Похождения Рокамболя

II.

Спустя четыре года после описанной нами ужасной сцены, т. е. в мае 1816 года мы видим Филипонэ полковником и счастливым супругом Елены де Кергац.

Полковник жил летом в прекрасном барском поместье в Бретани. Замок, носивший название Керлована, был родовой собственностью и завещан полковником Арманом де Кергац своей жене. Построенный на самом берегу моря, на вершине утеса, он господствовал с противоположной стороны над красивою бретанскою долиной, поросшей розовым вереском и окаймленной густыми лесами.

Трудно себе представить более дикий и живописный вид, чем этот старый феодальный замок, совершенно переделанный, благодаря громадному богатству полковника Филипопэ, в современном вкусе внутри и сохранившему снаружи свой вид поэтической древности. С восточной и западной стороны замок окружал большой парк со столетними вязами. В переднем фасаде был уступ, размытый волнующимся внизу, сердитым морем, которое вечно подмывает своими волнами берега Бретани. По этой же стороне, от одной башни до другой, шла площадка, построенная во времена крестовых походов.

Полковник приехал в Керлован в конце апреля в сопровождении жены, находившейся в последнем периоде беременности, - первым плодом ее второго брака и четырехлетнего ребенка, которого звали Арманом, как и его отца, несчастного полковника, убитого итальянцем.

Во время Реставрации полковник Филипонэ получил графское достоинство, так что вдова Армана де Кергац, принадлежавшего к старинной дворянской фамилии, сохранила свой титул графини.

Граф - так мы будем теперь называть итальянца - проводил все время на охоте и в знакомстве со всеми соседними владельцами. Графиня же жила в полном уединении.

Люди, знавшие прежде при дворе императора Наполеона I прекрасную, блестящую Елену де Кергац, с трудом узнали бы ее теперь в этой бледной, изнеможенной женщине, с грустным взглядом, усталой походкой и печальной улыбкой покорности.

Четыре года тому назад к графине де Кергац, томившейся уже несколько месяцев смертельным беспокойством относительно судьбы своего мужа, явился капитан Филипонэ, весь в черном.

Капитан, как известно, любил Елену; но его любовь внушала молодой женщине только глубокое отвращение к этому человеку, потому что она инстинктивно угадывала его фальшивую, извращенную натуру.

Много раз после своего замужества она пыталась открыть глаза своему мужу, Арману де Кергац, на, его дружбу с итальянцем, но, к несчастью, полковник питал к нему слепую, непоколебимую привязанность.

Увидев капитана, графиня вскрикнула, предчувствуя несчастье.

Филипонэ медленно подошел к ней, взял ее обе руки в свои и сказал, утирая лицемерные слезы:

- Господь прогневался на нас, графиня; он отнял у вас мужа, а у меня - друга. Будем же вместе оплакивать его…

Только спустя несколько дней вдова узнала о завещании своего мужа, в котором он, безумец, умолял ее выйти за своего убийцу и дать в лице его своему ребенку второго отца.

Но отвращение графини к Филипонэ было так сильно, что она возмутилась и ответила ему отказом.

Итальянец был сговорчив и терпелив; казалось, его самого удивила воля покойного друга. Он считал себя недостойным занять его место и просил только, как милости, позволить ему быть простым покровителем, преданным другом несчастной вдовы и опекуном сироты-малютки.

В продолжение трех лет этот человек так хорошо играл свою роль, выказал так много привязанности, доброты, преданности и самоотвержения, что, наконец, обезоружил графиню. Она стала думать, что ошибалась, составив себе о нем такое дурное мнение.

Затем настали неприятные последствия времен империи. Графиня де Кергац по своему рождению была незнатного происхождения, но она была вдовой офицера, служившего в армии Наполеона, и вследствие этого подверглась некоторому преследованию; тут она больше, чем когда-нибудь, поняла ужасное одиночество вдовы, обязанной жить для своего сына.

Филипонэ занимал при дворе хорошее положение и мог быть полезен в будущем для сиротки.

Это обстоятельство повлияло на графиню в пользу итальянца; она уступила, наконец, его настояниям и согласилась выйти за него замуж.

Но, странное дело! Как только она связала свою жизнь с этим человеком, прежнее отвращение, внушаемое им, и которое ему удалось изгладить, вспыхнуло в сердце графини с новой силой. Филипонэ же, достигнув своей цели, счел лишним продолжать играть роль терпеливого лицемера. Его извращенная натура, злой и мстительный характер приняли незаметно свой настоящий вид, и он, казалось, хотел отомстить Елене за ее прежнее пренебрежение.

Тогда для бедной женщины началась одинокая жизнь, полная скрытых страданий, причиняемых ей тиранией мужа. Филипонэ улыбался жене при людях и был ее палачом наедине. Негодяй изобретал небывалые мученья для этой благородной женщины, имевшей несчастье поверить ему.

Его ревнивая ненависть простиралась даже на ребенка, напоминавшего ему первого мужа графини; и когда она снов готовилась сделаться матерью, в голове итальянца созрел такой гнусный расчет: «Если маленький Арман умрет, мой ребенок наследует огромное состояние. А четырехлетнему ребенку так легко умереть…»

Граф Филипонэ приехал в Керлован, обдумывая этот план.

Итак, графиня жила в Керловане в полном уединении, посвящая все свои заботы сыну, а граф вел разгульную жизнь.

Раз вечером, в конце мая, она оставила маленького Армана играть на площадке замка и, чувствуя потребность своей страждущей души почерпнуть в молитве новые силы, ушла в свою комнату н опустилась на колени перед большим распятием из слоновой кости, висевшим над изголовьем ее кровати.

Наступила уже мрачная и туманная ночь, а она все еще молилась. Был сильный морской ветер, и бушевавшие волны с шумом ударялись о берег. Графиня вспомнила про сына и, под влиянием какого-то зловещего предчувствия, уже выходила из комнаты, чтобы позвать ребенка, как к ней вошел муж.

Филипонэ был в охотничьем платье, в сапогах со шпорами. Он провел весь день в соседнем лесу и, казалось, только что вернулся. При виде его графиня почувствовала, что сердце ее сжалось еще сильнее от смутного страха.

- Где Арман? - спросила она его с живостью.

- Я только что хотел спросить вас об этом, - сказал граф. - Меня удивляет, что он не с вами.

Графиня вздрогнула при звуках этого лицемерного голоса, и страх ее усилился еще более.

- Арман! Арман! - звала графиня; отворив окно, выходившее на площадку.

Ребенок не откликался.

- Арман! Мой милый Арман, - повторяла мать с тоскою.

То же молчание.

Стоявшая на столе лампа освещала очень слабо большую комнату, в которой оставили старую обивку стен, и почерневшего дуба мебель. Тем не менее графине показалось при свете, упавшем на лицо итальянца, что оно покрыто смертельной бледностью.

- Мой сын! - повторяла она с мучительной тоской, - что вы сделали с моим сыном!

- Я? - отвечал граф с легкой дрожью в голосе, не ускользнувшей от встревоженной матери, - я даже не видел вашего сына! Я только сию минуту сошел с лошади.

Последние слова итальянец произнес уже своим обыкновенным голосом и совершенно спокойно.

Тем не менее графиня, волнуемая зловещими мыслями, выбежала из комнаты, крича;

- Арман! Арман! Где Арман?