Похождения Рокамболя

XXI. ТРЕВОГА.

Между тем, как адский гений Вильямса опутывал всех действующих лиц нашей истории, которые могли помешать ему в достижении его темной цели, Арман де Кергац деятельно отыскивал ту, или того, кому должно было достаться огромное богатство покойного барона Кермор де Кермаруэ.

Несмотря на помощь верного Бастиена и своей тайной полиции, которой он платил щедро, Арман не добился еще никакого результата в ту эпоху, когда вмешался в Бельвиле в ссору Леона Роллана с сообщниками Коляра и, приняв дружеское приглашение мастерового, вел под руку Жанну де Бальдер на улицу Мелэ. Бывают влечения, которых ни разум, ни сердце человеческое, не объяснит никогда, но которые, однако ж, действуют с удивительной, почти чудесной быстротою.

Войдя в залу ресторана, где находился Леон со своими спутницами, граф де Кергац взглянул на молодых девушек только рассеянным взглядом человека занятого обширными интересами; но потом, повинуясь странному влечению он начал вдруг рассматривать бледное, благородное личико Жанны и вздрогнул при виде ее черной траурной одежды. Эта девушка с деликатными ручками, с аристократическою фигурой, с отпечатком изящества во всей своей особе, казалась ему как-то неуместна в обществе этого мастерового и Двух других его спутниц, из которых одна имела обращение и одежду крестьянки, а другая, - лукавую красоту и грациозные кокетливые манеры парижской гризетки.

В глазах его Вишня была дитя Парижа, выросшая на открытом воздухе; Жанна - нежным цветком, взлелеянным в теплице.

Вишня была красива и весела, как само счастье. Жанна была прекрасна и печальна, как самое благородное из бедствий.

Можно было угадать с первого же взгляда, что только одно несчастье могло сблизить Жанну де Бальдер с цветочницей и установить между ними дружеские сношения.

Все это Арман понял, угадал, и неотразимо привлекаемый к Жанне, принял приглашение Леона Роллана. Молодая девушка, со своей стороны, несмотря на одежду мастерового, видела в Армане де Кергац человека не простого звания, и без нерешимости согласилась идти с ним под руку. Притом же, с тонкостью женской наблюдательности, Жанна мигом приметила белизну его рук, тонкое белье и стройный стан. Проходя мимо дома, где Коляр и его сообщники наблюдали за ними, Арман вел под руку Жанну, а Леон Роллан шел с матерью и невестой.

На улице Тампль Леон остановился перед домом Вишни.

- Милая подруга, - сказала цветочница, - не хотите ли зайти ко мне?

- О, разумеется, да! - отвечал поспешно Леон.

- Теперь уже поздно, моя милая, - сказала Жанна,- я не совсем здорова, и вы позволите мне идти домой?

Леон протянул руку Арману, которого он все-таки принимал за мастерового.

- Прощайте, товарищ, - сказал он,- или лучше сказать до свидания; я надеюсь мы увидимся, не правда ли?

- Конечно, - отвечал Арман.

- Меня зовут Леон Роллан, - продолжал мастеровой. - Я живу на Бурбонской улице, а работаю на улице Шапон, у столяра

- Очень хорошо, я не забуду, - сказал Арман, - А я живу на улице св. Екатерины, у графа де Кергац. Если вам будет до меня нужда, приходите ко мне и спросите Бастиена.

- Приду, - сказал Леон, воображая, что Армана зовут Бастионом и что он служит при благородном лице, о котором он упомянул.

Молодые девушки поцеловались, а столяр пожал руку Армана.

- Куда прикажете проводить вас? - спросил Арман Жанну почтительным и слегка взволнованным тоном, когда они расстались с Леоном.

- На улицу Мелэ, - отвечала она.

Они медленно перешли бульвар, как будто страшась минуты, в которую должны были расстаться, несмотря на то, что познакомились только час назад.

- Вы хорошо знакомы с Вишней? - спросил Арман нерешительно и как бы боясь, что вопрос его покажется нескромным.

- Я познакомилась с ней еще при жизни ее отца, когда с мамой жила в одном доме с ними, - отвечала Жанна, вздохнув.

- Однако ж, - заметил Арман, - мне кажется… простите меня… мне кажется, что ваше образование…

Жанна вздохнула.

- Правда, - сказала она, - но Вишня такое добрейшее создание, к тому же, бывают обстоятельства, несчастья, которые сближают.

И Жанна вздохнула так тяжело, что Арман понял состояние зависимости, в каком находилась молодая девушка.

- Вы сирота? - спросил он печальным и вместе почтительным тоном.

- Увы! Мать моя умерла несколько месяцев назад.

- А ваш батюшка?

- Убит в сражении, - отвечала она взволнованным голосом.

- Бедная девушка! - прошептал Арман.

Последовало минутное молчание, как будто молодые люди погружены были в одни и те же мысли.

Таким образом они пришли на улицу Мелэ к дому Жанны.

- Прощайте! - сказала она, протягивая ему руку. - Благодарю вас за все и особенно за услугу, которую вы нам оказали…

Арман почтительно поцеловал руку молодой девушки и поклонился ей безмолвно, как будто боялся прибавить хоть одно слово.

Граф де Кергац воротился домой задумчивый и озабоченный.

- Странно, - думал он, ложась спать в эту ночь. - Неужели я еще молод и в сердце моем есть нетронутое место?

На другой день, после бессонной ночи Арман де Кергац позвал к своей кровати Бастиена.

- Мой старый друг, - сказал он ему, - надень свой синий сюртук и отправляйся на улицу Мелэ №11, посмотреть, нет ли там свободной квартиры.

- Очень хорошо, - отвечал Бастиен, пунктуально исполнявший приказания Армана, не разбирая их никогда.

- Если такой квартиры не окажется, - продолжал Арман, - сунь десять луидоров в руку привратника, чтобы он предложил одному из жильцов выехать из квартиры в двадцать четыре часа; такой жилец всегда найдется, если срок его будет выплачен.

Бастиен утвердительно кивнул головою.

- Наняв квартиру, ты перевезешь туда несколько мебели и поместишься там под твоим именем Бастиена, отставного офицера.

- Очень хорошо. А дальше?

- В этом доме живет молодая девушка, которая меня очень интересует; ее зовут Жанна. Прежде всего собери о ней справки. Если, как я и уверен, она окажется из хорошей фамилии и честною девушкой, постарайся познакомиться с ней покороче. Лета твои позволяют это. Иди и, во всяком случае, возвращайся скорее рассказать мне, что ты сделал.

Дав эти инструкции Бастиену, Арман встал, открыл большую книгу, исписанную таинственными иероглифическими литерами, и вписал в нее два имени:

«Леон Роллан, на Бурбонской улице; Вишня, на улице Тампль».

Потом, на оборотном листке, прибавил следующую заметку:

«Разузнать, с какою целью паяц по имени Николо и человек, которого называют слесарем, старались поссориться с Леоном Ролланом».

Сделав это, граф де Кергац хотел приняться за свою ежедневную корреспонденцию, но им овладела необъяснимая задумчивость, он откинулся на спинку кресла и принялся мечтать о Жанне. Прошло два часа, он все еще мечтал, когда воротился Бастиен.

- У случайности бывает удивительная сметливость, - отвечал Бастиен, - Молодая девушка, которой вы интересуетесь, дорогой господин, живет на четвертом, этаже на улицу. На той же самой площадке есть свободная квартира в 600 франков, куда можно сейчас же переехать. Я заплатил вперед.

- Отлично, - сказал Арман.

- Я заставил привратника выболтать мне все. - Эта молодая девушка переехала туда недавно, ее зовут Жанна де Бальдер, и кажется она получила очень хорошее образование. Она занимает со старою служанкой, которая, по-видимому, очень предана ей, квартиру в триста франков, и у них никто никогда не бывает. Последние два дня, говорил мне дворник, в окнах ее виден свет далеко за полночь, и по всему видно, что она занимается какой-нибудь женскою работой, как это делают многие молодые девушки, которые не богаты, а между тем хотят поддержать свое достоинство.

- И больше ничего? - спросил Арман со смущением.

- Нет, - отвечал Бастиен. - Жанна де Бальдер жила прежде на улице Шапон, и привратник ходил туда за справками, когда она нанимала у него квартиру. Он узнал, что у Жанны недавно умерла мать, вдова полковника, убитого в Африке; что смерть матери лишила молодую девушку большей части ее скудных доходов, что понудило ее выехать из этой квартиры и нанять поменьше. Впрочем, Жанна пользовалась уважением всех, ее знавших, а примерное поведение ее и деликатная вежливость привлекали к ней общее сочувствие.

По мере того, как говорил Бастиен, сердце Армана де Кергац билось неведомым волнением, и тайная радость отражалась на его лице. Бастиен вскоре разузнал все подробности о скромном и благородном образе жизни молодой девушки, и каждая из этих подробностей увеличивала волнение Армана. Одна, в особенности, тронула его до слез.

- Кажется, - говорил Бастиен, - что у Жанны де Бальдер было фортепьяно. Привратник видел его в прежней квартире, когда приходил к ней удостовериться, достаточно ли у нее мебели, чтобы обеспечить плату своей новой квартиры. Но фортепьяно не явилось на улицу Мелэ. Вероятно, молодая девушка принуждена была расстаться с ним.

- Бастиен, - сказал Арман с жаром, - такой старый храбрец, как ты, не может быть музыкантом, не правда ли?

- Уж разумеется нет; единственный инструмент, на котором я наигрывал, был пятифунтовый кларнет, то есть солдатское ружье.

- Ну, так ты ошибаешься, милый Бастиен, ты должен быть музыкантом. У тебя будет фортепьяно.

Бастиен выразил удивление.

- Беги к Эрару, - продолжал граф, - и спроси фортепьяно старинной формы, что-нибудь вроде семилетней давности.

- Я начинаю понимать, - проговорил старый солдат со слезами на глазах. - Вы благородны и добры, только как отдать ей фортепьяно? Она должна быть горда. Эта бедная барышня, как вы думаете, ведь дочь полковника!..

- Совсем не то, - сказал Арман, -ты понял меня только вполовину. Поставь это фортепьяно в свою квартиру, но только устрой так, чтобы у тебя оказалось слишком много мебели, и притворись, будто не знаешь, куда его девать…

- Но, - перебил Бастиен, - когда имеешь фортепьяно, так надо иметь и вид, будто играешь на нем…

- Опять-таки не то. Это фортепьяно, старинное по форме, есть для тебя святыня: оно принадлежало твоей единственной дочери, которую ты потерял. Конечно, это маленькая ложь, но Бог простит нас… И кто знает, не согласится ли твоя соседка перенести его к себе на несколько дней, пока ты отправишь Ненужную мебель в деревню?

- А! -вскричал Бастиен, - славно придумано, дорогой господин. Браво!

- Сначала это послужит тебе средством познакомиться с ней, через посредство привратника; а потом ты скажешь ей, что дочка, которую ты оплакиваешь, любила такие-то пьесы, и ты желал бы почаще слушать их. Понимаешь?

- Да, да! Я бегу к Эрару.

- Ступай! - сказал граф де Кергац, снова задумавшись. - Господи, неужели я полюбил ее! - прошептал он.

Бастиен отправился исполнять приказание своего барина, а Арман облокотился на стол и опустил голову на руки.

Перед ним прошла тень, быть может, бледная и печальная, тень Марты, некогда так горячо любимой им женщины, которую он тщетно старался вырвать от Андреа.

Ему припомнилась эта единственная и роковая любовь, так рано состарившая его сердце, и он попробовал победить новое, зарождавшееся в нем, чувство; но бывает, что любовь, давным-давно прекращенная смертью, как и все то, что уносит вихрь прошлого: отрадные воспоминания или горькие сетования, все незаметно уменьшается и изглаживается; и в этой самой, убитой печалью душе, где, по-видимому, никогда не могла уже возродиться надежда, тихо расцветает новая привязанность и понемногу развивается она рядом с той разбитой любовью. Под этим горем, в которое так долго погружен был человек, пробивается неведомая радость, как пробивается на могиле зеленая травка, усеянная синими колокольчиками. Жизнь заступает место смерти и, подобно древнему Фениксу, из пепла ее часто возрождается любовь.

Итак, перед Арманом восстала на несколько секунд тень Марты; но за ней мелькнула грустная улыбка и бледное, прелестное личико Жанны; тогда ему показалось, что умершая стушевывалась как сон, как туманный призрак, бегающий по утрам на Альпах и исчезающий при первом луче солнца., и что, пропадая, усопшая говорила ему: «Ты довольно страдал ради меня и из-за меня, Арман, будь же. наконец счастлив…» Между тем воспоминание о Марте вызвало у него другое: Граф вспомнил об Андреа… об Андреа, воплощенном духе зла, об этом жестокосердном брате, убившем мать его, Армана; об этом, человеке, который бросил ему в лицо самый страшный вызов, выходя из дома, где покоился еще неостывший труп графа Филипонэ!

С того дня, как он узнал о кровных узах, соединяющих его с Андреа, ненависть Армана угасла и уступила место чувству грустного сострадания, потому что ему было хорошо известно, что сердце Андреа, было навсегда развращено, и что он перешагнул уже бездну, разделяющую добро от зла.

Неожиданно сделавшись обладателем богатства, которое должно было достаться Андреа, Арман чуть не поддался чувству великодушия, предложив ему разделить его с ним; но внезапный страх помешал ему в том. Чего не сделает этот человек, рожденный для зла и любивший его, как художник любит свое искусство, если в распоряжении его будет много золота?

Не выполнит ли тогда Андреа своей адской программы, которую он так услужливо изложил ему во время маскарада, под костюмом богохульного нечестивца Дон-Жуана?

И таким образом Арман допустил Андреа уйти из дома; но, отдав последний долг графу Филипонэ, он послал разыскивать его по всему Парижу.

Быть может, не хотел ли он обратить к добру негодяя, открыв ему свои объятия…

Все было тщетно; Андреа исчез.

Несколько месяцев, даже несколько лет, граф безуспешно отыскивал своего брата; можно было подумать, что он лишил себя жизни с отчаяния, что ему не досталось наследство.

Но Арман не допускал подобного предположения.

Он помнил взгляд ненависти, каким посмотрел на него Андреа, уходя из отцовского дома; помнил вызов его и чувствовал, что борьба еще не кончена, что человек такого закала, как виконт, будет жить для мести, хотя бы жизнь и была ему ненавистна. Следовательно, он ожидал его появления, как разъяренного демона, в Париже, где он, граф де Кергац, наложил на себя самую святую из обязанностей и угадывал, что противник его начнет с ним когда-нибудь жестокую борьбу, превратив этот новейший Вавилон в Поле сражения.

Как ни был опасен для него Андреа, он до сих пор ждал своего врага твердо, заранее соглашаясь на этот страшный бой, и убежденный, что добро должно восторжествовать над злом; но в эту минуту, когда воспоминание о Марте слилось для него с воспоминанием о Жанне, графа Армана де Кергац, человека честного, храброго и неустрашимого, охватил ужас и он задрожал.

- Боже мой! - прошептал он, - что если я полюблю Жанну, а этот человек снова появится, догадается о моей новой любви; и молодая девушка, чистая, целомудренная и наивная, как добродетель, встретит на своем пути этого демона с ангельским лицом, этого соблазнителя с речью серафима, этого нечестивца, который убил мою мать и обольстил любимую мной женщину…

Мысль эта подняла в душе Армана целый ураган гнева.