Похождения Рокамболя

IX. ЖАННА

Между тем, настало воскресенье, так нетерпеливо ожидаемое Вишней. Молодая девушка, проснувшись с рассветом, спешила докончить свое новое платье и приколоть последнюю ленточку к своей простенькой шляпке.

Потом она убрала свою комнату, сходила купить себе к завтраку молока и маленький хлебец.

Все эти мелочи заняли у нее время до двенадцати часов дня. Тогда Вишня оделась и, беззаботно веселая как птичка, хотела уже идти, когда к ней тихо постучались в дверь.

- Войдите, - сказала Вишня.

В комнату вошла высокая, бледная молодая девушка, одетая в черное, страдальческая красота которой носила отпечаток кроткой грусти.

- Ах! - сказала Вишня с оттенком почтительности в голосе, - это вы, госпожа Жанна! Как вы добры, что зашли навестить меня!

И, взяв в свои маленькие руки несколько исхудавшие ручки молодой девушки, она ласково пожала их.

- Я давно не виделась с вами, - отвечала Жанна. - И не имела о вас никаких известий… Да кроме того, мне хотелось сообщить вам мой новый адрес.

- Разве вы переехали?

- Да, - отвечала Жанна, - уже с неделю тому назад. Я живу теперь на улице Мелэ № 11.

Жанна жила раньше в доме, где умер отец Вишни, и молодые девушки познакомились еще в то время.

История Жанны проста и трогательна.

Когда гравер жил на улице Шапон с женой и младшей дочерью, потому что Баккара уже бежала из-под родительского крова, две женщины, одетые в черное, поселились на той же площадке пятого этажа, заняв скромную квартирку за шестьсот франков. При них была только одна старая служанка.

Это были мать и дочь.

Госпожа Бальдер только что потеряла своего мужа, полковника Бальдера, убитого при осаде Константины. Храбрый офицер оставил вдову и дочь без всяких средств, кроме скудной пенсии в полторы тысячи, да трехпроцентного билета в тысячу франков.

Вдова с дочерью поселились в этом многолюдном квартале из экономии, а также для того, чтобы их забыло богатое и изящное общество, в котором они блистали, так как за год до своей смерти полковник окончательно разорился потерею одного важного процесса.

На эти скудные -средства вдова и дочь прожили несколько лет в совершенном одиночестве. Потом госпожа Бальдер умерла, и Жанна осталась сиротой.

Ей было тогда восемнадцать лет. Она была хороша той смелой, горделивой красотой, которая составляет исключительное достояние древних родов. Благородство ее крови не дало ей унизиться и поддаться одуряющим искушениям бедности и одиночества.

Одинокая в мире, она осталась чистою, как цветок, растущий на краю пропасти. Прошел уже год со смерти ее матери. Вишня ухаживала за покойной во время ее болезни и оплакивала ее вместе с Жанной. С той поры между молодыми девушками установилась дружба, и они часто виделись. Жанна называла ее просто «Вишня». Вишня прибавляла к ее имени почетное слово «барышня». Иногда молодая цветочница проводила целый вечер у своей прежней соседки, которой старая кухарка Гертруда продолжала служить с материнской преданностью и бескорыстием.

Жанна села возле молодой девушки.

- Так вы переехали, - повторила Вишня.

- Да, мы с Гертрудой нашли, что квартира за шестьсот франков была для нас слишком дорога, особенно теперь, когда у нас нет больше пенсии, которая прекратилась со смертью матушки.

При воспоминании о матери, Жанна глубоко вздохнула и в голубых глазах ее блеснула слезинка.

Жанна была бела и белокура, как Форнарина Рафаэля. Ее профиль напоминал чистотою и правильностью линий французский тип, без малейшей примеси гальской крови.

- Бедная барышня! - проговорила Вишня, забыв что сама она жила на полтора франка в день и с утра до вечера распевала как зяблик.

- Я пришла к вам с просьбой, милая Вишня, - продолжала с благородною откровенностью Жанна.

- Ах, говорите, барышня, располагайте мною… Я вся к вашим услугам.

Жанна слегка покраснела.

- Гертруда очень стара и почти не видит. Бедная женщина выбивается из сил, чтобы услужить мне, и иногда всего лишает себя для улучшения моего существования.

- Добрая Гертруда! - прошептала Вишня.

- Так мне хотелось бы помочь ей, но для этого нужны деньги…

- У меня есть двести франков в сохранной кассе, - вскричала Вишня. - Хотите взять их, госпожа Жанна?

- Нет, спасибо, моя милая подруга, - отвечала Жанна. - Не в этом дело… Мне хотелось бы работать.

- Вам, барышня! Благородной девушке!.. Посмотрите на свои прекрасные ручки, разве они созданы для работы?

- Труд также благородство, и может быть единственное, которое истинно… Зачем же его стыдиться?

Вишня с наивным восхищением посмотрела на прекрасную молодую девушку и не могла ничего ответить на этот благородный вопрос.

- Послушайте, Вишня, - продолжала Жанна, - в монастыре я выучилась шить и вышивать, и даже очень искусно. Притом же у меня есть много желания. Если вы меня немного любите, так представьте меня в магазин вышивания; пусть мне дадут оттуда работу на дом.

- Представить вас в магазин! - вскричала Вишня, у которой мелькнула внезапная мысль. - Нет, нет, барышня! Я сделаю что-нибудь получше.

- А что вы сделаете, Вишня?

- Вот что: в одном магазине вышивания я очень дружна со старшей мастерицей. Я буду братья от нее работу для вас, вы отдавайте ее мне каждую неделю, и я буду относить ее вместе со своей работой, потому что наши магазины рядом. Согласитесь, барышня, что это гораздо приличнее для вас, а мне-то сколько удовольствия почаще видеться с вами!

Вишня с увлечением пожимала руки Жанны и смотрела на нее с умоляющим видом.

- Милая Вишня, - проговорила молодая девушка, - какая вы добрая и как я люблю вас!..

- Так вы согласны?

- Да, - просто сказала Жанна.

- Ах, какое счастье? - вскричала цветочница.

- Теперь поговорим о вас. Что вы поделываете? Довольны ли?..

Жанна, знавшая сердечные тайны Вишни, сделала ударение на последних слонах. Вишня вспыхнула.

- О, да!..- сказала она. - У меня есть сегодня добрые вести.

- В самом деле?

- Да. Вы ведь знаете, барышня, что жених мой столяр?

- Г-н Леон?

- Вы можете говорить просто Леон, господин и госпожа не идут к таким маленьким людям, как мы. Ну так Леон сделан подмастерьем.

- Тем лучше, моя милочка, поздравляю вас.

- И, кажется, - добавила Вишня, покраснев еще больше, - свадьба наша будет через две недели.

- Добрая моя! - проговорила Жанна, обнимая цветочницу, как сестру. - Если исполнится все, что я вам желаю, вы будете счастливы, как и заслуживаете… Но вы, кажется, собираетесь куда-то?

- О! - отвечала Вишня. - Я еще успею. Я так рада вас видеть! Боже мой, барышня, - прибавила она с некоторым замешательством, - я уже давно хочу спросить вас… но не смею… я знала ваше благородное звание… и может быть…

- Говорите, моя подруга, я в свою очередь готова сделать для вас все возможное. Разве мы теперь не сравнялись! Вы цветочница, я швея.

- О, это совсем не все равно.

- Говорите же, моя милочка, я жду.

- Так выслушайте меня, барышня, я так часто вижу вас печальной, что не могу и придумать, чем бы развлечь вас.

- Милая моя!

- Вы не постыдитесь идти со мной в театр? У меня иногда бывают билеты…

- Стыдиться! - воскликнула с упреком Жанна. - О, конечно нет, мой добрый друг. Но вы ведь знаете, что я в трауре.

- Это правда, - пролепетала Вишня, - но вы не откажетесь пообедать… с нами? - добавила с нерешительностью цветочница, и поспешила прибавить, с моим женихом и его матерью… Мы просто мастеровые… Но были бы так рады!..

- О, от всего сердца! - отвечала Жанна, не желая отказывать в просьбе Вишни.

- Ну, так сегодня… например?

- Извольте, моя милочка.

- Мы все четверо отправимся обедать в Бельвиль, в ресторан, куда ходят только одни честные люди. Вот что: мы с матерью Леона зайдем за вами в четыре часа.

- Извольте, - сказала еще раз Жанна.

- Но, главное, не очень наряжайтесь, милая барышня. Иначе всякий, увидев вас с нами, скажет, что вы не на своем месте.

- Ребенок! - проговорила Жанна, поцеловав в лоб цветочницу и собираясь идти.

Когда Жанна ушла, Вишня в свою очередь отправилась на Бурбонскую улицу.

Мать Леона Роллана, шестидесятилетняя старуха, жила с сыном в маленькой квартирке четвертого этажа, окнами во двор.

Приехав за десять лет до этого в Париж, Леон выписал мать, как только сделался хорошим мастеровым и мог получать по шесть франков в день.

Отдав в аренду свой маленький участок земли, старуха мать поспешила к единственному сыну, на котором сосредоточивалась вся ее любовь. Но крестьянка и осталась крестьянкой. Она продолжала носить чепчики с широкими оборками, грубые шерстяные платья, синие чулки и деревянные башмаки. А летом и осенью, в хорошую и в дурную погоду, тетка Марион (так звали мать Леона), никуда не выходила без дождевого зонтика.

Она в свою очередь называла Вишню «мамзелью», потому что у нее были белые ручки и чепчики с лентами, и находила, что Леон очень походил на барина, когда по воскресеньям надевал свой длиннополый сюртук с узкими рукавами.

Когда пришла Вишня, тетка Марион была уже в воскресном наряде.

- Здравствуйте, мамзель, - сказала она Вишне. - Леон обещал быть здесь к пяти часам. А вы знаете, какой он аккуратный.

- Да, милая матушка, - отвечала Вишня, покраснев и поцеловав старуху в лоб. Пока она снимала свою шаль, на лестнице послышались мужские шаги, и мужественный, веселый голос распевал простонародную песню.

- Это Леон, - сказала Вишня, у которой сердце сильно забилось, - но он не один.

Дверь отворилась и вошел столяр в сопровождении Гиньона. Бедный парень кок будто хотел до конца оправдать свое прозвище.

На правом глазу его была надета широкая повязка, которая очень удивила Вишню.;

- Вот видите, - сказал он смеясь, - не даром же я называюсь Гиньоном, мамзель, по шерсти и кличка…

- Господи, что это с вами?

- Это целая история. Вообразите, я вчера вечером относил работу на улицу Буассо, такую темную, что хоть глаз выколи. Мимо меня прошел мужчина и толкнул меня; я назвал его дуралеем, а он меня как хватит по глазу, да и говорит: «Вот тебе, красавчиком будешь!» А пока я, оглушенный, катился в канаву, он удрал, не сказав даже -как его зовут и где он живет.

- Бедный господин Гиньон! - сострадательно сказала Вишня.

- О, - отвечал бедняга, - самое главное, что ведь я не могу теперь идти с вами обедать.

- Отчего?

- С такой перевязанной головой лучше уж сидеть дома. Я и пришел извиниться перед ними.

- Глупый ты человек! - сказал Леон, поздоровавшись с матерью. - Больной глаз не мешает обедать.

- Да, но всякий на тебя смотрит, - это ведь обидно!

- Госпожа Жанна согласилась идти с нами, - сказала Вишня. Мы зайдем за нею, не так ли?

- Как это, право, все устроилось! - отвечал Леон. - Я тоже пригласил одного приятеля. Славный малый, зовут его Коляр.

При этом имени Гиньон сделал значительную гримасу, но Леон не обратил на нее внимания и продолжал:

- Коляр очень порядочный человек. Он отставной унтер-офицер, и манеры у него хорошие. Весельчак такой! Он нас позабавит.

В эту минуту постучались в дверь и вошел Коляр.

Помощник капитана Вильямса был одет с некоторой щеголеватостью дурного тона, которая с первого же взгляда не понравилась Вишне.

Он раскланялся слишком непринужденно, и это окончательно раздосадовало молодую девушку.

- Любезный друг, - сказал он развязно, обратившись к Леону, - я не могу с вами обедать. Сегодня явился ко мне, как снег на голову, мой старикашка отец, и я пришел извиниться перед вами.

Вишня улыбнулась от удовольствия; она внимательно рассматривала новоприбывшего, смутно припоминая, что однажды он следил за ней на улице.

- Как! Из двух приятелей ни один не пойдет с нами! - с неудовольствием воскликнул Леон.

- У меня подбит глаз, - сказал Гиньон и, раскланявшись, немедленно вышел.

- Меня ждет старикашка, - прибавил Коляр. - До свидания.

И он ушел в свою очередь.

Вышедши на улицу, он бросился в фиакр, который ожидал его на углу Каирской площади, в котором сидели два человека в блузах.

- Переменить наряд! - прошептал он, снимая сюртук и надевая синюю блузу и фуражку. - Я вовсе не желаю быть узнанным. К Бельвильской заставе! - крикнул он кучеру.

Пока фиакр катился по улицам, Леон в сопровождении матери и Вишни заехал за Жанной Бальдер.

Она уже была готова.

- В Бельвиль! - сказал Леон Роллан кучеру. - К ресторану Бургонские Виноградники.

- Нет, - возразила Вишня, - остановитесь у заставы. Мы дойдем пешком до ресторана. За чертой города фиакры стоят Дороже, а надо соблюдать экономию.