— Элефант, вижу, жив, вы тоже. И слава Богу, — сказал Фредерик.
— Не будешь ругать за потерю конюшни? — удивился Ласка.
— Плевать на конюшню. Вы сорвали им штурм со стороны двора одновременно со штурмом с фасада. Кого там встретили из нечисти?
— Они заставили сражаться днем ночную околодомовую нечисть. Так не бывает. Это не по правилам.
— Может быть, я чего-то не знаю в польских реалиях, но и со стороны фасада пошла атака не по правилам. Откуда тут толпы упырей и русалок? Я почему-то всю жизнь думал, что это штучные твари, а не стайные.
— Ага, а лешие и водяные привязаны к своей территории, — добавила Рафаэлла, — И все, кого мы тут видели, никакие не шляхтичи Подземья, а скорее простолюдины по тамошним меркам.
— Потому что их собирают и гонят в бой старшие твари, — сказала Марта.
— Это понятно, — поморщился Фредерик, — Допустим, они согнали всех водяных и леших с обозримой округи. Но где они взяли столько русалок и упырей? Почему смогли послать ночных днем?
— Сказал бы я, где и почему, — мрачно усмехнулся Кшиштоф, — От этого дерьма даже я тут подустал.
Фредерик вопросительно посмотрел на него.
— Место в тридцать три слоя проклятое. Тут и черти с демонами могут среди бела дня появиться.
— Почему?
— Если пан немец запамятовал, то здесь тридцать лет и три года было логово душегубов, — сказал за Кшиштофа весельчак Анджей, — В округе сколько баб и девок обижено, не счесть. Еще и с собой в полон сколько привезено.
— А мужиков?
— Мужиков вокруг братские могилы навалены. Упыри все оттуда.
— Но упыри же строго местные, от могилы далеко не отходят, — сказала Рафаэлла.
— Упырей, шановная панночка, в смысле не отпетых и не похороненных по правилам покойников, здесь, сколько себя помню, было столько, что крестьяне к нам же на поклон и ходили, чтобы мы нечисть поразгоняли.
— Тут что, вообще покойников не отпевают? — удивился Фредерик, — Разве в деревне не должна быть церковь или там, часовня?
— Если кто в деревне помер, отпоют. Когда своего батюшки или ксендза нет, так соседского позовут. Отпоют обязательно. А вот если бунтовщик на кого из нас напал, или мы пленных порубили, или просто смерд в лесу под горячую руку попался и сабли острой отведал, так и пес с ними со всеми. В овраг скинули, да ветку сверху.
— Я не поняла, священники в деревне есть или нет? — спросила Рафаэлла.
— Когда есть, когда нет, — ответил Анджей с неизменной улыбкой, — Последний с церковью сгорел недавно. Предпоследний приперся морали читать, так мы его на крыльце разложили и по голой дупе плетей выписали. Не вынес позора, сбежал. До него был поп, тот за дочь мстить пришел с саблей. Видать, до пострига знатным был бойцом. Двоих наших посек, да на третьем устал.
— Ваших вы что, тоже не отпеваете?
— Ууу, панночка! Душегуба век недолог. Кого с поля брани помирать привезут, кто на поединке удар пропустит, а кто и пану слово поперек скажет. Каждого отпевать, отпевалка сломается. Вон там за деревней душегубский погост, под сотню рыл должно лежать. Каждому яма, да гроб, да в гробу саблю на грудь положить, а сверху крест с табличкой. Нашего брата отпевать за деньги-то не каждый поп в округе возьмется.
— Вот оно что, — сказал Фредерик, — Их не силой согнали. Им дали возможность отомстить.
— Отправили толпой на штурм и бросили, — сказал Кшиштоф, — А старшие так и не появились. Я вот только не пойму, почему днем.
— Это как раз понятно. К нам идет подмога, они это знают и торопятся. Очень скоро будет второй приступ. Прикинут нашу численность, потери, возможности и слабые места. И начнут по-настоящему.
— Потери? Кто сказал потери? — отозвался из кухни Симон.
— Я, — ответил Фредерик, — Что у нас с потерями?
— Убито или уже умерло трое наших и четверо местных. Еще по трое тех и других ранены, еще ранен один пушкарь. И вот еще укушенный упырем.
— Какие раны?
— Тяжелые. У них отравленные стрелы и, похоже, когти тоже отравлены. Яд не то из дерьма, не то трупный, не то заговоренный. Быстродействующий. Панацея ослабляет, но до конца не берет. Святая вода ослабляет, но не берет. У одного раненого отрезал руку, другому вырезал большой кусок мяса вокруг раны, эти могут выжить, если от потери крови не загнутся.
— Потери около трети гарнизона это много, — сказал Кшиштоф, — Повезло, что они одновременно не ломанулись через двор. Пан Ласка сделал отличный ход конем, но отряд, готовый к атаке через двор, у нечисти сохранился в целости.
— Нам бы до темноты продержаться, — ответил Фредерик, — Они спешат, значит, наделают ошибок.
Фьорелла все это время ходила вокруг дома незамеченной. Сколько-нибудь боевая магия не для фей. Она всего-то не давала нападающим подступить к дому незаметно. Снимала личины, не давала работать «отведению глаз», заставляла лед под ногами врагов то таять, то замерзать обратно, сдувала в сторону летящие стрелы. Если бы не она, то леших и водяных заметили бы намного позже. Фея совсем было увлеклась забавной игрой, но привлекла внимание действительно сильного противника.
Из леса вылетело ледяное копье, которое попало в Фьореллу и пробило ее насквозь.
— Ох! — фея упала в снег посреди двора справа от крыльца и стала видимой для не совсем закончившихся упырей и русалок, которые тут же ломанулись к ней через забор, а также для осажденных.
Когда стрелки разрядились по упырям и русалкам, из сугробов совсем близко к раненой фее поднялся отряд… кого? Какая нечисть может выглядеть как обычный человек и пользоваться стальным оружием? Или это наемники? Но наемники не проползут под снегом, чтобы их не было видно сверху. Потом поднялся еще один отряд, с другого угла. И еще отдельные фигуры и справа, и слева от ведущей к крыльцу дороги. Даже прямо у крыльца.
— Пан Кшиштоф! Вылазку! — скомандовал Фредерик, — Спасаем Фьореллу!
Как только открыли дверь, первым выскочил единорог. За ним из дома с воинственным кличем вывалилась толпа душегубов во главе с самим Кшиштофом. Богдан, конечно, бежал с ними, поэтому Оксана вышла на крыльцо. Из окон их поддержали стрелки. Как раз, когда отбили первый штурм, Марта приказала не стрелять попусту, а полностью зарядиться. От выбежавших из-за забора пары десятков разнородной нечисти почти никого не осталось, а поднявшихся из-под снега свинец не брал. По душегубам дали залп лучники, невидимые за деревьями и сугробами, но стрелы, выпущенные с безопасного расстояния, большей частью скользнули по доспехам.
Перед окном, в которое высунулась Марта, взорвался фонтан ледяных осколков, как будто в нее бросили таким же копьем. Мгновением позже лопнул овальный футляр, висевший у нее на шее на золотой цепи. Вместе с ним ярко вспыхнул и рассыпался пеплом висевший на поясе кожаный мешочек. Марта упала на пол, но живая и не раненая. Ледяные осколки разлетелись вокруг нее, воткнувшись в пол и в потолок.
— Что это было? — спросила Марта.
— Кто-то действительно сильный, — ответила Рафаэлла и осторожно выглянула в соседнее окно.
— Там покойники! — крикнул стрелок со второго этажа, — Наши, с погоста!
В отряды «подснежников» атакующая сторона подняла покойников как раз с погоста душегубов, о котором только что говорил Анджей. Отборных головорезов, вооруженных своим привычным еще при жизни оружием, и не боявшихся ни ран, ни смерти. По справедливости говоря, и живые душегубы ни того, ни другого не боялись. Но живых даже несмертельные пропущенные удары выведут из строя, а мертвые могут себе позволить пропустить два-три удара, чтобы нанести один.
Единорог собирался врезаться в поднятых мертвецов как рыцарь в пехоту и раскидать половину отряда за один проход. Но он невнимательно слушал рассказ Анджея о местной потусторонней фауне и не сообразил, что перед ним стоят не вчерашние крестьяне и крестьянки и не далекая от военной науки нечисть, а опытные и бесстрашные люди меча.
Нет, не обученная строевая пехота с копьями. От копейщиков отвернула бы любая лошадь. Просто мертвые душегубы с ржавыми клинками.
Мертвые душегубы действовали так, как их учили при жизни. Любого дворянина учили защищаться пешим от всадника. Никто не стал ни упираться, ни убегать. Все расступились, увернулись, каждый ударил или уколол, и многие нанесли серьезные раны. Ведь у единорога все уязвимые места там же, где у лошади.
Он еще мог бы убежать, но с твердого наста сорвался в подкоп, из которого вылезли мертвецы. Кто-то ударил топором в затылок, кто-то булавой по голове, кто-то вонзил длинный меч между ребер. Все, что бедняга смог сделать для хозяйки, это выиграть немного времени и принять на себя удары, предназначенные для нее.
Анджей добежал первым. Выдернул Фьореллу чуть ли не из-под ног мертвецов, закинул на плечо и что есть силы рванул в дом с легкой девочкой в руках. Мертвецы по твердому насту догнали бы «санитара», если бы его не прикрыли товарищи.
— Строй держать! — скомандовал Кшиштоф, — Отходим шагом! Это наши, с погоста. Ну что, хлопцы, упокоили в первый раз, упокоим и во второй.
Строевой пеший бой не тот навык, которым обладают шляхтичи, но с той стороны такие же, только мертвые. Слева к крыльцу бежал еще один отряд мертвецов, чтобы отсечь Кшиштофа, и у него на пути встали рейтары. Четверо стальных воинов отстреляли в набегавших врагов шестнадцать серебряных пуль, встретили немногочисленных оставшихся локоть к локтю и задержали их достаточно, чтобы Анджей с Фьореллой проскочили на крыльцо, а правый фланг рейтаров сомкнулся с левым флангом душегубов.
К защитникам подбегали еще два отряда мертвецов по высоким сугробам, справа и слева. С крыльца по ним выстрелила серебряной картечью пушка, потом мортирка, потом снова захлопали аркебузы.
Живые душегубы, в отличие от мертвых, носили не то, чтобы полные доспехи, но неплохую защиту. Почти все в кольчугах и шлемах, многие в наручах. Поверх теплой одежды, которая сама по себе против не очень острых клинков почти доспех. Ведь это у живых мечи наточены, а у мертвых лезвия покрыты ржавчиной.
— Раненых не бросайте! — крикнула Марта из окна.
— Богдан, тащи двоих! — крикнула с крыльца Оксана.
Богдан к этому времени не получил ни царапины, но послушал жену, уступил место в первом ряду и выдернул буквально из-под ног сражавшихся сначала одного раненого, потом другого.
Утоптанный снег под ногами как по мановению волшебной палочки превратился в каток. Волна льда прокатилась от леса до самого крыльца. Упали и живые, и мертвые. Только Кшиштоф устоял, потому что не сделал неосторожного шага, а воткнул меч в лед. Будучи по сути покойником, но опытным воином, он не давал волю эмоциям и внимательно следил за обстановкой.
— Веревки! — крикнул Фредерик.
Веревки у Службы Обеспечения тоже имелись. И люди, которые знают, где лежат веревки. Один из возчиков сбегал в угол зала, принес две длинные крепкие веревки и бросил их с крыльца.
На Кшиштофа свалился с неба сугроб, тут же заледеневший в камень. А на всех остальных, барахтавшихся всего-то в шагах десяти от крыльца, обрушился град из стрел.
Невидимый командир или военный совет противника неплохо сыграл и с планом штурма, и с разведкой, и с импровизацией. Первая атака показала, что внутри много стрелков, и осаждающие понесут большие потери, пересекая у них на виду открытое пространство. Поэтому отряды мертвецов поползли под снегом, под заранее упрочненным настом. Может быть, водяные прокладывали им путь среди по сути родной стихии.
Невидимый наблюдатель вычислил фею и сбросил с нее «отведение глаз». Этим нехитрым колдовством владели очень многие, даже начинающие ведьмы изучали его в первые годы. Бывали и мужчины с весьма скромным пониманием ведовства, которые могли спрятаться на ровном месте. Носители темных умений часто использовали отведение и друг против друга, поэтому многие умели замечать невидимку по косвенным наблюдениям вроде запаха или звука. При некотором умении ведьма может услышать даже стук сердца, и для обострения слуха всего-то надо прочитать нехитрый заговор.
Невидимый стрелок ледяными копьями к этому времени уже примерно знал, куда целиться. Зимой сделать из снега сосульку не так уж сложно для того, кто может сделать на снегу наст или скользкий лед.
Невидимое командование противника поставило лучников на удобную закрытую позицию. Лучники до сих пор стреляли по окнам, тщательно прицеливаясь. По выбежавшему на вылазку отряду стрелы полетели чаще, а по упавшим прямо тучей.
Лежащий человек намного более уязвим для стрел, пущенных навесом, и стрелы собрали свою жатву. Из неполного десятка душегубов на веревке вытащили только Богдана, в которого не попала ни одна стрела, и с ним одного раненого, которого Богдан не выпустил. Этому порезали ногу ржавым мечом, и стрела воткнулась ему в спину ниже ребер. Из четверых рейтар не вытащили никого.
Стрелки из окон отстреляли пистолеты по барахтавшимся на льду мертвецам. Что могли, с этой стороны отбиваться уже некому.
Анджей внес Фьореллу в зал. В ней так и торчало пробившее тело насквозь ледяное копье.
— Куда ее, к вам? — спросил он Симона.
— Нет, я сама, — сказала фея.
Она спрыгнула на пол, взялась рукой за копье и вскрикнула от обжигающего холода. Продолжая кричать, она отломила ту часть, что была спереди, и остановилась, глядя на обмороженные руки. Из спины все еще торчал ледяной наконечник.
— Кто это? — Фьорелла даже побледнела, — Я его боюсь. Рафи, он есть в твоей книге?
— Ищу! Ледяное копье… ледяное… копье…
— Ты чувствуешь, кто это может быть? — спросила Марта.
— Не знаю. Я в этих краях никого не знаю, — девочка заплакала, — Я хочу домой к маме!
— Что-то адское? — спросила Рафаэлла.
— Нет. Этих здесь нет, я бы заметила. Мне надо бежать, а я даже не знаю, смогу ли я сейчас пройти уйти. И мне кажется, я уже никуда… не… убегу…
Фьорелла, плача и цепляясь за перила обмороженными ладонями, поковыляла по лестнице на второй этаж.
— Куда ты? — спросила Рафаэлла.
— Отстань. Не трогай меня.
Когда загремели выстрелы с фасада, со двора тоже началась атака. Лошади при первом штурме сорвали наступление со двора, но не нанесли урона бойцам. Те, надо полагать, не без помощи конюшенной нечисти, надоумили лошадей унести ноги из внутреннего двора, дождались, пока привлечет внимание заварушка на той стороне господского дома, и бросились вперед по утоптанному снегу.
О плотности огня с той стороны говорить не приходилось. Стрелки на втором этаже прикрывали своих, стреляя из окон со стороны фасада. Ласка, Бенвенуто, Уныние, рейтар во флигеле, да больше и никого.
Хлевники пригнали несколько перепуганных и ничего не понимавших лошадей, чтобы прикрыть от огня шестерку леших с тараном. Других, конечно, леших, с другим, конечно, тараном. На этом таране тоже на обрубок сука сверху была насажена человеческая голова. Они должны были атаковать одновременно с первым штурмом, но не сложилось.
Когда Фьорелла пошла вверх по лестнице, с грохотом обрушились двери, выходившие из зала на внутренний двор. Таран снес их всего ударов за пять. Как и в тот раз, колдовской таран внес отрезанную голову в освященное жилище.
— Входите все! — сказала голова.
В зал, обгоняя леших, ворвались русалки и упыри. Такая же атака пошла и с фасада. Враги пока что не испытывали недостатка в солдатах.
— Симон, фасад, гранаты! — крикнул Фредерик, схватил освященный меч и бросился рубить нечисть.
Ни Ласка, ни Бенвенуто, ни Уныние не смогли бы противостоять прорыву. Любого из них, или всех сразу, снесло бы потоком тел. Друзьям пришлось отступить в разные края зала, а несчастный француз погиб быстрее, чем сообразил, в какую сторону бежать.
Но это все семечки по сравнению с тем, что досталось Фредерику. Увидев его, почти вся нечисть, кроме пары упырей и леших, отвлекшихся на Ласку и Бенвенуто, набросилась на рыцаря. Освященный меч мелькал как пчелиные крылья, а из-под него вылетали кровавые ошметки.
Рафаэлла выстрелила из мортирки серебряными крестиками. Стрелки со второго этажа поняли, что враг внутри и выстрелили с лестницы. Рейтары в флигелях защищали свои окна, вроде пока успешно.
Оставалось еще трое или четверо упырей, которые могли бы наделать дел, но вдруг они все упали замертво.
В это время со стороны фасада гремели уже не выстрелы, а взрывы. Лед снова превратился в твердый наст, недобитые мертвецы пошли к дому, но не к закрытой двери, а к окнам. Через забор побежали упыри и русалки. Симон вместе с Мартой отбивали атаку гранатами. Поджигали фитили и выбрасывали в дверь и в окна медные шары. Дом дрожал, сыпались оконные стекла, с крыши рушилась черепица.
Со стороны двора бежала вторая волна чудовищ. Уже не пушечное мясо из тех, кого удалось привлечь на месте. Обитатели Подземья, или живущие на два мира. Шерстистые, крылатые, чешуйчатые.
Первый из них, одетый в длинный тулуп зеленый ящер с дубиной в почти человеческой трехпалой передней лапе, одним прыжком перелетел крыльцо и… врезался в дверной проем, как в закрытый невидимой прозрачной стеной. Разбил до крови свой ящерский нос, уронил дубину на ящерские пальцы ног и заскакал на одной ножке, держась передними лапами за морду.
— Что за колдовство? — спросил Фредерик.
— Отец Филипп, — ответила Рафаэлла.
У дверей в луже крови лежал священник. В руках он держал молитвенник и кропило. Похоже, успел воззвать к Божьей помощи. Поэтому и упали последние упыри.
— Хотел бы я знать, кому из нас Господь посылает в помощь своих воинов, — сказал Фредерик.