Последнее письмо

Глава тринадцатая

Элла

Письмо # 13

Элла,

Мне очень жаль, что ты пропустила игру Кольта, и нет, это не пустяк. Я все понимаю, и не знаю, что я могу сказать или написать, чтобы дать тебе душевное спокойствие, которого ты заслуживаешь. Тебя разрывают в двух разных направлениях, и это должно казаться невозможным.

Но я могу сказать, что ты отлично справляешься. Да, ты пропустила спектакль, но ты была нужна Мэйзи. Когда Кольт подрастет, ты будешь нужна ему, и ты будешь пропускать что-то ради него, а не Мэйзи. Я думаю, это просто часть того, что у тебя двое детей. Ты делаешь все, что можешь, для обоих и надеешься, что в конце концов все получится. Чувство вины означает, что ты отличная мама, но иногда нужно взять тайм-аут. Это один из таких случаев. То, что ты переживаешь, это кошмар. Ты должна дать себе немного пространства, чтобы оступиться, потому что ты права — вы не из тех семей с двумя родителями. Это значит, что ты должна особенно заботиться о себе, потому что ты у них одна.

Сделай мне одолжение, просто держись. Твой брат отправится домой, как только сможет. Ты недолго будешь одна, обещаю. Он упомянул, что Кольт хочет построить домик на дереве, и пока я буду у него в гостях, я помогу ему с этим. Может, это и немного, но зато у него будет свой уголок, а у тебя — спокойствие, потому что у него есть что-то особенное.

Хотелось бы мне дать совет получше, но я знаю, что он тебе не нужен, только внимание, а мое у тебя есть, в любое время.

— Хаос

***

— 40, — я снова внимательно посмотрела цифры на термометре — на случай, если в первый раз ошиблась. Мэйзи сгорала. — Я должна отвезти ее в больницу.

— Мы должны отвезти ее в больницу, — поправил меня Бекетт с порога ванной. — Возьми тайленол, мокрые тряпки, все, что тебе нужно, и мы поедем. Кольт, окажи мне услугу и разбуди Хэйли.

Я слышала знакомый топот ног Кольта по лестнице, пока перерывала аптечку в поисках тайленола. Что могло вызвать это? Футбольный матч. Должно быть, так и было. Но рядом с ней никого не было, и на последнем приеме у врача ее показатели были в норме. Что она могла подхватить за это короткое время? Я нашла розовую бутылочку с жаропонижающим и налила в крошечный мерный стаканчик точное количество, которое ей требовалось.

— Элла, — позвал меня Бекетт из коридора, и я спотыкаясь, вышла из ванной с готовым лекарством.

Он держал Мэйзи на руках, прижимая к груди, завернутую в одеяло. Я положила руку ей на лоб и подавила все ругательства, которые приходили на ум. Это было нехорошо. Нам очень повезло с ее восстановлением — тошнота, рвота, выпадение волос, потеря веса все это были обычные мелочи. Но это было что-то неизвестное.

— Мэйзи, милая, мне нужно, чтобы ты открыла глаза и приняла лекарство, хорошо? — я уговаривала ее, проводя свободной рукой по щеке.

Ее глаза дрогнули и открылись, остекленев от жара.

— Мне жарко.

— Я знаю. Можешь взять это? — я показала ей чашку.

Она кивнула, движение было маленьким и слабым. Бекетт переместил свою руку, помогая ей подняться, и я поднесла маленькую чашку к ее рту в форме сердца. Такие идеальные маленькие губы. До постановки диагноза у нее не было ни кариеса, ни сломанной кости, а теперь она и глазом не повела на лекарства. Она глотнула и вздрогнула, мышцы ее живота напряглись.

— Малышка, тебе нужно продолжать, хорошо? Пожалуйста, — я умоляла, как будто это был ее выбор. У нее свело челюсти, и она снова начала судорожно дышать.

— На улицу, — приказал Бекетт и пошел, оставив меня следовать за ним.

Он понес ее вниз по лестнице и вышел на крыльцо, едва остановившись, чтобы открыть дверь. Мужчина даже не дал мне шанса попасть туда первой. Я остановилась у офиса, схватила со стола папку Мэйзи и выбежала вслед за ними.

— Так-то лучше, да? Чувствуешь воздух? Приятный и прохладный. Дыши глубже, Мэйзи. Вдох через нос, выдох через рот. Вот так. Вот так, — его голос был таким успокаивающим и спокойным, что прямо контрастировало с жесткой челюстью.

Мэйзи выгнула шею, словно желая вдохнуть прохладный ночной воздух, и ее дыхание замедлилось, а живот успокоился. Она должна была продолжать принимать лекарства, должна была дать нам время добраться до скорой помощи.

— Лучше? — спросила я, взяв ее маленькую руку.

— Немного.

— Хорошо, — я согласна на немного. Немного это лучше, чем ничего.

— О, Боже, Элла, что я могу сделать? — Хэйли выбежала на крыльцо, на ходу завязывая халат, Кольт бежал за ней босиком.

— Ты можешь оставить Кольта у себя? Пожалуйста? Мы должны отвезти ее в скорую помощь.

— Конечно. Куда вы ее отвезете? Медицинский центр закрыт.

— Где ближайшая скорая помощь? — спросил Бекетт.

— Монтроуз — единственная, которая открыта в это время ночи, — я проверила свой телефон.

— Или, скорее, утра. Сейчас три часа.

— Это полтора часа, — тихо сказала Хэйли, словно ее тон имел значение или мог изменить расстояние.

— Не так, как я вожу, — ответил Бекетт, уже направляясь к своему грузовику.

— Я сейчас вернусь! — крикнула Хэйли, вбегая в дом.

— Мама? — Кольт появился рядом со мной, Хавок — рядом с ним.

— Привет, — я опустилась на его уровень. — Ты молодец, Кольт. Ты все сделал правильно.

— Это должен был быть я.

— Что?

— Я должен болеть, а не Мэйзи. Это несправедливо. Это должен быть я, — его глаза были такими же стеклянными, как у Мэйзи, но из-за непролитых слез.

— О, Кольт. Нет, — мой желудок сжался при мысли о том, что мне придется пройти через это вместе с ним.

— Но ведь она пришла на мою игру, верно? Это моя вина. Я сильнее ее. Это должен быть я. Почему это не я?

Я притянула его к себе и крепко прижала к груди, обнимая.

— Это не из-за тебя. Все, что привело бы к такой лихорадке, заняло бы гораздо больше времени. Ты понимаешь? Это не твоя вина. Благодаря тебе мы можем отвезти ее к врачу. Ты у нас герой, малыш.

Он кивнул, прижавшись к моей шее, и я почувствовала крошечные струйки влаги прямо перед тем, как он захрипел. Я гладила его по спине, пока не услышала позади себя шум мотора, а потом отстранила Кольта, чтобы посмотреть на него.

— Скажи мне, что ты понимаешь.

— Я понимаю, — сказал он, вытирая следы слез. Он выпрямил свой маленький позвоночник. Он выглядел таким маленьким и в то же время таким взрослым.

— Мне жаль, что я должна уйти, но я должна, малыш.

— Я знаю, — кивнул он. — Пожалуйста, помоги ей.

— Помогу, — я поцеловала его лоб. — Я люблю тебя, Кольт.

— Люблю тебя, мама.

— Она на заднем сиденье, — сказал Бекетт прямо за моей спиной.

— Вот, — сказала Хэйли, выбежав на крыльцо с коробкой сунув ее мне в руки.

— Лед, бутылки с водой, мочалки, мотрин, ваша обувь, зарядное устройство для мобильного, сумочка и еще кое-что.

— Спасибо, — сказала я, обнимая ее одной рукой. — Я буду держать тебя в курсе, — я сбежала с крыльца и забралась в кузов грузовика Бекетта, и меня тут же окружил запах чистой кожи и Бекетта. — Ты можешь сесть? — спросила я Мэйзи, которая как раз пристегивала ремень безопасности.

— Нет.

— Хорошо, иди сюда, — я усадила ее на среднее сиденье, защелкнула ремень безопасности, а затем попросила ее лечь ко мне на колени.

Безопасность на дороге соблюдена? Нет. Но рак уже делал все возможное, чтобы убить моего ребенка, поэтому мне оставалось только верить, что мы не добавим автомобильную аварию к списку моих недавних трагедий.

Выглянув в окно, я увидела Бекетта, сгорбившегося на уровне Кольта. Он притянул его к себе и крепко обнял, заключив крошечного Кольта в свои массивные объятия. Быстро перекинувшись парой слов с Хавок, он направился в мою сторону. Он прошел в свете фар, затем открыл водительскую дверь, забрался внутрь и закрыл ее одним плавным движением.

— Девочки, вы в порядке? — он поправил зеркало заднего вида, чтобы видеть нас, а не дорогу, когда выезжал на круговую подъездную дорожку.

— Мы в порядке, — сказала я ему, не в силах подобрать других слов, чтобы описать это. Все ли со мной в порядке? А с Мэйзи? Нет. Но я постаралась взять себя в руки.

— Хорошо, — он свернул на главную дорогу «Солитьюда». В это время было так тихо. Там, где я обычно была поглощена шумом детей, радио, собственными мыслями, сейчас был только звук шин Бекетта по черному асфальту. Ровный и уверенный.

Положив голову Мэйзи себе на колени, я потянулась к коробке, стоявшей у моих ног, и достала оттуда мочалку и бутылку холодной воды, которая, очевидно, только что была взята из холодильника.

— Думаешь, ты сможешь выпить немного? — спросила я ее.

Она покачала головой.

Когда мы подъехали к воротам «Солитьюд», глаза Бекетта встретились с моими в зеркале заднего вида.

— Есть возражения против того, чтобы я нарушил несколько правил дорожного движения? — спросил он, сворачивая на дорогу.

— Никаких, — он нажал на газ, и грузовик рванул с места.

— Ты знаешь дорогу?

— Элла, ты мне доверяешь? — перебил он.

Учитывая, что в данный момент я держала свою больную дочь в кузове его грузовика, пока он вез нас в ночь, я бы решила, что ответ очевиден. Да. Именно к этому он и вел.

— Я доверяю тебе.

— Просто позаботься о Мэйзи и позволь мне отвезти вас туда.

Я кивнула и принялась за работу, наливая воду на мочалку и протирая ее.

У Бекетта есть задача, а у меня — Мэйзи.

***

— Линия внутривенного катетера Мэйзи инфицирована, и у нее признаки сепсиса, — сообщил нам врач шесть часов спустя.

Я тут же засуетилась, встав у изножья кровати дочери, где она крепко спала.

— Ни за что. Я держу эту штуку в чистоте, насколько… ну настолько это возможно, — мой мозг выдал бы более остроумный ответ, если бы я не спала всего лишь около двух часов. — Я беру мазки, держу ее завернутой, проветриваю, делаю все, что говорят врачи.

Врач скорой помощи средних лет понимающе кивнул.

— Уверен, что так и есть. Мы не увидели никаких внешних признаков инфекции, что случается, когда инфекция зарождается не в коже. Не корите себя. Такое бывает. Но нам нужно лечить ее немедленно. Это значит, что нужно перевести ее в отделение интенсивной терапии и начать давать антибиотики.

Я обхватила руками живот и посмотрела на Мэйзи. Она все еще была раскрасневшейся от жара, но температуру удалось сбить до 38, и она была подключена к капельнице.

— Сепсис? Неужели я не догадалась?

Доктор протянул руку и слегка сжал мое плечо, пока я не посмотрела на него.

— Вы бы не догадались. Ей очень повезло, что у нее поднялась температура и вы так быстро доставили ее сюда.

Я посмотрела на Бекетта, который стоял рядом с кроватью Мэйзи, прислонившись к стене и держась одной рукой за ее каркас, словно собирался уничтожить всех драконов, которые посмеют приблизиться. Мне не повезло, что я привезла ее сюда, но мне повезло, что Бекетт был за рулем. Что он был со мной, когда поднялась температура. Я бы никогда не смогла сэкономить полчаса времени на дорогу, как это сделал он.

— Сепсис. Значит, инфекция у нее в крови, — я пыталась вспомнить все, что прочитала за последние семь месяцев, чувствуя себя так, будто меня только что бросили на выпускной экзамен по предмету, о котором я и не подозревала. У нее было низкое давление, я знала это по показаниям мониторов, а ее дыхание было немного затрудненным. Второй этап.

— Ее органы?

У него было такое выражение лица, которое бывает у врачей, когда они не хотят сообщать плохие новости.

— Ее органы? — повторила я, повысив голос. — У нее шесть недель после операции, и врачи потратили двенадцать часов, чтобы спасти ее почку, так что не могли бы вы сказать мне, не было ли это все напрасно?

— Нам нужно посмотреть, как она отреагирует на антибиотики, — его голос перешел на успокаивающий тон матери больного пациента.

В моей голове раздался громкий, как церковный колокол, сигнал тревоги, и мой желудок опустился.

— Насколько я должна быть обеспокоена?

— Есть о чем беспокоиться, — он не моргнул, не смягчил ни выражения лица, ни тона. И это напугало меня еще больше.

Следующий час прошел как в тумане. Нас перевели в отделение интенсивной терапии, где нас приняли. Мне надели браслет с информацией о Мэйзи, и я кивнула, когда меня спросили о Бекетте, когда я копалась в своей папке с ее историей и информацией о страховке. Поскольку мы часто посещали онкологический центр, у них все было в архиве, и я могла отложить папку. Пока они не начали вводить антибиотики внутривенно, тогда я снова взяла ее в руки и принялась писать заметки.

— Мы уберем катетер? — спросила я у врача, отсканировав его бейджик. Доктор Петерсон. Бекетт придвинулся ко мне, тихо, но уверенно.

Доктор пролистал свой iPad, прежде чем ответить.

— Нам нужно взвесить все за и против. В большинстве случаев сам катетер не представляет опасности, и если мы его удалим, то возникнут осложнения, связанные с установкой другого.

— Он идет прямо к сердцу.

— Да. Но мы начали агрессивные антибиотики и следим за ней, особенно за поступлением и выходом жидкости.

— Функция почек, — предположила я.

Он кивнул.

— Нам нужно дать шанс лекарствам. Если улучшений не будет, нам придется удалить катетер.

— Так что пока мы ждем.

— Мы ждем.

Я кивнула, пробормотала слова благодарности или что-то в этом роде и села в кресло рядом с кроватью Мэйзи. Ждать. Просто ждать. Это было все, что я могла сделать.

Как обычно, я была бессильна, а моя шестилетняя дочь боролась за свою жизнь. Насколько это было справедливо? Почему на ее месте не могла быть я? С капельницами, катетерами и мониторами? Почему она?

— Может, я принесу нам кофе? — предложил Бекетт, остановив мое движение.

— Это было бы здорово. Спасибо, — я слабо, принужденно улыбнулась, и он отправился на поиски кофеина.

Капельница была моим спутником, а мониторы издавали успокаивающий писк при каждом ударе сердца. Ее давление было опасно низким, и я быстро привыкла смотреть на экран, когда на него поступали новые данные.

Ждать. Это и был курс действий. Ждать.

Зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть, и я быстро достала его, чтобы ответить, когда увидела, что в списке контактов высветилось имя доктора Хьюз.

— Доктор Хьюз? — ответила я.

— Привет, Элла. Мне позвонили, что Мэйзи госпитализировали в Монтроуз, как у вас дела? — в ее голосе слышалось приятное дыхание чего-то знакомого.

— Они ввели вас в курс дела?

— Да. Я как раз сейчас еду туда.

— Вы здесь, в Монтроуз? Я думала, вы пробудете в Денвере еще неделю или около того, — я пролистала папку, чтобы найти календарь с расписанием приема доктора Хьюз.

— Эти выходные выпадают на День памяти, поэтому я приехала, чтобы провести выходные с родителями.

Мое облегчение от того, что она здесь, уступало лишь чувству вины.

— Я бы не хотела, чтобы вы отказывались от своих выходных.

— Ерунда. Я буду там примерно через полчаса. Кроме того, это даст мне повод не слушать мнение мамы о платьях подружек невесты. Ты делаешь мне одолжение, клянусь.

— Вы выходите замуж? — как я могла этого не знать?

— Через шесть месяцев, — сказала она, и улыбка засияла в ее голосе. — Я скоро буду там, просто держись крепче.

Мы повесили трубку, когда вошел Бекетт со знакомым бело-зеленым стаканчиком.

— Ты Бог среди людей, — сказала я, взяв чашку, держа ее между ладонями, надеясь, что тепло передастся моей коже и разбудит мои нервы. В последнее время мне казалось, что оцепенение — это мое привычное состояние.

— Я буду приносить тебе кофе чаще, — пообещал он, пододвигая стул, чтобы сесть рядом со мной. — Как она?

— Без изменений. Не знаю, чего я жду. Мгновенных результатов? Чтобы она волшебным образом исцелилась от инфекции, которую я никогда не видела? Как я вообще могла не заметить?

— Потому что ты не ходячий анализ крови. Ты должна быть немного помягче к себе, Элла. Если доктор сказал, что этого никак нельзя было предвидеть, значит, ты должна ему поверить. Обижайся на себя за выбор бейсбольной команды или за то, что на две тысячи миль просрочила замену масла, но не за это.

— Что не так с «Рокиз»?

Он пожал плечами.

— Ничего, если тебе нравится проигрывать.

— Эй, это же родная команда, а я не фанат со слабым характером.

— Вот что мне в тебе нравится, — с улыбкой сказал он, наблюдая за Мэйзи. — У тебя есть непоколебимая преданность даже команде, которая явно отстой.

— Только потому, что ты фанат «Метс». Я указала на его бейсболку.

— Виноват, — он посмотрел на меня и подмигнул, и тут же стало ясно, он отвлек меня от самобичевания.

Я покачала головой и вздохнула, благодарная за кофе и за ту долю секунды, что у меня была, чтобы очистить голову от ненависти к себе, которая не принесет Мэйзи ничего хорошего.

— Мне страшно.

— Я знаю, — его рука накрыла мою, которая лежала на моих коленях.

— Это плохо.

— Да, — его простое признание значило больше, чем любая благонамеренная банальность. С Бекеттом мне не нужно было делать храброе лицо или улыбаться, когда кто-то говорил мне, что уверен, что с Мэйзи все будет хорошо, хотя на самом деле ничего подобного не знал. С этим человеком я могла быть предельно откровенной.

— Я не хочу хоронить свою дочь, — я наблюдала за тем, как поднимается и опускается ее грудь под больничным халатом с узорами. — Я не знаю, как планировать подобное или даже думать об этом. Я не знаю, как смотреть на Кольта и говорить ему, что его лучший друг… — мое горло сжалось, не давая остальным словам вырваться наружу, в чем они так отчаянно нуждались. Я так долго держала их в себе, что они стали казаться еще сильнее, словно я кормила монстра, пряча его подальше.

Бекетт сжал мою руку. Все в нем было огромным, включая эти длинные, сильные пальцы, которые держали мою руку с такой силой и заботой.

— С того момента, как мне сказали ее шансы, я отказывалась планировать это. Потому что планировать это, было равносильно признать поражение, как будто я уже отказалась от нее. Поэтому я не стала этого делать. Я просто отказывалась верить, что такое возможно. А потом…. — я закрыла глаза, когда воспоминания нахлынули на меня, пронзив таким острым горем, что я едва не истекала кровью. Опускание гроба. Пушки с берега. Суровое лицо солдата, протянувшего мне свернутый флаг. — Потом я похоронила Райана. Что за Бог так поступает? Забирает твоего единственного брата и при этом думает о том, чтобы забрать твою дочь?

Большой палец Бекетта провел по костяшке моего пальца, но он промолчал. Он ничего не мог сказать — мы оба это знали.

— Ты был в ярости? Когда он умер? — спросила я, отрывая взгляд от Мэйзи, чтобы посмотреть на Бекетта.

Его взгляд переместился вниз.

— Да.

— На Бога, — предположила я.

— На себя. На каждого солдата в нашем подразделении, который не спас его, не получил ту пулю. На правительство за то, что оно послало нас туда. На… — он сглотнул. — …Повстанцев, которые спустили курок. На всех, кто жил после его смерти.

— Как ты это пережил? — он был так спокоен, как озеро в пять утра, пока ветер не потревожил его поверхность.

— С чего ты решила, что это так? — его глаза встретились с моими, и я увидела в них боль, которую он тщательно скрывал. Насколько глубокой она была? Сколько вреда было нанесено ему за эти годы?

Бекетт Джентри знал обо мне почти все, что только можно было знать, и все же я ничего не знала о нем. Потому что я не спрашивала? Потому что я была так поглощена Мэйзи? Кольтом? Потому что втайне не хотела знать?

— Иногда мне кажется, что я не знаю тебя по-настоящему, — тихо сказала я.

Уголок его рта приподнялся в кривой полуулыбке.

— Может, ты и не знаешь многого о моем прошлом, но поверь, ты знаешь меня настоящего, а это гораздо важнее.

Прежде чем я успела задать ему еще один вопрос, дверь открылась, и вошла доктор Хьюз. На ней были джинсы и блузка, а также стандартный белый халат.

— Привет, Элла.

— Доктор Хьюз, — ее имя прозвучало с облегчением.

— Как дела? — она взяла в руки карту, лежащую на краю кровати.

— Мы ждем, когда лекарства подействуют или не подействуют, — откажут органы Мэйзи или нет. Будет она жить или умрет.

— Многообещающе, — сказала она, приподняв брови.

— Виновата, — ответила я.

Она посмотрела на Бекетта, а затем на наши соединенные руки.

— А, это Бекетт Джентри, — сказала я, освобождая руку и похлопывая его по плечу. Отстой.

— Он… — черт возьми, кто он? Как я должна его представить? Он не был моим парнем. Этот парень даже не поцеловал меня, хотя был рядом двадцать четыре на семь.

— Я лучший друг ее покойного брата, — объяснил он, вставая и подавая руку. — Как я понимаю, вы — специалист по нейробластоме Мэйзи. Она вас обожает.

Доктор Хьюз пожала ему руку и улыбнулась.

— Что ж, я, конечно, рада это слышать. Мэйзи — моя любимица. И я рада познакомиться с вами, мистер Джентри. Элла определенно нуждалась в поддержке. Я рада, что она ее получила.

— Я буду здесь до тех пор, пока она во мне нуждается, — он ответил на вопрос, который она не задала, и ее глаза стали мягкими.

Еще одна пылинка.

Затем мы перешли к делу. Она задала несколько вопросов и проверила карту Мэйзи на предмет последних анализов. Она слушала ее дыхание, проверяла капельницы и следила за давлением.

— Насколько мне нужно волноваться? — спросила я, зная, что она не станет меня запугивать.

Она глубоко вздохнула и снова пролистала карту.

— Я не знаю и не могу сказать, пока мы не увидим, как она реагирует на лекарства. Могу сказать, что сейчас ей гораздо лучше, чем было бы через несколько часов. Вы спасли ей жизнь.

— Кольт спас, — мягко сказала я.

— Эти двое, — она слегка хихикнула. — Одна душа, разделенная между двумя телами.

— Он сказал, что услышал ее плач во сне, — сказал Бекетт. — Проснувшись, он зашел в ее комнату и обнаружил, что она горит.

Я повернула голову в его сторону, размышляя, когда Кольт… Когда я была в грузовике, а Бекетт разговаривал с Кольтом на крыльце. Благодарность, которую я испытывала к Бекетту за его связь с Кольтом, немного сменилась ревностью к тому, что он знает моего сына так, как не знала я.

Потому что Бекетт был рядом чаще, чем я.

— Что дальше? — спросила я, желая забыть об этом.

— Это займет несколько часов, но как только мы убедимся, что лекарства работают…

— Не с этим. С лечением. Заглядывать наперед и все такое, — я не хотела думать о том, что не могла контролировать. Я хотела сосредоточиться на том, что могла. Что исследовать дальше, к чему ее готовить. С этим я могла справиться.

Доктор Хьюз кивнула, как будто поняла, а затем села на последний пустой стул в комнате, облокотившись на маленький столик.

— Мы должны были встретиться на следующей неделе, — сказала она.

— Верно.

— Ты уверена, что хочешь сделать это сейчас?

Я посмотрела на свою маленькую девочку, сражающуюся в битве, в которой я не могу взять в руки меч, вместо этого у меня был другой фронт.

— Да.

— Последний курс химиотерапии не прошел так, как мы надеялись. Удаление опухоли — это хорошо, но, если ее костный мозг все еще был поражен раком, могла вырасти еще одна опухоль. Мы отрезали верхушку дерева, но корни все еще были живы и боролись.

— У нее развивается устойчивость к химиотерапии?

Рука Бекетта снова нашла мою, и я сжала ее. Крепко.

— Это возможно. Мы обсуждали лечение с помощью другого препарата, и я думаю, что это наш лучший вариант, — она наклонилась и достала из сумочки брошюру, положив ее на стол. — Я принесла информацию об испытаниях, — она посмотрела на Бекетта, и я поняла, почему.

— Вы можете говорить об этом при нем. Все в порядке, — до сих пор единственными людьми, которые знали, как обстоят мои дела с финансами, были Ада и доктор Хьюз. И возможно сотовая компания, которая привыкла к тому, что я постоянно плачу с опозданием на месяц.

— Суд покроет некоторые аспекты, но не все, и единственная больница в Колорадо, располагающая возможностями для этого — детская больница Колорадо. Она бросила на меня понимающий взгляд.

Стоимость была астрономической, и у меня не было возможности покрыть ее наличными. Но я подумаю об этом позже.

— Подайте документы, и мы ее туда поместим.

— Хорошо. Это должно произойти в ближайшее время.

***

— Расскажи мне об этом препарате, — попросил Бекетт семь часов спустя, когда мы ужинали в маленькой столовой. Мэйзи спала наверху, ее давление скакало, температура была высокой.

Один раз она проснулась и попросилась в туалет, отчего я чуть не расплакался от облегчения. Ее почки все еще функционировали.

Я отодвинула безвкусную жареную курицу на край тарелки. Почему вся больничная еда была безвкусной? Потому что она должна быть мягкой для желудка? А может, я ошибалась, и это было не так, может я настолько онемела, что не могла почувствовать вкус. Может, вся больничная еда была очень вкусной, а я просто была слишком озабочена, чтобы заметить это.

— Элла, — мягко сказал Бекетт, отрывая меня от моих мыслей. — Препарат?

— Верно. Это относительно новый метод лечения нейробластомы, при котором химиотерапия присоединяется к облучению, направленному на саму опухоль. Это довольно удивительная вещь, и ее могут делать только в восемнадцати больницах по всей стране, одна из которых находится в Денвере.

— Это невероятно. В той же больнице, где оперировали Мэйзи?

— Да, — я смотрела на картофельное пюре, потеряв дар речи, когда Бекетт стал запихивать в себя вилку за вилкой.

— Как ты это ешь?

— Проведи десять лет в армии. Ты будешь удивлена тем, что отлично подойдет для ужина.

И тут меня посетила мысль, которая вынудила меня потянуться за вилкой.

— Есть ли недостатки у этого препарата?

— Исследование не покрывается моей страховкой, — и вот он, вход в кошмар, которым были мои финансы.

— Ты шутишь, — он пару раз моргнул, словно ожидая, что я изменю свой ответ. — Скажи мне, что ты шутишь, Элла.

— Нет, — я откусила кусочек курицы, зная, что мне нужны калории, независимо от того, откуда они взялись.

— Так что же нам делать? — когда он наклонился вперед, прямо над его носом появились две линии.

— То же что и раньше. Думать, как за это заплатить, — я пожала плечами, откусив еще кусочек, когда поняла, что он сказал. Что нам делать? Нам. Не мне. Нам. Мне удалось сглотнуть, прежде чем я стала похожа на идиотку с куриной ножкой во рту.

— Что ты имеешь в виду, говоря, «как заплатить»? Сколько они уже покрыли? — его тон был спокойным и ровным, но немного пугающим.

Я пожала плечами и потянулась за рулетом.

— Я изо всех сил стараюсь не сорваться, так что если бы ты ответила, это бы мне очень помогло.

Я перевела взгляд с булки на его грудь, на вены, вздувшиеся на шее — да, он был взволнован, но его глаза. Они многое рассказали.

— Почему ты ничего не сказала?

— Потому что это не твое дело!

Он отшатнулся назад, как будто я дала ему пощечину.

— Извини, но это тебя не касается, — я смягчила свой тон, насколько это было возможно. — И что бы я сказала? Эй, Бекетт, ты знаешь, что в прошлом году я рискнула здоровьем своих детей? Что моя страховка не покрывает и половины того, что нужно Мэйзи? Что я потратила всю страховку Райана, чтобы сохранить жизнь своему ребенку?

— Да, ты могла бы начать с этого, — он провел рукой по волосам, сцепив руки на макушке.

— Начни с того, что скажи, насколько сильно ты влипла?

— Очень сильно.

Мы вели молчаливую войну, каждый пытался заглянуть в глаза другому. Через несколько ударов сердца я сдалась. Это он пытался помочь, а я просто упрямилась ради личного пространства, которое мне на самом деле не нужно.

— Больница в Денвере, где ей сделали операцию, не входит в страховку. Это значит, что, когда она посещает доктора Хьюз, или когда ей делают операцию, или когда проходит лечение, все это не покрывается моим страховым полисом.

— Это…? И что теперь?

— Я справляюсь. Но этот препарат не покрывается страховкой. Или пересадка стволовых клеток, которую доктор Хьюз уже предложила.

— Так какие есть варианты?

— В финансовом плане?

Он кивнул.

— Я не могу претендовать на государственную помощь, не тогда, когда имею «Солитьюд». В первый месяц ее лечения у меня закончились сбережения, а ее операция уничтожила последнюю страховку Райана. В прошлом году я заложила «Солитьюд» под ремонт, так что это тоже не вариант. Даже продажа недвижимости сейчас едва ли позволит покрыть расходы. Так что мне остается стать супер-тайным грабителем банков или раздеваться в Интернете для сайта singlecancermoms.com.

— Это не смешно.

— Я не смеюсь, — на мгновение между нами воцарилось молчание, пока он переваривал сказанное мной. Он медленно пережевывал, словно обдумывал мои слова. — Послушай, я не единственная, с кем такое случается. Страховые компании постоянно отказывают в лечении. Или советуют выбрать менее дорогие варианты, которые они покроют. Незапатентованные лекарства, другие больницы, альтернативные методы лечения и тому подобное. Есть планы оплаты и гранты для тех, кто может на них претендовать, а некоторые испытания покрывают расходы на лекарства.

— Есть ли альтернатива этому препарату?

— Нет.

— А если она не получит его?

Моя вилка ударилась о тарелку, и я медленно перевела взгляд на него.

— А если она не будет реагировать на этот препарат?

Мускулы на его челюсти напряглись, а глаза стали жесткими. Это был не тот парень, который нежно завязывал бутсы моему сыну или обнимал мою дочь. Это был парень, который зарабатывал на жизнь убийством людей.

— Ты хочешь сказать, что жизнь Мэйзи находится в руках не только врачей… но и страховой компании? Они решают, жить ей или умереть?

— Не так многословно. Они не решают, может ли она пройти лечение, а лишь оплачивают его. Остальное — на мне. Именно я должна посмотреть на ее врачей и сказать, могу ли я позволить себе такую цену за жизнь моей дочери.

На его лице промелькнул ужас, этот парень видел и делал такое, что мне, наверное снилось бы в кошмарах.

— Неплохо закручено, да? — спросила я с насмешливой улыбкой.

— И сколько же?

— Какая часть тебя интересует? Двадцати тысячедолларовые химиотерапии, которые она проходит раз в месяц? Сто тысячедолларовая операция? Лекарства? Поездки?

Он выдохнул, опустив руки на колени.

— Сколько стоит препарат?

— Наверное, пятьдесят тысяч, плюс минус. Но это жизнь Мэйзи. Что я должна сказать? Нет? Пожалуйста, не спасайте моего ребенка?

— Конечно, нет.

— Именно. Так что я что-нибудь придумаю. Вероятно, ей понадобится два курса этого препарата, а затем пересадка стволовых клеток — в среднем около полумиллиона.

Он побледнел.

— Полмиллиона долларов?

— Да. Рак — это бизнес, а бизнес — это хорошо

Он отодвинул свою тарелку.

— Кажется, у меня пропал аппетит.

— И ты удивляешься, почему я худею, — пошутила я.

Он не рассмеялся. На самом деле он ответил мне не более чем односложно, пока мы шли обратно наверх. Я почти чувствовала себя виноватой за то, что выплеснула на него все, но мне было приятно поделиться всем этим, признать, что многое из этого было несправедливо.

Он просидел рядом со мной всю ночь, ни разу не пожаловавшись на стулья или мониторы. Он следил за каждым уровнем, как ястреб, пролистывал брошюры, люди ходили по коридору снаружи. Он переписывался по FaceTime с Кольтом и Хавок, приносил кофе и читал папку Мэйзи, которая на данный момент была для меня более личной, чем дневник. Он придвинул свой стул как можно ближе к моему, и когда я заснула около полуночи, то легла на его плечо. Бекетт был всем, в чем я отчаянно нуждалась последние семь месяцев. Что я буду делать, когда он неизбежно уедет? Теперь, когда я знала, каково это, иметь кого-то вроде него в такие моменты, в его отсутствие будет в тысячу раз труднее.

Проснувшись, я обнаружила, что Бекетт стоит у кровати Мэйзи. Он смотрел на меня с огромной ухмылкой, когда вошел доктор.

Спотыкаясь, я поднялась на ноги, протерла глаза от сна и ахнула. Мэйзи сидела, широко улыбаясь и смотрела на меня ясными глазами.

— Привет, мама!

Быстро моргнув, я посмотрела на мониторы, прежде чем ответить. Давление снова поднялось, температура снизилась, уровень кислорода повысился. Моя рука метнулась прикрыть рот, колени подкосились, но Бекетт поймал меня за талию и притянул к себе, не пропуская ни одного движения.

— Привет, малышка. Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, — ответила она.

У меня задрожали губы, когда я оглянулась на доктора, который перелистывал карту, слушая доклад другого врача. Было семь пятнадцать утра. Ночная смена сменилась дневной, пока я спала.

— Ну? — спросила я.

— Похоже, лекарства работают. С ней все будет в порядке.

Я уткнулась лицом в грудь Бекетта, пока не потеряла его из виду на фоне Мэйзи. Он обнял меня, и я глубоко вдохнула его запах. Я буквально выдыхала свой страх и вдыхала его.

— Ты слышала это, Мэйзи? Похоже, кто-то все же сможет пойти в школу, — пошутил Бекетт, и его голос зазвучал для моего сердца приятным шелестом.

Он привез нас сюда, заботился обо мне, о Мэйзи, о Кольте. Он перевернул всю свою жизнь, чтобы поселиться по соседству. Он был непоколебим каждый раз, когда я клялась, что не нуждаюсь в нем, и в тот момент, когда я в нем нуждалась, без малейшего намека на «я-тебе-говорил».

Я сделала последний вдох и обернулась к доктору, который удовлетворенно кивнул мне в знак того, что работа сделана хорошо.

— Мы оставим ее здесь, в отделении интенсивной терапии, еще на день, чтобы убедиться, что с ней все будет хорошо, а затем переведем в педиатрию на несколько дней для наблюдения. Лучше перестраховаться.

— Спасибо, — других слов не нашлось.

— У вас тут маленький боец, — сказал доктор и ушел, оставив нас троих наедине.

— Я не вижу Кольта, — тихо сказала Мэйзи, оглядывая свою кровать.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, о чем она говорит.

— Прости, мы так быстро уехали, что я не подумала взять его, — медведь, по-видимому, остался на кровати Кольта, одинокое розовое пятно в море голубого цвета.

— Не волнуйся, мы попросим твою маму взять его, когда она завтра ненадолго заедет домой. Звучит неплохо? — предложил Бекетт.

— Что? Я вернусь домой? — нет, черт возьми, я не собиралась оставлять свою дочь.

— Да, — сказал он, кивнув. — Если ты уедешь к десяти, то сможешь добраться до дома, принять душ и попасть на выпускной Кольта к двум.

Выпускной в детском саду Кольта. У меня перехватило дыхание, и я перевела взгляд с Бекетта на Мэйзи. Как я могла оставить ее здесь? Как я могла пропустить выпускной Кольта? Конечно, это было немного глупо, но я знала, как это важно для него. Как я могла оставить ее здесь, когда она должна была идти по сцене вместе с ним? Как все это было несправедливо.

Бекетт обхватил мои щеки, остановив битву в пинг-понг с моей концентрацией.

— Элла. Она стабильна. Ее скоро выпишут из реанимации. Я более чем способен побыть с ней несколько часов. Ты должна быть рядом с Кольтом. Позволь мне сделать это. Перестань разделять себя на две части и позволь мне помочь. Пожалуйста.

— Да, мама. Ты должна идти. Я не хочу, чтобы Кольт грустил, — добавила Мэйзи.

— У меня нет возможности уехать обратно.

— Ты возьмешь мой грузовик.

Подождите. Что? Грузовики были священны для парней. С таким же успехом он мог предложить свою душу на блюдечке.

— Твой грузовик.

— У тебя ведь есть водительские права, да? — пошутил он.

— Ну, да.

— Тогда решено. Ты заберешь «Розового Кольта», когда завтра поедешь домой. А пока мы с Мэйзи посмотрим фильмы и пообщаемся. Что скажешь, Мэйзи? — он посмотрел на мою дочь.

— Да!

— Ты уверен? — спросила я.

— Абсолютно, — он взял мои руки и прижал их к своей груди.

— Я клянусь.

Сладчайшее чувство зародилось в моей груди, а затем поселилось глубоко в животе. Оно распространялось по всему телу, пока клянусь не стало пощипывать кончики пальцев.

— Сделай много фотографий, хорошо?

— Хорошо, — ответила я, сосредоточившись на переполнявших меня эмоциях.

Это должно быть просто увлечение, верно? Кто бы не влюбился в этого мужчину? Так оно и было, потому что я ни за что на свете не могла влюбиться в Бекетта.

Абсолютно ни за что.

Он повернулся и улыбнулся Мэйзи, и эта маленькая белая полоска на его запястье кричала громче, чем мой мозг мог отрицать. Потому что в то время, как моя голова была в панике в субботу вечером, сосредоточенная на записях, врачах и осмотре, мое сердце заявило, что этому человеку можно доверять. Мое сердце подписало эту бумагу, пока моя голова была занята другими делами. Этот человек был в моей жизни. И в жизни Кольта. И, безусловно, в жизни Мэйзи.

Ведь на браслете было написано ее имя.

О Боже. Я была влюблена в него.