В кухне, изображавшей полевой лазарет, кипела жизнь. Кроме всего прочего, еще и стрелок со второго этажа зазевался и получил стрелу. Симон перетянул руку. Не жалея мяса, вырезал наконечник и наложил плотную повязку, смоченную панацеей.
— Сшивать не будешь? — спросила Рафаэлла.
— Нет, конечно. Рана слишком широкая, чтобы соединять края, а если она загноится, то лучше держать ее открытой, чтобы промыть.
Дела шли плохо. Из жертв первого штурма пока выжили только двое. Третий — Вольф Стопиус, на удивление устойчивый к упыриным укусам, до сих пор в горячке, но хотя бы живой. Все нормальные люди после укуса упыря превращаются или в упыриный корм, если бегают плохо, или в упыря, если бегают хорошо. Вот еще четвертый раненый, наверное, будет жить.
Симон прикинул, сколько человек осталось. Вылазка на помощь Фьорелле из-за согласованных действий неведомого «ледяного колдуна» и лучников превратилась в катастрофу. Из местных вернулись Анджей, Богдан и раненый, которого притащил Богдан. Кроме них, из душегубов осталось еще всего двое, и оба наверху, с ними один из возчиков-ветеранов. Из рейтар погибли еще четверо, остались только те двое, которые сидели в флигелях. Еще пушкарь, санитар Клаус, солдат-француз, русский, итальянец. И священник.
После прорыва со стороны двора погибли француз, рейтар, священник. Ранен Анджей. Упырь откусил ему два с половиной пальца на левой руке, но не проткнул кожу своим ядовитым языком. Панацея и святая вода, может быть, раны не загниют, и удастся сохранить кисть. Ранен Бенвенуто Белледонне, этого в самом начале второго штурма сильно ударил тяжелой деревянной рукой леший. Кажется, сломаны одно или два ребра. Кольчуга не порвана, нет открытых ран.
Фредерик на удивление невредим. Действуя согласованно, лешие, упыри и русалки могли бы оттеснить всех прочих и как-нибудь хотя бы поцарапать рыцаря, набросившись одновременно в пять-шесть рыл с разных сторон. Но они все при его виде, или при виде освященного меча, как взбесились. Получилось так, что нападали несогласованно по одному-двое за раз. Даже ума не хватило сначала разобраться с остальными, раз уж у рыцаря такой меч, а потом взяться за рыцаря.
Ласка Умной, ловкий малый, тоже не пострадал. И Богдан, хотя казался с самого начала неповоротливым увальнем. Но этому явно Оксана ворожила.
Кроме Фредерика фон Нидерклаузица и Ласки Умного в строю остались Марта, Рафаэлла, санитар Клаус, последний рейтар, двое стрелков-душегубов на втором этаже, их помощник из ветеранов и пушкарь. На один штурм может быть, хватит. Где там Олаф с волками в самом-то деле?
Закончился короткий зимний день, закатилось солнце. Осаждающая сторона медлила с активными действиями.
Дом вздрогнул.
— Что это? — спросил Фредерик.
— Кто-то вызвал демона, — ответил Симон, — Но кто и зачем?
Со второго этажа спустилась до половины лестницы заплаканная Фьорелла в сопровождении Чорторыльского и сундука. Пан выглядел совершенно как черт, и Ласка узнал его только по шапке, надетой на правый рог, и золотой цепи, выложенной поверх длинного черного бархатного одеяния, из-под которого торчали козлиные ноги.
В теле феи просвечивала насквозь дыра диаметром с копейное древко.
— Извини, друг мой Фредерик, но ты сегодня умрешь в любом случае, — сказала Фьорелла сквозь слезы, — И я, если не получу помощи как можно быстрее, тоже умру. Единственный способ, которым я могу прямо сейчас добраться до моей семьи, это через вызов демона в счет долга.
— У демонов власть над пространством больше, чем у тебя?
— Конечно. Только у них и есть власть над пятым измерением вашего мира. Подземье живет по другим законам.
— Прощай, Фьорелла. Возьмешь с собой Рафи?
— Нет, — сразу ответил Люциус, — Про нее уговора не было.
— Ей ничего не сделают, — сказала Фьорелла, — Пролить кровь ведьмы — плохая примета.
— Что? Ведьмы?
— Прощай, — кивнула Фьорелла, — Заходи в гости, если каким-то чудом выживешь.
— Ты только что сказала, что я умру.
— Ты достаточно хитрый, чтобы обманывать пророчества. Рафи, пора уже рассказать отцу.
— Рафаэлла? — Фредерик недоуменно посмотрел на дочь. Та опустила глаза.
— Дом мой не сожгите, — строго сказал пан Люциус, — Смотрю, конюшню уже спалили и фасад подкоптили.
— Погоди, а как ты сюда попал? — спросил Симон, — Дом же освящен.
— Уже нет, — ответил черт, — Пентаграмма, нарисованная феей, кроет ваше освящение как бык овцу. И вызывает меня аж из приемной знали бы вы кого.
— Сейчас они там поймут и пойдут в атаку, — сказала Марта, — И разнесут твое поместье к чертовой… к твоей бабушке. Или сгорела конюшня, гори и замок?
— Нда? Тогда они уже тут, и мой дом им разносить не придется.
Чорторыльский щелкнул пальцами. Зал снова раздвинулся в длину и в ширину, как прошлой ночью. Снова появились люстры с горящими свечами. На свободном месте загадочным образом, как черт принес, оказались лешие, водяные, упыри, русалки, недобитые мертвецы во главе с колдуном и толпа подземных чудищ во главе с Ядвигой.
Только на этот раз не построились сами собой ни трибуна, ни барьер. Зато лестница на второй этаж прошлой ночью оставалась без изменений, а сейчас, раз уж на ней стоял хозяин, превратилась в роскошную дворцовую лестницу, плавно расширяющуюся книзу.
Знакомые все лица, подумал Ласка. Вот Балбутуха рядом с Ядвигой. И еще одна женщина, маленькая, в полушубке. Кажется, эта ведьма была и под Дубровно, и под Логожеском. Вот зелено-коричневый жабоголов из Дубровно, похожий на покойного принца Ахупора, только без одежды. Вот великан, чешуекрыл, карлик, большое мохнатое нечто оттуда же. Эти два немного разных ящера в Дубровно, кажется, лежали на полу как мертвые, но через полгода живы-живехоньки. Понятно, почему их не было на зимней дороге, мерзнут в тулупах без штанов и шапок. Вот существо с головой совы и двумя рядами зубов в улыбающемся клюве. Вот летучая мышь в рост человека, которая в прошлый раз получила хороший удар саблей и теперь брюхо зашито грубыми стежками. Вот кровопиец в синем кафтане с небрежно пришитым правым рукавом и с той же секирой в руках. Вот лохматый старичок, у которого недавно разрубленная голова обвязана веревкой.
Только оборотней на этот раз ни одного нет. И того человекоподобного чудища, которое под Логожеском осталось без головы. Зато есть три похожих как сестры девки с луками, которых раньше оба раза не видел. Наверное, это не девки, а тоже какие-нибудь чудища. Очень уж не по-зимнему одеты, в простые белые платья. Что странно, без единого стежка вышивки.
Холодное железо, свинец, серебро, огонь и все прочее наносят урон сущностям. Но для того, чтобы упокоить их настоящей смертью, надо уязвить каждого надлежащим образом. Иначе они отлежатся, восстановятся и напомнят о себе. С другой стороны, стойкость к ранениям становится поводом для небрежного и безрассудного поведения в бою, несерьезного отношения к противнику-смертному и пренебрежения стратегией, тактикой и защитой.
— Фьорелла, как ты могла! — с укоризной сказал Фредерик.
— Прости меня, я не знала, что он так сделает! — сказала Фьорелла плачущим голосом.
Но не успели чудища и шагу шагнуть, как она топнула ножкой и с чувством произнесла:
— Чтоб ты провалился со всеми своими друзьями!
Фредерик и еще несколько человек исчезли, как и правда провалились.
— Здорово получилось! — сказал великан, — И колдовство пригодилось, и покойнички.
— Нидерклаузица не вижу, — ответила Ядвига.
— А ты кто, ведьма? — спросила Оксана, опуская руку с растопыренными пальцами, — Ты у них главная?
— Сама-то кто? — Ядвига тоже посмотрела на Оксану сквозь пальцы, — Ведьма? Что ты забыла в такой компании?
— Я жена вот этого гарного хлопца, — Оксана кивнула на Богдана, который как раз вышел из лазарета.
Оксана затащила его на осмотр, посадила на табуретку в углу и забыла за другими делами. Вслед за Богданом вышел и Анджей. Руку ему забинтовали, яда в теле не было, почему бы не выйти лицом к лицу.
— Я Ядвига Зеленая. Я пришла за короной. Подземный Сейм приговорил, что корону получит тот, кто отомстит за Армадилло. Знаешь, кто такой Армадилло?
— Нет.
— Наследник Меднобородого.
— Меднобородого знаю. Умер недавно, да?
— Да. И теперь, если опустить полную корзину подробностей, его корону получит тот, кто убьет Нидерклаузица. То есть, я.
— У нас говорят, не кажи гоп, пока не перепрыгнешь.
— Гоп, — сказала Ядвига и подпрыгнула, — Где он? Жив, мертв, ранен?
— Как сквозь землю провалился, — сказал пушкарь.
— В смысле?
— Мне побожиться?
— Не вздумай. Словами объясни.
— Стоял вот тут и пропал. С ним алхимик пропал и еще кто-то.
— После чего?
— Фея сказала «Чтоб тебе провалиться со всеми твоими друзьями».
— Как вы узнали, что Нидерклаузиц у нас? — спросил Анджей,
Балбутуха, стоявшая за плечом Ядвиги среди чудищ, хмыкнула.
— Ты?
— А хто ж! Луциус меня пригласил, когда они усе якраз у меня сидели, — ведьма развела руками, намекая на Ядвигу, колдуна и чудищ, — Они, правда, не за немцем шли, а за шаблей. Вось тот, мелкий, за шаблей следил, а астатния на закрытие Сейма схадзили и вярнулися. Мне-то Подземный Сейм до звязды, я больше па шабашам. Ядвига пра Сейм рассказывае, а меня якраз Луцыюс вызвал. Ну я и пошла, як не пойти. Слышу, герольд ваш кричит «Нидерклаузиц». Ба, дык гэта тот, кого на Сейме приговорили. Я вам, дурням, очи отвела и бегом дадому. Усю ночь да палову дня по округе нячистиков збирали. Повезло, что место сторазово проклятое, нечысци в округе як говна за баней.
— Совести у тебя нет! — ответил Анджей, — Пан тебе платье подарил и молодость, а ты что?
— Што я? Мы тут у пана в гостях яго милостью стоим, и да яго у нас нияких претензий нема. Немца забярем да пойдзем.
— Если выследили немца, то могли бы его по дороге где-нибудь перехватить. Нас-то зачем было впутывать?
— Без вас немцы здесь никому не враги, — ответила Ядвига, — Мне местные лешие с водяными так и сказали, что видели этот обоз и десятой дорогой его обошли, три раза перекрестившись. Но когда я спросила, не хочет ли кто под моим началом навалять душегубам, если я ненадолго уберу черта, все настолько осмелели, что и на немцев плевать, лишь бы до вас добраться. Ваша усадьба — настолько проклятое место, что она даже для самой нечисти как бельмо на глазу. Столько упырей и русалок, как в окрестностях, наверное, по всей Литве не сыщешь. Они даже на охоту по очереди выходят, чтобы не толкаться. Все голодные и злые. Вроде тупые твари, но идею пойти всем вместе и отомстить они поняли.
— А лешим с водяными мы что сделали? — спросил Анджей.
— Вся наземная нечисть платит дань властелинам Подземья человеческими детьми. Из-за вас крестьяне напуганы и лишний раз в лесу не показываются, а кто показывается, идет на корм упырям, а не водяным и лешим. Для чудищ по крови бывшие люди плохие соседи. И чертей с бесами чудища не любят. У рогатых, говорят, другая сказка. Нечего, говорят, в нашем лесу пакостить. Идите, говорят, к людям. Путайте, соблазняйте и все такое.
Двери открылись, и повеяло холодом. Не просто холодом, а жутким морозом-колотуном, от которого птицы падают на лету. Вошел высокий широкоплечий старик с длинными седыми волосами и длинной седой бородой, одетый в шубу, крытую красным сукном.
— Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, зеленая? — спросил старик.
— Тепло, дедушка, — ответила Ядвига, — Дзякую за помощь, век с тобой расплачиваться буду.
— Не надо.
— Как не надо?
— Забирай свои права на корону, забирай свою корону, забирай свое подземное королевство. С немцем своим только до конца сама разберись. Чтобы не говорили, что это я отомстил за Армадилло. Не нужна мне корона того мира, где зимы не бывает.
— За что мне такое счастье?
— Подарок на Рождество. За то, что была хорошей девочкой.
— Я была хорошей девочкой? Точно-точно?
— Отреклась от сатаны и не предала Господа своего. Пусть под землей и не мое царство, но где это видано, чтобы подземная царица под дьяволом ходила.
— Правильно, дедушка, я тоже так подумала. На шабаш звали-звали, а я не пошла. Давно ли тебя, дедушка, дела в Подземье волнуют?
— Обещал мне Кощей Китеж не обижать. Да передумал. Раз так, то сосульку ему большую, а не корону Меднобородого. Верно, внучка?
— Верно, дедушка. Как надену корону, Китеж обижать не буду.
— Вы что стоите, смотрите? Сдавайтесь уже. Не тронут вас, — обратился дед к оставшимся защитникам господского дома.
В зал спустились двое не особо грустных душегубов и мрачный немец и встали рядом с Рафаэллой. Рейтар, пушкарь, Анджей и Богдан опустили оружие и подошли к ним. Из кухни вышел Бенвенуто.
— Пакость эту надо убрать, не люблю я такого, — продолжил дед и кивнул на мертвецов, — Главного в ад отправить. Я вообще много чего не люблю. Но особенно, когда черной волшбой злоупотребляют. Терпение мое долгое, но небезграничное.
— Дедушка!
— Что дедушка?
— Он хороший! Он меня любит!
— И женится?
— Женюсь, — сказал колдун.
— Спой мне песенку. Коли голос не дрогнет, пощажу.
Дед негромко стукнул об пол посохом, лежавшая в углу веревка змеей запрыгнула на потолочную балку и свесилась оттуда, свившись в петлю. Стоявшая у стола табуретка подбежала на четырех ножках и замерла под петлей.
— Вставай сюда, надевай петлю, только не туго, и пой.
Колдун бесстрашно залез на импровизированный эшафот, накинул на шею петлю. Ядвига подала кобзу.
— Про что спеть? — спросил он.
— Про то, как с табуретки спрыгнешь, — недовольно сказал дед.
— С головы сорвал ветер мой колпак.
Я хотел любви, а вышло все не так.
Знаю я, ничего в жизни не вернуть.
И теперь у меня один лишь только путь. [1]
Колдун взмахнул рукой, и мертвецы дружно заорали припев пропитыми еще при жизни душегубскими голосами.
— Разбежавшись, прыгну со скалы!
Вот я был, и вот меня не стало!
И когда об этом вдруг узнаешь ты!
Тогда поймешь, кого ты потеряла!
Ко второму припеву присоединились чудища со своими специфическими вокальными данными. Третий подхватили и помилованные защитники крепости.
Мертвецы поклонились, потом построились в колонну по два и ушли в сторону кладбища.
— Ладно. Уважил старика. Слезай. На сегодня прощаю, но смотри у меня.
Дед ушел, тяжело ступая и не оставляя следов на снегу.
— Кто это был? — шепотом спросил Бенвенуто.
— Не знаю, — шепотом ответила Рафаэлла, — Оксана, ты знаешь?
— Мороз Иванович, — тоже шепотом ответила Оксана, — Он живет далеко к северу от Москвы, но зимой может зайти и к югу. В прошлом году по-хорошему просил татар уйти, да они не послушали. Он тогда на татар осерчал и хорошо их побил снегом и холодом на обратном пути.
— И что с ним делать?
— Быть хорошей девочкой и не предавать Господа, даже если ты ведьма.
— Дед просил вас пощадить, значит, щажу, — сказала Ядвига, — Убирайтесь, пока я добрая.
— Куда? — спросил Анджей как самый разговорчивый.
— К черту, например. Ловите ваших лошадей и проваливайте на все четыре стороны, пока я не передумала. Немец, надо полагать, в подвале. И не один. Кого еще не хватает? Где шустрый мальчишка с булатной саблей? Где бывалый волчок? Не вижу седого алхимика и не вижу фрау, увешанную амулетами.
— Провалились, наверное, — пожал плечами пушкарь, — Фея сказала с друзьями, а они же друзья.
— Посмотрим. Что тут у нас? — Ядвига заглянула в кухню.
— Полевой лазарет, — ответила ей Оксана.
— Да? Ну ладно. Под домом что-то есть?
— Погреб должен быть. Дом богатый, каменный. Под ним подземелье полагается, как у замка. Сама не лазила, врать не буду.
— Эй, друзья! Поймайте домового, спросите про погреба под домом. И про тайные ходы не забудьте! А ты, ведьма, забирай мужа и тоже проваливай.
— Ага.
— Стой. Я знаю, о чем ты подумала.
— О чем?
— Чтобы сгрести тут все, что под руку попадется и с собой забрать.
Оксана опустила глаза.
— Не мельтеши. Вон во дворе немецкие сани, а вокруг немецкие кони бегают. Давайте бегом из дома во двор, запрягайте пару, да коней с собой гоните, сколько угонится.
— Добрая ты.
— Я так-то злая. Но ворон ворону глаз не выклюет. Иди уже, не мозоль глаза.
Оксана выбежала в зал, схватила под локоть Богдана и потащила его во двор. По пути схватила со стола оловянный кувшин, а Богдан подобрал на полу двуствольный пистолет и немецкий длинный меч.
— А ты кто такая? — Ядвига остановила Рафаэллу, которая с тремя немцами вернулась в кухню за ранеными.
— Ученица алхимика.
— Точно? Это разве не мужское ремесло? — Ядвига посмотрела на нее сквозь пальцы, — Не думала, что немцы возят с собой ведьм. Тебе столько лет, на сколько выглядишь?
— Да.
— Умеешь хоть что-нибудь?
— Алхимию немного.
— Понятно. Проваливай вместе с остальными, пока я добрая.
— Я без раненых не уйду.
— Забирай. Бегом. Покойников не отдадим. Вдруг самим пригодятся.
— В следующий раз я тоже тебя не убью, — совершенно серьезно сказала Рафаэлла.
— И в позаследующий, — не менее серьезно ответила Ядвига, — Ведьмы не убивают ведьм.
[1] Король и шут — «Прыгну со скалы».