Последнее письмо

Глава двадцать вторая

Элла

Этого не могло быть. Я просто отказывалась верить, что все это реально. Но на столе лежали мои письма, а также фотографии и записки, которые дети присылали Хаосу.

Бекетту.

Я посмотрела еще раз, чтобы убедиться, что не сошла с ума. Нет. Только мое сердце.

— Как? Почему? Ты же сказал мне, что он мертв! — cлова вылетали без всяких раздумий. Может быть потому, что я не хотела этого слышать. Я не хотела, чтобы мой маленький стеклянный пузырь счастья разбился.

— Я никогда этого не говорил. Я сказал тебе, что если ты будешь знать, что случилось с Райаном и со мной, тебе будет еще больнее чем сейчас, — его руки вцепились в спинку стула. К счастью для него, ему было за что ухватиться, когда я находилась в свободном падении.

— Как? Если ты жив! — крикнула я. — Как ты мог позволить мне думать, что ты мертв? Почему ты так со мной поступил? Это что, какая-то шутка? Боже, ты знал обо мне все, когда появился… Почему, Бекетт?

Почувствовав напряжение, Хавок встала, но села рядом со мной, а не с Бекеттом.

— Это не шутка — и никогда ею не было. Я не сказал тебе, потому что знал, как только ты поймешь, кто я и что произошло, ты меня вышвырнешь. Заслуженно. И когда ты неизбежно это сделаешь, я не смогу тебе больше ничем помочь. Я не смогу сделать единственное, о чем меня просил Райан, позаботиться о тебе.

— Мой брат. Все это было ради моего брата? Ты спал со мной из-за него? Просто чтобы удержать меня рядом? Чтобы я влюбилась в тебя? — как много между нами было лжи?

— Нет. Я влюбился в тебя задолго до смерти Райана.

— Не надо, — я отступила назад, нуждаясь в расстоянии и воздухе. Почему здесь не было воздуха? Грудь болела так сильно, что простое дыхание требовало усилий.

— Это правда.

— Нет. Потому что, если бы ты любил меня, ты бы никогда не позволил мне поверить, что ты мертв. Ты бы не оставил меня одну в самый худший момент моей жизни, и не появился бы через несколько месяцев в образе другого человека. Ты солгал мне!

— Да, я солгал. Мне так жаль, Элла. Я никогда не хотел причинить тебе боль.

Он выглядел убедительно искренним, но как он мог быть таким, если лгал мне в течение одиннадцати месяцев?

— Я оплакивала тебя. Я плакала, Бекетт. Эти письма были особенными для меня, ты был особенным для меня. Почему ты так поступил?

Он стоял молча, и мое неверие и шок превратились в нечто более темное и болезненное, чем я могла себе представить.

— Скажи мне, почему!

— Потому что из-за меня убили Райана! — его рев был гортанным и грубым, как будто признание вырвалось у него не по своей воле. Последовавшая за этим тишина была громче любого из наших голосов.

Хавок оставила меня, заняв место рядом с ним. Хавок и Хаос. Как же они идеально подходили друг другу.

— Я не понимаю, — наконец смогла сказать я.

Бекетт слегка наклонился и погладил Хавок по голове так, как я видела сотни раз. Это было не ради нее, а чтобы успокоиться самому. Она была его служебной собакой и собакой-терапевтом в одном лице.

— Помнишь, я рассказывал тебе, что убил ребенка?

— Да, — такое вряд ли можно забыть.

— Это было двадцать седьмого декабря. Ты говоришь себе, что ты хороший парень. Ты здесь, чтобы остановить террористов, вернуть мирным жителям страну, которую они заслуживают, что мы обеспечиваем безопасность нашей страны. Но видеть, как эта маленькая девочка умирает от моей руки… это что-то сломало во мне. Я не мог перестать думать о ней, о том, что я сделал или что я мог бы сделать по-другому, — он провел руками по лицу, но взял себя в руки.

Мое глупое сердце дрогнуло, несмотря на все, что он сделал. Я на собственном опыте убедилась, что эти кошмары сделали с ним. Остальное в нем могло быть ложью, но я знала, что это правда.

— Следующей ночью поступили новые разведывательные данные, и мы получили приказ. Половине отряда было поручено отправиться туда, в том числе и мне, но одна мысль о том, чтобы положить руку на оружие, буквально вызывала у меня рвоту. Я знал, что представляю опасность не только для себя и миссии, но и для своих братьев. Я подошел к Донахью и снял себя с позиции. Я знаю, что это звучит просто, но это не так. Это признание перед братьями, что ты не можешь быть с ними — что ты сломлен. Донахью согласился и сказал, что мне нужно несколько дней передышки, чтобы привести себя в порядок.

— Это понятно, — мягко сказала я.

— Не делай этого. Не нужно меня жалеть. Потому что, когда я сошел с дистанции, освободилось место, и Райан занял его.

Я дышала через боль, как научилась делать, когда умерли мама и папа. Все, чего я хотела с тех пор, как эти люди появились в дверях, это вернуть брата, но я бы хотела узнать, что с ним случилось. Теперь эта дверь была распахнута настежь, и я разрывалась между желанием знать и потребностью захлопнуть ее и продолжать жить в неведении.

— Он занял твое место, — одно только произнесение этих слов вызвало во мне поток эмоций. Гордость за то, что Райан сделал шаг вперед. Гнев за то, что он слишком часто подвергал себя опасности. Благодарность за то, что Бекетт выжил. Но грусть пересилила все. Я скучала по своему брату.

— Он занял мое место, — Бекетт сжал челюсти, сделав дрожащий вдох. — Во время миссии он отделился от остального отряда. Они добрались до цели, но Райан пропал. Судя по разговорам, его схватили.

Мои глаза обожгло знакомым жжением слез. Закрыв их, я вызвала в памяти воспоминания о Райане: он смеялся с детьми у озера, прыгая по камням. Он не стал учить их ловкости и просто устроил соревнование по брызгам. Живой. Здоровый. Целый. Я так крепко вцепилась в эту мысленную картину, что почти ощутила воду на своей коже. Затем я открыла глаза.

— Расскажи мне остальное.

Он покачал головой, сжимая кулаки.

— Ты не хочешь знать остальное.

— Ты потерял право говорить мне то, что по твоему мнению, мне нужно. Теперь говори, — это было похоже на мега-химиотерапию Мэйзи. Взорвать все одним мощным, мучительным ударом.

— Боже, Элла, — он посмотрел на потолок, затем на мои письма, а потом снова на меня. — Его пытали. Нам потребовалось три дня, чтобы найти его. Когда мне сказали, что он пропал, я взял себя в руки, и мы с Хавок отправились на поиски. Радиопереговоры, поиски… все они оказались безрезультатными после той первой ночи. Я даже искал в Интернете, думал, что если бы они его убили, то выложили бы это в сеть, — он зашипел. — Прости, этого не нужно было говорить.

— Все это нужно было сказать раньше.

Он кивнул.

— Ладно. Мы наконец-то получили информацию от группы детей, пасущих коз немного в стороне от города. Мы поехали туда, но к тому времени, как мы туда добрались, лагерь был пуст. Хавок… она нашла Райана примерно в пятидесяти ярдах от нас.

— Он был мертв, — догадалась я.

— Да, — его лицо исказилось, глаза метались из стороны в сторону, и я поняла, что он погрузился в воспоминания. — Да, он был мертв.

— Расскажи мне.

— Нет, это не поможет тебе уснуть, Элла. Поверь мне, тебя будут мучить кошмары. Мои кошмары.

Действительно ли я хотела знать? Поможет ли это хоть как-то? Не пожалею ли я, что упустила этот единственный шанс?

— Расскажи самое главное, — после этого я могла больше никогда не увидеть Бекетта, и никто в этом подразделении не собирался мне ничего рассказывать.

— Главное? В этом не было ничего НЕ главного, — выражение его лица менялось каждые несколько секунд: рот, морщина на лбу, напряжение в челюсти. — Мы нашли его раздетым до трусов и майки. Они… ужасно над ним поработали.

Первая слеза вырвалась наружу, окрасив мою щеку свежим, уродливым горем.

— Элла… — страдальческий шепот не был похож на тот, что я когда-либо слышала от Бекетта.

— Продолжай, — я моргнула, пустив по лицу еще одну струйку влаги, не потрудившись ее вытереть. Если Райан выдержал все это, значит, я могу плакать о нем, не заботясь о том, чтобы щеки были безупречно чистыми. — Они не позволили мне увидеть его. Сказали, что останки не подлежат осмотру.

— Он был убит выстрелом в затылок, а такое ранение…

— Его казнили.

— Да. Это наше последнее предположение. Они сделали это в спешке, когда услышали наше приближение, и… бросили его, когда убегали в холмы.

Я кивнула, от этого движения на одежду попала влага.

— Что дальше?

Он отодвинул кресло и рухнул в него, закрыв лицо руками. Я должна была чувствовать себя виноватой за то, что заставила его рассказать мне об этом. Но даже после того, через что он заставил меня пройти своей ложью, я чувствовала лишь необъяснимую связь с человеком, которого любила, который был рядом и помог моему брату. Странным, ужасным образом эта боль связывала нас узами, которые я одновременно боялась и отчаянно пыталась разорвать.

— Пожалуйста, Бекетт.

Его руки безвольно упали на колени, и он откинулся в кресле. Когда он посмотрел на меня, страдание было пропечатано в каждой черточке его лица и в потухших глазах.

— Он был без сознания, но теплый, и я перевернул его, думая, что смогу начать искусственное дыхание, но не смог. Там не было… — он покачал головой. — Я не могу. Я просто не могу, — его взгляд изменился, как будто он мысленно переместился туда.

— Прилетел вертолет, и мы его эвакуировали. Я взял его жетон, я знал, что он хотел, чтобы он был у тебя, и просидел с ним всю ночь пока не прилетел самолет, а потом Дженсен привез его домой к тебе. Меня посчитали слишком ценным для миссии, чтобы дать мне отпуск особенно, когда наша цель перешла к убийцам Райана.

— Вы нашли их? — не знаю, почему это кажется важным, на войне не бывает справедливости.

— Да. Нашли. И находим. Не спрашивай, — его глаза стали жесткими и опасными, и я снова увидела его — человека, который пережил все это. Я видела бурю в его глазах, видела, как сжимаются его кулаки. Это был Хаос. И когда-то я испытывала к нему настоящие, глубокие чувства.

— Ты получил другие письма? Те, что я отправила после? — мне нужно было знать. Они так и не были возвращены. Эти письма были свидетельством моей боли. Прочитал ли он их или просто выбросил?

— Да. Но я не мог заставить себя прочесть их. Не мог заставить себя взять в руки ручку и рассказать тебе о том, что произошло, да мне и не разрешали. Я влюбился в тебя, в эту невероятную женщину, которую даже никогда не видел. Я никогда раньше не чувствовал любви, не в таком смысле, и все, что я хотел сделать, это защитить тебя.

— Ставши призраком? Заставив меня думать, что ты умер вместе с моим братом?

— Не делая ничего, что могло бы принести хоть каплю боли в твою жизнь. Я ломаю все и всех, Элла. Вот почему меня называют Хаосом. Это прозвище дали мне задолго до армии, а когда я встал на защиту твоего брата в драке в баре и прозвище стало известно, оно прилипло и к нему. По праву. Я приношу разрушение везде, где бы ни был. Мы еще даже не познакомились, а я уже стоил тебе Райана. Последний оставшийся в живых член твоей семьи погиб, потому что я не смог собраться с мыслями, чтобы выполнить свою миссию. Из-за меня он умер. Ты хотела продолжать переписываться с человеком, из-за которого погиб твой брат? Может, мне стоило солгать тебе тогда? Ты не даешь второго шанса, когда дело касается твоей семьи, помнишь? Даже если бы я сказал тебе правду, и ты каким-то образом простила бы меня, продолжать переписку зная, что я стал причиной его смерти и что я могу стать следующим уведомлением, которое ты получишь? Я не мог этого сделать. Ты заслуживала того, чтобы прижечь эту рану и жить дальше.

— Жить дальше? — я ходила взад-вперед возле края стола, моя энергия внезапно стала слишком большой, чтобы сдерживаться. — У моей дочери только что обнаружили рак, мой брат умер, и у меня никого не было. Райан бросил меня, потому что должен был. Ты сам выбрал это.

— Для тебя было гораздо лучше думать, что я умер, чем знать, что человек, с которым ты так любезно общалась, виновен в смерти Райана.

— Иди к черту, — я повернулась и направилась к двери, но остановилась, не дойдя до выхода из гостиной. — Когда ты решил приехать сюда? Продолжить ложь?

— Донахью передал мне письмо Райана как раз перед тем, как я должен был уйти. Он хранит все наши последние письма. Я уже решил было остаться — мне больше ничего не оставалось. Но я прочитал письмо и понял, что должен приехать. Даже если это разорвет мою душу, быть так близко к тебе и не сказать тебе, кто я или что я люблю тебя, я должен был приехать. Из-за меня он погиб. Я не мог отказать своему лучшему другу в единственном, о чем он когда-либо просил меня.

— И ты решил солгать, — он вторгся в мою жизнь, в мое сердце, в каждую молекулу моего существования под ложным предлогом. — Зная, что сделал мой отец, что сделал Джефф, ты все равно решил солгать мне.

— Да.

Я прислонилась к стене, сердце требовало выйти за дверь и спасти все, что от него осталось, а мозг пытался найти ответ на любой вопрос, пока боль в сердце не поглотила меня. Так больно не было даже от ухода Джеффа, потому что я не любила его так. Я любила Бекетта так сильно, что поглощала даже самые маленькие кусочки и тени, которые скрывала от всех остальных. Даже любовь к моим детям была связана с тем, как я любила Бекетта, потому что он тоже любил их.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы рассказать мне? — я медленно повернула голову, каким-то образом найдя в себе силы посмотреть на него.

— С первого момента, как я тебя увидел, — признался он, прислонившись к краю кухонной стойки, той самой, на которой мы занимались любовью в первый раз. — Это всегда было на кончике моего языка, особенно когда ты спрашивала о Хаосе. Я видел, как тебе было больно, и часть меня задавалась вопросом, может быть, ты влюбилась в него так же, как я в тебя.

— И все равно ты позволил мне поверить, что он — ты… мертв.

— Я так ревновал к самому себе, удивляясь, почему ты открылась ему, когда он был всего лишь письмом, а у настоящего меня не было ни единого шанса. Я с самого начала знал, что если расскажу тебе, это приведет к тому моменту, который мы переживаем сейчас, когда ты неизбежно выкинешь меня из своей жизни, а это означало, что я не смогу сделать то, о чем просил Райан, и то, что нужно тебе. Ложь была единственным способом помочь тебе. Поэтому я смирился с тем, что никогда не стану для тебя чем-то большим, чем парень, которого прислал твой брат.

— А потом я влюбилась в тебя.

Глупое, глупое, наивное сердце.

— Ты подарила мне шанс на жизнь, о которой я и не мечтал. Ты показала мне, что значит иметь семью и людей, которые приходят на помощь, и я сделал все возможное, чтобы быть ближе к тебе. Я не могу выразить тебе благодарность за последние одиннадцать месяцев и не могу объяснить, как безмерно сожалею о том, что сделал с тобой и чего тебе стоил. Элла, ты последний человек, которому я хотел бы причинить боль.

— Но ты это сделал.

Эта боль была лавиной, несущейся на меня. Я ощущала грохот в своей душе, видела, как холодный снег осыпается на мой здравый смысл, и даже слышала предупреждающие сирены в своей голове. Я влюбилась в этого человека, а он лгал мне каждый день на протяжении последних одиннадцати месяцев.

Джефф обещал, что будет любить меня вечно. Он притворялся тем, кем не был, а потом ушел.

Райан обещал мне, что мы всегда будем заботиться друг о друге. Он ушел в армию и вернулся домой в гробу.

Мой отец пообещал, что всего лишь отправится в командировку на неделю или две… и больше не вернулся.

Бекетт… Хаос. О чем еще он солгал? Могу ли я верить всему, что он сказал за последний год? Врал ли он детям? Говорил ли он мне правду сейчас? Или только то, что, по его мнению, может вызвать мою жалость? Могу ли я поверить всему, что он скажет мне снова?

— Мне очень жаль. Я не жду от тебя ни прощения, ни даже понимания. Я ни в коей мере не достоин ни этого, ни тебя. И никогда не был.

Мое сердце заколотилось. Силы были на исходе, и мне нужно было убираться отсюда, пока я не сорвалась. Взгляд его глаз заставил меня приклеиться к полу. В нем не было ни мольбы, ни ужаса перед тем, что с нами происходит, только горестное принятие. Он всегда знал, что мы окажемся именно здесь. Но он все равно заставил нас пройти через это. Можно ли было как-то вернуться после этого? Я любила этого человека, а он любил меня. За это стоило бороться, верно? Но насколько ядовитыми мы будем, если когда-нибудь найдем способ преодолеть это? Я никогда не забуду его поступка — он всегда будет висеть над нами, как зловещая туча, источающая яд.

— Мне нужно задать тебе последний вопрос.

— Все, что угодно, — ответил он.

Как могло такое красивое лицо скрывать столько обмана?

— Все, что ты сделал, усыновление, наши отношения, выпускной Мэйзи, домик на дереве для Кольта, все это было из-за письма Райана? — я затаила дыхание, ожидая его ответа. Как бы больно он мне ни сделал, мне нужно было знать, что мы настоящие, что я не была такой глупой.

— Нет. Письмо Райана привело меня сюда. Без него я бы не приехал. Но все остальное, Элла, это все потому, что я люблю тебя. Потому что я люблю Кольта и Мэйзи. Потому что в этот короткий, сияющий миг вы были моей семьей, моим будущим и казалось, что это навсегда. Я не делал все это ради Райана. Я сделал это ради тебя. И ради себя.

Десять футов между нами тянулись бесконечно, но мне казалось, что это ничто, пока я обдумывала свой следующий шаг. Между нами было поровну любви и лжи, но мой гнев из-за его предательства затмевал все. Я все еще любила его, обе его стороны, но я никогда не смогу доверять ему снова. А без доверия что толку в любви? Как можно построить жизнь с кем-то, если приходится сомневаться в правдивости всего, что он говорит и делает?

— Этого недостаточно, — как только эти слова были произнесены, я почувствовала, как их истина зазвучала в моей душе. — Ты почти год смотрел мне в глаза и лгал. Я делилась с тобой всем, что у меня было, сердцем, душой, телом и даже семьей, а ты даже не смог честно рассказать о том, кто ты есть. Я не знаю, как это переварить. Я не знаю, какие части тебя, части нас являются ложью, а какие правдой. Я хочу быть сильной и сказать, что мы справимся с этим, потому что мы так любим друг друга, но я не думаю, что это возможно. Во всяком случае, не сейчас. У меня не осталось сил на это. Смерть Райана забрала их. Диагноз Мэйзи забрал их. Я должна была знать, что ты тоже заберешь, но я доверяла тебе, а теперь у меня не осталось ничего, что я могла бы отдать.

Опираясь на стену, я направилась к входной двери. Солнечный свет струился сквозь стекло, маня меня словно обещая, что если я смогу выбраться отсюда в целости и сохранности, то все будет хорошо. Потому что я должна была быть в порядке. У меня были Кольт и Мэйзи, о которых нужно было заботиться. У меня не было возможности развалиться на части, как какая-нибудь влюбленная девчонка. У меня не было роскоши простить Бекетта.

— Я понимаю, — его голос раздался прямо у меня за спиной, когда моя рука взялась за ручку двери. Я чувствовала его близость, то ощутимое электричество, которое всегда искрилось между нами и знала, что, если повернусь, он будет рядом. — Если тебе что-то понадобится, я буду здесь.

Мои глаза снова обожгло, но на этот раз это была не печаль по Райану, а по Бекетту. Чувство было похожим на осознание того, что я потеряла человека, которого любила больше всего.

— Думаю будет лучше, если ты уйдешь, — я сказала это прямо в сторону двери. Если бы Бекетт остался в Теллуриде, у меня было бы время снова влюбиться в него, а я не смогла бы пережить еще одну ложь. Я не могла быть сильной для своих детей, когда Бекетт ставил меня на колени, а они были на первом месте. Всегда. — Я распоряжусь, чтобы твои вещи были упакованы и отправлены сюда. Я не хочу тебя больше видеть.

Как будто я прижгла рану утюгом, каждый нерв в моем теле вскрикнул от боли, резкой и тошнотворной. Не дожидаясь его ответа, я вышла из дома не оглядываясь.