Польские новеллисты

КАЗИМЕЖ ОРЛОСЬ Между берегами

Деревня лежит на косе между морем и заливом. В жаркие дни море и залив светятся на солнце, как серебро. К низкому причалу катер привозит дачников.

Дома стоят в лесу. Лес с одной стороны подходит к заливу, с другой обступает пляж.

В деревне живут рыбаки, они ходят в море или в залив на маленьких черных лодчонках.

Катер пересекает залив и от поселка плывет по той стороне. Во время туманов, когда не видно берегов, катер не ходит.

Дети играли возле дороги, и Анетка собирала желтые цветы одуванчиков. Был полдень, и солнце стояло высоко. Временами слабый ветерок шевелил пыль на дороге, словно касался ее чуткими пальцами. По дороге пришла лошадь и остановилась над оврагом, щипля серую траву. Дети обступили ее и смотрели, как, отгоняя мух, встряхивает она тяжелой своей головой. Лошадь была большая, грузная, и дети могли бы сравнить ее со слоном, если бы знали, как выглядит слон.

Выглянув из оврага, Анетка увидела большую лошадиную морду, и черные губы, и широкие ноздри, которыми двигала лошадь, щипая траву. Анетка выбежала на дорогу и остановилась рядом с другими детьми. Теперь она увидела хвост лошади и задние ноги, поросшие внизу желтой длинной шерстью. И Анетке захотелось тут же дотронуться до этой шерсти и пощекотать лошади пятку. Она сказала об этом Франку, а он ответил:

— Дура, у лошади нет пяток. У нее копыта.

Но Анетка не слушала Франка, она подбежала к лошади и схватила ее за желтую длинную шерсть над копытом. Лошадь дернула ногой, и Анетка упала в серую пыль, и желтые цветы одуванчиков рассыпались возле нее. Дети отбежали в испуге и смотрели на Анетку издали.

Собственно говоря, ничего не случилось. Лошадь по-прежнему щипала траву и встряхивала головой, отгоняя мух. Солнце стояло высоко, жгло, и воздух был неподвижен. Анетка не шевелилась, и дети побежали рассказать об этом Рудому. Рудый был отцом Апетки.

Он сидел на пороге и потрошил рыбу, пойманную утром. Когда подбежали дети, он швырнул в белый таз большого карпа. Руки его были в крови.

— Пан Рудый! — кричали дети, — Пан Рудый! Анетку лошадь лягнула.

— Что? — спросил Рудый.

Он не мог ничего понять. Встал и грязной тряпкой вытер рукп от крови.

— Лягнула ее. Она хотела пощекотать лошади пятку, а лошадь ее лягнула.

До Рудого наконец дошло. Он отбросил тряпку и побежал за детьми к дороге. Когда они прибежали, все было как прежде — Анетка лежала в пыли, лошадь отошла немного, и все так же палило солнце.

— Анетка, — позвал Рудый, — что с тобой? Анетка!

Девочка пошевелила руками и затихла. Рудый наклонился и поднял ее с земли. Какое-то время колебался, не зная, что делать. Дети окружили его и стояли в молчании. Рудый заметил Франка, который был на год старше Анетки.

— Франек, — сказал Рудый, — сбегай за матерью, она в поле.

Поверпулся и пошел к дому Бальбины, у которого был телефон. Франек побежал в другую сторону, и еще долго слышно было шлепанье его босых ног.

Бальбина спал в комнате, где был телефон, и никак не желал просыпаться. Жена Бальбины помогла Рудому положить Анетку на кровать. Принесла тряпку, смоченную водой, и обмыла лицо девочки от пыли.

Рудый стоял и смотрел, как Анетка шевелит руками, словно хочет что-то поймать. Бальбина храпел во сне, и мелкие капельки пота дрожали на толстом его лице.

— Пожалуйста, позвоните, — торопил Рудый жену Бальбины. — Пожалуйста, позвоните.

Женщина сняла трубку:

— Дайте городской медпункт.

Рудый слушал и представлял себе, как слова бегут по тонким проводам, достигают города на той стороне залива, и эти слова о его Анетке, которую лягнула лошадь. Очнулся он, когда снова услышал голос женщины:

— Доктор спрашивает: куда ее ударила лошадь? В какое место?

— Не знаю, — сказал Рудый.

— Посмотрите. Доктор говорит, что от этого зависит, будет она жить или нет.

Рудый подошел к кровати, на которой лежала Анетка. Осторожно стянул с узких плеч девочки платьице и увидел большой синяк. Следов крови не было, только большое красно-голубое пятно.

— В плечо, — сказал Рудый.

— Доктор спрашивает: в какое?

— В правое.

— Поговорите с ним сами, — Жена Бальбины протянула Рудому трубку.

Рудый услышал голос человека, который был далеко, на той стороне залива. Снова подумал он о словах, бегущих по проводам, потом услышал то, что говорил ему врач:

— Надо девочку доставить в больницу. Вы можете ее привезти?

Рудый на секунду задумался. Потом сказал:

— Сейчас тихо. Парус не пойдет. Моторок нет, все в море. Может, у вас есть моторка?

— Нет, — сказал доктор, — наша моторка сломана. Нужно срочно в больницу, — повторил он.

— Когда будет машина? — спросил Рудый.

— Сейчас позвоню в больницу. Думаю, что в течение часа.

— Ждите на берегу, — сказал Рудый, — как-нибудь доберусь. Ждите меня на берегу.

Он повесил трубку и только сейчас отчетливо понял, что совершенно не представляет, как довезти ребенка. «Моторок нет, а парус не пойдет, сейчас тихо и нет никакого намека на ветер», — подумал он о том, о чем перед этим сказал врачу. И вдруг ясно увидел большой серый залив, высеребренный солнцем, и город за ним, и почувствовал усталость. «Ничего нельзя сделать, — подумал он. — Ничего не удастся сделать».

В комнату вбежала жена Рудого и упала на колени перед кроватью, где лежала Анетка. Сквозь приоткрытые двери заглядывали в комнату дети, а толстый Бальбина по-прежнему ровно храпел.

— Моя девочка, моя маленькая! — кричала жена Рудого, обнимая Анетку. — Убили тебя, погубили, моя крошечка сладкая!

Она кричала и кричала, и ее крик напоминал Рудому вой собаки.

— Перестань, — сказал он. — Перестань, слезами горю не поможешь.

Подойдя к кровати, он отстранил жену и взял девочку на руки. Шагнул к двери, и дети молча расступились. Бальбина перевернулся на другой бок и захрапел с новой силой. Дети, Рудый с Анеткой на руках и жена Рудого вышли на дорогу, а Бальбина все храпел, словно нигде ни с кем ничего не случилось.

Рудый вошел в дом. Дети остановились возле крыльца, а жена с плачем плелась за Рудым. Плач ее раздражал Рудого.

— Перестань, баба! — сказал он. И жена замолчала, боясь его гнева, — Дай одеяло и возьми в сенях весла. — Он стоял посреди избы и оглядывался. — Подожди, — остановил он жену. — Накорми малого и перепеленай.

Женщина наклонилась над люлькой в углу избы. Ребенок кричал, и они только сейчас услышали его крик. Вцепившись в грудь матери, младенец сосал ее, повизгивая, как щенок. Потом женщина перепеленала его.

— Теперь возьми, что я сказал, — произнес Рудый и двинулся к двери.

Снова дети молча шли за ним и смотрели на золотые Волосы Апетки и на босые, серые от пыли ножки. Рудый шел вдоль залива на пристань. Он слышал топот детских ног за собой и тяжелую поступь женщины, тащившей два больших весла и одеяло.

Подошли к пристани. Сети, развешанные на кольях, чуть шевелились, хотя не было ветра. Тут же лежало несколько лодок, втянутых на песок. Пахло смолой и рыбой. Рудый подошел к маленькой лодке. Положил Анетку на песок и консервной банкой вычерпал со дна лодки застоявшуюся воду. Взял одеяло и разложил на носу. Потом положил Апетку на одеяло и столкнул лодку. Взял у жены весла и вошел в воду. Сперва подталкивал лодку, чувствуя, как вода доходит до колен и как намокают брюки. Потом вскочил в лодку, сел на скамейку и воткнул весла в уключины. Начал грести, вслушиваясь в мерный скрип весел.

Он сидел лицом к корме и не видел ни ребенка, ни большой воды перед носом. Он видел свою жену, стоящую неподвижно на берегу, и детей возле нее. Они стояли в молчании, и Рудый смотрел, как берег постепенно отдаляется вместе с ними. Лодка плыла теперь вдоль зарослей тростника, склоненного под тяжестью своих больших бронзовых палок. Миновав тростник, Рудый направил лодку носом на маленькие белые домики поселка на той стороне. Бросил взгляд на тот, другой берег, затянутый дымкой тумана, и на небо над ним, открытое и большое. Потом отвернулся и снова смотрел на берег, который оставил, большой и тяжелый, с крышами домов, и лесом над ними, и колокольней костела немного правее. Теперь он не видел ни жены, ни детей, потому что тростник заслонял пристань. Он греб не спеша, но ровно, стараясь не сбиться с ритма и с силой налегая на весла.

Все было так, как он себе представлял. Чем дальше отходил он от берега, тем сильнее сверкало солнце, и на воду нельзя было смотреть, не зажмурившись. Солнце висело над лесом, большое, яркое и горячее.

«Постепенно оно будет спускаться и в конце концов спрячется за морем», — подумал Рудый. Он представил себе закат солнца, красный и золотой, и море, бледно-голубое, перечеркнутое полосой червонного золота. «Поскорее бы оно зашло, тогда я буду знать, что Анетка уже в больнице», — подумал Рудый.

Он все греб и греб, не разгибаясь, и все больше удалялся от берега, хоть казалось порой, что стоит на месте. Через час бросил весла и оглянулся. Другой берег был ближе. Уже ясно виднелись красные крыши домов и черные барки, плывущие в порт. Рудый бросил взгляд на Анетку. Ничем не прикрытое, лицо девочки раскраснелось от солнца. Волосы ее, рассыпавшись, светились вокруг головки золотым ореолом.

Рудый отвернулся и подумал: «Хорошо, что нет тумана. В туман я не довез бы ее. Затерялся бы посреди этой проклятой воды, и не знаю, что б со мной тогда было».

И припомнил он, как не видать берегов и даже тростника во время тумана и кажется, что вообще нет никакого залива. Тогда сирена катера, который подходит к берегу, воет и звук ее пробегает над водой, встревоженный и грозный. И, даже причалив, катер кричит еще целый час, чтобы рыбаки, застигнутые туманом, знали, куда плыть.

Солнце опустилось немного, и жара ослабла. Рудый греб и видел сейчас отражение берега, от которого плыл. Видел он темный лес и дома, которые становились все меньше и меньше, и колокольню костела, и теперь уже едва видный черный крест на самой ее верхушке.

«Сейчас дачники идут с пляжа обедать, — подумал Рудый. — Идут напрямик через лес, а потом между домами по пыльной дороге. По той самой дороге, где лошадь лягнула Анетку».

Он обернулся и посмотрел, не сбился ли с курса. Лодка шла хорошо, и до поселка оставалось немного. Барки вошли в порт, и уже был виден маленький красный маяк на конце каменного мола. Рудый отвернулся. Снова налег на весла и снова видел перед собой неподвижный высеребренный солнцем залив и берег, от которого плыл.

«Нет ветра. Даже намека на ветер. Если б хоть слабый ветер, я развернул бы парус и уже давно был бы на месте», — подумал Рудый. Потом снова представил дачников, идущих с пляжа к обеду. «Они веселые и смеются. Спешат пообедать и пойти в лес или вернуться на море, чтобы любоваться закатом».

Он все греб и греб и чувствовал, что устает и что мышцы его начинают болеть. «Вот если б можно было перелететь через этот проклятый залив. Или было бы так: подумаешь о том месте, где хочешь быть, и в ту же секунду там очутишься».

Берег, от которого он отчалил, затягивало топкой дымкой, и сквозь дымку проступали дома, маленькая колокольня костела и лес. Рудый уже ни о чем не думал, он только греб и боролся с усталостью, одолевавшей его. Подходя к порту, он увидел двух черных бакланов, летящих над спокойной водой. Казалось, что они скользят крыльями по воде, словно бегут по ней. Они летели над открытым пространством, высеребренным солнцем, в сторону затянутого дымкой берега, от которого плыл Рудый. Рудый следил за ними, пока они не исчезли, когда он приближался к порту, перед ним снова не было ничего, кроме неподвижно блестевшей на солнце водной пустыни.

Обернувшись, он увидел людей, идущих по каменному молу навстречу ему. Он причалил к каменным сходням и втянул весла в лодку. Поднялся и почувствовал такую усталость, будто кто-то его избил. Руки были тяжелые. Поднимая Анетку, он покачнулся и чуть не упал. Медленно поднялся он по ступенькам, держа перед собой девочку, завернутую в одеяло. Люди, пришедшие с берега, окружили его. Кто-то из них сказал:

— Я врач. Положите ребенка. Посмотрим, что можно сделать.

Рудый положил Анетку на один из больших камней, из которых был выложен мол, и выпрямился. Посмотрел на город и на берега. Совсем рядом мол обрывался. Справа тянулся берег, слева был порт. Баржи и большие рыбачьи баркасы теснились и терлись друг о друга бортами. Дальше виднелись барки и дорога в город. На дороге стояла машина с красным крестом, она пришла за Анеткой.

Рудый услышал, что ему что-то говорят, но не понял, что именно, он посмотрел вниз и увидел стоявшего на коленях человека в красной клетчатой рубашке. Это был врач, но Рудый подумал, что врач без белого халата как бы не врач.

— Что? — спросил Рудый. По-прежнему, не утихая, болели руки.

— Я говорю, девочка умерла, — повторил мужчина в клетчатой рубашке. — Умерла еще по дороге. Очень сильный удар. Удивительно, что она не умерла сразу.

Рудый наклонился к нему.

— Вы говорите, она умерла? — спросил он. Губы его спеклись, и говорить было трудно.

— Да, умерла, — сказал врач. — Посмотрите сами. — Он раздвинул воротник платья и обнажил плечи Анетки. Рудый увидел, что синяк стал намного больше, все плечо девочки было красно-голубого цвета. Он опустился на корточки. Все смотрели на девочку — Рудый, врач и люди, которые пришли с врачом. Это были, вероятно, шофер и санитар с машины «Скорой помощи».

Слабый ветер принес запах влаги. Чайки с криком летели от берега в море.

— Умерла, — сказал Рудый.

Он поднял труп девочки с камня, завернул в одеяло и пошел по ступенькам к лодке. Мужчины стояли над ним и смотрели, как он отплывает.

— У меня еще двое, — сказал Рудый, — Но очень жаль девочку.

Мужчины не отвечали. Врач поднял руку и стер пот со лба.

Рудый выплыл из порта и смотрел теперь, как этот берег в свою очередь отдаляется и пропадает за белесой дымкой тумана. Через час он не видел уже ни людей на молу, ни маленького красного маяка, ни мачт больших рыбацких баркасов.

Когда зашло солнце, небо покраснело, а потом стало бледно-голубым и светло-серым. Рудый видел, как отражаются в воде эти краски, но не думал о них. Он не замечал, что плывет быстро, что свернул влево, в сторону торчащего над водой остова старой баржи. Лишь обернувшись, он спохватился, что едва не наткнулся на этот остов, черный на фоне далекого мглистого берега и бледного неба. Заржавленные бока облепили чайки и кричали, встревоженные подплывающей лодкой. Рудый снова взмахнул веслами. Чайки сорвались с места, и какое-то время он слышал их крик и мощный шум крыльев над головой.