Похождения Рокамболя

VIII. БАРОНЕТ

Баккара вскочила с постели с гибкостью пантеры и одним прыжком очутилась в уборной.

Обыкновенно она одевалась с чрезвычайной вялостью, лениво отдаваясь в руки горничной с презрительной непринужденностью аристократки. Но в эту минуту Баккара сделалась снова простонародной девушкой, которая умеет быть сама себе слугой. Надев на Маленькие голые ножки турецкие туфли и накинув на свой змеиный стан светло-серый пеньюар с малиновыми отворотами, она повязала на шею фуляр и быстро скрутила свои роскошные белокурые волосы, причесала их назад, оставив открытым свой умный лоб. Через несколько минут куртизанка была совершенно готова в соблазнительном, но приличном, утреннем наряде женщин, достаточно смелых или равнодушных для того, чтобы принять у себя в спальне незнакомого мужчину. Она дернула за шнурок, висевший у алькова. Вошла Фанни.

- Проси сюда англичанина, - сказала Баккара.

Несмотря на свое возбужденное состояние, несмотря на все волнение, произведенное именем Фернана, и свое мучительное ожидание, Баккара снова сделалась настолько женщиной, что могла грациозно свернуться в клубок на кресле, расправив пеньюар, облегавший ее формы соблазнительными складками, и играя красной туфелькой, качавшейся на кончике ее голой ноги.

В комнату тотчас же вошел баронет сэр Вильямс.

Андреа был из тех людей, которые охватывают все одним взглядом и судят разом птицу по клетке и клетку по птице.

Спальня Баккара доказывала всю жизнь и весь характер этой женщины, в особенности в этот час, когда там царствовал таинственный и прелестный беспорядок, окружающий постель красавицы.

Стены были обтянуты материей светло-серого цвета и обрамлены тонким золотым багетом, на полу лежал толстый ковер с изображенными на нем красными букетами.

Занавеси у кровати и окон были из той же материи, но с широкими фиолетовыми полосами, оживлявшими их монотонный цвет; бархатные стулья и кресла были такого же фиолетового цвета, как полосы на занавесях.

На часах, стоящих на камине, двое пастушков Ватто любезничали между собой, и по сторонам которых два толстощеких амура поддерживали пучки лилий, изображавших канделябры.

Над камином помещалось зеркало того же стиля в овальной рамке.

Во всем этом, может быть, сказывалась некоторая пустота, но было хорошего тона и по отсутствию этажерок, загроможденных дорогими безделушками, сэр Вильямс понял, что Баккара была женщина со вкусом.

Взгляд посетителя перешел сейчас же с клетки на птицу, и он сразу разгадал всю Баккара. «Мрамор», - подумал он, - «внутри которого кипит пылкое, как лава, сердце; ум злой, который можно употребить с пользой, замечательная красота ее может легко вскружить голову молодому человеку и довести его, в случае надобности, до всякой подлости…»

Андреа окинул еще раз взором и эту женщину, свернувшуюся, как кошка, и комнату, с разливавшимся в ней неопределенным ароматом, исходившим, казалось, из постели, еще теплой, где под белым одеялом и на кружевных подушках, сохранился отпечаток красивого тела куртизанки..

- Вот сад Армиды для Фернана Рошэ, - прошептал он. - Если он попадет в него, ему уж не выйти больше оттуда.

В то же время и Баккара, окинув взглядом посетителя, заметила его глаза, сверкавшие мрачным сатанинским огнем. Его тонкие губы, со скользившей по ним злой и насмешливой улыбкой, умный большой лоб, под которым легко было развиваться мысли, и пришла к следующему выводу: «Если он явился ко мне врагом, то это враг достойный меня. Если же это союзник, то я уверена в победе, потому что он должен быть очень сильный человек».

Андреа поклонился куртизанке, указавшей ему на стул рядом с собой, находя бесполезным всякое другое движение, и взглядом отпустила Фанни.

Андреа сел и пристально посмотрел на хозяйку, как человек, явившийся поговорить о деле и не обращающий внимания на красоту и прелести женщины.

- Сударыня, - сказал он, - я баронет сэр Вильямс и пришел предложить вам сделку.

- Посмотрим! - сказала Баккара, окончательно успокоившись. - Только, - прибавила она с холодной насмешливой улыбкой, - если это касается каких-нибудь любовных дел, то я попросила бы вас приехать в другой день. Сегодня у меня расходились нервы.

- Я это вполне понимаю, - сказал сэр Вильямс. - После дурно проведенной ночи.

Баккара взглянула на себя в зеркало, подумав, что она, должно быть, бледна и с утомленными глазами.

- А неудовлетворенная любовь,- продолжал флегматично англичанин,- влечет за собой бессонницу.

- Любовь! - воскликнула Баккара, снова обратившись в мраморную женщину и стыдясь сознаться, что сердце ее потерпело поражение. - Любовь!.. Что вы хотите этим сказать?

- Скажите! - спокойно возразил сэр Вильямс, - а ведь я воображал, что вы влюблены в Фернана Рошэ.

Баккара вздрогнула, но она была женщина сильная, и не выдала себя движением ни одного мускула на своем лице.

- Полноте! Я никого не люблю, милорд!

- Я только баронет, - заметил сэр Вильямс. - И очень рад, что был введен в заблуждение.

- Да, вы заблуждались, баронет, - сказала Баккара.

- Тогда все к лучшему, сударыня!

- Что вы сказали? - спросила куртизанка, опять вздрогнув.

- Потому что, - медленно произнес сэр Вильямс, точно актер, сберегающий эффектные места своей роли, - если бы вы его любили…

Он замолчал и, казалось, колебался.

- Тогда? - спросила Баккара слегка изменившимся голосом.

- Тогда это было бы для вас большим несчастьем.

На этот раз Баккара страшно побледнела.

- Почему? - Спросила она.

- Потому, что женщине всегда очень тяжело, когда от нее ускользает любимый человек.

- Мой милый, - холодно возразила куртизанка, в которой гордость пересилила волнение, - такая женщина как я, бросает мужчин, но сама никогда не бывает ими покинута.

- Моя милая, - сказал сэр Вильямс тем же сухим, лаконическим тоном, - такую женщину, как вы, покидают только для женитьбы, А Фернан Рошэ женится.

Эти слова поразили, как громом, затрепетавшую Баккара. Она вскрикнула и быстро откинулась назад, отуманев от горя.

- А!.. наконец то! - пробормотал сэр Вильямс. - Значит вы его любите?

- Ну, да…- вскричала она, - я люблю его… люблю страстно… безумно, как должны любить львицы в пустынях!

Она вскочила и выпрямилась во весь рост, высокомерная, страшная, со сверкающими глазами, дрожащими губами и раздувающимися ноздрями.

- Он не женится! - вскричала она. - Он полюбит меня, если бы даже мне пришлось для этого убить свою соперницу.

Рядом с часами на камине, лежал прелестный кинжал в богато отделанных ножнах, с дамасским клинком, принадлежавший некогда молодому безумцу, хотевшему лишить себя жизни из-за куртизанки, но она вырвала это оружие из его рук, сказав:

- Если вы так дурно ведете себя, то вас обезоружат… Вот вам!

Баккара может быть и не особенно дорожила жизнью несчастного любовника, потому что он был тогда уже почти разорен, но ей понравился кинжал… Угрожая смертью женщине, на которой должен был жениться Фернан Рошэ, Баккара бросилась к кинжалу, схватила его и бешено замахнулась им.

- О! - сказал сэр Вильямс со спокойствием настоящего сына Альбиона. - Как вы были бы великолепны в трагедии.

Холодные насмешливые слова его произвели на Баккара действие стакана ледяной воды, вылитой на голову взбешенного человека. Они рассеяли надменный гнев Баккара, и ее возбуждение внезапно заменилось угрюмым унынием.

Кинжал выпал из ее рук, и она задрожала как ребенок.

- Боже мой! Боже мой! - проговорила она разбитым голосом, в котором слышались рыдания.

- Моя милая! - продолжал все также бесстрастно сэр Вильямс, - я пришел сообщить вам дурную весть, но в то же время и предложить свои услуги.

- Что вы хотите сказать? - спросила она с проблеском надежды.

- Посмотрите на меня хорошенько, - продолжал он, и на губах его играла дьявольская улыбка, свидетельствующая об его адской способности ко злу, - и скажите, не находите ли вы, что я могу быть довольно ценным союзником?

- Вы, союзником?

- А почему бы и нет?

- Вы, вы будете действовать в мою пользу?

- Очень возможно, моя милая!

- Но в качестве кого? Зачем? С какой целью?

- О, разумеется у меня есть своя цель и свои интересы. Иначе…

Он не договорил, потому что дверь отворилась, и в комнату вошла Фанни, держа в руке визитную карточку.

Взяв машинально карточку, Баккара взглянула на нее.

На карточке значилось:

Е. де Бопрео.

Начальник отделения министерства иностранных дед.

- Я не знаю этого человека, - сказала она, бросив с лихорадочным нетерпением карточку. - Меня нет дома.

В этот день Баккара отказала бы любому посланнику и даже более высокопоставленному лицу.

Но сэр Вильямс поднял карточку, взглянул на нее и вздрогнул.

- Надо принять, - сказал он, - непременно надо.

И, обратясь к Фанни, он приказал повелительным тоном:

- Попроси его подождать минут десять в гостиной.

Горничная поняла, что этого человека нужно слушаться, и она повиновалась ему.

- У г-на де Бопрео есть дочь, которую зовут Эрминой, - продолжал сэр Вильямс, смотря на изумленную молодую женщину.

Баккара вскрикнула, вспомнив, что привратница на улице Сент-Луи называла ей это имя.

- А, это вероятно невеста Фернана?

- Да. А теперь увидите его тестя.

Заметив, что она начинает опять дрожать от гнева, он прибавил;

- Этого человека принять необходимо.

- Но что ему нужно? Зачем он пришел?

- Предложить вам какую-нибудь гнусность, постыдную сделку. Но это все равно! Не выгоняйте его, выслушайте его терпеливо. И отложите ответ до завтра. А там увидим.

Сэр Вильямс подошел к звонку и сильно дернул за шнурок.

- Попроси войти г-на де Бопрео, - сказал он Фанни. Затем он подбежал к уборной, приложив палец к губам, давая этим понять Баккара, что он хочет все видеть и слышать, оставаясь невидимым. И в ту минуту, когда за ним опускалась портьера, он еще раз сказал Баккара.

- Не отказывайте ему… Не приходите в негодование… Иначе, через неделю Фернан будет женат.

Баккара пробыла несколько секунд одна и, когда вошел Бопрео, успела уже побороть свое волнение, на губах ее появилась улыбка, и она была совершенно спокойна. Приняв небрежную позу, полулежа в глубоком кресле, она могла хорошо рассмотреть синие очки, красное лицо, большой живот и короткие ноги начальника отделения.

Де Бопрео поклонился молодой женщине с развязностью старого развратника, чувствующего себя легко в святилище порока, но Баккара отвечала на его поклон с такой аристократической холодностью и с таким достоинством, что он несколько смутился.

- Сударыня, - сказал он, - смею ли просить вас уделить мне несколько минут?

- Просите, сударь, - отвечала куртизанка с гордым хладнокровием королевы, которую молят о милости.

Она указала ему на стул и приготовилась слушать.

- Сударыня, - робко начал Бопрео, - моя карточка сказала вам, кто я?

Баккара утвердительно кивнула головой.

- Я богат, - продолжал он, - и получаю хорошее содержание.

- С чем вас и поздравляю, - сказала она равнодушно.

- И занимаемое мною положение, - добавил он, - дает мне возможность сделать очень многое для женщины.

- Ну, любезнейший, - перебила его Баккара, забыв свою аристократическую роль, - не можете же вы, как я полагаю, бросать миллионы, как ваш начальник Вильдье, разорившийся из-за меня, или Леопольд де Марлот, который подал мне закурить папироску своим последним тысячефранковым билетом. Вам дали неверные сведения обо мне.

И на губах куртизанки мелькнула презрительная улыбка.

Портьера уборной, к которой начальник отделения сидел спиной, раздвинулась и Баккара увидела бледное лицо сэра Вильямса, который как будто говорил: «Разве вы забыли мои наставления и хотите женить Фернана?»

Смутившись на минуту, Бопрео вновь, собравшись с мужеством, сказал:

- У вас есть сестра…

- А! Так вы влюблены в сестру? - заметила Баккара.

- Может быть…

В таком случае вы напрасно потеряете время, потому что она честная девушка.

- Поэтому-то я и обратился к вам.

Баккара взглянула опять на портьеру уборной. «Будьте спокойнее», - говорило серьезное лицо баронета.

- Мой милый, - сказала Баккара, - я не мешаюсь в дела сестры.

- Однако… Если бы вы согласились… Может быть…

В голове куртизанки мелькнула адская мысль: «А что, если попробовать выторговать у него свободу Фернана?» - подумала она.

Но лоб ее мгновенно покрылся краской стыда, и она едва удержалась, чтобы не выгнать Бопрео. Голова Вильямса опять показалась из-за портьеры, и точно голова Медузы наполнила ужасом Баккара, в ушах которой раздавались еще зловещие слова: «Если вы выгоните его, Фернан будет через неделю женат».

- Вишня - маленькая дурочка,- сказала она де Бопрео,- и если бы она слушала меня, вместо того чтобы влюбиться в столяра… Впрочем, все это касается ее одной.

- Не возьмете ли вы все-таки меня под свое покровительство? - умолял старый развратник.

Баккара колебалась.

- Соглашайтесь! - показывал ей знак сэра Вильямса.

- Может быть, - тихо прошептала она.

- Я умею быть благодарным,- проговорил вкрадчиво старик.

Баккара не отвечала. Она сидела задумавшись.

- Что же вы скажете?..- умолял Бопрео, дрожавшим от волнения голосом.

Баккара снова взглянула на сэра Вильямса.

Лицо англичанина было бесстрастно.

- Я подумаю…- сказала она, показав движением, что желает раскланяться с Бопрео.

- Ах! Сжалитесь… Будьте добры… Будьте…

- Приходите завтра, - сказала она отрывисто, и встала, торопясь прекратить этот позорный разговор.

Бопрео взял шляпу и поднялся в свою очередь со стула.

- Так завтра? - сказал он. - Вы говорите, чтобы я пришел завтра?

- Да, приходите.

- И… вы повидаетесь с ней?

- Да, да, - говорила безмолвная голова сэра Вильямса.

- Да, - прошептала Баккара, опустив голову. И она выпроводила старика, красное лицо которого побагровело от радости, а сердце колотилось в груди, как у двадцатилетнего юноши.

Когда он ушел, она осталась наедине с Вильямсом.

- О, какая мерзость! - прошептала она. - Чтобы я стала продавать сестру? Никогда! Никогда! Все говорят, что у Баккара нет сердца: это правда, но она любит своих родных… Никогда, никогда! - энергично повторила она.

- Моя милая, - холодно сказал сэр Вильямс, - только один Бопрео может расстроить свадьбу своей дочери с Фернаном Рошэ, и вам не следует обращаться с ним слишком строго.

Что произошло между этой женщиной, в душе которой еще таилась последняя искра стыда и этим человеком с. адской гениальностью, живым воплощением зла? Какими неотразимыми доводами и какими соблазнительными обещаниями удалось дьяволу прельстить эту дочь Евы? Этого никто никогда не узнал.

Но когда граф Андреа вышел от Баккара, несчастная женщина склонила свое лицо, покрытое краской стыда, с покорностью побежденной, и слезинка, быть может последняя в ее жизни, медленно скатилась по ее щеке.

Вишня, целомудренная и беспорочная девушка, хорошая работница, невеста честного ремесленника, была принесена в жертву бурной страсти, кипевшей в сердце Баккара как огненная лава, которую Везувий разливает по неаполитанским полям в те дни, когда просыпается его яростный гнев.