Большой зал раздвинулся не до черт знает каких пределов, но в несколько раз. Ранее казавшийся стоявшими посередине большой стол остался на том же расстоянии от камина и стены, увешанной оружием. Противоположный угол уехал вдаль, обеспечив не меньше ста шагов вдоль одного только барьера при соответствующей ширине.
Из пола выдвинулся дощатый турнирный барьер. Напротив середины барьера образовалась трибуна для Прекрасных Дам, на которой появился длинный стол и мягкие кресла.
— Предлагаю нам с тобой сразиться в первом же бою, — сказал Люциус Ласке, — Или хочешь встретить меня, когда устанешь?
— А давай, — ответил Ласка и вспомнил, что Вольф говорил про фехтовальное мастерство шляхтичей в пешем бою, — Конными.
— На копьях, — ухмыльнулся Люциус.
— На саблях, — ответил Ласка.
— У тебя сабля колдовская.
— А у тебя?
— Освященная? — спросил Фредерик.
— Нет, — одновременно ответили Ласка и Люциус.
— Чего тебе тогда бояться? — спросил Фредерик Люциуса.
— Ладно. Давай конными на саблях. Сам-то к нам не хочешь?
— Пиши третьим. Пан Кшиштоф! — позвал Фредерик, — Конными на мечах?
— Нет. Предпочту встретить тебя, когда устанешь. Сразись с Анджеем для начала.
Хитрый Кшиштоф поставил в подгруппу к командирам партий сильного бойца, но не себя. Случись Анджею одолеть Фредерика в первом бою, во втором он выходил бы, скорее всего, на Люциуса.
— Пешими на мечах, — сказал Анджей.
— Отлично, — записал их Люциус, — Вторая подгруппа.
— У нас герр Йохан фон Мюллер, — сказал Ласка.
— Томаш Нехитишь, принц мышей, — сказал Фредерик.
— Мыши за вас? — удивился Люциус, — Или вы за мышей? После крыс самое то к мышам наняться.
Фредерик нахмурился и не ответил.
— Записал, Ваше Высочество. От нас будет «Чорт номер один», — сказал Люциус, — Уж извините, без имен.
Кшиштоф обернулся к душегубам.
— Желающие есть?
— На цього з дубиною я вийду! — сказал Богдан, — Нечего было мою жинку лапати!
— Принято. Вы пешие на дубинах, — записал Люциус и повернулся к Томашу, — Ваше Высочество что выбирает?
Когда есть выбор, спрашивать принца или номерного бойца без имени, выбора как бы и нет.
— Конными на мечах, — ответил Томаш.
— Третья подгруппа, — объявил Люциус и занес мел над доской.
— Я, — сказал Бенвенуто.
— Я, — сказал Антонио Бонакорси, дипломированный врач.
— Тони, ты же врач, — сказал Фредерик.
— Когда бы построить в два ряда всех, кого я лечил и кого убил… — ответил Тони.
— Вот теперь я, — сказал Кшиштоф, — Против пана дохтура, пешими на мечах. В прошлый раз не закончили, а у меня память хорошая.
— Тебе, художник, «Чорт номер два», — сказал Люциус, — Тоже пешими на мечах?
— Конечно.
— Четвертая подгруппа! Кто остался? «Чорт номер три», сразу пишу, еще?
— Ну я, если больше некому, — развел руками Вольф.
Кшиштоф оглядел свое войско.
— Кароль против оборотня пешими на мечах.
— Конными, — сразу сказал Вольф.
— Серьезно? — удивился Люциус.
— Ага.
— Ну смотри. Пишу.
— Ты что, сдурел? — шепнул Ласка, — Из тебя конный воин как из подушки барабан.
— Сам ты сдурел, — обиделся Вольф, — Я придумал. Я своей лошади уши заткну и завою, его лошадь испугается и его сбросит. Пешим на мечах против шляхтича я сразу покойник, а на копьях и выходить смешно.
— Герр Нидерклаузиц, кто у вас?
— Я! — вперед вышла Фьорелла.
Девочка-подросток в фиолетовом платье.
— Ты же не человек, — уставился на нее Люциус.
— У тебя вся партия не человеки, — спокойно ответила фея.
— Где ты ее взял! Я протестую!
— Поздно, — усмехнулся Нидерклаузиц, — Полная турнирная сетка сущностей, не совсем людей и людей с особыми способностями. Если настаиваешь, можем переиграть. Стираем все и пишем обычных людей с обычным оружием на обычных конях? Только добавим стрелковую дуэль, я Марту запишу.
— Нет, — сказал Кшиштоф, — У меня так маловато хороших бойцов остается.
— Нет, — сказал Ласка, — От нас тогда один. Если я пешим, то два.
— И у меня два, — сказал Фредерик, — Пока поровну. Хотя могу рейтар выставить.
— У меня совсем никого тогда! — возмутился Люциус, — Давайте оставим как есть. Только госпожа фея хотя бы не будет выбирать, на каком оружии бой.
— Запросто. Выбирайте сами, мне все равно, — ответила Фьорелла.
Все согласились.
— Это мне? — удивленно спросил «Чорт номер три», глядя на Фьореллу, — У нее хотя бы меч не колдовской?
— А у тебя? — спросила она, — Адская кочерга вместо меча и другой черт вместо коня? Нашелся тут борец с колдовством. И, кстати, колдовского меча у меня нет. Я же девочка. Одолжу у кого-нибудь обычный.
— Что тебе будет-то? — сказал черту Ян, — Ты же черт, а она точно не ксендз.
— Так-то да. Конными на мечах?
— Согласна.
— Чур, не дракон! — заявил Люциус, — Что угодно, но не дракон! Знаю я вас!
— Согласна. Единорог.
— Да как так-то? — Люциус схватился за голову.
Фьорелла привела единорога с женским седлом. Единорог походил на небольшую белую лошадь, очень ладно сложенную и с витым рогом на лбу. В отличие от лошадей, он умел разговаривать и вежливо поздоровался на человеческом языке. Кшиштоф нисколько не удивился и приказал подать дорогому гостю овса, яблок, морковки и даже вина.
Душегубы занесли в зал пару десятков аркебуз и посадили ответственного все их зарядить. Служба Обеспечения тоже занесла оружие. Рейтары остались в доспехах, хотя шлемы сняли. Кроме оружия, внесли несколько сундуков непонятно с чем и вкатили пушку.
Ласка с удивлением увидел, что руководит установкой и заряжанием орудия высокая пышногрудая дама в ярко-красном платье. Огляделся, не приехал ли еще кто-нибудь знакомый, например, Рафаэлла. Неужели не приехала за своим Элефантом? Подошел, к Бонакорси, поздоровался.
— Симон, Клаус, — наспех представил Тони своих помощников, — Иван, он же Ласка.
Как-то по-простому. Неужели к этому почтенному седому человеку можно обращаться просто «Симон», как к мужику? Наверное, прилично будет говорить «мэтр Симон».
Втроем они разворачивали в углу зала полевую лечебницу. Два матраса для лежачих раненых, сундучок с блестящими хирургическими инструментами, сундучок с пузырьками и мешочками, несколько ведер воды и немаленький отрез чистой холстины на бинты.
Не успел спросить про Рафаэллу, как тему поднял Чорторыльский.
— По правилам нужны дамы, — сказал Люциус, — Ни у кого нет под рукой благородных дам?
— У меня две, — сказал Фредерик, — Рафаэлла! Марта!
— Давно у тебя Марта благородная дама? — спросил черт, пока Марта не подошла.
— Лет десять как.
— Она ведь не замужем.
— Есть варианты, — Фредерик потер большой палец об указательный.
— Рафаэлла, наверное, будет председательствовать? У меня, если что, только ведьма.
— Какая еще ведьма?
— Балбутуха. Наша, деревенская. Ей, может, не особо и надо, а не пригласишь — обидится.
Считается ли ведьма за благородную даму? В христианском мире колдовской дар таких преимуществ не дает. Но в колдовском мире все, кто хоть малость умеют ворожить, считают себя высшими существами относительно неумеющих. Фредерик не стал спорить.
— Зови.
Люциус щелкнул пальцами. Перед капитанами партий появилась старомодно одетая женщина лет сорока. В пересчете на ведьмин век ей минимум за шестьдесят.
— Что не спишь? — спросил черт.
— Госци у мяне, — недовольно ответила ведьма, — Ледзь паспела сказаць, шо до тебе пайшла. Поди, хацел мене в ночной сорочке перед панами выставиць?
— Ведьме стыдно бы было? — хихикнул Люциус и щелкнул пальцами.
Поношенное и выцветшее платье Балбутухи стало ярким как новое.
— Яшче шкуру мне паднови, — попросила ведьма.
Черт снова щелкнул. Лицо и руки ведьмы посветлели и подтянулись. Грудь под платьем весело поднялась.
— Эк расщедрился, — удивленно сказала Балбутуха, — Што гэто тут у вас?
— Турнир у нас. Тряхни стариной, посудачь с дамами.
— Эт можно. Але без хлопца не уйду.
— Любого забирай, не жалко.
— Дамы еще нужны? — спросил Кшиштоф.
Кшиштофу принесли красивый стул, и он сидел за «старым» столом рядом с Люциусом, Фредериком и Лаской, чтобы не упустить важные организационные моменты. Сам он вроде и ничего не делал. К нему подбегали «хлопцы» с вопросами, получали ответ и убегали.
— Нужны, — ответил Люциус.
— У нас две жены, не считая этой Оксаны, три постоянные сожительницы во грехе и две дочери подходящего возраста, одна законная, другая нет. Кого зовем?
— Да всех, — махнул рукой черт, — Что уж тут, с ведьмой-то.
— Зови всех, — присоединился Фредерик.
Люциус щелкнул пальцами, и на пол высыпались семь женщин в ночных сорочках. Заорали, заприкрывались руками. Все мужчины оглянулись на них, но черт щелкнул пальцами еще раз, и на каждой появилось дорогое платье, а волосы сложились в модную прическу.
— Анджей! — позвал Кшиштоф, — Поговори с дамами. Можешь сказать, что это просто сон, и утром все проснутся в своих постелях.
Весельчак Анджей — хороший выбор для такой задачи. Объяснить разбуженным среди ночи женщинам, что они вот прямо сейчас будут украшать собой рыцарский турнир. Точнее, рыцарско-дьявольско-колдовской турнир.
Ласка сказал, что он никакую даму пригласить не может. Есть только Оксану, но она в сундуке.
Подошла Марта. В дорогом бархатном платье, с золотой цепью на шее и с перстнями на пальцах. На цепи висела, то есть, лежала на груди, овальная золотая коробочка с выгравированным крестом. На поясе — два вышитых мешочка, кожаный футляр, сумочка с несколькими отделениями, как у менял, и восточный кинжал с костяной рукояткой.
Люциус посмотрел на нее сквозь пальцы, отвернулся и проморгался как после взгляда на солнце.
— Роскошная коллекция, — сказал он.
— Где? — спросил Кшиштоф.
— У фрау Марты боевой обвес из амулетов и талисманов. Еще под платьем столько же.
Марта улыбнулась. Такая милая добрая улыбка, которая совершенно не намекает на флирт.
— Вот оно что… — протянул Кшиштоф, — Не стоило хлопцам в тот раз с ней в кости играть.
На Ласку Марта произвела неоднозначное впечатление. Насмотревшись за время путешествия на разных европеек, он с первого взгляда определил, что Марта немка, а зрелые немки ему обычно не нравились. Но разве у северных или южных немок бывают зеленые глаза и рыжие волосы? И Марта, в отличие от соотечественниц, улыбалась, а не поджимала губы.
Рафаэллу привел рейтар, которого за ней отправил отец. До чего же глупо будет сейчас спалиться, смущенно глядя друг другу в глаза. Найти бы приличную тему для беседы.
— Доча, надень лучшее платье и посиди с дамами, — сказал Фредерик.
— Не хочу. Пусть Фьорелла сидит.
— Она не может, она записалась бойцом.
— Что вы тут устроили? Зачем? Нельзя было мне просто коня отдать, раз уж Мишель ошибся и никакой войны на самом деле нет?
— Мишель не ошибается, — вздохнул Фредерик, — Война будет точно, но мы постараемся выиграть Элефанта до того, как она начнется. Поэтому занимай позицию согласно боевого расписания.
— Кстати, — вступил Ласка, — Извините, что сразу не сказал, я просто не каждый день возглавляю партию на турнирах. Вы, наверное, его нашли уже?
— Кого? — спросил Фредерик.
— Гаэтано. Он пришел незадолго до заката.
— Где он? — спросила Рафаэлла.
— Его сильно ранили и сбросили в яму во дворе. Он должен быть жив, но сам не выберется.
— Это была ваша свинья? — спросил Кшиштоф.
— Да, — ответил Фредерик, — Что он успел натворить?
— Он у вас резкий слишком. И у меня парни горячие. Слово за слово и в драку. Даже и поговорить не успели.
— Папа, я пойду его вытащу, — сразу сказала Рафаэлла, — Если задержусь, за меня Марта.
— Одна не вытащишь, возьми оружейников.
За весь разговор ни Рафаэлла не посмотрела на Ласку, ни он не посмотрел на нее.
— Нам нужен герольд, — сказал Люциус, — Чтобы совсем уж по-настоящему. Черт устроит?
— Нет, — сказал Кшиштоф, — Вот точно говорю, все, кого черт объявит, поскользнутся или еще хуже.
— И я не хочу, чтобы мое честное имя лишний раз нечистый во всеуслышание говорил, — сказал Фредерик.
— Хорошо-хорошо. Есть желающие?
— Доминго? — предложил Ласка, — Попугай?
— Попугай? — переспросил Люциус, — А что, господа, он и фигура статусная, и яркий, и голосистый.
Доминго любезно принял предложение.
Открывать турнир досталось Ласке и Люциусу.
«Чорт номер два» ушел на конюшню, и конюхи привели оттуда привычного боевого коня пана Чорторыльского под привычным для пана седлом.
Люциус щелкнул пальцами и оказался в доспехах наподобие рейтарских и в шлеме-шишаке с нащечниками. Откуда-то прилетел и турнирный щит. С тремя лягушками и золотым поясом на червленом фоне. Нидерклаузиц сказал, что это герб дьявола, а не пана. Вооружился Люциус польской саблей без излишеств вроде елмани шириной с лопату, острия, уточенного в шило, изгиба в коромысло или перекрестья длиной с полсабли.
Ласка собрался биться верхом на молодом жеребце, купленном за большие деньги у Тышкевича в Логожеске. Жеребец сказал, что его летом начали учить, но никаких хитростей и приемов не давали.
Фредерик любезно одолжил рейтарский доспех и шлем-бургиньот со складным подбородником. И щит. В обозе у немцев нашлась залежавшаяся небольшая стопка деревянных щитов для конного боя на копьях. Бенвенуто взял из камина уголек и нарисовал на щите московского копейщика — святого Георгия, побеждающего змия. Георгий получился больше похожим на девицу, конь под ним — на собаку, а змий — на василиска, вроде тех, что встретили в Подземье.
— Турррниррр семи пррризов объявляю открррытым! — провозгласил Доминго, — На кону: живая вода, жалованная грамота на виленское воеводство, перстень царя Соломона, огнедышащий конь Элефант, сапоги-скороходы, ведьма Оксана Воронич и какая-то вещь из сундука, потребная пану Кшиштофу Шафранцу!
На ристалище с разных сторон выехали Ласка и Люциус. Пан черт вооружился саблей, слава Богу, что не мечом. Ласка знал, как рубиться конным против татарина, но не против европейского рыцаря. И так непривычно, что противник в доспехах.
— Первый туррр! Открывают пан Люциус Чорторыльский, хозяин турнира. Иван Умной, сын боярский из Москвы, — объявил Доминго и взмахнул крыльями.
Противники стартовали, быстро набирая ход. Удар! Сабли стукнули о щиты. Если делать все правильно, то так и должно быть.
Съехались еще раз, медленнее. Обменялись ударами. Кони закружились по часовой стрелке, то сокращая дистанцию, то разрывая.
Черту вместе с телом пана достались все умения пана. Но фехтовал он, как будто на каждое действие в книжку заглядывал. Тело исправно выполняло удары и защиты, а вот стратегии поединка не просматривалось. Даже ни разу не достал доброго молодцы хотя бы до звяка о доспех.
Ласка же приноровился и несколько раз поразил пана Люциуса и в правую руку, и даже в голову. Для начала по железу. Татары доспехов почти не носят, поэтому московиты не учатся фехтовать конными против защищенного врага.
На ходу Ласка сообразил, какой последовательностью действий раскрыть защиту и уязвить черта прямо в лицо. Но не успел.
Конь под Люциусом каким-то кошачьим прыжком повернулся и ударил коня Ласки грудью в бок. Ласка, держа в левой руке и щит, и уздечку, попытался сманеврировать и, конечно же, опустил щит. Люциус пробил наотмашь в голову, приподнявшись в стременах перед ударом и упав в седло после.
Ласка пришел в себя лежащим на полу.
— Живой, живой, — произнес доктор Бонакорси, — Удар в голову это всегда удар в голову, даже если и шлем выдержал.
— А? — спросил Ласка, ощущая, как болит голова.
— Удар был отменный, — сказал Вольф, — Мастерский. Тебя шлем спас, но голова поболит.
— Как он так коня повернул?
— Это не конь был. Чорт номер два превратился в коня, и никто не заметил.
— Так можно?
— Твои друзья протест заявили. Пан Чорторыльский сказал, что ты со своим конем по-лошадиному разговаривал. И ему, значит, можно по справедливости такого коня, чтобы на одном языке со всадником говорил. Пан Кшиштоф Шафранец потребовал, чтобы этот бой не считать, обязать всех выехать на простых конях, а тебе с Люциусом перебиться пешими. Нидерклаузиц хотел согласиться с Шафранцем, но ему не дали. Его этот, похожий на мышь, за рукав подергал. Похоже, у него у самого какая-то хитрая лошадь. А у феи вовсе единорог.
— Два на два? — спросил Ласка, держась за голову.
— Ага. Спросили у дам. Дамы говорят, не обижайте девочку, хотим на боевого единорога посмотреть. На том и остановились.
— Выдохни и выпей залпом, — сказал Бонакорси и протянул фляжку, — Панацея. От головной боли точно помогает.
— Герр Фредерик фон Нидерклаузиц и пан Анджей Мелецкий герба Гриф! — объявил Доминго.
Второй бой Ласка почти не видел. Панацея на вкус оказалась как крепчайшая водка с какими-то пряностями. Фредерик не без труда победил Анджея.
Немец в третьем сходе провел удачную атаку и воткнул клинок поляку в пройму кирасы под правую руку. Не убил, но ранил довольно серьезно. Своих врачей и санитаров у душегубов не водилось, потому что раньше их врачевал черт. Поэтому раненого утащил санитар Клаус к доктору Бонакорси.
После боя сидевшая среди дам Балбутуха сбегала на кухню, вернулась, села на свое место за столом и прикорнула, скромно облокотившись на подлокотник колдовского кресла.
— Пан Богдан Забодай и герр Йохан фон Мюллер! — объявил Доминго следующий бой, — Пешими на булавах!
Про «герба такого-то» речь не шла. Сошлись два самых худородных бойца.
Богдан владел булавой как минимум, неплохо. Он превосходил противника не только весом, но и ростом, и длиной рук. Его дубинка тоже была длиннее, чем дубинка Яна. Конечно, колдовская палка могла бы побить Богдана и без участия хозяина, но увы, ее заставили таскать за собой человека, который совершенно не хотел подставляться под удары.
И участники, и зрители сначала скромно хихикали, а потом начали открыто смеяться. Дубинка сначала вытаскивала Яна под удар, чтобы дотянуться до Богдана. Потом сама же отдергивалась назад, чтобы прикрыть хозяина. Защиты у нее получались не в пример лучше. Не будучи ограниченной силой рук владельца, дубинка успевала самостоятельно взять защиту, намертво зависнув в воздухе.
Ян плохо умел сражаться, но соображал куда быстрее противника. Он управлял своим оружием не рукой, а словами. Он приказал бить Богдана по рукам. А Богдан уже раз десять попадал по защите и успел привыкнуть, что с этого расстояния Ян до него не дотягивается, а по рукам он не бьет.
Первый же удар в предплечье решил итог поединка. Богдан растерялся, а Ян развил успех, сильным ударом откинул его булаву в сторону, успел подшагнуть и стукнуть в голову раньше, чем Богдан защитился. Потом и вовсе схватился за рукав противника левой рукой, подняв над головой правую. Фехтование на сверхмалой дистанции Богдан не осилил, пару раз получил по голове и упал.