Прошло три дня после семейной сцены, вследствие которой Бопрео согласился на брак своей приемной дочери с Фернаном Рошэ. Бопрео был один из тех людей, которые легко мирятся со всем, особенно с неудачами самолюбия. Презрение жены, бескорыстие дочери и полное отречение Фернана от приданого унизили его до крайности, но мысль, что состояние жены останется неприкосновенным, и что, он выдаст Эрмину замуж не развязав кошелька, утешила его очень скоро, и на другой же день он опять обходился с Фернаном с благосклонностью, принуждавшей молодого человека трудиться над великим дипломатическим сочинением, от, которого он, Бопрео, ожидал чудес.
Фернан, увидев своего начальника в его настоящем свете, положительно1 презирал его. Но, как все влюбленные, идущие к цели, страшился натолкнуться на препятствие, в нем явилась любовная трусость, и на сердечные приветствия своего будущего тестя он отвечал заявлениями преданности и дружбы.
На другой день, после того, как Бопрео согласился на все условия Баккара и положил в карман знаменитое письмо, продиктованное злодеем Вильямсом, молодой человек пришел около одиннадцати часов в бюро своего начальника по делам службы. Бопрео, подписав бумаги, представленные Фернаном, сказал ему:
- Кстати, мой милый, вы знаете, что мои барыни ждут вас обедать?
Фернан вздрогнул от радости и поблагодарил своего начальника.
- Если хотите доставить им удовольствие, -продолжал Бопрео, - так поезжайте с ними на концерт. Ровно в два часа в зале Шантрэнь.
И Бопрео подал Фернану билет в ложу, накануне присланный начальнику отделения одним бедным артистом, искавшим много славы и немножко денег.
- Вы успеете позавтракать и одеться. Я увольняю вас до обеда, - прибавил он, начальнически улыбнувшись, - а вечером вы сослужите мне небольшую службу, не так ли?
Бопрео принял таинственный и доверчивый вид, польстивший самолюбию молодого человека.
- Я весь к вашим услугам, - отвечал он.
На губах Бопрео появилась добродушная и почти наивная улыбка.
- Послушайте, - сказал он, - я хочу вам открыться в великом грехе.
Фернан посмотрел на него с удивлением.
- Да, мой милый, - продолжал развязным тоном Бопрео, - таков, как вы меня видите, с моей лысой головой и солидным брюшком, я еще чувствую себя молодым. Таким молодым, что даже… влюблен…
- Вы! - воскликнул молодой человек в изумлении.
- Тише! - прошептал Бопрео улыбаясь. - Да, мой милый, я влюблен… как мальчик.,. Не выдайте же меня!
- Помилуйте!..
- Эх, признаваться - так уж признаваться во всем. У меня есть любовница девятнадцати лет, от которой я без ума.
Фернан в свою очередь тоже улыбнулся и, как молодость всегда любит подшутить над старостью, не удержался от вопроса:
- А она?
- Право, мой юный друг, - наивно отвечал Бопрео, - когда доживешь до пятидесяти лет, так уж смотришь на все сквозь пальцы. Я верю, а вера спасает!
- Это справедливо.
- Поэтому, - продолжал Бопрео, - девочка моя отнимает у меня довольно времени, и сегодня вечером…
- Понимаю, - сказал Фернан.
- К Несчастью, г-н де***, наш директор департамента, дает вечер, на котором я непременно должен буду присутствовать, если не пошлю кого-нибудь вместо себя.
- Я поеду, - сказал Фернан, - и извинюсь за вас.
- Очень хорошо, но это еще не все: я желал бы, чтобы мои барыни не знали об этом подлоге, потому что в их глазах я должен ехать туда…
- Как же быть? - спросил молодой человек, вспомнив о приглашении к обеду.
- Сошлитесь на какую-нибудь холостую пирушку у приятеля, который будто бы уезжает из Парижа, и уходите сейчас после обеда. Согласны?
- Как вам угодно.
- Потом в девять часов наденьте белый галстук и отправляйтесь вместо меня на вечер к г-ну де***.
- Очень хорошо, - сказал печально Фернан, подумав, что у него пропадет вечер, который он рассчитывал провести с Эрминой.
В половине двенадцатого Фернан ушел из канцелярии, скромно позавтракав на двадцать пять су, зашел домой переодеться и отправился на улицу Сент-Луи, где мать и дочь встретили его с приветливой улыбкой и ласковым взором.
В пять часов Эрмина с матерью и Фернаном воротились из концерта. В шесть пришел Бопрео и сели обедать. Фернан, верный долгу наперсника, уже испросил позволение уйти домой пораньше.
После обеда и кофе он аккомпанировал Эрмине на фортепиано, поговорил минут десять и простился, оставив у камина мужа и жену, между которыми теперь царствовала некоторая холодность. Проводив жениха до дверей гостиной и пожав ему руку, Эрмина села за фортепиано.
В минуту, когда Тереза Наклонилась за щипцами, чтобы помешать уголья, а молодая девушка села за фортепиано спиной к камину, Бопрео бросил письмо на ковер перед пылавшим огнем.
Минуту спустя Тереза положила щипцы на место и подняла голову. Муж ее смотрел на потолок и был погружен в сонливую задумчивость.
Эрмина играла вальс. Тереза увидела письмо, сделала движение удивления, которое как будто вывело ее мужа из задумчивости и, указав ему на бумагу, сказала:
- Это вероятно ваша?
Бопрео бросил равнодушный взгляд на ковер, наклонился, поднял письмо и взглянул на адрес.
«Г-ну Фернану Рошэ», - прочел он.
При этом имени Эрмина оглянулась и пальцы ее неподвижно остановились на клавишах.
- Верно Фернан нечаянно выронил это письмо, - спокойно сказал Бопрео. Эрмина встала из-за фортепиано и подошла с неопределенным любопытством к отцу.
- Очень странный адрес! - наивно сказал Бопрео. - Внизу написаны слова: «Через мою горничную». Ого!
Эрмина вздрогнула и слегка покраснела.
- Это женский почерк! - проговорил он коварно.
Теперь Эрмина побледнела, а мать ее приподнялась, как бы предчувствуя, что в этом распечатанном письме таилась целая драма, драма, гибельная для ее дочери.
Бопрео спокойно раскрыл письмо и пробежал первые строчки с пустым любопытством будущего тестя, которому хочется знать, какова переписка его зятя. Потом он вдруг издал восклицание негодующего изумления.
- О! - вскричал он, - скажите пожалуйста, это уж слишком!
И, пододвинув к себе канделябр, он продолжал читать,
Эрмина стояла бледная и неподвижная, как статуя, а мать ее, под влиянием какого-то зловещего опасения, задрожала, смотря на мужа, лицо которого казалось все более и более расстроенным, по мере того как он читал дальше.
Окончив чтение, он посмотрел на жену и сказал ей:
- Это письмо от Баккара, модной камелии. Оно адресовано к человеку, которого вы хотите сделать своим зятем. Поздравляю вас с подобным выбором. Не угодно ли прочитать?
И он протянул письмо к дрожавшей жене.
Бедная мать в свою очередь прочитала эти строки, Продиктованные и писанные пороком, строки, в которых ее чистая и целомудренная дочь была возмутительно оскорбляема. Тереза вскрикнула и лишилась чувств, как будто горе, готовое поразить ее дочь, сразило наперед ее саму.
Бопрео поспешил подать ей помощь. Он звонил, звал, шумел гораздо меньше из участия, чем с целью дать Эрмине время прочитать роковое письмо. Молодая девушка действительно схватила его и читала с той лихорадочной жадностью, с какой часто узнают дурные известия. Она прочла до конца, неподвижно стоя возле матери, начинавшей приходить в чувство, и потом выронила из рук письмо, в котором ее оскорбляли, Письмо, показавшее ей в самом отвратительном свете человека, которого она любила и в любовь которого она верила!
Эрмина Бопрео не испустила ни одного вопля, не проронила ни одной слезинки.
Неподвижная и как бы пораженная громом, она смотрела то на Бопрео, то на мать и взгляд этот, казалось, свидетельствовал, что отныне жизнь ее разбита и она становилась равнодушной ко всему миру.
Тереза, пришедшая в чувство, встала и подошла к дочери с распростертыми объятиями и с полными слез глазами.
Они обнялись горячо, как будто желали слить свое горе.
Когда прошел этот первый порыв излияний, Эрмина опять сделалась твердой, решительной и почти спокойной, как бывает с обманутой женщиной, сознающей себя выше измены,
- Батюшка, - сказала она грустным, но твердым голосом, обратившись к Бопрео, - вы попросите господина Рошэ забыть, что он был моим женихом, не правда ли?
- О! - вскричал-старик, разыгрывая самое глубокое негодование, - мерзавец! Если только он осмелится придти сюда…
- Успокойтесь, батюшка, - гордо сказала Эрмина, - господин Рошэ никогда не будет моим мужем!
И, величаво подошедши к столу, на котором лежали перо и бумага, бедная девушка написала следующие строки:
«Милостивый государь!
Событие, о котором бесполезно упоминать, вынуждает меня отказаться от наших прежних намерений. Я решилась через неделю поступить в монастырь и надеюсь, что вы не будете настаивать. Посещения ваши будут напрасны».
Она подписалась и подала письмо отцу с гордостью оскорбленной царицы, которая заранее прощает оскорбление, зная, что оно не может ее унизить.
Бопрео с жадностью пробежал это прощальное письмо и в сердце его шевельнулась злобная радость.
- Теперь Вишня моя! - подумал он.
Потом, продолжая разыгрывать негодование, он вскричал:
- Я сам отдам ему это письмо сегодня же вечером, через час, у Баккара. Он, наверное, сидит теперь у нее. А еще так торопился скорее уйти от нас!
Затем Бопрео, взяв трость и шляпу, вышел с письмом Эрмины прежде, нежели жена и дочь успели сказать ему хоть одно слово.
Вышедши на улицу, он пустился бежать с проворством молодого человека. На Королевской площади он нашел карету, сел в нее и крикнул кучеру:
- На улицу Монсей, скачи в галоп!
Кучер, судивший по синей одежде и орденской ленте Бопрео, подумал, что имеет дело с пэром Франции, и помчал так скоро, что через двадцать минут высадил своего седока у решетки небольшого отеля, в котором жила Баккара.