Подземный мир и живая вода

9. Глава. Унести ноги из Подземья

Недалеко от выхода оказался постоялый двор, как специально построенный для путешественников под землей. За ночлег и еду для людей и лошадей пришлось отдать золотой флорин.

Утром второго дня догнали телегу, запряженную двумя ослами. В открытой телеге сидели не меньше семи низкорослых широкоплечих человечков. Один из них играл на волынке, другой пел балладу, остальные хором орали припев. Слышно их было чуть ли не дальше, чем видно.

— Пошлятину какую-то поют, — сказал Бенвенуто, — Нутром чую.

— Почему? — спросил Ласка.

— Он поет куплет, делает паузу, потом выкрикивает слово в рифму, и остальные от этого смеются.

До телеги оставалось еще несколько сотен шагов, когда Вольф заметил, что на изгибе дороги навстречу кто-то движется. Вроде всадники? Или просто кони? Во всю ширину дороги?

Гномы тоже заметили. Возница даже свернул с дороги. Если по дороге ослы просто шли быстрым шагом, то на обочину они вылетели как будто с большого разбега. Телега чуть не перевернулась и устояла только за счет тяжелого груза с низким центром тяжести. Пассажиры же разлетелись по сторонам.

Вольф увидел, что к ним движется, и схватился за рукоять корда. Потом передумал и вытащил зеркало.

— Что там за толпа к нам скачет? — спросил он.

— Василиски. Молодые. Семнадцать голов. Колдунов нет, — ответило зеркало, — Рекомендую принять бой.

— Варианты? — спросил Вольф.

— Убежать не вариант. Сдаваться не вариант. Прятаться не вариант.

— На дороге? — крикнул Ласка.

— Ни в коем случае. Сворачивайте.

Вокруг расстилалось каменистое пространство, ограниченное почти вертикальными стенами и подсвеченное сверху сквозь туман, как будто дорога шла через очень большое ущелье в пасмурную погоду.

До гномьей телеги доехали раньше, чем до нее добежали василиски. Гномы уже поспешно вооружались, чтобы подороже продать свои жизни. Если василиски похожи на каменную статую, которая стоит на втором этаже венской Службы Обеспечения, то шансов на победу над семнадцатью подобными тварями у семи гномов Ласка не видел нисколько.

— Василиски очень стойки на рану и могут бежать даже с отрубленной головой, — сказало зеркало, — Наиболее выгодная тактика — встретить их организованным пешим строем, уперев копья в землю.

— Еще! — попросил Вольф.

— Очень эффективна конная атака с копьями на встречных курсах.

— Еще!

— Необходимая плотность огня для порохового оружия порядка пяти пуль или крупных картечин на тушку по фронту атакующей стаи. Вагенбург без достаточной огневой поддержки менее эффективен, потому что василиски с прыжка перелетают через препятствия.

Ласка не надеялся, что зеркало подскажет что-то полезное. Есть лук, и есть сабля, как всегда. Хорошо, что лошадь при падении не раздавила лук и колчан. Стрела пробивает шкуру взрослого кабана, вряд ли у василисков шкура толще. Жаль, что нет обученного боевого коня, придется стрелять, стоя на земле.

Вольф подхватил поводья и отвел Толстушку вместе со своей лошадью за телегу. Потерять лошадей — значит, остаться здесь надолго. Бенвенуто тоже спешился.

Пятьдесят шагов. Василиски соскочили с черной дороги в сторону телеги. Живые василиски походили на каменного, который стоял в сенях у Службы Обеспечения в Вене. Покрыты вроде бы перышками, хотя издалека точно не разглядеть, но не мехом же, и видно, что не голая шкура как у змей. Хвосты не из длинных перьев, а змеиные, как продолжение тела. Вытянуты над землей, вместе с расставленными крыльями балансируют бегущую на двух ногах тушку. По пропорциям, насколько Ласка разбирался в птицах, молодняк. Тот каменный василиск был больше, заметно толще и крепче и с гребнем на голове. Матерый трофейный самец.

Пора. Вжух! Вжух! Вжух! — засвистели стрелы. Кто-то в середине стаи запнулся и рухнул под ноги остальным, собрав кучу малу.

За спиной испуганно заржали лошади.

— Стоять! — крикнул им Ласка. Вроде бы, поняли.

Три стрелы почти в упор достались одному василиску. Где у них уязвимое место? Где-то в середине тела. Птицезмей умер на бегу, но не остановился и врезался грудью в телегу. Остальные обтекли препятствие с боков и сверху. Подпрыгнули, растопырили крылья и перелетели. Ласка заметил, что у одного стрела торчала в шее, у других в верхней части лап. Бенвенуто успел встретить одного ударом по шее и перерубил ее наполовину.

— Разворачиваются! Подставляют бока! — крикнул Бенвенуто.

Стая поворачивала налево, а тот, которого ранил итальянец, продолжил бежать прямо. Из его шеи хлестала кровь.

У гномов в телеге нашелся арбалет. Жаль, что всего один. Зато мощный. Щелк! Болт пробил василиску крыло и впился в бок на полную длину. Ударом птицезмея сбило с ног, но не убило. Когтистые лапы еще загребали по земле, как будто он продолжал бежать.

Вжух! Вжух! Вжух! — успел выстрелить Ласка. Еще минус один убитый. И несколько раненых, все равно, что стрелы выбросить. Совершенно не реагируют на раны.

— Лошади! — крикнул Вольф.

Если лошадь всерьез захотела убежать, человеку ее сложно остановить. Вольф и Бенвенуто вместо того, чтобы принять бой хотя бы с мечами, вдвоем висели на уздечках трех лошадей. Ослы, которых гномы не успели выпрячь, уже лежали в лужах крови.

Василиски развернулись и пошли на второй заход. Последние три стрелы. Толку-то их беречь. Ласка отстрелялся по набегающей дюжине врагов, целясь в того, что впереди. Вдруг достаточно убить вожака. Не повезло. Все стрелы попали, но василиск не остановился.

К второму заходу гномы успели подготовить свой главный калибр. Короткую крупнокалиберную мортиру, закрепленную на деревянной колоде. Пушкари выгрузили ее на грунт, повернули стволом вверх, сноровисто зарядили мешочком пороха и несколькими горстями камешков из-под ног, запыжили чьей-то шапкой.

Мортира выстрелила, когда до василисков осталось шагов двадцать. Вообще, мортиры не предназначены для стрельбы прямой наводкой. И не предназначены для стрельбы картечью. И для охоты на дичь не предназначены. Эстетствующий охотник, высокомерно глядящий на оружие военного происхождения, сдох бы рядом с исправной мортирой. А нормальный человек, даже если он гном, отстреливается от кого черт принес из чего Бог послал.

Из короткого ствола камни полетели с большим разбросом. Троих василисков порвало в клочья, еще одному снесло голову, а другому крыло. Бескрылый сбился с шага, запнулся правой ногой о левую и забавно плюхнулся вперед, воткнувшись клювом в плотный грунт.

Ласка крикнул лошадям, чтобы не бежали, но поздно. Лошадь Бенвенуто вырвалась и понеслась вдоль черной дороги. Толстушку и свою Вольф успел привязать к телеге.

Первый набег был пробным. На второй василиски атаковали по-настоящему, распределив цели. Выпустив последнюю стрелу, Ласка бросил лук в телегу и выхватил саблю. С замаха снес голову своему птицезмею, а других на расстоянии вытянутой руки не оказалось.

Двое запрыгнули в телегу. Гномы накинули на одного большое полотнище и били его со всех сторон молотами и топорами. Второму запутали ноги вожжами, он свалился за борт и дергался, не понимая, как выпутаться. Похоже, их анатомия не позволяла дотянуться клювом до ног.

Одного принял на меч Бенвенуто, но длинный тонкий клинок не попал в действительно убойное место. Василиск клюнул живописца в левое плечо, пробежал мимо и развернулся. В его туше торчал меч, а Бенвенуто держался правой рукой за рану, и его левый рукав краснел на глазах.

Еще одному Вольф рубанул кордом по шее, голову не снес, но повредил хребет и кровоснабжение мозга. Василиск отбежал от телеги и выписывал циркуляцию, уже по инерции и не проявляя агрессии.

Оставшиеся же два могли бы сильно повлиять на расклад сил, если бы не выбрали жертвами лошадей. Лошадь Вольфа лежала с разорванной шеей и судорожно дергала ногами. Толстушка вырвала доску из телеги, за которую Вольф ее привязал, отбежала на десяток шагов и вставала на дыбы, пытаясь отбиться копытами от двух василисков.

Ласка подскочил к василиску, которого не добил Бенвенуто, и снес ему голову тем же ударом, как предыдущему. Вольф ткнул кордом в основание хвоста одному из гадов, которые напали на Толстушку. Тот подпрыгнул, обернулся и заставил немца вертеться и отмахиваться, пока не подбежал Ласка и не взмахнул саблей в третий раз. Последнего застрелил гном-арбалетчик.

Бенвенуто сел на землю и стащил дублет с плеча.

— Кровь не останавливается, — сказал он.

Ласка успокоил Толстушку и достал из седельной сумки на мертвой лошади флягу с панацеей. Вернулся к раненому и увидел, что рядом с итальянцем сидит на корточках старый гном. Бородатые-то они все, но у этого борода с сединой, а у остальных без.

— Рану заговорил, кровь остановилась, — сказал гном на неизвестном, но почему-то понятном языке, — Это что у тебя?

— Панацея.

— Настоящая?

— Да.

— Врешь.

— Вот те крест!

— Не надо было этого делать, — нахмурился гном.

— К нам направляется шестиголовый змей, — заговорило зеркало, — Расчетное время прибытия около часа.

— Панацеи дай ему пару глотков и с нами поделись, — продолжил гном, — Не знаю, насколько василиски ядовиты, но из клюнутых не все выживали. И надо убираться отсюда. Другу отдай флягу, а сам лошадь лови.

Ласка кивнул, признавая старшинство, сунул флягу Вольфу, оседлал Толстушку, выехал на черную дорогу и поскакал догонять убежавшую лошадь. Вряд ли она куда-то подевалась из этого ущелья, а по черной дороге скорость в разы выше, чем рядом. Догнал, зацепил поводья за луку седла и по черной дороге повел обратно. По пути его обогнал странный всадник, чья голова выглядела совершенно собачьей. Похож на Жоржа из Двора Чудес, только не бреет лицо под человека. На крупе лошади псоглавца крепились несколько кожаных сумок.

Проезжая мимо побоища, курьер сбавил ход, но не остановился.

— Кому что передать? — крикнул он с седла.

— Бернхарду, чтобы встречал, — ответил седобородый гном и бросил, кажется, монетку.

Псоглавец поймал монету, кивнул и пришпорил коня.

Гномы при помощи Вольфа впрягли на место ослов двух василисков. Однокрылого, который воткнулся клювом в землю, и того, которому запутали ноги. Обоим завязали на головах мешки, связали ноги и запрягли прямо связанными. Один гном копался с ножом в туше убитого василиска.

— Зачем это? — спросил Ласка, — Они разве упряжные?

— Сейчас вашими лошадьми вытащим их на дорогу и станут упряжные, — сказал седобородый, — Не пора познакомиться? Беренгар.

— Ласка, — раз гном ограничился одним именем, то и в ответ одного имени хватит.

— Куда путь держите?

— В Берестье.

— До выхода часа два, а нам чуть подальше проехать. Вашего раненого, седло и вьюки с дохлой лошади положим в телегу, некогда крепить. Цепляй веревки к седлу.

За хомуты василисков вытащили на дорогу. Один из гномов дернул за концы веревок и распутал птицезмеям ноги. Обе твари тут же встали и потянули телегу.

— Погнали! — крикнул Беренгар.

— Змей не догонит? — спросил Вольф у зеркала.

— Змей не будет догонять, — ответило зеркало, — У одиннадцати василисков не вырезаны сердце и печень. Змей будет их есть, а сколько не съест, заберет с собой.

Через некоторое время навстречу проскакал на огромном коне огромный всадник, у которого вместо головы Ласка даже не разглядел, что такое странное шевелилось.

— Кто это? — спросил он у зеркала.

— Шестиголовый змей.

— Он разве не сзади?

— Нет. Я предупредило, что он приближается. Он приближался с этой стороны.

— И никакой опасности, когда мы выехали ему навстречу?

— К этому времени он уже чувствовал кровь василисков.

— Разве василиски не родня змеям?

— Старшее змейство Подземья признает только кровное родство. Василиски не имеют достаточно благородного происхождения с точки зрения змей, змеев и драконов. Они не дающий потомства продукт скрещивания змеи и птицы. Василиск, который вылупляется из яйца, снесенного петухом, может взглядом превращать в камень.

— Почему одиннадцать? — спросил Ласка, — Их было семнадцать, два с нами.

— Гномы вырезали сердце и печень у четырех. Не забудьте вашу долю. Сердце и печень василисков — дорогие колдовские ингредиенты. На черных дорогах ничего не портится, а наверху холодная зима.

От черной дороги отходила простая.

— Направо, — сказало зеркало, — Ваш выход к Берестью.

Съехали. Тут же съехала и гномья телега. Пока василиски сообразили, что к ним вернулась свобода мысли и агрессии, выскочили два гнома и снова их стреножили.

Бегенгар не вылез, и Ласка подвел лошадь поближе. Сейчас надо на лошадь Вольфа подсадить за спину немцу раненого Бенвенуто, а на идущую без седла Толстушку закрепить груз с лошади Бенвенуто.

— Не спросил, у вас все живы? — сказал Ласка.

— Когда бы не вы, нас бы вообще не осталось. Один не выжил, другие трое сильно клюнуты, но поднимутся. Ехали на свадьбу, а приехали на похороны. Хорошо хоть не жениха хоронить. Не крестись!

— А, ну да, — Ласка опустил руку. Зачем креститься, если гномы не христиане.

— Наших-то к востоку от Берестья знаешь кого?

— Да не особо.

— Как не знаешь-то? У них еще Вий за короля.

— Вия знаю.

— Так бы и говорил. Встретишь — поклон передавай от Беренгара Пружинщика.

— Передам.

— Еще пружину там передай, если кого наших встретишь, — Беренгар достал кожаный футляр и вытряхнул на ладонь спиральную пружину, стянутую скобой, — Скажи, вот такие сейчас делаем. Ключом заводится и равномерно раскручивается.

— Передам.

— И вот вам ваша доля с василисков, — гном сунул руку в телегу и достал кожаный мешок, — Два сердца, две печени. Найдешь кому продать свежее — продавай свежее, а нет — так высуши и пусть лежит.

— Благодарю. Слушай, а зачем вам эта мортира? Разве в Подземье надо кидать ядра через стены замков?

— Не надо. Сами-то мы гром-палками не балуемся. Порох тут никто не любит. Злой у него огонь, не наш. Только это не мортира, а картечница. Выменяли у рыцаря из верхних на пружинную руку. Каменная картечь драконам крылья рвет как фольгу. Он, дракон, с одной стороны, жив-здоров останется, то бишь, за смертную обиду нам змеи не предъявят. С другой стороны, пешком ходить с дырявыми крыльями дракону позорно. Хихикать ему в лицо никто не будет, но для чести урон.

Попрощались и разъехались. Короткий отрезок пути до выхода лошади постарались дотащить двойной груз, а наверху Ласка и Вольф спешились и повели лошадей в поводу. Бенвенуто выглядел бледно, но в седле сидел и не падал.

— Золотой за привал? — снова удивился Вольф ценам на постоялом дворе, — Вы сговорились?

— Сговорились цены не повышать, — ответил хозяин, — Для двоих-троих путешественников по черной дороге за ночлег, ужин и овес для лошадей берем один золотой.

— Ужин-то хороший? — спросил Вольф и стукнул монетой об стойку

— Да уж не постный. Наши постояльцы посты не блюдут.

На стол принесли кувшин красного венгерского вина и большую миску горячих гречаников Гречаниками тут называли блинчики с начинкой из гречневой каши и мелко рубленого мяса. Ласка перекрестился, тяжко вздохнул и с большим аппетитом принялся за еду.

Что интересно, хотя все знали, что здесь останавливаются подземные колдуны и нечисть, в зале были и православные образа, и католическое распятие. Если присмотреться, то можно было увидеть в разных местах под потолком языческое колесо, деревянные руны, потемневший серебряный амулет на веревочке, мешочек с травами, бубен с золотыми погремушками, отдельно висящую икону святого Христофора, зеленую ленту с арабской вязью и несколько костей неизвестного происхождения.

Если присмотреться внимательнее, то на стенах и на полу виднелись заштукатуренные и свежие следы боевых действий. Пулевые пробоины, выгоревшие пятна, пятна крови. Вон там как будто капли струйкой слетали с клинка. Вон там как будто кого-то большого и тяжелого вбили спиной в стену. Вот как будто дракон дыхнул, и по силуэту человека подкоптилась штукатурка. С одной из потолочных балок свисала обрезанная веревка, а под ней на темных досках пола расплылось еще более темное пятно.

Ужин здесь мог стоить и больше золотого талера. Вроде бы простая еда, гречаники и фляки. Но до чего вкусно. Даже, кажется, каких-то дорогих пряностей добавлено. И вино отменное, хотя и французское пробовали, и итальянское. Ласка и Вольф, проголодавшись за день, ели торопливо, а Бенвенуто — в охотку, но с чувством собственного достоинства. Наверное, рисуясь перед черноволосой и черноглазой красавицей, сидевшей за соседним столом. Чтобы залитый кровью дублет не привлекал внимания, он накинул плащ на левое плечо.

— Кому ты, доченька, глазки строишь? — спросил красавицу мужчина, сидевший напротив нее спиной к Бенвенуто.

— Потомку римских императоров, — игриво ответила девушка и подтолкнула к отцу большую серебряную монету.

— Похож, да, — обернулся отец.

Бенвенуто встал и подошел к их столу.

— Бенвенуто Белледонне, вольный художник, придворный живописец короля Франциска. С кем имею честь? — спросил он на классической латыни, рассчитывая, что ее знают все люди благородного происхождения и европейской внешности.

— Ворон Воронович, — поднялся отец.

Определенно, он принадлежал к аристократии, судя по тонким чертам лица и особенно по осанке. Бывают рыцари с до смешного простонародными рожами, побитыми со всех сторон, но вот привычка не гнуть спину и не склонять голову даже таких выдает сразу.

— Беляна Вороновна, — представилась дочь.

Ее лицо и руки как будто никогда не видели солнечного света. Коса чернее воронова крыла, густые черные брови и ресницы, черные глаза и белая-белая кожа. Губы же светло-розовые, ногти тоже светлые-светлые.

Ласка и Вольф поднялись и представились.

— Ласка Умной из Москвы.

— Вольф Стопиус из Риги.

— Удивительная компания, — сказал Ворон Воронович, — Куда по нашим дорогам путь держите, добры молодцы?

«По нашим дорогам» — отметил Ласка. Это коренной обитатель Подземья. Точнее, один из тамошних дворян, если не королей. Не они ли приехали на двух пышногривых конях неизвестной породы, которые стоят в конюшне? Говорят, в Подземье вся еда невкусная. Значит, у выходов толковый кулинар может подзаработать золота?

— В Берестье, — ответил Бенвенуто.

Он не стал для начала разговора выдавать случайному собеседнику конечную цель маршрута, а по подземным дорогам путь лежал как раз до Берестья. То есть, и не обманул.

— День пути, — сказал Ворон Воронович.

— Прошу прощения, а мессир правда художник? — спросила Беляна Вороновна.

— Можете нарисовать лошадку? — спросил её отец.

По разочарованному выражению лица Бенвенуто в этот момент можно было сделать предположение, что он не то, что лошадку, а черный квадрат неспособен нарисовать.

— Наш друг — мастер женского портрета, — ответил за него Ласка.

— Вот как? — с истинно аристократическим скепсисом поднял бровь Ворон Воронович.

— К вашим услугам, — поклонился Бенвенуто.

— И возьметесь написать мою дочь?

— Счел бы за честь, но у меня ни кистей, ни холста, только карандаши.

— А если сейчас дам кисти и холст?

— Счел бы за честь приехать в ваш замок и писать там, но завтра утром мы с друзьями продолжаем путь.

— Хорошо, а карандашом за вечер напишете?

— Да, но у меня нет бумаги, только карандаши.

— Отец, — Беляна толкнула его в бок, — Перестань.

— Могу написать портрет углем по штукатурке, если вы посчитаете эту стену достойной, — предложил Бенвенуто, подумав, что ему не верят.

— Нет уж, на бумаге.

Ворон Воронович достал из поясной сумки кусочек бумаги и развернул его в квадрат со стороной в локоть.

— Какая хорошая бумага! — ответил Бенвенуто, взяв ее в руки.

Он чуть не сказал, что на сложенной и разложенной бумаге из-за сгибов портрет получится как за решеткой, но пригляделся и никаких сгибов не увидел. Бумага расправилась совершенно чисто.

— Достоин ли ее ваш карандаш? — спросил Ворон Воронович, — Или возьмете мой?

— Благодарю, но я привык к своим.

Бенвенуто полез в сумку и достал серебряные, свинцовые и сланцевые карандаши в кожаном футляре.

Девушка села поближе к камину. Отец сделал легкие движения рукой, и камин каким-то образом наполнил зал умеренно ярким равномерным светом, оставлявшим легкие тени.

Ласка и Вольф подняли стол и поставили так, как показал Бенвенуто. Тот провел по столу ладонью и остался недоволен перепадами между досками. Вольф достал из сумки зеркало и подложил под бумагу.

— Убрать! — резко приказал Ворон Воронович, и Вольф отдернул руки.

Колдун, а все уже поняли, что аристократ Подземья это колдун, провел ладонью по столу, и деревянная столешница, сколоченная из нескольких досок, стала прямой, ровной, чистой и гладкой как зеркало.

— Благодарю, — сказал Бенвенуто и приступил к работе.

Незаметно вокруг художника и модели столпились все посетители и вся прислуга. Из кухни вышел толстый повар в белом колпаке, и гости с ним вежливо поздоровались.

— Не желаете вывеску заказать, пан Юлиуш? — спросил Ворон Воронович.

— Ко мне и без вывески приедут, — ответил повар.

Каждый штрих ложился на свое место, а некоторые штрихи, назначение которых не понималось сразу же, обретали смысл уже в процессе. Два оттенка серого и один черного на белейшей бумаге сплелись в великолепный портрет, достойный лучших галерей европейских столиц.

— Ой! Как красиво! — всплеснула руками Беляна.

— Очень дорогая работа, — сказал рыцарь средних лет с немецким акцентом.

— Да. Это может оказаться самая дорогая работа для мастера, — ответил Ворон Воронович.

— Я не просил платы, — гордо сказал Бенвенуто, — Это подарок для дамы.

— Ты ее и не увидишь, — сказал колдун, — Но про вас не вспомнят на Подземном Сейме.

— Пан? — удивленно переспросил Ласка.

— Никто не знает новости верхнего мира лучше меня, — колдун строго посмотрел на Ласку, — Ты со своей саблей и с вторым другом отлично подходишь под описания, которые дают вороны. Под нами земли Меднобородого. У Армадилло, которого убили вы с Нидерклаузицем, остались друзья и вассалы. За Ахупора, которого вы убили в Париже, тоже есть, кому отомстить.

Ласка пожал плечами. Нет смысла спорить.

— Тринадцатого декабря во дворце Меднобородого открывается Сейм, и мы с дочерью тоже едем туда, — продолжил колдун, — Проклятье Альбериха разрешает надеть корону по праву. Источником права могли бы стать выборы между претендентами, но не стали. Может стать Сейм, если примет решение. И, кроме того, у Меднобородого остался один живой потомок, но он хорошо прячется. Змеи не дадут ему добраться до короны.

— Из кого будет выбирать Сейм? — заинтересовался Вольф.

— Русский Кощей, но его многие недолюбливают.

— Друг друга они все еще больше недолюбливают, а Кощей хотя бы брат покойного.

— Поэтому крысы и змеи, противники Кощея, обвиняют его в убийстве Меднобородого и его сыновей. На этом основании попытаются отказать в наследовании и выберут королем кого-то из своей партии. Демонстративно потребуют наказать самого Кощея и его приспешников.

— Но Ахупора и Армадилло точно убил не Кощей. Принц крыс Кассий Хохратте возглавил поход за короной. Ламия при мне призналась, что убивала наследников. И на Армадилло она напала первой, даже лишила его речи, чтобы он не смог договориться с нами.

Ворон Воронович улыбнулся.

— Что вы как дети малые, право слово? Кассий — та еще крыса. У них в крови способность избегать любой ответственности. Змей никто не любит, но все их боятся. Про ваше участие с моей подачи просто забудут.

— Благодарствую, — Ласка максимально церемонно поклонился. Шапку ломать не пришлось, поэтому он приложил правую руку к сердцу, — Коли будете в наших краях, приглашаю в гости.

— Будь осторожен, когда разрешаешь переступить порог, — сказала Беляна.

После этого стоило бы ожидать общего пира на сдвинутых столах и рисования портретов на чем попало, но ничего такого не случилось. Все просто доели и разошлись спать.

Утром двух пышногривых лошадей в конюшне уже не было. Но в гриве лошади Бенвенуто, оказался белый шелковый платочек. Решили его на всякий случай не вытаскивать, помолились и пустились в путь. Двух новых лошадей купили здесь же. Наземные постоялые дворы черных дорог знали, что уходя под землю, путник рискует потерять не жизнь, так коня.

Третий день пути прошел на удивление спокойно. Встретили двоих нарядных всадниц. Наверное, подземные дворянки едут на Сейм. Пропустили черного всадника. Долго плелись, не желая въезжать в пыльный шлейф за змеиным хвостом. Встретили четырех добрых молодцев моложе Ласки в очень старомодных русских кафтанах верхом на четырех жеребцах, похожих на Элефанта. Кони поздоровались с Толстушкой кратким ржанием, но и не подумали остановиться. Всадники показали «дорога свободна», и Ласка ответил тем же.

Во второй половине дня, если можно так выразиться, считая время исключительно по ощущениям, а не по изменению освещения и не по часам, встретили черного человека, который ехал в повозке на двух высоких колесах. Не зловещего черного всадника, а обычного черного арапа, какие живут в Африке и часто встречаются в портовых городах Средиземного моря. Повозку тащил диковинный зверь в два раза толще лошади и с рогом на носу. Гость с далекого Юга вез с собой кроме тюков и свертков два копья с длинными листовидными наконечниками, большой барабан и пару настолько огромных костей неизвестных тварей, что они не вмещались в колесницу и торчали сзади.

Зеркало показало поворот наверх. К этому же повороту свернул арап. Ласка успел удивиться, как тот собирался выехать в Польше на этом диковинном звере. Но арап у ворот слез, развел руки и сложил свою повозку с носорогом в маленький шар. Вот только что стояли в колее зверь и двуколка — и как-то они превратились в шар в черных руках.

Выбрались наружу, посмотрели на заходящее солнце. Дороги нет, но по снегу протоптана тропа, которую уже заносит метель. По свежему снегу идет, не проваливаясь, калика перехожий в рубище и с посохом. Надо полагать, африканец под личиной. Надо будет очень осторожно дома относиться к подобным путникам.

Вольф отошел на десяток шагов от тропы и достал зеркало.

— Пану Твардовскому наша искренняя благодарность и наилучшие пожелания, — сказал Ласка с седла.

— Передам, — ответило зеркало.

— Здесь нормально будет? — спросил Вольф.

— Полежу часок.

Вольф глубоко воткнул зеркало в сугроб и вернулся к лошади.

— Судя по дымам, к востоку отсюда деревня, — сказал Ласка.

— Поехали, — ответил Вольф, — Здесь полдня шел снег, а перед нами недавно тропу проложили вьючные лошади с тяжелым грузом. Вот-вот стемнеет, но с пути не собьемся.

— Нюхом поведешь? — спросил Ласка.

— От лепешки к лепешки, — кивнул Вольф, — Ты заметил, что на черных дорогах навоза нет? Кони до выхода в себе держат, а потом им, как нам, сразу и жрать, и срать охота.

Через четверть часа в сугроб рядом с зеркалом плюхнулся Шарый. Достал зеркало.

— Ну как там они? — спросил.

— Потеряли двух лошадей, но сами живы-здоровы, — ответило зеркало.

— Далеко пойдут?

— Не думаю. Один шанс из пятидесяти, что они все переживут Рождество.