стоило ожидать от дворян. Что один благородный человек пообещал другому, то будет отдано. Не сегодня, так завтра, а не завтра, так послезавтра. При жизни не успеет, наследники отдадут.

— Что, шановные паны, чудища в дерррревне есть? — произнес знакомый голос.

На свет вышел недавний герольд с ночного турнира.

— Доминго! — Рафаэлла вскочила с лавки.

— Рафи! — Гаэтано обогнал попугая и обнял жену.

Только теперь она дала волю чувствам и зарыдала.

Гаэтано выглядел как хорошенький мальчик, которого зимой одевала бабушка. Три слоя теплых одежек, шапка, обвязанная платком, на ногах толстые чулки. В руках сапоги-скороходы. Человек из неуязвимой свиньи получился без единой свиной черты лица. Скорее, похожий на ангела. Может быть, ангелы на самом деле и не такие, просто латинские богомазы пишут ангелов с таких натурщиков. Больше двадцати лет на вид никак не дашь. Может быть, он даже младше Рафаэллы.

— Здесь все свои? — спросил он.

— Да, — ответила за всех Оксана, — Волки пришли?

— Пришли. Олаф!

Вошел голый Олаф. Он происходил из тех, кто перекидывается, не привязываясь к месту.

— Одеться дайте, а то замерзну сейчас, — сказал он.

Корчмарь вынес штаны, рубаху и поношенный, но не дырявый жупан. Пропивать одежду — старая традиция.

Доминго расправил крылья у камина.

— Ну и холод тут у вас! — недовольно сказал он, — Налейте горррячего бедной птице!

Выпил теплого вина и чуть-чуть согрелся.

— Я понимаю, как тут живут люди. У них теплая одежда. Я понимаю, как тут живут звери. У них жир и шерсть. Я не понимаю, чем тут греются птицы!

— Они привыкли, — сказал Олаф, зябко кутаясь в жупан у камина.

— Почему вы пошли сюда, а не в усадьбу? — спросила Рафаэлла.

— Два фурргона, — сказал Доминго.

Конечно. Фургоны остались снаружи, а вожак не упустил возможность разведки с высоты птичьего полета.

Олаф подошел к двери и позвал еще кого-то. В дверь не столько вошли, сколько пролезли двое человеко-волков, похожих на великанов-людей с полуволчьими мордами и полуволчьими лапами. Один мало не полтора человеческих роста, другой на голову выше Богдана.

— Гутен таг, — сказал большой, а второй просто кивнул.

На дворе уже никакой не таг и ни разу не гутен, но никто не рискнул не согласиться. Пушкарь коротко и грамотно описал произошедшие события, при помощи еды на столе обозначил план усадьбы и господского дома.

— Кто старший? — спросил ликантроп.

— Я, — без тени сомнения ответила Рафаэлла и представилась, — Рафаэлла фон Нидерклаузиц.

— Где отец? Жив?

— Фьорелла пожелала ему провалиться, так что должен быть в подвале дома Чорторыльского.

— Точно?

— Подвал под домом есть, — сказал Анджей, — Вход из кухни. Сидят ли там до сих пор немцы, не поручусь. Если нечисть пойдет на штурм, немцы могут взорвать бочки с порохом. Могут и уйти через подземный ход, если найдут его.

— Там порох?

— Пять бочек.

— Надо поспешить. Олаф, как думаешь?

— Нидерклаузиц может взорвать, если увидит, что проигрывает, — ответил Олаф.

— Тогда идем.

— Сколько вас? — спросила Рафаэлла.

— Двадцать восемь, — ответил Олаф.

— Мы с вами.

Рейтар, пушкарь и санитар кивнули. Пережив войну, глупо бросать сторону, которая вот-вот победит, за шаг до победы.

— По кой черт? — ликантроп презрительно посмотрел на нее сверху вниз, — Сиди, девчонка.

— Может я и девчонка, но видел бы ты, какой у меня конь.

— Какой?

— Огнедышащий.

— Пригодится. Еще кто идет?

— Я, — поднялся Бенвенуто.

— Я, — поднялся Анджей.

— Что у тебя с рукой? Нужен ты там?

— Я шляхтич, и люди не скажут, что панночка поехала на битву, а пан струсил.

— Не поспоришь. Идем.

— А чем чорт не шуткуе, — сказал Богдан, — З вовками, да з таким конем нам сам чорт не брат. Я в доле.

— Ты що? — Оксана накрыла его руку своей, — Тоби бильше усих треба?

— Ага. Мы коней наловивши, а видала, скильки там зараз пид ногами гарной зброи? Един який пистоль талеров на двадцать потянет. Ты тильки ворожи, щоб по мени лишку не прилетело.

Остальные двое душегубов не настолько воплощали шляхетский дух, как Анджей. Что с них взять, разбойники у черта на службе. Но после слов Богдана о трофеях тоже вызвались добровольцами.

На подходе к усадьбе встретили нескольких волков, отправленных на разведку.

— Хорошо, что вы раньше не появились, — сказал старший из разведчиков, — Только что колдун и ведьма обходили дом и дворы.

— Кто там еще? — спросил ликантроп.

— Ведьма с зелеными волосами, от крика которой лошади дохнут, — сказал Бенвенуто, — Я не настаиваю, но лучше бы нам всем заткнуть уши.

В остальном люди надавали совершенно разных описаний, перепутав и количество, и виды чудищ. Рафаэлла со своим книжными знаниями уверенно распознала троих, и это были очень сложные трое. Оксана сообразила посмотреть сквозь пальцы и дополнила. Девушки с луками — никакие не девушки, а даже скорее сущности, чем существа. Старичок с веревкой на голове — не чудище, а человек, очень сильный колдун.

Остальные, даже бесстрашный рубака Анджей, описывали непонятно кого, соединяя несоединимое, будто от разнообразия у них в головах все перемешалось. Единственное, в чем все сошлись, что кроме чудищ были поднятые покойники, но потом они ушли обратно на погост.

Разведчики-волки сообщили, кого еще унюхали в доме. К тем, что опознала Рафаэлла, добавились еще двое или даже трое сложных противников. Старший ликантроп порадовался, что усилил свою армию людишками и лошадкой. Это по сравнению с людьми любой оборотень большой и сильный. Против некоторых обитателей Подземья матерый волчара так, серединка на половинку. А уж людям без колдовского или освященного оружия, на худой конец, серебра, против чудищ остается уповать только на Божью помощь.