Похождения Рокамболя

VII.

Однажды вечером Андреа поссорился в театре с австрийским офицером и на следующий день дрался с ним на дуэли.

Дуэль происходила на пистолетах. По условию противники должны были идти один на. другого и стрелять по желанию.

Офицер выстрелил первый. Он не попал в Андреа, и тот продолжал подходить к противнику.

- Да стреляйте же! - кричали ему секунданты.

- Нет еще, - отвечал он.

Он шел до тех пор, пока коснулся своего противника и приставил к его груди дуло пистолета.

Офицер ждал равнодушно, скрестив руки и с улыбкой на губах.

Порядочного человека тронуло бы такое мужество, но подлец не знал жалости.

- Вы кажется так же молоды, как и я, - сказал он с жестокой улыбкой, - и как будет огорчена ваша мать, узнав о смерти такого сына.

Он выстрелил и убил офицера, который упал, даже не вскрикнув.

- Негодяй! - прошептал с отвращением Арман.

- О, друг мой! Это еще не все; слушай дальше. Человек этот убийца и вор…

Марта умолкла на минуту, и лицо ее вспыхнуло краской стыда. Сознание, что она любила такого человека, было для нее крайним унижением.

- Андреа, - продолжала она, - был страстный игрок. Дом наш обратился в бесчестный притон, где каждую ночь разорялся какой-нибудь богатый сынок из миланской аристократии.

Андреа играл удивительно счастливо и в течение нескольких месяцев выиграл огромные суммы, как вдруг счастье отвернулось от него, и начался ряд неудач, беспощадных, как сама судьба. Раз в одну, ночь он проиграл несколько сот тысяч франков. Было уже 5 часов утра. Все, гости разъехались, за исключением барона Сполетти, счастливого игрока, который и выиграл все деньги у Андреа.

Они играли в беседке, стоявшей в конце сада, и я, сидя в уголке, где меня удерживали тяжелые обязанности хозяйки дома, должна была присутствовать при постыдной, раздирающей сердце сцене.

Андреа был бледен; губы его дрожали и по мере того, как его последние банковские билеты переходили к барону, на лбу его выступали капли холодного пота. Барон играл хладнокровно, как человек, уверенный в своем счастье. Перед ним лежал бумажник, туго набитый банковыми билетами на огромную сумму. Он держал на все ставки Андреа.

Андреа поставил свой последний билет на тысячу франков и проиграл его.

- Барон, - сказал он хриплым голосом, - у меня здесь больше нет денег, но мой отец имеет триста тысяч ливров годового дохода, я ставлю на слово сто тысяч экю.

Барон подумал с минуту и отвечал небрежно.

- Держу ваши сто тысяч экю на пять очков экартэ.

Бледное лицо Андреа вспыхнуло, глаза засверкали надеждой.

- Идет? - сказал он, лихорадочно тасуя карты.

Страшно было смотреть на эту игру. Для Андреа проигрыш был разорением: отец его был настолько скуп, что скорее допустил бы сына до позора, чем заплатил бы его проигрыш.

Для барона же проиграть значило лишиться всего выигрыша. Но он был смел, верил в свое счастье и, по крайней мере, по наружности, был совершенно спокоен и хладнокровен.

В две игры Андреа отметил четыре очка и громко вздохнул. Затем следующие две проиграл, и барон также отметил четыре очка.

Андреа снова побледнел. Сдавать приходилось барону, и выгода была на его стороне.

Взволнованные игроки взглянули друг на друга, как два врага, готовые вступить в бой.

- Я откладываю партию… - сказал Андреа.

Барон колебался.

- Нет, - сказал он, наконец, - зачем?

Он сдал и перевернул карту.

- Король! - сказал он. - Виконт, я выиграл, и вы мне должны. сто тысяч экю.

- Я их удваиваю! - произнес Андреа хриплым голосом.

Но. барон хладнокровно встал с места.

- Я раб моих правил, - сказал он, - и никогда не играю два раза на слово, к тому же наступает день, и мне страшно хочется: спать. Прощайте!

Андреа сидел с минуту точно пораженный громом и смотрел неподвижным взором, как барон укладывал в свой карман золото. и банковые билеты; он любезно простился со мной, извиняясь, что задержал меня так поздно.

Машинально, повинуясь ли приличию или потому, что в голове его мелькнула адская мысль, Андреа встал и пошел провожать барона по саду, засаженному большими деревьями.

Прислуга давно спала; мы были одни в беседке, в саду не было ни души.

Я была не менее Андреа поражена его громадным проигрышем и растерянно смотрела, как он вышел из беседки и удалялся. под руку с бароном.

Спустя несколько минут я услышала крик, единственный донесшийся. до меня крик, вслед за которым наступила прежняя полная тишина; немного спустя я увидела Андреа, возвращавшегося. с. непокрытою головой, блуждающим взором, в измятой одежде и с кровавыми пятнами на белом жилете.

Злодей держал в одной руке кинжал, в другой бумажник убитого им барона.

Я в свою очередь вскрикнула от ужаса и с отвращением к убийце, обезумев, выбежала в сад; ему и в голову не пришло удерживать меня.

По дороге я споткнулась о труп барона, и это прикосновение дало мне силы бежать дальше. Каким образом я вышла из дома, как очутилась на паперти церкви, где ты нашел меня, не знаю.

- А, - произнес Арман, - теперь я понимаю твое отчаяние, мой дорогой друг… Понимаю, почему ты хотела бежать от этого человека!

- Ты еще не все знаешь. Этот негодяй разыскал- нас во Флоренции и передал мне записку следующего содержания:

«Сейчас же возвращайся ко мне, иначе, твой новый любовник будет убит!»

- Понимаешь ли ты теперь, почему я заставила тебя уехать из Флоренции? Этот человек убил бы тебя… Понимаешь ли также, почему мы должны уехать из Рима? Он снова нашел нас…

И бросившись в объятия молодого художника, Марта нежно обняла его.

- Бежим, - говорила она с глубоким ужасом и беспредельной нежностью, - бежим, мой возлюбленный, бежим от убийцы!..

- Нет, - отвечал Арман, - мы никуда не уедем отсюда, а если этот злодей осмелится проникнуть к тебе - я убью его!

Марта дрожала как желтеющий лист под дуновением осеннего ветра.

Арман вынул из кармана часы и, посмотрев на них, сказал:

- Я добегу только до мастерской, возьму оружие и вернусь сюда через час. Я проведу эту ночь у дверей твоей спальни. Горе злодею, если он осмелится переступить порог твоего дома!

Скульптор вышел и направился бегом по направлению к Тибру.

Выходя из дома, он встретил служанку Форнарину, нанятую им, чтобы охранять Марту.

- Я видел сейчас твою госпожу, - сказал он, - она ждет тебя. Запри дверь на замок и не отворяй, чтобы ни случилось. Я войду со своим ключом.

- Слушаю, сударь, - отвечала старуха, подобострастно поклонившись.

Но дойдя до домика Марты, Форнарина таинственно свистнула и вместо того, чтобы запереть за собою входную дверь, оставила ее полуоткрытой.

Была уже ночь, и улица совершенно опустела. Вслед за свистком старухи от противоположной стены отделилась чья-то тень, потом она тихо подошла к дому и, отворив полуоткрытую дверь, шепотом позвала:

- Форнарина!

- Я здесь, ваша милость, - отвечала итальянка, - но вы ли это?

- Я.

- Барин ушел, но он сейчас вернется.

- Хорошо; но мы все-таки успеем… Носилки стоят поблизости, - прошептала тень про себя.

Потом незнакомец положил в руку Форнарины кошелек, сказав ей:

- Вот возьми и убирайся!

- Да сохранит Господь вашу милость? - прошамкала старуха, взвешивая на своей крючковатой руке цену своего предательства.

В то же время, пока она поспешно удалялась от дома, незнакомец поднялся по лестнице и три раза стукнул в дверь будуара Марты.

Услышав этот стук, Марта вздрогнула от испуга, и кровь застыла в ее жилах. Это не мог быть Арман, потому что до его мастерской было довольно далеко; это не могла быть и Форнарина: она всегда входила, не стучась.

Пока испуганная Марта стояла, не зная на что решиться, дверь отворилась, и на пороге появился человек, при виде которого молодая женщина вскрикнула и отшатнулась назад, точно увидела перед собою демона.

- Это я, - сказал вошедший, сбросив плащ и подходя к ней.

- Андреа! - пролепетала Марта замирающим голосом.

- Да, конечно, Андреа. Разве это тебя удивляет?

Марта все отступала, ничего не отвечая.

- Моя милая, - холодно сказал виконт Андреа, - ты бросила меня из-за пустяков, из-за щепетильности, фи! Ты бы должна была однако знать, что я не допущу тебе бежать безнаказанно.

- Милостивый государь…

- Хорошо! Могла ли ты предполагать, что виконт Андреа позволит какому-то нищему скульпторишке, не имеющему даже имени, отнять у него любовницу? - сказал виконт с насмешливой улыбкой.

Марта упала на диван полуживая от волнения и ужаса.

Виконт Андреа Филипонэ был молодой человек лет двадцати пяти. Он отличался какой-то странной и почти необыкновенной красотой. Среднего роста, слабый по наружности, он обладал железными мускулами и замечательной силой. Белокурый, как англичанка, с черными жгучими глазами и совершенно правильными чертами лица, он мог бы очаровать каждого, если бы злая, насмешливая улыбка не искажала его красивого рта.

Герцогиня Л.. говорила о нем в Париже:

- Он прекрасен, как падший ангел.

Марта смотрела на него, как сбежавший и пойманный раб смотрит на своего господина. Она уже не любила Андреа, она презирала его, но тем не менее чувствовала над собой его странную, чарующую власть.

- Послушай, мой милый ангел, - сказал он с лицемерною кротостью, - ты ведь знаешь, что я все еще люблю тебя…

Он подошел и взял ее за руку. Марта вскрикнула.

- Нет, нет! - проговорила она, - уходите отсюда!

- Я и сам того же желаю, - отвечал Андреа, - но и ты, конечно, пойдешь со мной?

На губах виконта мелькнула зверская улыбка.

- Ведь я пришел за тобой. В конце этой улицы нас ждут носилки, а на той стороне Тибра мы найдем почтовый экипаж, который отвезет нас в Неаполь. Я нанял там для тебя, моя душечка, целое палаццо.

- Никогда… никогда!..- восклицала обезумевшая Марта, - я ненавижу вас!

- Очень может быть, но я-то люблю тебя, - возразил Андреа и ноздри его раздулись, как у тигра. - Я было разлюбил тебя, а теперь опять люблю… Ты меня ненавидишь и презираешь… Этого достаточно, чтобы я увез тебя. Ну, моя красавица, накинь на себя плащ и пойдем… Время дорого.

И Андреа крепко обхватил молодую женщину своими сильными руками.

- Помогите! Помогите! Арман! Форнарина! - с отчаянием кричала Марта, стараясь вырваться из обхвативших ее рук виконта.

Форнарина не отвечала, но на улице послышались поспешные шаги и с удивительной тонкостью слуха, присущей людям с возбужденными нервами, Марта узнала походку Армана.

Художник не дошел до своей мастерской. Томимый каким-то странным предчувствием, он вернулся назад и, встретив по дороге какого-то прохожего, курившего свою трубку, купил у него за пистоль кинжал, который всегда носит при себе каждый настоящий итальянец.

- Арман! Арман! Ко мне! - кричала Марта пронзительным голосом.

- Арман не спасет тебя! - прошептал Андреа и, взвалив ее на плечи, как дикий зверь свою добычу, вынес из будуара и спустился с лестницы.

Марта кричала и отбивалась.

Арман услышал ее крик..

И в ту минуту, когда похититель дошел до наружной двери, скульптор стоял уже на ее пороге.

- Прочь! - крикнул Андреа.

- Назад, разбойник, - отвечал Арман и, вынув кинжал, загородил собою выход.

- А! - усмехнулся виконт, - придется значит поиграть ножами?

Он отступил на несколько шагов и, бросив Марту на стул, стоявший в передней, также вынул из кармана кинжал. Против- ники измерили друг друга взглядом в присутствии Марты, полумертвой от испуга,

Передняя освещалась маленькой алебастровой лампочкой, висевшей на потолке и проливавшей достаточно света для того, чтобы молодые люди могли внимательно рассмотреть друг друга, что они п делали, стоя молча н неподвижно один против другого. Их глаза сверкали жестокой, непримиримой ненавистью и с этого момента они стали заклятыми врагами.

- Так вы-то и есть Андреа? - спросил скульптор.

- Так это вы, так называемый Арман? - насмешливо сказал виконт.

- Подлец! вскричал художник, - окидывая Андреа пылающим взглядом, - вон отсюда, негодяй! Вон, сию же минуту!

- В таком случае возврати мне мою любовницу, - усмехнулся виконт. - Я требую свое добро, отдай мне его, и я уйду.

- Подлец! - повторил Арман, подходя к Андреа с поднятым кинжалом.

Но Андреа как тигр отскочил назад, потрясая своим оружием.

- Мы, кажется, будем разыгрывать бедняжку Марту в игру жизни? - спросил он.

- Для тебя это будет игрою смерти! - отвечал Арман.

И воодушевленный гневом, он бросился на виконта, продолжавшего пятиться назад, как пятится тигр, чтобы наскочить потом с большею силой.

Действительно, Андреа, пятившийся до самой стены, преследуемый Арманом, вдруг бросился на него и, обхватив его левой рукой, правой нанес ему первый удар. Но острие кинжала встретило ножны от кинжала Армана, не причинив ему вреда. Тогда противники схватились тело с телом, переплелись как змеи, и с бешенством наносили друг другу удары.

Марта, лишившись сознания, лежала неподвижно на полу в нескольких шагах от этого страшного поединка.

Италия всегда была страной ночных драм и ударов кинжала; там не обращают внимания ни на убийство, ни на похищения.

Обитатели улицы слышали яростные крики сражающихся, но нашли неблагоразумным вмешиваться в ссору. Каждый транстеверинец сидел преспокойно дома, думая про себя: «По-видимому у прекрасной француженки два любовника… Влюбленные дерутся между собой и пускай себе, дерутся! Это никого не касается».

Ничего не могло быть ужаснее этой ожесточенной борьбы между двумя молодыми людьми, которые дрались на кинжалах, смешивая свою кровь, текущую из глубоких ран.

В течение нескольких минут они яростно боролись, стоя на ногах, наконец, остановились в изнеможении и разом грохнулись на пол; но один из них успел вырваться из рук противника и, встав, ударил его в последний раз кинжалом в горло.

Побежденный глухо вскрикнул и залился потоком крови; у победителя вырвалось восклицание торжества; он подбежал к лежавшей в обмороке Марте и, схватив ее на руки, вскричал:

- Она моя!

Несмотря на потерю крови, лившейся из нескольких ран, он нашел в себе достаточно силы, чтобы унести ее из дому.

Победителем был виконт Андреа; побежденным - художник Арман, бившийся в судорогах предсмертной агонии; его враг уносил от него женщину, которую он любил больше всего на свете.