На другой день в воскресенье знакомый уже нам Коляр шел быстрыми шагами около восьми часов утра с озабоченным видом по улице Шоссэ-д’Антен.
Отставной унтер-офицер не был, как обыкновенно, одет в однобортный синий сюртук и гусарские панталоны. Он был в синей блузе, а на голове вместо лихо надвинутой набекрень высокой шляпы, была надета фуражка. Костюм этот дополнялся коричневыми панталонами из грубой шерстяной ткани и черным галстуком, свернутым жгутом.
Он дошел по улице Шоссэ-д’Антен до улицы Виктуар, которую только что начинали проводить позади огороженных от пустопорожних мест заборами обширных домов улицы Сент- Лазар.
Дойдя до одного из заборов, Коляр пролез в него через отверстие, образовавшееся от выломанной доски, и направился к маленькому павильону, находившемуся в конце сада старинного дома.
Дом этот, принадлежавший одному старому англичанину, очень богатому и большому оригиналу, был совсем необитаем. Присмотр за ним был поручен привратнику, тоже англичанину, занимавшему небольшое помещение над воротами.
Позади дома тянулся большой сад, в конце которого находился павильон, состоящий из двух этажей. По довольно оригинальной странности характера, лорд Мак-Ферл, не соглашаясь сдать дом в наймы, предоставил привратнику сдавать павильон и пользоваться получаемой за него платой.
Однажды утром, месяц тому назад, когда привратник сидел у ворот, покуривая с чисто британской флегмой свою трубку, к нему подошел молодой человек лет двадцати семи, который заговорил с ним по-английски и выразил желание посмотреть павильон.
Тщательно осмотренный, он понравился иностранцу главным образом за свое уединение. Они сошлись в цене, кстати сказать, довольно высокой, и новый жилец перевез в тот же вечер свои сундуки и поселился в павильоне с единственным слугой.
Иностранец этот был никто иной как капитан Вильямс, и когда Коляр явился к своему начальнику, тот был уже на ногах и занимался своим туалетом.' У капитана Вильямса были черные волосы и такого же цвета усы; он был очень красивый молодой человек с изящными манерами.
В Лондоне, где капитан был начальником шайки воров, он носил титул баронета, успев узаконить его покупкой недвижимой собственности. Он был принят в высшем обществе и занимал прекрасный дом в Бельгрэв-Сквэре.
Долго ему удавалось выдавать себя за сына одного аристократа какого-то северного графства, жившего в деревне и имевшего две тысячи фунтов стерлингов годового дохода. Он пользовался репутацией светского человека, безукоризненного джентльмена и замечательного спортсмена.
Потом, в один прекрасный день, капитан исчез неизвестно куда, и на его счет ходили разные подозрительные слухи. В Нью-Маркете говорили, что благородный баронет был просто мошенник, отважный начальник шайки воров, и что, несмотря на его чисто английское произношение, он был француз, а может быть даже и итальянец.
Как бы то ни было, но в Лондоне у капитана Вильямса были рыжевато-белокурые волосы и английские баки. В Париже он выкрасил волосы, сбрил баки и отрастил усы.
В ту минуту, как Коляр вошел в комнату, капитан сидел в халате у камина перед зеркалом, занимаясь прической своих курчавых волос. На лице его выражалось видимое удовольствие, и он с важностью курил сигару, говоря сквозь зубы:
- В тот месяц, что я прожил в Париже, мне уже удалось кое-что сделать, и мои дела идут очень недурно. А если дьявол не откажется продолжать оказывать мне помощь, то двенадцать миллионов барона Кермора де Кермаруэ, будут мои.
Вильямс затянулся еще два раза и, выпустив клуб серого дыма, продолжал:
- Бедный Арман де Кергац… Несмотря на вашу филантропию и силу, с вами сыграют отличную штуку и вам предстоит неудовольствие предоставить баронету сэру Вильямсу врученное вам на хранение богатство. И, - добавил он, рассмеявшись, - благодаря теперешнему цвету моих волос и усов, а особенно усвоенному мною английскому акценту, вы никогда не узнаете во мне вашего возлюбленного брата графа Андреа, которого вы обобрали под тем бессмысленным предлогом, что его отец украл ваше наследство.
И Андреа громко расхохотался.
- Коляр положительно ловкий парень и у него есть, некоторые достоинства, - продолжал он. - В Лондоне он действовал с большим усердием, но там он был не на своем месте и ему недоставало самоуверенности. Тогда как в Париже, напротив, он чувствует себя дома и дает волю своей смелости. Набранная им шайка очень не дурна: стряпчий и Бистокэ уже оказали мне некоторые услуги. Слесарь довольно искусен, а что касается Николо, то и он еще пригодится.
Два удара в дверь прервали монолог сэра Вильямса, и в комнату вошел Коляр.
- Здравия желаю, капитан, - сказал он, подняв по-военному руку к фуражке.
- Здравствуй, Коляр.
- Аккуратен я?
- Как нельзя больше. Садись.
Вильямс закурил новую сигару и посмотрел на Коляра.
- Ну, - сказал он, - как наши дела?
- Я могу вам сообщить нечто новое.
- Посмотрим! - спокойно произнес Вильямс.
- Моя полиция работает как нельзя лучше, и это большое счастье, потому что мы и теперь еще не знали бы, как нам быть.
- Ты полагаешь?
- Еще бы! - отвечал Коляр. - Мы узнали, что г-жа де Бопрео та самая Тереза, которую мы ищем.
- Это уже много.
- И что дочь ее Эрмина - дитя барона Кермора де Кермаруэ.
- Но мне кажется, что в этом-то все и заключается. Бопрео скуп, и если ему пообещать миллион, он согласится на брак своей дочери, к тому же, - прибавил Вильямс, самодовольно посмотрев на себя в зеркало, - я могу быть очень приличным зятем. А что девочка?
- У девочки есть обожатель.
Вильямс с живостью бросил сигару.
- Лучше того, - продолжал Коляр, - они уже помолвлены, и через две недели назначена свадьба.
- Не может быть! - пробормотал, побледнев Вильямс.
- Даю слово! - сказал Коляр, - что все это истинная правда, ваше сиятельство. Жених Эрмины занимает место незначительного чиновника в министерстве иностранных дел.
- Богат он?
- Ни одного су в кармане, но его любят.
- Как его зовут?
- Фернан Рошэ.
- Где он живет?
- На углу улицы Тампль.
Вильямс взял записную книжку, лежавшую на камине, и вписал в нее карандашом какие-то иероглифы.
- Что же дальше? - холодно спросил он, успев возвратить все свое британское спокойствие.
- Во-первых, нужно вам сказать, что я поступил два дня тому назад к мебельному фабриканту на улице Шапон. Ведь столярное дело мое старинное ремесло.
- Это зачем?
- Э! - таинственно отвечал Коляр. - Дело в том, что у меня завелась любовная интрижка.
- Нам некогда заниматься любовью, - отвечал Вильямс, нахмурив брови.
- Но ведь я не теряю ни одного часа, нужного вашему сиятельству, а занимаюсь этим только в свободное время.
- Однако, какое же отношение…
- Вот в чем дело, капитан. Я встретил раз молоденькую девушку, которая даже внимания не обратила на меня, но мне-то она приглянулась… Я собрал о ней справки. Оказалось, что хорошенькая, как амур, девочка, неприступна, как крепость, и что у нее есть жених. Есть правило, что если хочешь завладеть крепостью, то нужно ее разрушить или изнурить гарнизон голодом, причем полезно иметь в неприятельском лагере и шпионов. Я подружился с женихом и через него поступил в мастерскую улицы Шапон, где его только что сделали подмастерьем. А жених Вишни - это девочку-то зовут Вишней - приятель с Фернаном Рошэ, женихом Эрмины де Бопрео.
- Прекрасно! - перебил его очень довольный Вильямс.
- Вчера вечером, - продолжал Коляр, - Фернан Рошэ пришел к Леону Роллану, к подмастерью-то, рассказать ему на радостях, что он женится через две недели на Эрмине, и рассказал ему, как все это произошло.
- Как же? - спросил Вильямс.
- Кажется, отец раскричался, когда ему сказали о предложении, а потом, когда Эрмина отказалась от приданого, он дал свое согласие.
Вильямс сделался серьезным и задумчивым.
- Это очень важно, - сказал он, - влюбленные девушки всегда упрямы.
- Это еще не все, - продолжал Коляр. - У Вишни есть сестра… гулящая. Зовут ее Баккара, у нее есть свой экипаж и отель. Бистокэ был с нею когда-то в самых лучших отношениях…
- Но, - перебил было его Вильямс, желая вернуться к разговору о Эрмине и ее свадьбе.
- А эта Баккара влюблена в Фернана Рошэ, жениха Эрмины. Понимаете, какая штука?
Глаза Вильямса засверкали.
- Хороша она собой? - спросил он.
- Великолепна. У нее красота куртизанки.
- И умна?
- Умна, как черт, и с железной силой воли.
- Хорошо! - спокойно сказал Вильямс, - такая женщина освободит меня от Фернана Рошэ.
- А вот еще история… Г-н Бопрео - старый развратник, бегающий за девчонками. Вчера днем он пустился преследовать Вишню, а вечером сновал на улице Тампль, где она живет.
- Довольны вы, ваше сиятельство, доставленными, мною сведениями?
Баронет сэр Вильямс сидел задумавшись и не отвечал на последний вопрос Коляра.
Андреа со своей адской изобретательностью составлял уже самый коварный план, сети которого должны были опутать Терезу, Эрмину, г-на Бопрео, Фернана Рошэ и даже жениха Вишни, Роллана.
- Ах! - прошептал он. - Арман был прав в тот день, когда, показывая с балкона на Париж, сказал мне: «Вот где совершаются темные и таинственные драмы, вот где можно совершить много великих дел».
- Ты вызвал меня на борьбу, брат. Ты сказал мне, что будешь добрым гением и раздавишь духа зла. Так нет же, ты ошибся: зло восторжествует, потому что зло - я.
И Андреа, подняв голову, неожиданно обратился к Коляру, относившемуся с уважением к его задумчивости.
- Где живет Баккара? - спросил он.
- На улице Монсей, в маленьком отеле по правую руку, если ехать от улицы Бланш.
- Хорошо! Надо, чтобы она помогала мне. Ну, а ты сильно влюблен в эту Вишню?
- И да, и нет. Девочка мне нравится, и из нее вышла бы очень миленькая любовница.
- Но, однако… если бы она понадобилась?
Коляр с удивлением посмотрел на Андреа.
- Дело в том, - спокойно сказал капитан, - что из нее можно бы сделать хорошую приманку для Бопрео.
- И в самом деле! - наивно проговорил Коляр. - Это не дурная мысль.
- Прежде всего, нам нужно будет избавиться от жениха. Эти люди всегда стесняют.
- Хорошо, - сказал Коляр, - я примусь за это сегодня же вечером в Бельвиле. А слесарь поможет мне.
- Так что это не слишком сильно огорчит тебя?
- О! - философски отвечал Коляр. - Я не особенно ревнив в отношении такого старикашки, как Бопрео. Да при том же, когда нужно…
Андреа позвал своего единственного лакея, который вместе с тем исполнял обязанности грума и ходил за английской лошадью капитана.
- Запряги Тоби, в тильбюри, - сказал он.
Грум ушел исполнять приказание своего барина.
- А теперь, - докончил капитан, обращаясь к Коляру, - нужно найти для меня маленький отель в квартале Елисейских полей, с сараем для двух экипажей и конюшней на пять лошадей.
- Будет сделано, - отвечал Коляр, собираясь уходить, пока Андреа одевался в изящный утренний костюм.
Спустя четверть часа, сэр Вильямс въехал на улицу Монсей и приказал передать свою карточку Баккара.
Дом, построенный молодым бароном д’О… нарочно для Баккара, был в сущности большой павильон в два этажа, исчезавший до половины в зелени высоких, почти вековых лип, и окруженный обширным садом. Но во внутреннем убранстве, в расположении комнат и их обстановке были применены все изысканные и утонченные изобретения современной роскоши.
Зеленая лужайка, окруженная деревьями, вела к подъезду в несколько ступенек, двустворчатая стеклянная дверь выходила на крыльцо с мраморным полом, уставленное цветами и украшенное великолепными фресками.
Налево шла столовая, лакейская и кухня, направо - ванная комната, оранжерея и хорошенькая летняя гостиная, с зеркалом на камине, в котором отражался сад. В этой гостиной с мебелью из лимонного дерева и толстыми смирнскими коврами, с наполненными цветами жардиньерками в амбразурах окон, была дверь, выходившая на лужайку.
На стенах целая коллекция картин, преимущественно французской школы, с подписями самых знаменитых художников.
На первом этаже находились зимняя гостиная, спальня, уборная и будуар Баккара. Дальше шла еще маленькая комната, обращенная в курильную, которую барон д’О… оставил в свое пользование. Здесь он принимал иногда по вечерам своих близких друзей, которых Баккара угощала из своих прелестных ручек чаем.
Второй этаж занимала ее мать и прислуга
В глубине сада было еще маленькое здание, предназначенное для сараев и конюшни, так как у Баккара было три лошади, одна из которых верховая, купэ и коляска.
Сестра Вишни лежала еще в постели в тот ранний час, когда Андреа приехал к ней.
Но она не спала, она даже всю ночь не смыкала глаз.
Вернувшись накануне в неописуемом волнении, с помутившейся головой и ужаленным ревностью сердцем, Баккара легла в постель, чтобы найти во сне покой для своей глубоко потрясенной души: так бурна бывает любовь, неожиданно рождающаяся в сердце пресыщенной куртизанки.
Баккара ни разу еще не любила и негодовала на себя, что поддалась наконец этому недугу, над которым она прежде так безжалостно издевалась. До встречи с Фернаном Рошэ, Баккара была женщиной с холодным, насмешливым взглядом и улыбкой сфинкса. Она была бессердечная, бездушная тигрица, любящая золото, презиравшая мужчин, допускавшая их лишать себя из-за нее жизни и произносившая у их могилы, вместо надгробной речи, единственные, исполненные презрения, слова: «Он мне надоел!» Неожиданно влюбившись, Баккара совершенно преобразилась: мрамор обратился в тело, сатанинская улыбка - в пылкую страсть; она ломала себе руки от гнева, произнося про себя имя Фернана.
Целую ночь она обдумывала планы обольщения, бессмысленные и вместе с тем грандиозные, которые помогли бы ей добиться любви Фернана,
Когда у решетки раздался звонок, извещавший о посетителе, Баккара позвонила горничной.
- Меня нет дома, -сказала она, - я никого не принимаю. Камеристка вышла, но, немного спустя, опять вернулась, держа в руке визитную карточку.
- Сударыня, - сказала она, - какой-то очень приличный молодой человек на великолепной собственной лощади и с грумом в ливрее желает непременно вас видеть.
Баккара с досадой взяла карточку и прочла: Сэр Вильямс Л… баронет.
- Я не знаю этого англичанина, - сказала молодая женщина сердито. И, повернувшись к стене, она снова принялась за свои любовные мечты, так неприятно прерванные.
Но Горничная опять воротилась.
- Сударыня, - сказала она, - милорд говорит, что ему нужно с вами поговорить об очень важном деле.
- У меня нет никаких дел. Убирайся вон!
- Он поручил мне шепнуть барыне одно имя.
- И знать его не хочу.
Тон Баккара был раздраженный и повелительный, как у тигрицы, обеспокоенной во время ее любовных похождений.
Между тем горничная, которой Андреа без сомнения щедро заплатил, не унималась. Она прибавила:
- Барыню ведь ни к чему не обязывает, если она услышит имя, которое милорд велел мне передать ей.
- Фанни, - сухо сказала Баккара, - с сегодняшнего дня ты не служишь у меня больше.
- Милорд сказал мне, - продолжала с невозмутимым хладнокровием Фанни, - что он желает повидаться с барыней на счет г-на Фернана Рошэ.
При этом имени, произнесенном камеристкой с особенным ударением, Баккара вскочила с кровати.
- Фернан! Фернан! - вскричала она. - Он пришел поговорить о Фернане! В таком случае, проси его'. Беги скорей и попроси его подождать.
Голос Баккара хрипел от волнения.