Последнее письмо

Глава пятнадцатая

Элла

Письмо # 15

Элла,

Сегодня мы потеряли одного из нас. Можно подумать, что за столько лет я уже привык к этому, даже стал черствым. Несколько лет назад я был таким. Не знаю, что изменилось за последнее время, но теперь мне кажется, что каждая потеря в геометрической прогрессии тяжелее предыдущей. А может, все то же самое, но я другой.

Я изменился.

Это трудно описать, но сейчас я как-то лучше осознаю свою отстраненность, свою неспособность создавать эмоциональные связи за пределами нескольких близких друзей. В этот небольшой список входишь ты. Как я могу быть настолько привязан к кому-то, кого никогда не видел, и в то же время не быть привязанным к большинству парней вокруг меня? Может быть, так безопаснее, через бумагу, потому что ты не стоишь передо мной? Хотел бы я знать. Хотел бы я найти слова для жены этого парня, его детей. Как бы я хотел избавить их от этого, занять его место. Почему мир забирает тех, кого любят, разрывая дыры в чужих душах, а меня оставляет невредимым? Где справедливость в такой случайной системе, а если ее нет, то зачем я здесь? Я снова чувствую то же самое беспокойное желание — выполнить миссию и двигаться дальше. Поставить галочку, поднять ставку и знать, что я что-то изменил. Только я уже не знаю, в чем смысл этого всего.

Скажи мне что-нибудь настоящее. Расскажите мне, каково это — всю жизнь жить в одном и том же месте. Душат ли тебя такие глубокие корни? Или это позволяет тебе не ломаться, а качаться на ветру? Я так долго плыл по течению, что, честно говоря, не могу себе этого представить. Спасибо, что позволила мне выплеснуть все на тебя. Обещаю, в следующий раз я не буду таким угрюмым.

— Хаос

***

— Прости? — спросила я, уставившись на Бекетта так, будто у него две головы. — Что ты только что сказал? — он никак не мог сказать то, что я услышала.

— Выходи за меня замуж.

А может, он и вправду это сказал.

— Ты сошел с ума?

— Может быть, — он прислонился спиной к перилам крыльца, но не скрестил руки перед грудью, как делал, когда срабатывал его упрямый переключатель. Вместо этого он ухватился за обе стороны перил, оставив свой торс незащищенным. Уязвимым. — Это сработает. По крайней мере, на бумаге.

— Я не… Я не могу… — я потеряла дар речи.

— Хорошо, это даст мне шанс убедить тебя.

О, Боже, он был серьезен.

— Если ты выйдешь за меня замуж, дети будут на моем содержании. Я смогу о них позаботиться.

— Ты хочешь жениться на мне, чтобы заботиться о моих детях, — я произнесла это медленно, уверенная, что ослышалась.

— Да.

Мой рот несколько раз открывался и закрывался, когда я пыталась вымолвить хоть слово — любое слово. Я просто не могла придумать ни одного.

— Что ты думаешь?

— Мы даже не встречаемся! А ты… ты хочешь жениться?

Хавок рысью подошла к крыльцу, но не к Бекетту она села рядом со мной, словно почувствовала, что ее хозяин сошел с ума.

— Не в романтическом смысле! — он провел рукой по лицу. — Я не умею это объяснять.

— Постарайся.

— Ладно. Я читал документы к препарату, когда был в больнице с Мэйзи и вспомнил, что ты говорила о том, что твоя страховка его не покрывает. Я заглянул на сайт больницы, и оказалось, что они принимают мою страховку, причем не по твоему коэффициенту соцстрахования. Покрывается все.

— Рада за тебя. Теперь ты можешь лечиться от рака, — как, черт возьми, он мог только что предложить нам пожениться?

— Я еще не закончил.

Мне хотелось швырнуть его обратно в грузовик и увезти с моей территории, но во мне зажглась крошечная искорка при мысли, что Мэйзи сможет получить необходимое ей лечение. И эта маленькая искорка была надеждой. Черт, я терпеть не могла надежду. Надежда обманывала тебя, давала тебе теплые пушистые чувства, а потом снова отнимала их. И сейчас Бекетт был большим кусочком теплой, пушистой надежды, и я ненавидела его за это.

Приняв мое молчание за согласие, Бекетт продолжил.

— Если ты выйдешь за меня замуж, дети будут обеспечены. Все лечение Мэйзи будет оплачено. Больше никаких разборок со страховыми компаниями. Больше никаких аналогов. Она получит самое лучшее лечение.

— Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, стала твоей женой, спала в твоей постели, когда ты не хочешь даже поцеловать меня, и все это ради страховки? Как будто я какая-то про…

— Стоп! — он прервал меня, размахивая руками. — На самом деле нам не придется… ну, ты понимаешь — его брови поднялись как минимум на дюйм.

— Нет, я не понимаю, — я скрестила руки на груди, прекрасно понимая, что он имел в виду. Если у него хватило смелости предложить брак, он, конечно, мог бы изложить все условия.

Он вздохнул в отчаянии.

— Мы должны быть женаты только в юридическом смысле. На бумаге. Мы могли бы жить отдельно и все такое. Сохранять свою фамилию, что угодно. Это было бы только для того, чтобы обеспечить детей.

Боже мой, мужчина, которого я любила, действительно стоял передо мной и предлагал брак не потому, что любил меня в ответ, а потому, что думал, что это спасет мою дочь. Теперь я любила его еще больше и ненавидела за это нас обоих.

— Только в юридическом смысле? Значит, на самом деле я тебе не нужна? Ты хочешь только защитить моих детей? — отлично, теперь я звучала так, будто разозлилась на то, что он не хочет видеть меня в своей постели. Если бы мои эмоции могли выбрать сторону, это было бы замечательно.

— Я думал, мы уже все обсудили. Я хочу тебя. Но это не играет никакой роли в том, что я прошу тебя выйти за меня замуж.

— Ты вообще себя слышишь? Ты хочешь меня, но не хочешь на мне жениться. Но ты готов жениться на мне, чтобы застраховать детей, при условии, что мы не будем жить, как будто мы женаты.

Ни любви, ни обязательств, ни секса. Оставался единственный аспект брака, с которым я была знакома: часть, где муж уходит.

— Именно так.

— Ладно, разговор окончен, — я уже хотела было уйти, но тут же повернулась к нему лицом. — Знаешь что? Брак для меня кое-что значит, Бекетт! Или, по крайней мере, раньше значил. Может, для тебя это не так, или ты думаешь, что из-за того, как я позволила Джеффу развестись со мной, я считаю, что это просто бумажка, но это не так. Это должна быть целая жизнь любви, обязательств и верности. Это должны быть все те клятвы о болезни и здравии, о лучшем и худшем, о любви к человеку даже в те дни, когда он тебе не нравится. Это не «эй, давайте подпишем эту бумажку и будем вместе, пока это удобно». Это должно быть создание жизни с единственным человеком на земле, который должен быть твоим. Это… это не должно быть временным. Это должно быть навсегда.

Он шагнул ко мне, но потом остановился, засунув большие пальцы в карманы.

— Речь идет о любви, Бекетт.

— И я люблю твоих детей. В этом нет никаких сомнений, — напряженность в его голосе и глазах поразила меня до глубины души.

— Они тоже тебя любят, — признала я.

И я тоже. Именно поэтому я не могла согласиться на это. Это уничтожит их, когда все закончится. Если бы я сама согласилась на боль это одно, но мои дети? Вот где я провела черту.

Его поза изменилась, как будто мои слова выбили из него дух борьбы.

— Я не хочу делать ничего, что могло бы поставить под угрозу их или тебя. Я просто говорю, что, если бы они были моими, законно, или наполовину моими, Мэйзи могла бы получить необходимое ей лечение. Это могло бы спасти ей жизнь.

Искра надежды вспыхнула, осветив все, через что мы с детьми прошли. Все бессонные ночи. Все медицинские счета, которые громоздились на моем столе, грозя разорить нас. Непреодолимое осознание того, что если бы она не прошла курс лечения, то скорее всего не выжила бы. Но что случилось бы с ней после того, как Бекетт закончил бы играть в дом?

— Я не знаю тебя достаточно хорошо для этого.

Его глаза вспыхнули болью, и защита снова поднялась.

— Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы предоставить мне право принимать решения в отношении Мэйзи, верно?

— Это было на несколько часов, чтобы я могла пойти на выпускной Кольта!

— Посмотри правде в глаза, Элла. Вся твоя жизнь сейчас это наихудший сценарий.

Ауч.

— Да, но ты сам сказал, что у тебя никогда не было отношений, которые длились бы больше месяца. Ты даже не захотел поцеловать меня, потому что сказал, что все испортишь, и это причинит боль Кольту и Мэйзи.

Гнев мгновенно исчез с его лица и сменился всепоглощающей печалью.

— Ты не доверяешь мне.

Мое сердце хотело этого. Сердце кричало, что он готов на все ради детей. С другой стороны, в моей голове не отступали мысли от его собственного заявления, что это ненадолго.

— Я думала, что знаю Джеффа. Я любила его. Я дала ему все, и в тот момент, когда все превратилось в близнецов, он ушел. Я больше никогда не встречалась с ним. Ни разу. Я поклялась, что никогда не поставлю своих детей в такое положение, чтобы кто-то снова ушел от них.

— Я никогда не брошу ни их, ни тебя. Я всегда буду рядом, Элла.

— Не смей мне лгать. Мужчины в моей жизни имеют привычку обещать одной рукой, а другой собирать вещи.

— Это не было ложью, когда я сказал это в первый раз, и ничего не изменилось. Я поклялся.

— Это было насчет футбола! А не насчет брака! Ты не можешь стоять здесь и обещать мне всегда, когда две недели назад ты даже не допускал возможности отношений.

— Это только на бумаге, Элла!

— Нет! То, как ты предлагаешь, чтобы я зависела от тебя, чтобы мои дети зависели от тебя, это не на бумаге. Это очень реально. Что, если ты уйдешь, пока она будет проходить лечение? Они прекратят его! Чем это лучше, чем то, что я сейчас пытаюсь найти деньги? По крайней мере, я знаю, с чем мне придется столкнуться. Ты знаешь, какой это долгий путь? Даже если она победит, процент рецидива… Ты не понимаешь долгосрочных последствий того, что ты предлагаешь, какими бы благими намерениями это ни было продиктовано.

И так оно и было, это было самое искреннее, подлинное предложение, которое я когда-либо получала. Но жизнь давно научила меня, что намерения ничего не стоят.

— Все, что я могу дать тебе, это мое слово и обещание, что бы со мной ни случилось, они под защитой. Мэйзи будет жить.

— Ты этого не знаешь.

Мой самый большой страх вырвался наружу, словно это был пустяк, но с этим мужчиной я уже должна была привыкнуть к этому. Он умел лишать меня защиты, оставляя открытой для стихий. Но я не знала, как доверять появлению солнечного света после жизни в вечном урагане. Не тогда, когда существовала непреодолимая вероятность того, что он был просто центром бури.

— Я не знаю, — признался он. — Но когда она спросила, не умрет ли она, я пообещал ей, что этого не случится при мне, и это единственный способ сдержать обещание.

Лед пробежал по моим венам, леденя сердце.

— Моя дочь спросила тебя, умрет ли она?

— Да, когда мы были в Монтроуз…

— И ты только сейчас говоришь мне об этом? — я подалась вперед, пока не оказалась в двух шагах от него, вглядываясь в его глупое, идеальное лицо.

— Да, наверное.

— И ты пообещал ей, что она не умрет?

— А что еще ты хотела, чтобы я сказал, Элла? Что у нее есть 10 процентов дожить до ноября? Это всего лишь через пять месяцев!

У него хватило наглости сделать вид, будто это я спятила.

— Я прекрасно знаю! — мой голос зазвучал прерывисто. — Ты же не думаешь, что я не веду мысленный обратный отсчет в своей голове? Что я не осознаю, как это мучительно? Как ты смеешь говорить ей, что она не умрет. Ты не имеешь права давать ей такие обещания.

— Ей или тебе? — мягко спросил он. — Она ребенок, которого нужно успокоить, сказать, какая она сильная, что эта борьба еще далеко не закончена, и да, я понимаю, сколько времени это займет. Я не собираюсь говорить ей, что до поражения осталось несколько месяцев.

— Тебе не следовало давать это обещание, — повторила я. — Я не лгу своим детям, и ты тоже не можешь. Война, в которой она участвует, непреодолима. Это Давид против Голиафа.

— Верно, и ты вооружила ее рогаткой и отправила против великана. Я говорю тебе, что у меня есть чертов танк, а ты не хочешь им воспользоваться! Неужели ты собираешься смотреть, как она умирает, потому что не хочешь поверить, что я порядочный человек? Что тебе нужно? Справки о характеристике? Детектор лжи? Устрой мне все, что угодно, только дай мне спасти ее!

Он пообещал, и только это вывело меня из состояния гнева, чтобы выслушать все, что он сказал.

— Ты пообещал. По-моему, я никогда не слышала, чтобы ты раньше что-то обещал.

Он прошел мимо меня, проводя руками по волосам, пока они не сомкнулись у него за шеей. Когда между нами осталась половина крыльца, он обернулся.

— Прими мои самые искренние извинения за это. Я не произносил таких слов вслух уже более десяти лет. Но все остальное? За это я извиняться не буду. Можешь считать меня сумасшедшим сколько угодно. Я понимаю. Ты боишься, что, если она не умрет, именно я буду тем парнем в качестве ее отца, пусть даже только на бумаге.

— И да, и нет.

— Что именно?

— Я не боюсь, что они будут связаны с тобой, — мягко призналась я. — Я знаю, что ты сделаешь для них все. Я вижу это по тому, как ты заботишься о них, как они доверяют тебе.

— Но ты не доверишь мне.

Как долго письмо Райана могло удерживать его здесь? Неужели он настолько поверил в свою благородность из-за этого письма, что готов пожертвовать собой ради брака? Могу ли я доверять этой благородности, чтобы он оставался здесь достаточно долго, чтобы спасти Мэйзи? Все это казалось таким запутанным клубком.

— Я никому не верю, когда тот говорит, что останется, и ты уже предупредил меня, что я не должна этого делать. В конце концов, ты уйдешь.

— О нет. Ты не можешь использовать мои слова против меня, пока не поймешь их правильно. Я сказал, что ты не позволишь мне остаться, что ты вытолкнешь меня. Но, похоже, тебе даже не нужно, чтобы я все испортил, прежде чем ты начнешь меня выгонять. Ты так поступаешь со всеми, кто приближается к тебе? Или мне просто повезло?

Я игнорировала правду в его словах, отказываясь смотреть в воображаемое зеркало, которое он поднес к моему лицу.

— Знаешь что? Все это не имеет значения. Не тогда, когда это огромная ложь. Мы бы совершили мошенничество, Бекетт. Фальшивая бумажка о несуществующих отношениях, и если бы нас поймали… Я не хочу подвергать детей такому испытанию.

Его челюсть сжалась в напряженную линию, и он лишь кивнул мне, прежде чем повернуться и пойти вниз по ступенькам.

Хавок тут же бросила меня, чтобы последовать за ним, маленькая предательница, какой она и была. У подножия ступенек он обернулся.

— Ты действительно хочешь сказать, что не готова поступиться своей моралью, чтобы спасти жизнь своей дочери? Чтобы отдать мне часть того драгоценного доверия, которое ты держишь под замком крепче, чем Форт-Нокс?

Я почувствовала словесный удар до самых пальцев ног. Неужели я действительно так поступала? Выбирая свою мораль, свои проблемы с доверием вместо жизни Мэйзи? Неужели я была настолько измучена, что не могла поверить? Не могла поверить, даже когда за него поручился мой родной брат?

Райан.

— Ты хочешь, чтобы я тебе доверяла? — мой голос смягчился.

— Хочу.

— Хорошо. Расскажи мне, как умер Райан.

Цвет исчез с его лица.

— Это нечестно.

В моей груди загорелась частичка той теплой, пушистой надежды.

— Не заставляй меня лгать тебе, — умолял он… или угрожал. Я не могла понять.

Я стояла молча, ожидая, что он скажет что-то другое, даст мне немного доверия, о котором он просил. Поставит себя в уязвимое положение. Но чем дольше мы смотрели друг на друга, тем более жесткой становилась его поза, пока он снова не стал тем закаленным солдатом, которого я встретила в его первый день в «Солитьюд». Я почувствовала горечь утраты, как будто что-то редкое и ценное исчезло, не успев даже осознать его ценность.

— Приятного вечера, Элла. Я заберу Кольта завтра на тренировку в десять.

— Что? Тренировка по футболу? — как будто наша ссора была чем-то обычным и на нее можно было не обращать внимания. Как будто мы только что не засунули между собой динамитную шашку и не подожгли фитиль.

— Да. Футбол. Потому что я обещал. Это то, что я делаю. Когда я даю кому-то обещание, я его выполняю, и это вдвойне касается твоих детей. И раз уж ты, видимо, не хочешь верить мне на слово, мне придется показывать тебе это снова и снова.

Он открыл дверь, и Хавок запрыгнула в грузовик. Затем он забрался внутрь и оставил меня стоять на крыльце с открытым ртом, пытаясь понять, что черт возьми, только что произошло.

***

— Ну что? — спросила я Аду, запихивая в рот очередное печенье с арахисовым маслом. Кольт и Мэйзи спали в нашем доме, а Хэйли смотрела на меня, пока я будто вернувшись в детство, выкладывала Аде все, что накипело.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — спросила она, вынимая еще один противень из печи и ставя его остывать.

— Твои мысли? Мнение, что угодно, — потому что мне нужен был кто-то еще, кто сказал бы мне, что я не псих.

— Я думаю, что один очень красивый мужчина предложил тебе способ спасти твою дочь, — она прислонилась к противоположной стойке, вытирая руки о фартук.

— Что? Значит, это я не права? Он попросил меня выйти за него замуж, Ада. Это дает право постороннему человеку на моих детей ради страховки. Страховки, которую он может отозвать в любой момент, когда ему захочется подать на развод. Черт, права на «Солитьюд».

— Только если ты позволишь. Ты хочешь сказать, что не можешь составить брачный контракт или что-то вроде того, что ограничит его права? Так же, как ты поступила бы с Джеффом, если бы он вошел через эти двери.

— Джефф не вернется.

— Именно.

— А что, если он серийный убийца? — спросила я, потянувшись за очередным печеньем.

— Он был лучшим другом Райана.

— Так он говорит, — пробормотала я с набитым ртом. Ну, так говорилось в письме. Райан никогда не делился личными подробностями о парнях, с которыми служил. Он почти ничего не рассказал мне о Хаосе, когда попросил меня стать его другом по переписке, только то, что парню из его подразделения нужен друг. Я скучала по брату. Мне нужен был мой брат. Мне нужно было узнать его мнение, почему он никогда не говорил о Бекетте, если они были лучшими друзьями.

Я также тосковала по Хаосу.

Хаос. Если бы он появился у моей двери в январе, все было бы по-другому. Я знала это в глубине души. Может, это я была психопаткой? В конце концов, я влюбилась в двух разных мужчин за сколько? За восемь месяцев? Беременность длится дольше. Но Хаос был мертв. Райан был мертв. Мама и папа были мертвы. Бабушка? Тоже мертва. Неужели я действительно собиралась добавить к этому списку свою дочь?

— Разве у него не было письма Райана?

— Да, — нехотя признала я. — Может быть, если бы там была их фотография или что-то еще. Что-нибудь.

— Ты спрашивала? — она наклонила голову и уставилась на меня так, словно мне снова было десять лет.

— Ну. Нет.

— Хм. Похоже, ты уже поверила ему, не так ли?

— Уф, — я откинула голову назад и вздохнула в отчаянии.

— Ты на его стороне.

— Я на стороне Мэйзи. И эта сторона выглядит гораздо лучше, когда она жива.

Ну, когда она так говорит…

— Я не знаю, что делать. Я не могу выйти за него замуж, Ада. Это лишь вопрос времени, когда ему станет скучно. Такие парни, как Бекетт, не играют в дом.

— Он не твой отец. Он не Райан. Он не Джефф. Ты должна перестать обвинять его в их преступлениях.

Она была права, но мое сердце все еще не могло с этим смириться, а голова не хотела сдаваться.

— Даже если он продержится здесь достаточно долго, чтобы Мэйзи прошла курс лечения, в конце концов он поставит галочку в графе «спас сестру Райана» и пойдет дальше.

— И это плохо, потому что…

— Потому что это разобьет сердца детей.

— Забавно, что разбитые сердца есть только у живых.

Я бросила на нее взгляд.

— Да, я понимаю. По крайней мере, она будет жива, чтобы получить разбитое сердце, верно? Но что, если он уйдет во время лечения? Что, если страховку отменять и больница прекратит лечение?

— Тогда она пройдет больше процедур, чем сейчас, и мы перейдем этот мост, если когда-нибудь до него доберемся. Иногда нужно просто проявить немного веры, даже если он совершенно незнакомый человек.

— Я не знаю, как доверить ему своих детей, — я потянулась за еще одним печеньем и разломила его пополам.

— Это полная чушь, — она ткнула пальцем в мою сторону. — Ты уже доверяешь ему близнецов. Он водит Кольта на футбол, и он оставался с Мэйзи в больнице с учетом тех прав, которые ты ему дала на уход за ней.

Я запихнула в рот еще один кусок печенья и медленно прожевала. Она была права. Разве я уже не призналась Бекетту, что знаю, что он сделает все ради детей?

— Знаешь, что я думаю? — спросила Ада, воспользовавшись тем, что у меня полный рот. — Ты не боишься доверить ему детей. Ты боишься доверить ему себя.

Печенье заскрежетало у меня в горле, когда я заставила себя быстро сглотнуть.

— Что? Я даже не принимаю в этом участия. Он сказал, что брак будет только на бумаге.

Что ладно, я могла признать было немного больно.

— Но ты заботишься о нем.

Слишком сильно.

— Все чувства, которые я могу испытывать или не испытывать, не имеют значения. Это не один из тех рождественских романтических фильмов, где они фиктивно женятся, выходят из затруднительного положения, устраивают бои снежками и влюбляются. Здесь не будет счастливого конца.

Конечно, это знание не помешало мне влюбиться в него.

— Элла, сейчас июнь, снега нет.

— Ты знаешь, о чем я говорю.

— Неужели ты собираешься сидеть здесь и говорить мне, что собираешься подвести черту под тем, на что ты готова пойти, чтобы сохранить жизнь Мэйзи?

И вот тут-то наступил кульминационный момент. Черт. Чего бы я не сделала ради Мэйзи? Успокоившись и оценив ситуацию, я поняла, что границы нет. Ради нее я готова пройти через ад. Я продам свою душу дьяволу. Бекетт потенциально может спасти Мэйзи. Единственным препятствием было мое собственное упрямство и страх. Но что, если бы существовал способ исключить мой страх из уравнения? Чтобы напрямую связать Бекетта с детьми без моего багажа?

— Наверное, я должна поговорить с Бекеттом.

***

Кольт влетел в парадную дверь после тренировки, раскрасневшийся и счастливый.

— Привет, мам! — он как в тумане поцеловал меня в щеку и помчался вверх по лестнице в свою комнату.

Бекетт стоял в дверях, держа в руке бейсбольную кепку. Его шорты низко сидели на бедрах, а невероятный пресс и грудь были прикрыты футболкой с концерта Pearl Jam. Его глаза расширились, когда он увидел мой сарафан и голые ноги, но он быстро отвел взгляд.

— У него завтра игра, но я знаю, что Мэйзи должна пойти на химиотерапию.

— Мы уедем после игры. Она начнется только в понедельник, и им нужно будет проверить, достаточно ли высок уровень тромбоцитов, чтобы ее вообще проводить. Инфекция многое подпортила.

— Хорошо, только дай мне знать. Я, всегда, смогу его забрать, — он начал выходить из дома, и я чуть не выругалась.

— Спасибо. Слушай, Бекетт, а что это было вчера?

Он остановился, медленно перевел взгляд на меня и задержал его на моих голых плечах или вырезе в форме сердца без бретелек, который я выбрала, чтобы привлечь его внимание. Конечно, платье было старым, но по крайней мере, оно все еще было впору.

Когда стало ясно, что он не собирается говорить, я продолжила.

— Я доверяю тебе своих детей.

Его глаза слегка расширились.

— Мне нужно было сказать это в первую очередь, чтобы ты знал, что все из-за чего мы поссорились прошлой ночью… большая часть этого, не касается детей. Дело во мне. С тех пор как ты приехал сюда, ты только и делаешь, что доказываешь свою честность, и с моей стороны было неправильно просить тебя рассказать мне о Райане, когда я знаю, чего это может стоить. Иронично, правда? Я просила тебя доказать, что ты заслуживаешь доверия, нарушив свое слово. Прости меня.

— Спасибо, — тихо ответил он.

— Есть кое-кто, с кем я хотела бы поужинать сегодня вечером.

Его глаза сузились.

— С тобой, — быстро сказала я. — Поужинать с тобой и еще кое с кем.

— Ты хочешь, чтобы я организовал свидание? — его голос понизился до низкого, наждачно-грубого тона, который разбудил мое тело в тех частях, которые спали со времен Джеффа.

— Нет. Я хочу встретиться со своим адвокатом и надеюсь, что ты пойдешь со мной, — я посмотрела на Мэйзи, дремавшую на диване.

На секунду его глаза расширились от удивления, и я оценила эту реакцию. У меня было не так много возможностей шокировать Бекетта.

— Ты не против?

В его глазах мелькнула надежда, отчего мое сердце подскочило к горлу.

— Я хочу сначала задать несколько вопросов, прежде чем что-то решить. Я даже не знаю, возможно ли то, о чем я думаю, но я буду очень благодарна, если ты пойдешь со мной, чтобы выяснить это.

— Конечно. Во сколько?

Я посмотрела на часы, а затем заставила себя улыбнуться.

— Примерно через сорок пять минут?

Вместо того чтобы насмехаться или огрызаться, что это слишком быстро, он просто кивнул, сказав:

— Хорошо, — и вышел.

Я использовала это время, чтобы собрать немного вещей для нашей поездки, заставила Кольта принять ванну и засунула ужин для детей в духовку. Я измерила температуру Мэйзи, когда она проснулась, и вздохнула с облегчением, увидев прекрасные 36.6, когда приехала Ада. Затем я нанесла тушь и немного блеска для губ. Не то чтобы это было свидание или что-то в этом роде.

Бекетт появился ровно через полчаса после отъезда, побритый, пахнущий мылом и кожей, и он. Вау.

— Готова? — спросил он, обняв обоих детей.

— Да, — ответила я, схватив свою сумочку и белый кардиган.

Мы спустились по ступенькам, и он открыл мне дверь. В данный момент в своих брюках, рубашке с приподнятым воротником и темно-синем блейзере он выглядел скорее джентльменом, чем солдатом спецназа, но я знала, что это всего лишь глазурь. Он мог выглядеть пушистым и быть покрытым шоколадом, но под одеждой он был дьявольской пищей, и точка.

И я очень, очень, очень любила шоколад.

Я забралась в грузовик, и он закрыл дверь, но не раньше, чем позволил своим глазам задержаться на моих ногах на мгновение дольше, чем нужно. Хороший выбор в пользу каблуков.

Наша поездка в Теллурид была тихой, лишь немного классического рока звучало из динамиков.

— Это была любимая песня Райана, — тихо сказал он, заставая меня врасплох. — Раньше он сводил этим меня с ума.

«Thunderstruck».

— Да, так и было, — согласилась я. — Он все еще играл…

— На этой крутой гитаре? — с улыбкой спросил Бекетт. — О да. При каждом удобном случае. Он когда-нибудь говорил тебе, что мы познакомились с Бретом Майклзом?

— Что? Не может быть!

— Проверь бардачок, — он показал головой, и я с нетерпением стала возиться с защелкой, пока она не открылась. — Под инструкцией.

Я достала белый конверт, где было много фотографий.

— Думаю, она где-то посередине.

Я перелистывала фотографии, смотря на Бекетта по всему миру, с другими солдатами, такими же, как он, как Райан. Пока я не присмотрелась и не увидела, что на групповой фотографии изображен Райан. У меня перехватило дыхание, и я провела большим пальцем по его знакомому лицу, а в груди поселилась слишком знакомая боль.

— Я скучаю по нему, — тихо сказала я.

— Я тоже, — костяшки его пальцев побелели на руле. — Но это хорошо. Скучать по нему. Горе означает, что у тебя был кто-то, о ком стоило горевать.

Я нашла фотографию, где солдаты стояли в три ряда, все в камуфляже и с бородами. На секунду я позволила себе задуматься, и не прошло и секунды, как мой рот открылся.

— Кто из них Хаос?

Когда мы подъехали к красному светофору, Бекетт повернул голову в мою сторону, и я на долю секунды почувствовала себя виноватой. Знал ли Бекетт, как Хаос относился ко мне? Или о том, что я чувствовала к нему?

Его взгляд упал на фотографию.

— Он третий слева.

Я смотрела на фотографию, желая впервые увидеть Хаоса, когда мы заезжали на парковку перед рестораном. Там был Бекетт, серьезный, как всегда… Там были еще два солдата, у обоих были густые короткие бороды и солнцезащитные очки.

Дверь со стороны водителя захлопнулась. Бекетт уже выключил зажигание и вышел из машины.

— Думаю, тема закрыта, — мысленно сказала я себе, в последний раз рассматривая лица, а затем с тяжелым сердцем засунула фотографии обратно в конверт. Смогу ли я когда-нибудь снова взглянуть на них? Будет ли у меня когда-нибудь возможность задать вопросы?

Я положила конверт обратно в бардачок как раз перед тем, как Бекетт открыл мою дверь и помог мне спуститься. Каблуки и ступеньки не всегда были самым простым сочетанием. Затем мы вошли в ресторан, маленькое семейное итальянское заведение, которое я очень любила. Когда мы подошли к нашему столику, Марк уже ждал нас у столика.

— Ого. Гутьеррес? — спросил Бекетт, когда Марк обошел стол и поцеловал меня в щеку.

— Рад тебя видеть, Джентри. Присядем?

Бекетт протянул мне стул, и я села на него, придвинувшись. Это был почти обычный жест, но благодаря ему я чувствовала себя защищенной, окруженной заботой и немного не в своей тарелке.

— Значит, ты не просто руководишь спасательной командой, — сказал Бекетт, когда мужчины заняли свои места.

— Нет, я просто доброволец. Это помогает мне быть начеку, в Теллуриде не так много семейных дел, — он пожал плечами. — Как и ты, просто занимаюсь этим ради удовольствия.

Бекетт медленно кивнул.

— Значит, вы знакомы, — негромко сказала я, хотя в тот момент мне казалось, что это не так.

— Спасибо, Марк, что встретился с нами в субботу вечером. Я знаю, что у вас с Тесс вечер свиданий.

— Без проблем. На самом деле она уехала в Дюранго на выходные с детьми. Поверьте, я бы предпочел быть здесь с вами, а не ужинать со своей тещей. Так в чем дело?

— Хочешь рассказать ему о своем предложении? — спросила я Бекетта, и он взял инициативу в свои руки.

Потребовался бокал вина и весь ужин, но он объяснил все как можно подробнее, начиная с лечения, счетов, страховки и заканчивая своей идеей брака.

Элла Джентри.

Я мысленно выкинула эту картинку из головы. Однажды я уже выходила замуж по прихоти, и второго раза точно не будет. Мне было все равно, как хорошо звучит его фамилия в сочетании с моим именем.

— Ты хочешь жениться на Элле? — спросил он Бекетта, когда официантка убрала наши тарелки.

— А ты бы захотел жениться на женщине, которая не заинтересована в браке с тобой? — ответил Бекетт.

Я вскинула голову и посмотрела на него. Нет интереса? Это было не отсутствие интереса к Бекетту, это был непреодолимый интерес к моему здравому смыслу и… логике.

— Но я бы согласился, если бы она этого хотела, — закончил Бекетт.

Отлично. Все, что мне было нужно, это гигантская табличка над головой с надписью «в беде», и моя жизнь была бы завершена.

— Ладно, тогда не будем затягивать с этим вариантом, — сказал Марк, его взгляд метался, между нами двумя. — Никому не нужен брак по расчету. Итак, Элла. Теперь, когда я имею представление о том, что происходит, настала твоя очередь. По телефону ты упомянула об одной идее?

— Да, — я повернулась на стуле, чтобы посмотреть на Бекетта. — Ты предлагаешь сделать Мэйзи своей дочерью? Верно? Даже если это будет только на бумаге?

— Да. И Кольта тоже… как моего сына, разумеется. По закону.

От одних этих слов у меня в животе разлилось тепло, а может, это было вино. В любом случае, это придало мне смелости продолжать.

— Я в отчаянии.

Он приподнял бровь, как бы говоря: скажи мне то, чего я не знаю.

— И иногда это ослепляет меня. Это мешает мне и сдерживает меня. И я с этим смирилась. Но я не могу смириться с тем, что это причиняет боль Мэйзи или Кольту. Так что, если бы у тебя был способ стать их законным отцом, дав им все те же гарантии, что и мой муж… без того, чтобы я была твоей женой, ты бы захотел этого?

— Не была моей женой? — он поднял брови.

— Исключая меня из этого уравнения, — уточнила я, прежде чем снизить громкость до шепота, который мог слышать только Бекетт. — Как однажды сказал мне один мудрый человек, дело не в том, что я тебя не хочу.

— Я не понимаю.

— Ты бы хотел детей, если бы я не была частью сделки?

— Да, — ответил он без колебаний.

— Навсегда?

— Навсегда.

Тепло в моем животе распространилось, соединившись с любовью, которая так ярко горела в моей груди. Я думала, что могу загореться.

Я перевела взгляд с Бекетта на Марка, который сидел, между нами, его взгляд метался, а мысли уже были заняты.

— Может ли он усыновить их? Не женившись на мне?

Бекетт резко вдохнул.

— Ты готов на это пойти? — спросил Марк у Бекетта.

— Да, — и снова ответ пришел мгновенно.

— А ты думал о том, что это будет означать на самом деле? — спросил Марк.

— Да. Я знаю, что это подвергнет детей некоторому риску.

Я почувствовала, как Бекетт напрягся рядом со мной, словно в воздухе раздался треск энергии.

— Возможно, — согласился Марк. — Это все равно что иметь еще одного родителя: поддержка, посещения, права на опеку, как физическую, так и на принятие решений. По сути, ты делишь с ним своих детей. Но это и защищает их в большей степени. Как только он их усыновит, они будут застрахованы по его страховке, независимо от статуса ваших… отношений. Военные всегда будут считать их своими.

— Даже если его не будет?

Челюсть Бекетта напряглась.

— Да. Ты даже можешь подать на меня в суд, если захочешь.

— Я никогда не подам на тебя в суд.

— А мне было бы все равно.

— Верно, но ты все равно отказываешься от части своих прав, Элла.

Я вздрогнула. Близнецы всегда были моими, и только моими.

— Можно ли уменьшить риск?

Он откинулся назад, продолжая оценивать нас обоих.

— Конечно. Вам просто нужно будет составить договор об опеке, который будет подписан сразу после этого. Можно сказать, что у вас будет совместная опека и вы должны вместе принимать решения, иначе это будет выглядеть как мошенничество. Вам даже не придется оформлять документ, если не возникнет проблем. Просто на случай, если кто-то будет проверять.

— Это мошенничество? — мне нужно было знать. Скорее всего, я все равно пойду на это — жизнь Мэйзи стоила любого тюремного срока, но я должна была знать. — Я имею в виду, брак кажется мне гораздо большим мошенничеством. Если никто из нас не хочет жениться на друг на друге, и мы живем в разных домах и с разными фамилиями, то это большее мошенничество, чем желание Бекетта быть рядом с детьми, верно?

— Ты хочешь быть отцом детей? — Марк посмотрел прямо на Бекетта.

— Да, — ответил он без раздумий. — Я люблю их. Ничто не сделает меня счастливее, чем иметь возможность защищать их, давая им все, что я могу.

— С судьей Айверсоном вам придется поступить немного иначе. Он нежно относится к Элле, всегда относился, но ты не местный. Он не будет доверять тебе только потому, что ты пришел на несколько футбольных тренировок.

Бекетт глубоко вздохнул и потянулся к своему бокалу.

— У меня в детстве не было отца. Было много парней, которые меня били или просто игнорировали, но никого из них я не считал отцом. Когда мы с Кольтом шли обратно через поле после футбольного матча, он спросил, так ли это — иметь отца, и я не мог ответить ему «да», потому что не знал, и он тоже не знал как это, иметь отца. Я хочу, чтобы Кольт и Мэйзи узнали, каково это — иметь отца, в каком бы качестве Элла ни позволила мне быть рядом с ними. Я просто хочу быть тем человеком, на которого они могут положиться.

— Это практически определение отцовства, и я думаю, что ты отлично справишься в суде. Это не мошенничество, если ты усыновляешь ребенка, чтобы помочь его воспитать. Страховка — это, безусловно, плюс, который судья Айверсон не исключит. Но он потерял жену от рака около десяти лет назад, так что, честно говоря, у вас есть все шансы, что он сочтет это именно плюсом, а не причиной. Отсутствие прав тебя не беспокоит?

Он покачал головой.

— Меня беспокоит смерть Мэйзи. Я бы никогда не взял у Эллы ничего, чего она не хотела бы дать, и я бы никогда не сделал ничего, что могло бы навредить детям.

Я вспомнила фотографии, которые мне показывали медсестры, с маленькой церемонии вручения диплома, которую Бекетт устроил Мэйзи. Она любила его. Кольт любил его так же сильно, и я была с ними заодно. Они и так уже многое потеряли.

— Они должны знать? По крайней мере, в ближайшее время? — проговорила я. Он мог причинить детям вред, как только уйдет. Дать им отца только для того, чтобы забрать его, было жестоко. Как только Мэйзи будет в безопасности, надеюсь, Бекетт все еще будет жить в Теллуриде в отдаленном будущем, мы сможем рассказать им… как только ее сердце станет достаточно сильным, чтобы выдержать возможные последствия обратного.

Бекетт застыл на месте, но его взгляд оставался ровным и непоколебимым.

— Э-э… — глаза Марка метались между нами. — Думаю, нет? Дети не должны быть информированы или давать согласие до двенадцати лет. Нам просто нужно поговорить с судьей Айверсоном. Учитывая, что он всегда относился к тебе благосклонно, плюс его ненависть к Дэнбери, думаю, мы сможем убедить его согласиться.

— Значит, мы действительно можем это сделать? — спросила я, и крошечный огонек надежды снова вспыхнул. — Даже если мы не женаты?

— Брак может быть более легким путем, — сказал Марк, пожав плечами.

— Я просто не могу. Не после того, что случилось в прошлый раз. Я не тороплюсь надевать кольцо.

— Именно это ты и должна сказать судье Айверсону, если он спросит. За последние пару десятилетий наше определение семьи сильно изменилось, и брак больше не является определяющим фактором. А поскольку ты — мать детей, и они не подопечные государства, единственным осложнением будет мнение судьи Айверсона. Одинокий мужчина может усыновить детей своей партнерши, не будучи в браке. Вам, ребята, просто придется немного приукрасить роль партнера.

Мои щеки потеплели. У меня не было «партнера» со времен Джеффа, да и он, в общем-то никогда им не был.

— То есть, по сути, я обменяю свои права на принятие решений вместе, и все?

— В основном, — он покручивал свой бокал с вином, наблюдая за нами, и его глаза видели слишком много.

— Но ты бы выиграла жизнь Мэйзи, — ответил Бекетт. — И ты знаешь, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы перечить тебе, когда речь идет о детях. Я не какой-то злодей. Я просто пытаюсь помочь.

— Я знаю, — мягко сказала я, но доверие не было чем-то, что я раздавала как конфеты.

— Есть одна загвоздка. Тебе придется заставить Джеффа отказаться от своих родительских прав.

Уверена, что взрыв ядерной бомбы оказал бы меньшее влияние на мое сердце.

— Почему? Его нет в свидетельстве о рождении, а дети — Маккензи, а не Дэнбери.

— Элла, все знают, что Джефф — отец. Признаешь ты это или нет в свидетельстве о рождении, это не лишает его прав. Один тест на отцовство, и усыновление будет аннулировано. Я не говорю, что он когда-нибудь воспользуется своими правами, но судья потребует отказ. Нет отказа. Нет усыновления.

— Верно, — ответила я, мой голос был почти мышеподобным. Я не хотела видеть Джеффа. Никогда. Это было все равно что вскрывать полностью заживший шрам просто ради удовольствия.

Мы поблагодарили Марка, Бекетт заплатил за ужин, и мы уехали, вернувшись к дому в напряженном молчании.

— В какую сторону ты склоняешься? — спросил Бекетт, когда мы въехали в ворота «Солитьюда».

— К тому, чтобы не встречаться с Джеффом, — я закрыла глаза. — Это ложь. Я знаю, что то, что ты предлагаешь — просто находка, и не только для Мэйзи, но и для Кольта. И для меня. Я просто не могу смириться с мыслью, что мне придется просить его о чем-то.

— Я разберусь с Джеффом, — пообещал Бекетт. — Кроме того, он наверняка убежит с криками, если ты появишься. По крайней мере, я смогу поставить его в тупик.

— Ты сделаешь это для меня? — спросила я, когда мы подъехали к моему дому, и грузовик мягко остановился.

— Я готов на все ради тебя, — его глаза смотрели на меня в свете приборной панели, напряженные и немного обиженные. — Что нужно сделать, чтобы ты поверила мне? Чтобы начала доверять мне? Хочешь, чтобы мое прошлое проверили? Сделай это. Хочешь узнать мою кредитную историю? Отлично. Мои банковские счета? Я добавлю тебя. У тебя есть мое слово, мое тело, мое время, и я стою здесь и предлагаю свою фамилию. Что еще я могу тебе дать?

— Бекетт, — я наклонилась к нему, но он отступил.

— Я могу быть их законным папой, но я недостаточно хорош, чтобы быть их отцом?

— Это… это не то, о чем нам стоит говорить.

— О, я знаю. Дело в том, что ты не веришь, что я останусь. Ты думаешь, что я уйду, как ушел Джефф. Ты думаешь, что это еще больше ранит детей.

— Я думаю, мы сможем рассказать им, когда Мэйзи будет здорова.

— Если к тому времени я еще буду рядом, верно?

Я ненавидела и одновременно любила, что он так хорошо меня знает. Мне даже не нужно было отвечать. Он видел это по моим глазам.

— Да. Хорошо, — он заглушил двигатель и вынул ключи. — Я даже не имею права расстраиваться. Я знаю, что я предлагаю, и то, что я буду настоящим отцом, не входит в это, верно? Только юридическая защита. Тебе что-то нужно, и я даю тебе это, как и обещал. Все просто.

Он открыл дверь и вылез из грузовика. Я быстро последовала за ним, наблюдая, как его спина удаляется по моей подъездной дорожке в сторону озера.

— Что ты делаешь?

— Оставляю свой грузовик здесь. Я заберу его завтра перед игрой. Прогулка пойдет мне на пользу.

— Бекетт! — позвала я его.

— Не волнуйся, Элла, — отозвался он. — Я знаю свою роль. У меня она есть. И я все равно приду. Вот как сильно я хочу…

Он не закончил, просто вскинул руки и продолжил идти. Но я мысленно закончила за него эту фразу десятком разных способов.

Как сильно я хочу тебя.

Как сильно я хочу твоих детей.

Как сильно я хочу быть в твоей жизни.

Как сильно я хочу приходить к тебе.

Как сильно я хочу, чтобы Мэйзи жила.

Все, что я придумывала, заставляло меня чувствовать себя еще хуже из-за того, что я не доверяла ему. Но парень был против целой серии обещаний, которые люди давали мне, а потом не выполняли. А я была против того, чтобы всю жизнь не доверять ему. Разве мы не были бы хорошей парой?