Польские новеллисты

ЛЕОН ВАНТУЛА Праздничный день

Шли молча.

Дым редел. Когда они пробирались к месту пожара, все было иначе. Теперь копоти стало меньше, огонь был усмирен. Тонкая змейка дыма под кровлей — последний след борьбы пятерых мужчин.

Перед ними лежало зеркало воды, которая скопилась в осевшей части старого штрека. Они думали о воде, приближаясь к ней, а потом вошли в нее гуськом, один за другим.

Со стен свешивалась белая плесень.

Рышард шел первым, за ним еще двое. И Арнольд. Замыкающим он, Ежи. «Командир всегда идет последним. Командир не должен спускать глаз со своих людей». Ежи хорошо помнил эти скучные заповеди, словно они были написаны на стекле кислородной маски, как дорожные знаки на ветровом стекло машины. Прежде чем они вошли в воду, Ежи направил пучок света на респиратор Арнольда. Стеклянный отражатель заиграл рубиновым блеском, внизу нервно подрагивала стрелка манометра: давление восемьдесят атмосфер.

Значит, это продолжалось совсем недолго. Пришли и потушили загоревшийся кабель. Использовано всего пятьдесят атмосфер. Ежи мог не опасаться, что кому-нибудь не хватит кислорода. Он перебросил свет вперед. Рышард был уже в воде по пояс. Следующий — по колено. Ежи подумал, что и он сейчас достигнет самого глубокого места. При этой мысли неприятная дрожь сотрясла его тело, он еще не согрелся после первого купания полчаса назад, когда они проходили здесь, направляясь к месту пожара.

Глупейшее ощущение: сначала хлюпанье под ногами, вода захлестывает один, потом другой сапог, и вот холод поднимается выше и выше. До самого живота. Волосы стынут под шлемом, но в маске дышится легко — это единственное утешение для промокшего человека.

Ежи внезапно остановился на самом глубоком месте: запотело, покрылось капельками влаги стекло. На кончике носа повисла капля. Капля пота на кончике носа, капля в этих условиях гораздо хуже, чем заноза в пальце. Ежи обеми руками сжал резиновую маску, но безуспешно. Нащупал клапан, нажал, глотнул воздуха, наполнил им легкие, а потом с силой выдохнул. Капля стекла вниз.

Чуть дальше он споткнулся о крепежную стойку, валявшуюся под водой, нагнулся, сунул руку в воду. И ему показалось, что она уже не такая холодная. Еще несколько метров, и вода осталась позади. Он решил остановить свой отряд, подумал: пусть снимут сапоги, выльют воду.

Дым уже не чувствовался.

Ежи ткнул Арнольда в спину, подождал, пока тот обернется, приблизился к нему, маска к маске, и на мгновение замер.

Лицо не Арнольда. Ему показалось, что он разучился считать, не сумеет сосчитать до пяти. Один, два, три… и он сам, Ежи. Четверо. Он резко повернул шахтера спиной к себе, взглянул на манометр. Семьдесят три.

У Арнольда было восемьдесят, минуту назад было восемьдесят. Невозможно, ведь только что перед ним был Арнольд. Все пересчитали друг друга, поняли.

Сняли каски.

Сняли каски, хотя не было команды. Пятна света заметались как сумасшедшие. Волосы, прижатые к голове ремешками масок, слиплись. Каски лежали на земле.

Значит, так.

Ежи не понимал, как это могло случиться, где, в каком месте? Память обрывалась. Вернее всего там, в самом глубоком месте, где он остановился и протирал запотевшее стекло.

Арнольд!

Двадцать четыре года, блондин, продолговатое лицо, высокий матовый лоб. Человек ниоткуда. Просто однажды появился среди них и назвал себя: Арнольд. Его знали все. Он всегда был весел, и только Ежи знал, что это притворство. Арнольд не умел или не хотел обнажать перед другими душу. Вот почему только Ежи знал, что он притворяется веселым.

Ежи и его сестра Элеонора.

Ежи не раз спрашивал себя, любит ли Арнольд ее по-настоящему или только ищет пристанища. Элеонора не была одинока. Она работала в конторе, воспитывала маленького Тадеуша. Один человек ежемесячно присылал ей определенную сумму. Один сорокалетий, хорошо зарабатывающий человек — негодяй, исковеркавший молодость Элеоноры.

Ежи познакомил Арнольда с ней. Сначала это было обычное знакомство, так — случайные встречи на дороге, обмен ничего не значащими фразами, вроде «добрый день», «ну и погодка!», «что слышно?». Потом началась дружба, но это только так называлось. С тех пор как они зачастили в «Магнолию» на чашечку кофе и с тех пор как Арнольд стал покупать два билета в кино, не могло быть и речи о дружбе. И вот тут, в связи с этим Ежи начал спрашивать себя: любил ли Арнольд его сестру по-настоящему или только так, искал пристанища.

Но почему он размышляет сейчас об этом в прошедшем времени? Неужели он думает?.. Нет. Так где же все-таки Арнольд?

Все четверо бросились в воду, кто-то поскользнулся на неровном глинистом дне и упал. Ежи окунулся, стараясь что-нибудь разглядеть в мутном заслоне воды.

Напрасно!

И как это он боялся войти в грязную воду? Его передергивало при одной мысли об этом, а теперь он погружался не задумываясь. Снова полные сапоги, ведь уже третий раз она текла в рукава и за воротник. Вода была кругом. И казалось, что не только кругом, но и внутри него, что она пронизывает его холодом до самых костей.

Респиратор тянул ко дну.

Временами тело переставало подчиняться ему, ноги разъезжались в стороны, руки погружались в вязкую глину, а голова будто хотела отделиться от туловища, всплыть на поверхность, как наполненный воздухом пузырь, она была совершенно пуста, его голова, как банка из-под варенья. И вдруг он подумал, что во всем этом нет ничего удивительного, просто он на время превратился в обыкновенного водолаза, чтобы найти Арнольда, который, вероятно, споткнулся и упал.

Споткнулся. Упал. Но почему же он не встает? Может быть, отравление азотом? Поэтому и не поднялся?

И именно сегодня!

Вечером они договорились встретиться, Элеонора сидит в кафе и ждет Арнольда, а вскоре туда придет Слава и спросит про Ежи. Им будет неловко, что они ждут своих парней, а не наоборот. Долго ли они будут ждать?

Если б можно было позвонить им отсюда. Позвонить, звонить… В ушах звенело, будто огромный колокол повесили в старом и тихом лесу и он звонил и звонил…

Почему он сидит в этой мутной и зловонной жиже? Он еще раньше заметил плавающие на зеркальной поверхности голубые и фиолетовые маслянистые пятна.

Ежи встал на колени и наконец поднялся во весь рост, широко расставив йоги. Рышард и те двое стояли рядом. И вот наконец он заметил голову Арнольда. Она выглядела такой странной — волосы слиплись, лицо закрыто черной маской, а два гофрированных шланга придавали ей совершенно фантастический вид.

Да ведь и Ежи выглядел не Лучше.

Ребята подняли Арнольда за ремни респиратора и понесли. С каждым их шагом вода пенилась, плескалась вокруг Арнольда, а он по-прежнему был без сознания.

Пять метров. Еще каких-нибудь пять метров.

Тело Арнольда на мгновение погрузилось в воду. Они подхватили его и тащили, тащили. Метр. Два метра. Непривычно громко тикали часы.

Каковы признаки отравления азотом? Ежи не знал. Забыл. Это случается так редко. Азотом шахтеры отравляются только в учебниках. И вдруг он подумал, что совершает ужасную ошибку. Зачем экономить кислород?

Он подскочил к Арнольду, сунул руку ему за спину, к аппарату. Клапан. Вода плескалась, круги света бесшумно танцевали на ее поверхности. Клапан!..

Где аварийный клапан?

Он нажал раз, другой, третий. Еще. Отчетливо слышно шипение кислорода, маска Арнольда вздулась. Стекло запотело, в нем не было глаз Арнольда, и губ его не было, просто не было лица. Только маска, два змеевидных шланга и грязный кожух аппарата.

Тяжело смотреть на него. А там, наверху, вероятно, уже веселятся, подумал Ежи. По сторонам полусгнившие, заплесневелые бревна, остатки рудничной крепи, над головами потрескивает порода, каждый кусок ее словно бы привязан к горному массиву паутиной, поворачивается в ней, покачивается над их головами в этой старой вонючей норе.

Что скажет Элеонора, что подумает о брате, который здесь, в этой дурацкой дыре, совсем потерял голову?

До поворота еще сто метров, там ждет, вернее, должна ждать резервная команда. Но удалось ли наверху собрать другую пятерку?

В такой день, в этот зимний праздник!

Он мог рассчитывать только на своих людей, на себя.

Вода осталась позади, он расставил ноги и остановил спасателей: ни шагу дальше, все и так продолжается слишком долго. Арнольда положили, он привалился к аппарату, голова его свешивалась на грудь. Ежи снова взглянул на свод: дыма не было, им должны выдать премию, специальную премию за то, что они потушили пожар, да еще в такой праздник.

Он сорвал маску с лица.

Осторожно втянул воздух и вытер вспотевший лоб. Остальные еще не решались, они смотрели на него сквозь овальные стекла своих масок. Он склонился над Арнольдом, положил руки на его маску. Воздух ничего, сносный, подумал он, иначе я тоже лежал бы уже рядом. Ежи боялся, что спасатели заметят, как дрожат у него руки, но они, умышленно отвернувшись, выжимали комбинезоны, а один даже снял сапоги и шлепал голой ногой по грязи.

«Почему никто не чувствует холода? — спрашивал себя Ежи, — Наоборот, у всех потные лица, и пот, стекая, смешивается с водой».

Что делать, как поступить? Только без паники, без глупостей! Но ни одна толковая мысль не приходила ему в голову. Лицо Арнольда, уже освобожденное от маски, дышало таким спокойствием, таким умиротворением, будто все уже было позади.

— Арнольд! — крикнул Ежи. — Арнольд!

Остальные присели вокруг на корточки. Аппараты тянули их вперед с такой силой, что казалось, вот-вот они перевернутся, как снопы на ветру.

— Арнольд!

Надо что-то сделать, немедленно что-то сделать, иначе уже завтра, а может, даже сегодня он станет посмешищем. И Ежи склонился над Арнольдом, прижался губами к его губам. Он вдохнул в них воздух, сразу же втянул его обратно и невольно поморщился.

Кто-то шумно дышал за спиной. Ребята были рядом, от них шел пар, лихорадочно щелкали манометры. Двое понапрасну расходовали кислород. Впрочем, теперь это не имело ни малейшего значения.

Ежи, вытерев грязную руку, осторожно и медленно растирал Арнольду грудь, потом, когда что-то в ней заурчало, наотмашь ударил его по щеке.

Подскочили шахтеры, некоторые были еще босиком. Рышард решительно сдернул с Арнольда маску, и тот наконец открыл глаза.

— Что же это с ним? — спросил Рышард.

У Ежи занемела рука, он делал вид, что обдумывает ответ.

— Должно быть, наливка, черт возьми!

Арнольд шевельнул запекшимися губами, те двое тоже сняли маски. Рышард склонился над Арнольдом.

— Уж больно сильно воняет, — сообщил он.

— Тогда водка, — определил Ежи.

Все четверо расхохотались. Здесь, в этой дурацкой дыре, в этом старом, почти забытом штреке все громко расхохотались.

И не потому, что им было так уж весело. Просто они сбрасывали с себя что-то нечеловечески тяжелое, давящее, что-то такое, чему трудно было подобрать определение. И никто не услышал, что Арнольд просит воздуха. Он сам отцепил аппарат, поставил его между ног, нажал на клапан и прильнул к вдыхательному шлангу.

Шахтеры облегченно вздохнули.

Где-то в глубине штрека гудел трубопровод. Они снова шли впятером, и Ежи нес аппарат Арнольда.

Иногда кто-нибудь поскальзывался или задевал ногой кусок угля, иногда откуда-то шурша скатывался камень. Становилось чертовски холодно… и тепло одновременно. Может быть, они заболевали?

— Зачем ты это сделал? — спросил Ежи.

— Хотел пойти с тобой.

— А разве ты не знаешь, что после водки нельзя надевать респиратор? Зачем пил?

Арнольд пожал плечами.

— Сегодня наш праздник, Ежи, — сказал он, — откуда я мог знать, что возникнет пожар. А кроме того, я получил письмо.

Оркестр играет без отдыха. Хорошо играет сегодня оркестр. Стены украшены черными молотками, шахтерские лампы развешаны на зеленоватых колоннах зала.

Слава так нежно улыбается Ежи, своему парню, но Ежи не в силах ответить улыбкой. Ей, наверное, очень хочется сказать: «Мой герой». Но Ежи готов еще раз погрузиться в густую холодную грязь, лишь бы не слышать таких слов. Элеонора танцует с Арнольдом. И тоже улыбается ласково. А люди за стойкой бара поют «Шахтерское пламя»…

Нет, нет, хватит! Да, это он вел сегодня шахтеров тушить загоревшийся кабель, именно сегодня — что за идиотское совпадение.

Конечно, он должен врезаться в этот движущийся клубок тел, отнять Элеонору у Арнольда, вырвать ее из его объятий и еще раз съездить по его физиономии. Как тогда, внизу.

Письмо! Арнольд потерял его, когда они переодевались на спасательной станции. Ежи взглянул на адрес отправителя. Женщина. Фамилия та же. В конверте краткое сообщение о приезде. Навсегда. Конец. Покончено с неким Арнольдом, которого он, Ежи, сегодня искал в грязном месиве.

Ежи встает. Слава думает, что он пригласит ее танцевать. Но оркестр уже не играет, к сожалению. Жидкие аплодисменты, и пары, смеясь, расходятся по углам. Кто-то дружески хлопает Ежи по спине.

А, вот идут они.

Они держатся за руки так крепко и нежно, так нелепо и безнадежно. Арнольд щурится и что-то говорит. Почему такой шум, ничего не слышно, почему все сегодня так много говорят. Элеонора шепчется со Славой, они целуются. Слава поздравляет с обручением, упоминает о помолвке, Арнольд наливает водку.

— Поэтому я и выпил с утра, — поясняет он и опускает голову.

А письмо? Так жарко, губы запеклись, лицо, наверное, красное, как свекла.

— Ежи! — кричит сестра. — Ты болен?

Она так счастлива. Проклятая вода! Оркестр снова заиграл, звенят бокалы. Болен? Почему же не говорят о письме? Его ведут домой. Слава накидывает ему на плечи свою меховую шубку. У него озноб. Нет, Слава не так глупа, она не скажет: «Мой герои». На копре пылают праздничные огоньки, звезды нахально заглядывают в лица.

— Завтра из больницы выписывается моя сестра, калека. Она прислала письмо.

Арнольд сказал это, очевидно, ни от кого не ожидая ответа.

И все молчат.

Ежи сразу стало легче. Совсем легко. Вдруг показалось, что он летит вверх, к камням, подвешенным там на паутине. И звезды уже не звезды, а капли росы на паутине.

И тогда Арнольд подхватил его сильными руками.