Подземный мир и живая вода

20. Глава. Финал

— Финал будет конный и на мечах, — сказал Люциус Фьорелле, — Ты обещала, что не будешь выбирать.

— Пусть будет конный на мечах, — невозмутимо ответила фея, — Нам нужно немного времени на подготовку.

— Финал дело серьезное, надо подготовиться, как следует, — подтвердил Фредерик.

— Согласен, — сказал Кшиштоф.

— Согласен, — сказал Ласка.

— Большой перерыв? — спросил Люциус.

— Часа хватит. Лучше два.

Люциус достал из-за спины огромные песочные часы и поставил их на пол.

— Пожалуйста, два часа. Нас никто никуда не торопит. Как говорится, на тот свет мы всегда успеем.

Дамы встали поразмять ноги. Балбутуха осталась сидеть спящей.

— Эй, старушка, уснула? — окликнул Люциус, — Толкните ее!

Ближайшая дама слегка толкнула дремлющую Балбутуху, и ведьма упала с кресла. Или не ведьма. Одетое в платье бревно. На торец надет глиняный горшок, на горшке пальцем, обмакнутым в золу, грубо нарисовано лицо.

— Ну и дура, — сказал Люциус.

Фредерик собрал свою партию у лазарета.

— Против вот этого я не пойду, — заявил единорог, — Просто не пойду и все тут. У него конь огнем пыхает и меч с демоном.

— Может, этот меч тебя только отталкивать будет, — возразила Фьорелла.

— А если нет? Если он меня пополам разрубит? Если меня его конь подпалит? Возьми лошадь, которую не жалко.

— Ладно, я сяду на другую лошадь.

— Он просто снесет этим мечом голову твоей другой лошади, или сожжет ее, или напугает огнем, ты упадешь и проиграешь, — сказал Фредерик, — И у него доспехи, тебе непросто будет поразить его обычным мечом.

— Я быстрая. Увернусь, — ответила Фьорелла.

— Он тоже не человек. Но тебя будет ограничивать лошадь, которая вовсе не такая быстрая, как ты. Один удар в лошадь это проигрыш.

— Может быть, его меч не будет рубить лошадь подо мной так же, как он не рубит обычный меч в моих руках?

— Имеет значение, в чьих руках меч с демоном, — сказал Симон, — В руках черта он может быть способен на большее, чем в руках обычного человека. Мы только что видели, как в руках феи обычный меч противостоит колдовскому.

— Знать бы заранее.

— Неважно, — сказал Томаш Нехитишь, — Уверен, что Фьорелла не умеет управлять лошадью в бою. Единорог сам на ходу сообразил, а лошади откуда знать, что делать?

— Ладно, я могу сразу сдаться, — сказала Фьорелла, — Я девочка, а не рыцарь, мне можно.

— Нет, — нахмурился Фредерик, — Мы сейчас что-нибудь придумаем. Томаш, у тебя что за лошадь?

— Мышь. Получше многих настоящих лошадей. От любого меча увернется.

— Я не сяду на мышь, я их боюсь.

— Мышь боится огня? — спросил Симон.

— Конечно, — ответил Томаш.

— У кого еще какие идеи? — спросил Фредерик, — И где Рафаэлла? Почему я ее ни разу не видел с самого начала турнира?

— Она на заднем дворе, сидит рядом с Гаэтано, — ответил Симон, — С той стороны у нас с душегубами по караулу, часовые меняются и докладывают.

— Неуязвимая свинья? — улыбнулся Фредерик, — Фьорелла, ты умеешь ездить на свиньях без седла и стремян?

— Наверное.

— Ваша семейка меня обманывает и использует, — сказал Гаэтано, — Сначала венчание, потом все остальное.

— Я готова пойти под венец, — сказала Рафи, — Но ты можешь с негодованием отказаться, я пойму.

— Нет уж. Ты падшая женщина, но я не хочу потратить еще полжизни на поиски другой.

— Сейчас кто-то в пятак получит, — сказал Фредерик.

— Я хочу настоящую свадьбу в Неаполе, чтобы на ней были мои родители и наш семейный духовник, — заявил Гаэтано, — До этого я для вас копытом об копыто не ударю.

— Нострадамус сказал, если я правильно понимаю его мудреные прогнозы, что я не доживу до Рождества, даже если выиграю войну, — сказал Фредерик.

— Папа! — всхлипнула Рафаэлла, — Ты мне этого не говорил!

— Не вижу никакой войны, — сказал Гаэтано, — Турнир это просто развлечение.

— Когда Мишель говорит, что война, значит, у нас война, даже если это не очевидно каждой свинье.

— Еще раз назовешь меня свиньей…

— И ты поступишь по-свински в знак моей правоты? Если ты хочешь со мной поссориться, то я отзову согласие на брак. У нас война, и мы с Рафаэллой далеко на вражеской территории. Мы уже потеряли Бонакорси, и потеряем больше, если верить Мишелю.

— Как погиб дядя Тони? — спросила Рафаэлла, — Оружейники вынесли гроб, он лежал там как живой.

— Сам Иисус бы не успел. Тони бросил вызов, и это был честный поединок и честный удар простым, не колдовским мечом.

— Тони был славным, — сказал Гаэтано, — Умным, добрым. По нему многие будут плакать.

— Так вот, — продолжил Фредерик, — Мишель не ошибается, и у нас война. Ни в одной строчке нельзя вычитать, что Рафаэлла переживет эту войну.

— Папа! — сквозь слезы возмутилась Рафаэлла.

— Что папа? — сердито ответил Фредерик, — Мы пришли сюда за твоим Элефантом.

— Мог бы не идти.

— Дура! Война началась, и пусть она хотя бы пройдет не в Аугсбурге. Я буду защищать тебя до последней капли крови, но ты должна понимать, что моя кровь может закончиться еще до Рождества, а враги к Рождеству могут и не закончиться.

Рафаэлла опустила глаза.

— Прости, Гаэтано, я всегда любила тебя, — сказала она.

— Ты изменила мне.

— Я должна была это сделать. Я… потом объясню, после брачной ночи.

— Ладно, — вздохнул Гаэтано, — Я согласен жениться в этой глуши. Но если я превращусь в человека сразу после венчания…

— Тогда венчание сразу после турнира, — сказал Фредерик, — Считай, что это турнир в честь твоей свадьбы, и ты участвуешь на правах жениха.

— Гарантии?

— Помолвка уже была. Объявим, что свадьба утром. Достаточно? Ты знаешь, что я всегда плачу по своим счетам.

— Ты — да, — Гаэтано бросил взгляд на Рафаэллу.

Фредерик сжал зубы. Гаэтано — отличный парень и верный друг, но последнее время он как с цепи сорвался. Как бы не сорваться самому.

— Рафи, Гаэтано, вот вы где, — во двор вышла Фьорелла, — Надумали венчаться?

Оба посмотрели на нее так, что фея опешила и повернулась к отцу невесты.

— Они поссорились? Из-за меня?

— Они не поссорились, — сквозь зубы ответил Фредерик, — Просто оборзевшая свинина меня бесит. Я сейчас схожу к Симону и вылью на этого поросенка три ведра разной алхимии.

— Думаешь, от меня сильно убудет? — хмыкнул Гаэтано.

— Думаю, ты не сдохнешь, но будешь ходить с одного бока облезлый, а с другого зелененький.

— Тебе-то с этого какая радость?

— Ты будешь меньше меня бесить, если будешь выглядеть как каляка-маляка с детских рисунков.

Все рассмеялись.

— Ладно, кому там нужен боевой вепрь? — спросил Гаэтано.

— Мне, — ответила Фьорелла, — Рафи, ты будешь ревновать, если я сяду на твоего жениха?

— Я не вправе ревновать, — вздохнула Рафаэлла, — Поэтому можешь его даже соблазнить, я не обижусь.

Гаэтано удивленно хрюкнул.

— Надеюсь, это была шутка? — фея посмотрела на Фредерика, — Я, наверное, не очень хорошо понимаю ваш юмор?

— Это была шутка, — сказал Фредерик, — Рафи имела в виду, что она не будет ревновать, если вы с Гаэтано выйдете к барьеру вместе. А Гаэтано хрюкнул, потому что шутка очень смешная.

— А ты почему не улыбнулся?

— Потому что взрослые мужчины не всегда улыбаются даже на смешные шутки.

— Да, точно. Сто раз это замечала. Гаэтано, вставай, пару раз проедем туда-сюда и пойдем к барьеру.

— Хрю. То есть, садись.

От двух часов, по истечении которых герольд должен был объявить последний бой, осталось с четверть часа, когда на турнир пожаловал новый участник.

После того, как зал увеличился, увеличились и двери. Они превратились в две могучие створки высотой с три человеческих роста, расписанные фигурами на тему мучений грешников в аду. И теперь эти ворота за мгновение распахнулись во всю ширь, с грохотом ударившись о стены.

На пороге стоял Кощей.

— Не ждали?

Все повернулись к нему, и пан Люциус на правах хозяина ответил первым.

— Не ждали, Ваше Величество. Когда бы Ваше Величество вестового послал, мы бы подготовились. С хлебом-солью бы встретили, с музыкой.

По тону ответа Ласка понял, что Кощей в колдовском мире очень значимая фигура. Для Люциуса он не является вышестоящим ни в чертовой вертикали, ни в дворянской, тем не менее, черт-пан встречает его, согнув спину, как… правителя сопредельного государства, каковым Кощей по сути и был.

— Ну? — спросил Кощей.

— Маэстро, урежьте марш!

Люциус щелкнул пальцами. Черти из группы поддержки оторвались от всех дел и мгновенно заняли новые места у входа. Часть с оружием на плече, часть с музыкальными инструментами. С довольно странными.

Двое чертей оторвали рога с валявшейся под столом головы «чорта номер один» и неплохо изобразили торжественных трубачей. Еще один черт выводил мелодию на змее, как на дудке, другой держал под мышкой невесть откуда взявшуюся огромную жабу, на которой играл, как на волынке, надувая ее через соломинку. Пятый вместо барабана бил палочками по неожиданно звонкой заднице шестого, которая еще и попердывала, как басовая труба. Седьмой успел натянуть между своими рогами струны и играл на них как на арфе, только вслепую.

Как ни странно, музычка вышла довольно бодрая, хотя и малость пошловатая.

За это время еще один черт куда-то быстро сбегал, принес красивый непочатый каравай, солонку и золотое блюдо. Сунул это все в руки красотке Марте, а Марта сообразила сию композицию не уронить, а с поклоном протянуть дорогому гостю.

Благородные господа встретили Его Величество стоя и сняв шляпы.

— Другое дело, — сказал Кощей, улыбнулся и протянул Люциусу руку, которую тот пожал сразу двумя руками, склонившись.

— Мне нужен перстень царя Соломона, — сказал Кощей, — Предсказатели и гадалки говорят, что он у тебя.

— Много они понимают! — вспыхнул Люциус, — Только и умеют, что пальцем в небо тыкать!

— Этого доброго молодца я знаю, он честный человек, — Кощей посмотрел на Ласку, — Где перстень?

— В сундуке.

Кощей направился в сторону сундука, и через три шага обнаружил, что на него наставлено несколько десятков стволов. Поскольку высокие договаривающиеся стороны друг другу не совсем доверяли, то все еще с вечера зарядились по полной.

— Думаете, меня можно убить вот этим? — презрительно сказал Кощей.

— Убить как Бог даст, а ранить точно можно, — сказал Нидерклаузиц, наводя мортирку.

Рядом с ним Симон замахнулся стеклянной колбой, а Марта подняла длинный пистолет с колесцовым замком, который носила в петле на поясе.

Кощей посмотрел на стрелков сквозь пальцы и хмыкнул.

— Н-да, крепчают людишки. В пушке я не пойму, что за алхимия забита, но чуйка говорит опасаться. У железных серебро, у суконных заговоренные пули, у рыцаря граната с серебряными крестиками, у дамы в красном вместо пули зуб дракона, у старого колба с… раствором серебра в змеиной крови. Остро. По-заграничному.

Кощей сделал шаг назад, и стволы опустились.

— Что хотите за сундук?

— Сундук не отдам, — сказал Чорторыльский, — А перстень у нас в призах на турнире.

— Турнире?

Кощей посмотрел на зал внимательнее. Барьер, кони.

— Как капитан партии, приглашаю Ваше Величество участвовать, — сказал Ласка.

Фредерик, Кшиштоф и Люциус удивленно посмотрели на него.

Ласка уже опустил руки, думая, что Люциус выиграет турнир, и не видать бате живой воды. Кто хитрее, бывалый черт с огнедышащим конем и мечом-демоном, или девочка, которая отродясь не сражалась верхом, и с простым мечом? Но Кощей может победить Люциуса, а с Кощеем Ласка не ссорился. Зря разве выгуливал по миру саблю с кощеевой удачей и расчищал дорогу к короне Меднобородого? Тот же перстень почти на дом доставил. Может, расщедрится Кощей, да подарит живую воду.

Кшиштоф и Фредерик поняли его мотив и улыбнулись, а Люциус аж зубы сжал от злости. Сейчас хозяин турнира мог бы посадить Кощея за стол, как почетного гостя, выиграть последний бой, а потом просто отдать перстень, и гость бы по-царски отдарился, чтоб не оставаться в долгу. Черт-пан получил бы все семь призов, за не особо нужный перстень выгадал бы что-то более ценное и остался в хороших отношениях с одним из старших властелинов Подземья. Но, включившись в турнир, дорогой гость кроме перстня заберет и остальные призы, а взамен ничего не даст.

— Как капитан второй партии, присоединяюсь к приглашению, — максимально добрым голосом сказал Кшиштоф и посмотрел на Люциуса, — Половина голосов есть.

— Три четверти. Поддерживаю, — сказал Фредерик.

Он подумал, что Кощей не может не знать, какое решение принял Сейм. Другое дело, что лицом к лицу с ним не встречались никогда. Надо отделаться от него быстрее, чем кто-нибудь ляпнет «Нидерклаузиц». Пусть забирает что хочет и уходит.

— Весело у вас. Не тряхнуть ли и мне стариной? А, Люциус?

Люциус, который уже считал себя победителем, нахмурился.

— Я что? Я ничего? Не возражаю. Один бой остался. У тебя лошадка-то имеется? Иначе не обессудь.

— Имеется.

Кощей подошел к дверям и свистнул так, что у всех заложило уши. С улицы послышался могучий топот, как будто табун бежал в ногу. В дверь вошел богатырский конь еще больше Элефанта, как раз под рост Кощея.

Участники и зрители удивленно присвистнули, а кто-то и непечатное шепнул.

— Чур, огнем не пыхать! — сказал Люциус.

— Хорошо, — кивнул Кощей.

— А копье у тебя есть?

Меч-то у Кощея точно есть, вот висит. Можно попытаться отрубить голову кощееву коню, но стоит ожидать, что у него достаточно колдовской клинок, чтобы парировать меч-демон Кароля. И достаточно длинный, чтобы ударить первым и развалить пополам и Люциуса, и Элефанта.

— Острое или тупое?

— Тупое! — крикнул Люциус быстрее, чем кто-то успел сказать, что Кощей вправе потребовать острое.

Кощей вышел на улицу, зачерпнул ладонями сугроб и поднял над головой. Из снега потекла струйка воды, которая сразу же замерзла и быстро превратилась в тонкую длинную сосульку до земли и ушла вниз, продолжая намораживаться в длину.

Из земли Кощей выдернул полноценное ледяное копье. Правда, не рыцарское с переменным сечением, рукоятью и гардой для защиты кисти, а простое в виде шеста с тупым наконечником.

Люциус щелкнул пальцами и оказался одетым в немецкие турнирные доспехи для конной сшибки с нелепым шлемом в виде головы жабы.

Теоретически, Люциус мог бы предложить гостю сначала сразиться с Фьореллой. Но «сперва одолей девочку, потом я до тебя снизойду» по отношению к Кощею выглядело бы очевидно оскорбительно. Прямо до уровня «хвать за меч и голову с плеч» без лишних церемоний.

— Его Величество Кощей и пан Люциус Чорторыльский!

Конь Кощея стартовал, каждым шагом оставляя выбоины в полу. Когда бы Элефант не был одурманен колдовством, он бы наверняка испугался и свернул. Но он несся навстречу. Первым испугался всадник. Люциус непроизвольно заерзал в седле, но успел понять, что деваться ему некуда. Если только преломить копья вничью.

И он действительно мог бы преломить свое копье о Кощея, когда бы не струсил. Кощей сделал себе ледяное оружие честной длины ровно как у противника. Ударил им точно в середину щита с тремя лягушками, разбил щит в щепки и выбил Люциуса из седла. Копье же Люциуса скользнуло по щиту Кощея, ткнуло его в левое плечо и соскочило вверх.

Кощей, замедляясь, доскакал до конца барьера и передал копье в руки оруженосца. Развернулся и поехал к трибуне.

— Ну что, турнир закончен?

— Нет, Ваше Величество, — на правах герольда ответил за всех Доминго.

— Обманули меня? Говорили, остался один бой.

— Остался один бой, значит, осталось двое бойцов. Одного Вы победили, победите второго.

— Согласен. Конным или пешим? Каким оружием?

Кто-то слабее Кощея мог бы вступить в обсуждение правил, но Кощей не видел здесь достойных противников ни среди людей, ни среди коней.

— Конным на мечах, — сказала Рафаэлла, выезжая на Гаэтано.

— Девчонка верхом на свинье? — удивился Кощей.

Он смотрел на собравшихся свысока и не спрашивал ни об участниках, ни о прошедших боях.

— Кабан вместо коня? — удивился Люциус.

Пан-черт как раз отсутствовал, когда душегубы столкнулись с неуязвимым даже для демонического меча кабаном. Никто сейчас не хотел победы чертям, и никто не крикнул, что кабан не просто говорящий.

— Я граф Косса, — гордо сказал Гаэтано, — Благороднейшего происхождения. Из старинной духовной семьи.

— Рыцарь не может участвовать в турнире вместо коня, — сказал Люциус и смущенно посмотрел на Кощея.

— Где это написано? — спросил Гаэтано.

— Уж сколько я знаю прецедентов, нигде не написано, — ответил Фредерик.

— У пана Люциуса только что участники турнира в коней превращались, — сказал Ласка.

— Кабан на самом деле граф, приехал со свитой. Имеет право. Мы тут одному голодранцу разрешили вообще верхом на сундуке выехать, — поддержал Кшиштоф.

Он понял замысел немцев с кабаном, который достоверно не убивается мечом Кароля, а тогда, может быть, и мечом Кощея. Победа Кощея его бы устроила больше, чем победа Люциуса, а победа немцев — больше, чем победа Кощея.

— Люциус, это же избиение младенцев! — сказал Кощей.

— Я-то что поделаю.

— Да какая мне разница. Сажайте на кабана кого угодно из присутствующих с любым клинком из тех, что в зале. Кроме пана Люциуса.

Кто-то слабее Кощея мог бы начать придираться, но и клинков, которые могли бы причинить ему какой-то вред, он здесь не видел. Любое изделие из холодного железа без вложения колдовства разлетелось бы через один-два удара о его ледяной меч. Меч с демоном у Люциуса Кощей, конечно, заметил. Не ультимативное оружие против него, да и противнику-человеку пришлось бы пообещать душу в обмен на право владения этим клинком.

— Господа, готовы? — спросил Доминго.

— Готовы.

— Съезжайтесь между барьером и трибуной.

Кощей ускакал на ту сторону. Развернулся и вытащил из ножен ледяной меч.

— Его Величество Кощей и госпожа Фьорелла Фата!

Доминго взмахнул крыльями, и Кощей тронул коня. С другой стороны навстречу двинулся кабан с девчонкой. В правой руке девчонка держала обычную саблю. Силуэт расплывался как под личиной. Кощей мог бы посмотреть сквозь пальцы, но левая рука держала поводья, а правая держала меч. И потом, что из того, что он видел, она могла прятать под личиной?

Удар! Ледяной меч срубил клинок девчонки как деревянный прутик. Располовинил бы и противницу, но она упала на спину кабану и чудом удержалась без седла и стремян. Кабан стрелой пронесся мимо, а богатырский конь под Кощеем оступился на обе ноги и рухнул на колени, выбросив всадника из седла.

— Победила госпожа Фьорелла Фата! — тут же объявил Доминго.

— Как⁈ — Кощей в негодовании вскочил, — Кто посмел? Это же колдовство!

— Никто, — сказал ему конь, — Я сам оступился.

— Ах ты волчья сыть, травяной мешок!

Кощей вскинул меч.

— Не губи коня! — крикнул Ласка.

— Что скажешь, мальчишка? Твоя работа?

— Нет, твоя.

Кощей взглянул на пол и увидел обломок татарской булатной сабли. Той самой, в которой заключалась его удача.

— Девчонка осмелилась выехать на меня и встретить мой удар?

— Не я, — сказала Рафаэлла.

— Ты сам разрешил сажать, кого хочешь, с любым клинком, — сказала Фьорелла, подъезжая на Гаэтано, — Никто тебя не обманывал. Сам не спросил, кто должен быть выступить против Люциуса.

Выехав навстречу Кощею, Рафаэлла скрыла, что на самом деле противником будет фея. В это время Ласка пригласил Фьореллу за трибуну и отдал ей саблю, от которой зависит удача Кощея. Фея взяла, не поморщившись, колдовской, но не освященный и не демонический клинок и уверенно подставила его под ледяной меч.

Кто-то послабее Кощея, стал бы буквоедствовать, но сильные мира сего умеют в случае проигрыша не терять еще и достоинство. Можно бы было, например, возразить, что потеря оружия это поражение, а сабля была сломана до того, как Кощей упал. Но из тех же соображений выходит очевидный ответ, что потеря половины сабли это не то же самое, что потеря всей сабли.

— Но ты не человек.

— А ты? А наш гостеприимный хозяин? А его бойцы? Даже пан Кшиштоф, строго говоря, не человек.

— Переиграли меня, мелкие хитрецы, — вздохнул Кощей, — Я все еще могу поубивать вас всех…

— Кроме меня, — сказал Люциус.

— Тебя при случае поп изгонит. А я мог бы всех поубивать, но не буду. Сам согласился на турнир, сам проиграл. Мое слово не собачий лай. На королевском слове мир держится.

— Ты проиграл не им, а мне, — сказала Фьорелла, — И если ты назовешь меня недостойным противником, то оскорбишь весь мой род.

— Ты достойный противник, — Кощей церемонно поклонился, — Извини, погорячился. Заходи в гости.

— Принимаю извинения и приглашение.

— Ладно. Удача мне ближайшее время сопутствовать не будет, поэтому я воздержусь от каких-то активных действий. Даже от переговоров, — сказал Кощей, — Мои поздравления победителям.

Он поднял с пола обломок сабли, фея отдала вторую половину. В дверях Кощей оглянулся и внимательно посмотрел на Фредерика.

— Не ты ли тот рыцарь, что не доживет до Рождества, но твой убийца попадет в Ад раньше тебя? — спросил он.

— Я, — ответил Фредерик и вздрогнул.

Кощей взял коня под уздцы, вышел на свет, шагнул в сугроб и исчез, как сквозь землю провалился.

Нидерклаузиц выдохнул и перекрестился. Как будто Смерть с косой прошла рядом и не увидела.