Поздняя греческая проза

Элий Арисгид — знаменитый софист. Получил образование в крупнейших тогда культурных центрах — Афинах и Пергаме. Выступал со своими речами в ряде городов Римской империи.

XXII Элевсинская речь

1. О Элевсин[350], насколько отраднее было бы мне воспевать тебя встарь! А ныне какой посягнет на это Орфей, какой Фамирид, какой Мусей-элевсинец?[351] Какие кифары и лиры оплачут всеобщее горе, горе всей земли?[352] Какую задачу ты поставил передо мной, Зевс? При первых же словах я цепенею и отступаю; и если должен я говорить, то лишь потому, что молчать я не в силах.

2. Кто из эллинов, кто из варваров настолько темен и невежествен, кто настолько чужд всему земному и божественному, кто, наконец, настолько нечувствителен к красоте, — кроме тех, кто свершил это деяние и кого ожидает позорная гибель, — чтобы не признавать Элевсин святыней для всей земли, самым блистательным из всех святилищ, существующих у людей, и внушающим священный трепет? Где воспевались преданьями чудеса славнее, где творились события поразительнее, где услады для глаз и услады для слуха больше соперничали друг с другом? (3.) То, что доступно внутреннему узрению, являлось многим и многим блаженным поколениям мужей и жен в неизреченных видениях.

А то, что открыто для всех, прославляют и поэты, и ораторы, и историки.

Они говорят, что долгое время не видел никто дочери Деметры; все земли и моря обошла богиня в поисках дочери; обрела же она ее лишь тогда, когда пришла в Элевсин и нарекла это место его нынешним именем[353]. Обретя дочь, установила здесь Деметра свои таинства. (4.) Тогда же и хлеб даровали обе богини Афинам, Афины же — всем эллинам и варварам: ибо и у них рассказывают о Келее и Метанире, о Триптолеме и об окрыленной драконами колеснице, которая носится над всеми морями и землями[354]. Первыми из чужеземцев были посвящены в таинства Геракл и Диоскуры, а гимнические состязания были установлены в Элевсине раньше, чем где-либо в Аттике; награда в них — молодые плоды: люди как бы испытывают, сколько сил прибавляет им пища, которую сами они выращивают. И первые плоды урожая Эллины ежегодно привозят в Афины, как к родной матери, породившей и их самих и плоды их; эвмолпиды же и керики, чьи прародители — Посейдон и Гермес, становились иерофантами и факелоносцами при таинствах. Таковы рассказы преданий. (5.) Позднее, недолго спустя после возвращения гераклидов в Пелопоннес[355], доряне пошли войною на Афины[356]; но, достигнув Элевсина, они устыдились, а лучше сказать — и устрашились, повернули и удалились обратно. Благодаря этому их походу заселена была наша Иония.

6. Во время Мидийской войны, когда не только Эллада, но и все земли, неподвластные персам, переносили величайшие испытания и бедствия, погибли в огне многие эллинские храмы и даже краса Эллады-город афинян, но Элевсину суждено было остаться невредимым;[357] более того, во время морской битвы сам Иакх[358] вышел на помощь сражавшимся, а со стороны Элевсина поднялась туча и под звуки священных таинственных песнопений обрушилась с высоты на суда; в ужасе обратился в бегство Ксеркс, и мидийская сила сокрушилась.

7. Когда у эллинов происходила великая междоусобная война[359] и все было в смятении, один лишь Элевсин неким чудом оставался в покое: ни беотийские конники, ни вторжения лакедемонян и пелопоннесцев не коснулись его стен и на святыню храма никто не бросил нечестивого взора. Впоследствии из Феспий сделал набег Сфодрий[360], но одного вида факелов было довольно, чтобы угасить его гнев. Нарушены были все священные перемирия: во время Пифийских игр была захвачена Кадмея; на Истмийские празднества одновременно отправляли священное посольство и аргивяне и коринфяне, оружием сразившие друг друга; о битве на Алфее умолчу, хотя и здесь доблесть и победы оборонявшихся немалым были знамением Зевса. Одни только узы таинств оставались нерушимы, и только во время Элевсиний наслаждалась Эллада здоровьем; поистине очистительным обрядом от безумий к от всех небывалых бедствий были для нее эти собрания.

8. Но к чему перебирать все подробности? И Филиппы, и Александры, и Антипатры, и вся эта вереница последующих владык — много смятения посеяли они в Греции, одного Элевсина не коснулись, словно он был неприступен и могуществом превосходил их самих. Не говорю уже о том, как в довершение всего вторглись в Элладу кельты;[361] одно лишь можно добавить — среди всех этих бедствий храм уцелел. Единственным напоминанием о древнем благоденствии и благочестии оставался он и для нашего города и для всей Эллады. Битвы на суше и на море, законы и государства, слава и молва, — короче, все прошло; но таинства оставались.

9. На остальные празднества эллины собираются каждый пятый или каждый третий год, и только таинства справлялись ежегодно. И притом величайшим чудом богов было то, что всех собравшихся вмещало одно только здание: целому городу равен был Элевсинский храм. (10.) Кто может не восхищаться этими изваяниями, этими картинами, этими выставленными повсюду украшениями, которые видишь даже на улицах, не говоря уже о преддвериях святилищ?

Однако не тем драгоценны эти собрания, что они радуют дух в настоящее время, освобождают его от воспоминаний о былых бедствиях и даруют ему успокоение, но тем, что посвященные питают сладостную надежду после смерти вести прекрасную жизнь, в которой не будут они обречены томиться в грязи и во мраке, подобно непосвященным[362].

11. Все это было так до горестного дня. Но то, что ныне по воле божества довелось нам увидеть, разве можно выразить в аргивских плачевных песнях или в египетских и фригийских напевах?[363] Какой Эсхил-элевсинец обратится ныне с песней к хору? Можно ли сравнить с этим пожаром навплиевы пагубные огни, о которых говорит Софокл?[364] О факелы, какие нечестивцы погасили вас? О грозный и мрачный день, сменивший светоносные ночи! О, какой огонь пришлось узреть Элевсину вместо прежних светочей! О беспросветная ночная тьма, объявшая ныне Элладу! Здесь, Деметра, некогда нашла ты свою дочь, и здесь же теперь тебе остается только одно — искать свой храм!

12. Однако, о земля, о боги! сроки таинств близятся! Этот боэдромион[365], месяц "спешащих на помощь", в иной теперь нуждается помощи, чем та, с которою спешил к афинянам Ион[366]. О стекающиеся толпы, о чреда священных дней и ночей, что за день был вашим последним днем! Кому подобает сетовать горше: непосвященным или посвященным? Эти лишились лучшего, что они видели, те — лучшего, что им предстояло увидеть.

13. О преступные осквернители таинств, сокровенное сделавшие явным, равно ненавистные богам и подземным и вышним. О эллины, поистине детьми были вы, детьми и остались, если дозволили совершиться такому бедствию! Неразумные, разве не предоставлены вы теперь самим себе? Убережете ли вы хотя бы самые Афины?

XLIV Эгейскому морю

1. Никто еще доселе не воспел моря во всем его величии, ни один порт, ни один оратор; но Гомер воспевает "море черноводное" и "виноцветное"[367], а Эврипид — "море пурпурное"[368]; и другие называют его по-разному, — то так, то этак. Но и злословят о море немало, называя его "горько-соленым", "тяжкошумящим" и другими подобными именами.

2. Мы же теперь не станем говорить о море вообще, о том, насколько и в чем именно оно полезно людям, и почему его сотворило божество, но воздадим должное морю Эгейскому и восславим его прежде всего за то, что лежит оно в наилучшем месте, точно так же, как, говоря о городе, каждый прежде всего Похвалит место, на котором тот расположен.

3. Находится оно в самом средоточии вселенной и всех морей; к северу за ним лежат Геллеспонт, Пропонтида и Понт, к югу же — остальные моря; оно отделяет Азию от Европы, и эти два материка разлучаются друг с другом как раз у Геллеспонта.

4. Самые прославленные и самые человеколюбивые народы живут на обоих его берегах; с одной стороны находится земля Ионийская и Эолийская, с другой — Эллада. Таким образом, по справедливости можно сказать, что из всех морей только оно одно находится посреди всей Эллады в целом, ибо народ эллинов расселился на побережье обоих материков.

5. И если славят луга и деревья на речных берегах, то справедливо, чтобы особенно прославлялись берега Эгейского моря, украшенные столь известными народами и эллинами, живущими с ними по соседству. Вместе с тем и необычайно умеренный климат, который во все времена года переносится одинаково легко, господствует над всем Эгейским морем, распространяясь и на эти Земли.

6. Это станет очевидным и из тех двух различных мнений, какие приходится слышать: одни говорят, что под самым прекрасным небом лежит Аттика, другие стоят за Ионию, но и те и другие, без сомнения, единодушны в том, что местность вокруг Эгейского моря — самая лучшая: ибо одинаково омывает оно оба своих побережья, и какое бы из них ты ни предпочел, то и выбирай. Если же, как бывает во всяких спорах, мы, в свою очередь, должны будем несколько уступить друг другу и прийти к некоему "среднему" решению, то именно такой "срединой", как я сказал, будет Эгейское море. Поэтому и самый лучший климат получило оно в удел.

7. Вот где расположено это море, вот в каком месте вселенной оно находится. И сама сущность его удивительна. Но особенно замечательна необъятность и безбрежность этого моря; если кто-нибудь исследует его основательно, от начала и до конца, и задумает объехать все море кругом, ему понадобится несказанно много дней. Однако оно не пустынно и своей безбрежностью не пугает мореплавателя; напротив, Эгейское море заключает в себе множество других морей, множество заливов, и облик моря повсюду различен. Если ты примешь решение не плыть открытым морем, то увидишь и земли, и города, и деревни, которые, словно какие-то крошечные материки, омываются водою со всех сторон; ты можешь плыть куда захочешь и, далеко еще не объехав всего моря, можешь вернуться обратно, так как увидел уже достаточно.

9. Да и Гомер говорит, что не следует переплывать море напрямик, а лучше держаться населенных земель, — ибо никому не доставляет удовольствия путь через пустынные места; здесь же "хороводы нереид кружатся в пляске"[369], потому что эта часть моря самая обитаемая и процветающая; здесь и плыть можно, куда кто пожелает, и по земле идти, достигнув другого берега, если кому-либо не хочется плыть до него морем. Ведь из всех морей только одно это населено не меньше, чем сама земля. И города его отстоят друг от друга на такое же расстояние, на какое обычно отстоят города на суше.

10. Поэтому хотя и бури на Эгейском море, и продолжительность плавания через него внушают страх, однако путешествие приятно тем, что перемежается частыми остановками. Море быстро вскипает, и оно же спасает плавающих, проявляя этим свою божественную природу; оно устрашает своей мощью и оберегает своим милосердием.

11. Сладостнее всех других морей шумит оно, повествуя о своих дарах и обо всем, что им рождено. И откликаются ему, — говорят поэты, — среди гор и лесов, наслаждаясь прелестью лета, паны и сатиры. Именно поэтому те боги, которые любят искусство более всех других, — Аполлон и Артемида, — его граждане и обитатели. Зевс, отец всего сущего, породил их именно в ртом краю — самом прекрасном на земле, — чтобы они могли достигнуть совершенства в искусстве музыки; и Зевс прошел с Лето мимо трех других островов, но привел ее на остров, расположенный в самой середине Эгейского моря — на Делос; а путь этот ему указала Афина.

12. И каждому ясно, насколько преисполнено музыкальной гармонии это море, которое некогда мгновенно подняло на свою поверхность эти острова, словно некий хоровод, — острова, разделяющие море, но друг с другом соприкасающиеся; и божественное зрелище дифирамбического хоровода предстает взору моряков и путешественников: в опасностях — утешение, в счастливом плавании — услаждение.

13. Все острова образуют как бы два круга, внутренний и внешний; так в летний зной, до того как подует западный ветер, покачиваясь, медленно причаливают перегруженные рыбой суда. И с корабля, проникшего в гущу этих островов, отовсюду — и с кормы, и с носа, и с обоих бортов, одинаково видны острова, так что задаешь себе вопрос, можно ли выбраться отсюда. Словно лодки спасения встречают эти острова тех, кто застигнут зимними бурями; они протягивают им руки и призывают к себе. Вот сколь хитроумно Эгейское море, чередующее сушу с водою, подобно тому, как на снятых шкурах оленей и барсов вперемешку рассыпаны пятна.

14. И озаряется блеском этой красоты все море, а на суше лежат луга, изобилующие цветами; и поистине трудно представить себе что-либо подобное этой прелести и разнообразию красок. Ибо все, что есть на материке, есть и здесь, в гуще этих островов, но красоты их материк лишен; и подобно тому, как небо украшено звездами, так Эгейское море украшено островами.

15. Даже если у человека нет никакой необходимости пускаться в плавание, ему все же стоило бы отправиться в путь только ради того, чтобы посетить Эгейское море. Ни в других морях, ни на суше — нигде не увидишь столь дивного зрелища. Поэтому Эгейское море — воплощение истинной красоты, и именно там, где начинаются его острова, эта красота впервые открывается тому, кто оставил за собой пустынную морскую ширь.

16. Одно только Эгейское море нельзя назвать "бесплодным": ведь оно не лишено плодов; напротив, оно изобилует и превосходным вином, и хлебом, и всем, что рождают различные времена года; но особенно много там рыбы, и щедро ловится она. Эгейское море именно такое, каким, по словам Гомера, должно быть море блаженных, дающее и все необходимое, и всяческую усладу для взора; оно полно гаваней, полно .храмов, полно звуков свирелей и пеанов, полно источников и рек; вскормившее Диониса[370], одинаково приятное и Диоскурам[371] и нимфам, оно доставляет все блага жизни своим обитателям, а тем скупцам, к которым оно благосклонно, приносит прибыль и дарует спасение.

17. Подобно тому как красивое тело прекрасно в каждой своей части, так, пожалуй, из всех морей лишь у этого моря и начало и конец одинаково прелестны: оно начинается первым рядом островов на юге, а кончается у Геллеспонта, который своим изгибом создает полуостров, — это дивное зрелище.

Таким образом, "с головы до пят", как гласит пословица, оно преисполнено красы. Невозможно описать, сколь многочисленны и прекрасны его проливы и заливы.

18. Даже те, кто испытывает страх перед Эгейским морем, все, однако, жаждут вторично пересечь его; ведь переезд через него приносит людям так много удовольствий: состязания и мистерии, красоты Эллады заполняют собой все это путешествие; Это море соединяет в себе и приумножает все самое прекрасное и благородное, помогая наиболее прославленным из богов устраивать зрелища, сладостнее которых нет ничего[372].

Вот какой дар, благосклонный спаситель Эгей[373], приношу я тебе как знак моего искусства, а ты, если доволен им, всегда храни меня и моих спутников.