Последнее письмо

Глава четвертая

Элла

Письмо # 6

Элла,

Спасибо за печенье. И да, твой брат украл их, пока я был в душе. Думаю, он уже весит триста фунтов. Я думал о том, что ты сказала о гравитации. У меня никогда не было ничего, что привязывало бы меня к месту. Может быть, когда я пошел в армию, но это была скорее моя привязанность к моему подразделению. Пока я не встретил твоего брата, и нас не начали отправлять на миссии. К сожалению, я слишком люблю его, как и большинство в нашем подразделении. Но иногда он бывает настоящей занозой в заднице. Почему они называют меня Хаосом? Это долгая и нелепая история. Обещаю, когда-нибудь я ее тебе расскажу. Скажем так, она включает в себя драку в баре, двух очень злых вышибал и недоразумение между твоим братом и женщиной, которую он принял за проститутку. Она не была проституткой. Она была женой нашего нового командира. Упс. Может быть, я заставлю его рассказать тебе эту историю.

В последнем письме ты упомянула, что Мэйзи неважно себя чувствует. Доктора выяснили в чем дело? Не могу представить, как тебе тяжело. Как дела у Кольта? Он уже начал заниматься сноубордингом? Мне пора, нас собирают, и я хочу убедиться, что успею отправить это по почте.

Увидимся позже,

— Хаос

***

Единственными звуками в больничной палате были мысли, кричащие в моей голове, умоляющие выпустить их на свободу. Они требовали ответов, кричали, что найдут каждого врача в этой больнице и заставят их слушать. Зная, что в Теллуриде не станут искать глубже, я привезла ее в более качественную больницу в Монтроуз. Была уже почти полночь. Мы находились здесь с полудня, и оба ребенка крепко спали. Мэйзи свернулась калачиком на своей больничной койке, где ее почти не было видно, а несколько проводков передавали ее показатели на мониторы. Слава Богу, они отключили непрерывный писк. Мне было достаточно просто видеть ритм ее сердца.

Кольт растянулся на диване, положив голову мне на колени, его дыхание было глубоким и ровным. Хотя Ада предложила отвезти его домой, он отказался, особенно когда Мэйзи смертельной хваткой вцепилась в его руку. Они никогда не выносили долгой разлуки. Я провела пальцами по его светлым волосам, такого же почти белого оттенка, как у Мэйзи. Как похожи их черты лица. И насколько разными были их маленькие души.

Дверь с тихим щелчком приоткрылась настолько, что доктор просунул голову внутрь.

— Миссис Маккензи?

Я подняла один палец, и доктор кивнул, отступая и тихо закрывая дверь. Как можно тише я переложила Кольта со своих коленей, заменив свое тепло подушкой, и накрыла курткой его маленькое тело.

— Пора идти? — спросил он, сильнее прижимаясь к дивану.

— Нет, приятель. Мне нужно поговорить с доктором. Ты останешься здесь и присмотришь за Мэйзи, хорошо?

Медленно открылись пронзительно голубые глаза и встретились с моими. Он все еще наполовину спал.

— Я справлюсь.

— Я знаю, что справишься, — я коснулась пальцами его виска.

Уверенными шагами и очень неуверенными пальцами я открыла и закрыла за собой дверь, не разбудив Мэйзи.

— Миссис Маккензи?

Я просканировала бейдж парня. Доктор Тейлор.

— Вообще-то, я не замужем.

Он быстро моргнул, а затем кивнул.

— Точно. Конечно. Мои извинения.

— Что вы выяснили? — я стянула бока свитера вместе, как будто шерсть могла служить своего рода броней.

— Пойдемте по коридору. Медсестры здесь, так что с детьми все в порядке, — заверил он меня, уже ведя к помещению со стеклянными стенами, которое, похоже, служило конференц-залом. Там ждали еще два врача.

Доктор Тейлор указал мне на место, и я заняла его. Мужчины в комнате выглядели серьезно, улыбки не доходили до глаз, а парень справа, казалось не мог перестать щелкать ручкой.

— Итак, мисс Маккензи, — начал доктор Тейлор. — Мы взяли у Маргарет несколько анализов крови, а также откачали немного жидкости из ее бедра, где обнаружили инфекцию.

Я переместилась в своем кресле. Инфекция… это было просто.

— Значит, антибиотики?

— Не совсем, — глаза доктора Тейлора метнулись к двери, и я оглянулась, чтобы увидеть женщину лет сорока, прислонившуюся к дверному косяку. Она была классически красива, ее темная кожа была такой же безупречной, как и ее прическа. Я внезапно осознала, что мои в растрепанном состоянии, но сумела удержать руки от того, чтобы не накручивать больше свой уже не столь милый пучок. — Доктор Хьюз?

— Просто наблюдаю. Я видела карту девочки, когда заступила на смену.

Доктор Тейлор кивнул, глубоко вздохнул и снова обратил свое внимание на меня.

— Хорошо, если у нее инфекция в бедре, это объясняет боль в ноге и жар, верно? — я сложила руки на животе.

— Возможно, да. Но мы обнаружили аномалию в ее анализе крови. Количество лейкоцитов тревожно повышено.

— Что это значит?

— Ну, это доктор Брэнсон, он из ортопедической клиники. Он поможет нам с бедром Мэйзи. А это… — доктор Тейлор сглотнул. — Это доктор Андерсон. Он из онкологии.

Онкология? Мой взгляд метнулся к пожилому доктору, но я не проронила ни слова. Только не после того, как он произнес слова, ради которых и была вызвана его специальность.

— Мисс Маккензи, анализы вашей дочери показывают, что у нее может быть лейкемия…

Его рот продолжал двигаться. Я видела, как он обретает форму, наблюдала за движением его лица, но ничего не слышала. Он словно превратился в учителя Чарли Брауна, и все проходило через фильтр из миллиона галлонов воды.

А я тонула.

Лейкемия. Рак.

— Стоп. Подождите, — я протянула руки. — За последние шесть недель я была у педиатра не менее трех раз. Он говорил мне, что ничего нет, а теперь вы говорите, что это лейкемия? Этого не может быть! Я делала все, что мне говорили.

— Я знаю. Ваш педиатр не знал, что искать, и мы даже не уверены, что это лейкемия. Нам нужно будет взять образец костного мозга, чтобы подтвердить или исключить это.

Кто из врачей это сказал? Брэнсон? Нет, он был ортопедом, верно? Это был врач-онколог. Потому что моего ребенка нужно было проверить на рак. Она была в конце коридора и понятия не имела, что группа людей приговаривает ее к аду за преступление, которого она никогда не совершала. Кольт… Боже, что я ему скажу? Я почувствовала, как чья-то рука сжала мою, и, оглянувшись, увидела доктора Хьюз на сиденье рядом со мной.

— Мы можем кому-нибудь позвонить? Может, отцу Мэйзи? Вашей семье?

Отец Мэйзи ни разу не удосужился ее увидеть.

Мои родители умерли четырнадцать лет назад.

Райан был на другом конце света и занимался Бог знает чем.

Ада и Ларри, без сомнения, спали в главном доме «Солитьюда».

— Нет. Никого нет.

Я была одна.

***

Обследование началось утром. Я достала из сумочки маленький блокнот и начала записывать, что говорили врачи, какие анализы проводились. Казалось, я не могу все это усвоить. Или возможно, все это было слишком сложно воспринять.

— Еще один тест? — спросил Кольт, сжимая мою руку, пока врачи брали у Мэйзи кровь.

— Да, — я принудительно улыбнулась, но это его не обмануло.

— Нам просто нужно понять, что происходит с твоей сестрой, малыш, — сказал доктор Андерсон, стоя у кровати Мэйзи.

— Вы уже заглянули в ее кости. Что еще вам нужно? — огрызнулся Кольт.

— Кольт, почему бы нам не сходить за мороженым? — спросила Ада из угла. Она приехала рано утром, решив, что я не останусь одна.

Я могла находиться в комнате с дюжиной знакомых, и все равно была бы одна.

— Пойдем, возьмем немного и для Мэйзи, — она протянула руку, и я кивнула Кольту.

— Хорошо, — Кольт посмотрел на Мэйзи, которая улыбнулась.

— Клубничное.

Он кивнул, со всей серьезностью отнесясь к своим обязанностям, затем еще раз окинул доктора Андерсона взглядом, прежде чем уйти с Адой.

Я держала Мэйзи за руку, пока они заканчивали процедуру. Потом я свернулась калачиком рядом с ней на кровати и включила мультики, прижав ее маленькое тело к своему.

— Я заболела? — она посмотрела на меня без страха или ожидания.

— Да, детка. Я думаю, что ты можешь быть больна. Но пока рано волноваться, хорошо?

Она кивнула и снова сосредоточилась на шоу, которое показывал Disney Junior.

— Тогда хорошо, что я в больнице. В больницах тебе становится лучше.

Я поцеловала ее в лоб.

— Да, так и есть.

***

— Это не лейкемия, — сказал мне доктор Андерсон, когда мы стояли в коридоре тем вечером.

— Не лейкемия? — облегчение пронеслось по мне, это было похоже на возвращение крови к конечности, которая слишком долго пребывала в состоянии сна.

— Нет. Но мы не знаем, что это такое.

— Это все еще может быть рак?

— Возможно. Но мы не нашли ничего, кроме повышенного количества лейкоцитов.

— Но вы собираетесь продолжать поиски.

Он кивнул, но блеск уверенности, который появился в его глазах, когда он решил, что это лейкемия, исчез. Он не знал, с чем мы имеем дело, и, очевидно не хотел говорить мне об этом.

Третий и четвертый день прошли с новыми тестами. Оптимизма было все меньше. Кольт становился все беспокойнее, но отказывался покидать сестру, и у меня не хватало духу заставить его уйти. Они никогда в жизни не разлучались больше чем на день. Я не была уверена, что они знают, как выжить по отдельности, когда были одним целым. Ада приносила чистую одежду, выводила Кольта на прогулки, держала меня в курсе всех дел. Как ни странно, моя одержимость «Солитьюдом» была моим приоритетом номер три после Кольта и Мэйзи на протяжении последних пяти лет, но в этот момент это казалось совершенно неважным. Дни сливались друг с другом, а мои пальцы были почти огрубевшими от поисков в Интернете, которые я вела с тех пор, как доктор Андерсон произнес слово на букву «Р» Конечно, они велели мне держаться подальше от Интернета. Да, конечно. Половину времени я не могла запомнить ни черта из того, что они говорили. Как бы я ни старалась сосредоточиться, мой мозг словно закрывался щитами и воспринимал только то, что, по его мнению, я могла осилить. Использование Интернета заполнило те пробелы, которые не смогли запомнить моя память и блокнот. На пятый день мы снова собрались в конференц-зале, но на этот раз рядом со мной была Ада.

— Мы до сих пор не знаем, в чем причина. Мы проверили все обычные причины, и они оказались отрицательными.

— Почему это не звучит как что-то хорошее? — спросила Ада. — Вы говорите, что не нашли рак, но в голосе звучит разочарование.

— Потому что там что-то есть. Просто они не могут это найти, — сказала я, мой голос стал резким. — Как и доктор Франклин. Мэйзи сказала, что ей больно, и ее отправили домой с диагнозом «боли при росте». Потом они назвали это психосоматикой. А теперь вы говорите мне, что ее кровь говорит одно, а кости — другое, и у вас просто нет идей.

У мужчин хватило здравого смысла выглядеть смущенными. Так и должно быть. Они годами учились именно для этого момента, и вот провалились.

— Ну и что вы собираетесь делать? Ведь должно же быть хоть что-то. Вы не отправите мою девочку домой.

Доктор Андерсон открыл рот, и по выражению его лица я поняла, что сейчас последует очередное оправдание.

— О, черт возьми, нет, — огрызнулась я, прежде чем он успел вымолвить хоть слово. — Мы не уйдем отсюда, пока вы не поставите ей диагноз. Вы меня понимаете? Вы не умоете руки ни от нее, ни от меня. Вы не будешь относиться к ней как к загадке, которую вы просто не можешь разгадать. Я не училась в медицинской школе, но могу сказать, что она больна. Об этом говорит ее анализ крови. Ее бедро говорит об этом. Вы учились в медицинской школе, так что думайте. Разберитесь. Выясните.

Молчание прозвучало громче, чем любое оправдание, которое они могли мне дать.

— Мисс Маккензи, — появилась доктор Хьюз, заняв место рядом с доктором Андерсоном.

— Мне очень жаль, что меня здесь не было, но я разделила свое время между этой больницей и детской больницей Денвера и вернулась только сегодня утром. Я видела результаты анализов вашей дочери и думаю, что у меня есть одна вещь, которую мы можем проверить. Это невероятно редкое явление, особенно у ребенка такого возраста. И если это то, о чем я думаю, то нам нужно действовать быстро.

Передо мной появился планшет с очередным согласием. Одна подпись это все, что мне нужно. Давай. Моя рука написала мое имя, но это не было сознательным выбором. В данный момент ничто не было похоже на выбор.

Два часа спустя доктор Хьюз появилась в дверях, и я вышла, оставив Кольта и Мэйзи, обнявшихся перед Гарри Поттером.

— Что вы нашли?

— Это нейробластома.

***

Ада ехала за мной в машине, Кольт пристегнулся в своем автокресле позади нее, пока мы пробирались через повороты и ухабы шоссе I-70 в сторону Денвера. Я никогда не ездила в машине скорой помощи, даже когда у меня начались роды с близнецами. Теперь моя первая поездка в такой машине длилась пять часов. Нас сразу же отвезли в отделение детской онкологии в детской больнице. Никакие праздничные мультяшные росписи на стенах не смогли бы поднять мне настроение. Кольт шел рядом со мной, держа меня за руку, пока они катили Мэйзи по широкому коридору. Из дверей выглядывали или проносились маленькие головки, одни лысые, другие нет. Были дети, одетые как супергерои и принцессы, и один очень обаятельный Чарли Чаплин. Мать с чашкой кофе одарила меня неуверенной, понимающей улыбкой, когда мы проходили мимо того места, где она сидела. Это был Хэллоуин. Как я могла забыть? Дети обожают Хэллоуин, а они не сказали ни слова. Ни костюмов, ни угощений, только анализы, больницы и мама, которая не помнит, какой сегодня день. Я не хотела быть здесь. Я не хотела, чтобы это происходило. Но это произошло.

Медсестра, оформившая Мэйзи в палату, проследила, чтобы у нас было все необходимое, включая раскладную кровать, на которой, по ее словам, могли спать и мы с Кольтом.

— У вас есть костюмы? — спросила она, слишком бодрая, чтобы понравиться, и слишком добрая, чтобы не понравиться.

— Я… я забыла, что сегодня Хэллоуин, — это был мой голос? Такой тоненький и ранимый?

— Мне очень жаль, ребята, — сказала я близнецам, когда они посмотрели на меня со смесью восторга и разочарования. — Я забыла ваши костюмы дома, — еще один способ разочаровать их.

— Они у меня, не беспокойтесь, — сказала Ада, опуская сумку на диван. — Я не знала, как долго мы будем отсутствовать, поэтому взяла все, что смогла придумать. Кольт, ты ведь наш постоянный солдат, верно? — она протянула Кольту костюм, который я купила несколько недель назад.

— Да! Прямо как дядя Райан.

— И Мэйзи, наш ангелочек. Хотите надеть их сейчас или подождете? — спросила Ада.

— Они могут одеваться. Около пяти мы проводим небольшое представление с фокусами, так что они будут во всеоружии, — сказала медсестра. Я не могла вспомнить ее имя. Я вообще едва помнила свое имя.

Я кивнула в знак благодарности, пока дети открывали свои костюмы. Такая обычная вещь в необычных обстоятельствах.

Ада обхватила меня за плечи и крепко притянула к себе.

— Мне кажется, что это скорее розыгрыш, чем угощение, — сказала я тихо, чтобы дети меня не услышали. Они захихикали и переоделись, поменявшись частями костюмов, так что Мэйзи надела шлем Райана, а Кольт — сверкающий серебряный нимб.

— Нам предстоят тяжелые дни, — согласилась Ада. — Но ты вырастила пару бойцов. Мэйзи не сдастся, а Кольт точно ей не позволит.

— Спасибо за костюмы. Не могу поверить, что я забыла. И все из-за «Солитьюда» и подготовки к сезону…

— Остановись, дорогая. Я воспитывала тебя с тех пор, как ты приехала в «Солитьюд». Это всегда были ты, Райан, Рут, Ларри и я — Рут была сильной, но она знала, что после того, как вы потеряли обоих родителей вам, детям, понадобится помощь всех нас. Не волнуйся ни о чем дома. Ларри все держит под контролем. А что касается костюмов, то в твоей прекрасной голове есть вещи поважнее. Просто дай мне почувствовать себя полезной и не забывай о малышах.

***

Так много снимков. Пока она была в операционной, в моей голове проносились буквы. Они называли это незначительным. Опухоль, которую нашли на левом надпочечнике и почке, была совсем не маленькой. Еще один конференц-зал, но я не сидела. Все новости, которые они мне сообщали, я принимала стоя. Точка.

— Мисс Маккензи, — обратилась ко мне доктор Хьюз, войдя вместе с командой врачей. Я была благодарна за то, что по договоренности с Монтроуз она могла находиться здесь и разделять все это со мной.

— Ну как?

— Мы сделали биопсию и проверили опухоль и костный мозг.

— Хорошо, — мои руки были крепко скрещены, я изо всех сил стараясь удержаться и не упасть.

— Мне очень жаль, но случай вашей дочери очень агрессивный и запущенный. В большинстве случаев симптомы нейробластомы проявляются гораздо раньше. Но состояние Мэйзи прогрессировало без каких-либо внешних признаков. Вероятно, болезнь развивалась незамеченной годами.

Годы. Монстр рос внутри моего ребенка годами.

— Что вы пытаетесь мне сказать? — доктор Хьюз обошла стол и взяла меня за руку, а я стояла, раскачиваясь взад-вперед, словно близнецы все еще были младенцами на моих руках и нуждались в успокоении.

— У Мэйзи четвертая стадия нейробластомы. Она забрала более 90 процентов ее костного мозга.

Я не отводила взгляд с ее темно-карих глаз зная, что стоит мне потерять этот контакт, как я снова утону. Уже казалось, что стены смыкаются, а другие врачи исчезают из моего поля зрения.

— 90 процентов? — мой голос был едва слышным шепотом.

— Боюсь, что да.

Я сглотнула и сосредоточилась на том, чтобы впустить и выпустить воздух из легких, пытаясь найти в себе мужество задать очевидный вопрос. Тот, который я не могла заставить себя задать, потому что, как только он прозвучит и она ответит, все изменится.

— Элла? — доктор Хьюз спросила.

— Каковы ее перспективы? Ее прогноз? Что нам делать?

— Мы атакуем его сразу и без пощады. Мы начинаем с химиотерапии и двигаемся вперед. Мы боремся. Она борется. И когда она слишком устанет, чтобы бороться, тогда вы сделаете все возможное, чтобы бороться за нее, потому что это война.

— Каковы ее шансы?

— Элла, я не уверена, что ты хочешь…

— Каковы ее шансы? — крикнула я из последних сил.

Доктор Хьюз сделала паузу, затем сжала мою руку.

— У нее 10 процентов выжить.

В моих ушах снова зазвучал рев, но я отогнала его, сосредоточившись на каждом слове доктора Хьюз. Мне нужна была каждая капля информации.

— У нее 10 процентов шанса выжить после этого? — повторила я, желая, чтобы она сказала мне, что я ослышалась.

— Нет. У нее 10-процентный шанс пережить этот год.

Мои колени подкосились, когда я ударилась спиной о стену. Я сползла по стене, и бумаги посыпались за мной, когда мой вес снес все, что там было. Я упала на пол, не в силах ничего сделать, кроме как дышать. Голоса говорили, и я слышала, но не понимала, что они говорят. В моем сознании они повторяли одно и то же. «Вероятность 10 процентов». У моей дочери было 10 процентов дожить до конца этого года. Это означало, что у нее было 90 процентов умереть, что те ангельские крылья, которые она отказывалась снимать, станут реальностью. Сосредоточься на десяти. Десять было лучше, чем девять. Десять это… все.

***

Я взяла себя в руки. Химиотерапия. Линия катетера. Назначения в Монтроуз и Денвере. Агрессивный рак подразумевал агрессивный план. Папки, полные информации, блокноты с каракулями. Ежедневники, приложения и исследования занимали все мое время. В те первые несколько дней моя жизнь изменилась.

Я изменилась.

Как будто моя душа загорелась, я почувствовала жжение в груди, движущую цель, которая затмила все остальное. Моя дочь не умрет. Кольт не потеряет свою сестру. Это не сломает ни меня, ни мою семью. Выдержать все это было для меня второй задачей, первая — чтобы Мэйзи выжила. Я не плакала. Не плакала, когда писала письма Райану и Хаосу. Не плакала, когда рассказывала Кольту и Мэйзи, как она больна. Ни когда ее рвало после первого курса химиотерапии, ни когда месяц спустя, во время второго недельного курса, ее прекрасные светлые волосы выпали клочьями за день до ее шестого дня рождения. Я чуть не лишилась чувств, когда Кольт пришел из парикмахерской с Ларри — его голова была такой же блестящей и лысой, как у сестры, но я лишь улыбнулась. Он отказался разлучаться с ней во время их дня рождения, и как бы я не хотела, чтобы он видел, через что ей пришлось пройти во время химиотерапии, я была невероятно благодарна за то, что могу быть с ними обоими, а не находиться в постоянном беспокойстве за одного, пока я забочусь о другом.

Я не сломалась.

До самого кануна Нового года. В этот момент к двери подошли люди в форме и разорвали мой крепкий облик в клочья простым предложением: «С прискорбием сообщаем вам, что ваш брат, сержант Райан Маккензи, погиб в бою». В силу специфики их подразделения это было все, что я могла знать. Подробности, где он был, что произошло, с кем он был — все это было засекречено. Когда от Хаоса больше не было писем, я осознала еще кое-что важное. Их обоих больше не было в живых.

Я сломалась.

Четыре месяца спустя