Поздняя греческая проза

Сочинение представляет собою переработку в духе народной книги аналогичного не дошедшего до нас сочинения эллинистического времени. "История" пользовалась большой популярностью в позднейшее время и послужила прототипом средневековых романов об Александре.

I, 15-26, 30-41

15. Филипп, возвратившись в свое царство, послал в Дельфы вопросить оракула, кто же будет царствовать после него и подчинит всех своей власти. Оракул отвечал: — Тот, кто вскачь проедет всю Пеллу на коне Буцефале. — Конь назывался Буцефалом, потому что у него на бедре было выжжено клеймо в виде головы быка[398]. Филипп, выслушав изречение оракула, ожидал появления нового Геракла.

16. Единственным наставником Александра был Аристотель, милетский мудрец[399]. Много детей обучалось у Аристотеля, в том числе и сыновья царей. Аристотель спросил одного из них: — Когда ты наследуешь отцовское царство, что ты дашь мне, твоему учителю? Тот отвечал: — Ты будешь жить со мной, как владыка мира, и я прославлю тебя среди всех людей. — Аристотель осведомился у другого: — А если ты, дитя мое, примешь отцовское царство, кем ты меня сделаешь? — Тот ответил: — Я буду прибегать к твоим советам, принимая различные решения. — Аристотель спрашивал одного за другим, и все давали ему разные обещания. Обратился он и к Александру: — А ты, дитя мое, если примешь от твоего отца царство, как применишь меня, твоего учителя? — Тот отвечал: — Ты расспрашиваешь о будущем, а можешь ли ты поручиться за завтрашний день? Я дам обещание тогда, — если захочу, — когда и время и мой возраст сделают его выполнимым. — И сказал Аристотель: — Привет тебе, владыка мира, ибо ты величайший царь.

Александра все любили за его ум и способности к военному делу, отношение же к нему Филиппа было двойственным: он и радовался, видя его таким воинственным, и печалился, замечая несходство их характеров.

17. Когда Александру исполнилось четырнадцать лет, он однажды случайно проходил мимо того места, где содержался Буцефал, и услышал ужаснейшее ржание. Обратившись к друзьям, он сказал: — Друзья, что это — конское ржание или рев льва? — Птолемей, сопровождавший его, — тот самый, который впоследствии был прозван "Сотер", — сказал: — Это Буцефал, которого твой отец велел запереть, потому что он людоед.

Конь, заслышав голос Александра, заржал вторично, но теперь уже не страшно и не жалобно, а нежно, быть может — по внушению бога. Увидев Александра, Буцефал стал припадать на передние ноги и весь задрожал, словно обращался с мольбой к своему господину. Александр, заметив, как изменилось его обличье, увидев останки многих умерщвленных им людей, почувствовал к нему сострадание, оттолкнул сторожей и открыл загородку, уверенный в себе... <..текст испорчен..> И, схвативши за гриву коня, повиновавшегося ему... <..текст испорчен..> Кто-то сейчас же побежал к Филиппу сообщить о случившемся. Тот, вспомнив об оракуле, вышел навстречу сыну и обнял его, сказав: — Александр, владыка мира, привет тебе от меня.

18. Итак, Филипп, обрадованный надеждой на великое будущее сына, пребывал в веселии; Александр же, достигнув пятнадцати лет, однажды, улучив, когда отец был не занят, поцеловал его и говорит: — Отец, прошу тебя, дозволь мне отправиться морем в Пису. — А тот сказал:... <..текст испорчен..> — Нет, отец, чтобы самому участвовать в состязаниях. — Но какую же выучку ты прошел, откуда такое желание? Я знаю, что ты, как царский сын, не упражнялся ни в чем, кроме военного дела. Ты не занимался ни борьбой, ни панкратием[400] и вообще не бывал в гимнасий. — Александр отвечал: — Я хочу состязаться в беге на колесницах, отец. — Тот сказал: Дитя мое, надо подобрать коней из моих конюшен, и в скором времени ты сможешь взять их с собой. А пока не спеши, тщательно подготовься сам — ведь это состязание, в котором можно стяжать величайшую славу. — Александр сказал: — Ты только мне дай позволение. У меня у самого есть кони, выращенные мною с малолетства. — Филипп поцеловал его, подивился его рвению и говорит: — Дитя мое, если хочешь, отправляйся. — Александр пошел в гавань, велел спустить на воду новый корабль и погрузить на него коней с колесницами. Взошел он и сам на корабль вместе со своим другом Гефестионом и после благополучного плавания прибыл в Пису. Высадившись и приняв подношения, он приказал слугам позаботиться о конях, а сам с Гефестионом пошел прогуляться. Им повстречался некто по имени Николай, по возрасту уже мужчина, царь акарнанский, — однако непрочный царь, потому что он кичился Богатством и Удачей, этими двумя непостоянными богами, и полагался на свою телесную мощь. Он подошел, приветствовал Александра, желая узнать, зачем он здесь, и сказал: — Здравствуй, мальчик! — Тот сказал: — Здравствуй и ты, кто бы ты ни был. — Он говорит: — Как это ты ко мне обращаешься? Я Николай, таково мое имя, и я царь акарнанский. — Александр же сказал: — Не кичись так, царь Николай, словно ты можешь поручиться, что и завтра будешь в живых. Судьба не стоит на одном месте: весы наклонятся — и хвастунам конец. — А тот говорит: — Ты прав. А зачем ты прибыл сюда? Я слышал, что ты сын Филиппа Македонского. — Александр сказал: — Я приехал на состязания, но не в верховой езде — до этого я еще не дорос — не в управлении парой коней и ни в каком ином ристании такого рода. — Николай сказал: — Так чего ж ты хочешь? — Я желаю состязаться в беге на колесницах. — Закипел гневом Николай: возраст Александра вызывал в нем презрение, — он не разобрал, чем беременела эта душа, поэтому он плюнул ему в лицо промолвив: — Пусть тебе не будет удачи! — Александр, приученный владеть собой, отер наглый плевок и с улыбкой произнес смертоносное заклятье: — Николай, клянусь непорочным семенем моего отца и священной утробой матери, что я и здесь на колеснице одержу победу над тобой, да и на родине акарнян копьем тебя одолею. — С такими словами разошлись они, взаимно уязвленные.

19. Спустя немного дней наступил срок состязания, и вышло девять возничих, из них четверо — сыновья царей: Николай, Ксанфий Беотийский, Кимон Коринфский и сам Александр. Остальные — сыновья полководцев и сатрапов. Была поставлена урна и брошен жребий. Николаю достался первый номер. Ксанфию — второй, Кимону — третий, Клитомаху Ахейскому — четвертый, Аристиппу Олинфийскому — пятый, Пиеру Фокейцу — шестой, Лакону Линдийскому — седьмой, Александру Македонскому — восьмой, Никомаху Локрийцу — девятый. Выстроились у отправной черты ездоки на колесницах. Трубы проиграли обычный напев, был дан сигнал — все ринулись вперед в стремительном порыве... <..текст испорчен..> первый поворот, второй, третий и четвертый... <..текст испорчен..> ...отставшие, так как кони, ослабев, тяжело дышали. Александр мчался четвертым, за ним Николай, стремившийся не столько победить, сколько погубить Александра; ведь отец Николая был на войне убит Филиппом. Зная это, сообразительный Александр, когда остальные возничие свалились, дал Николаю сперва обогнать себя. Николай, возомнив, что он уже победил Александра, промчался мимо него в надежде получить венок победителя. Через два — три стадия правый конь Николая спотыкается и опрокидывает колесницу вместе с возничим. Пустив коней во весь опор, Александр тут же раздавил Николая. Увенчанный дикорастущей маслиной, подымается он к олимпийскому Зевсу. Храмовый прислужник говорит ему: — Александр, как ты победил Николая, так победишь и многих врагов.

20. С таким предзнаменованием Александр возвращается обратно в Пеллу и обнаруживает, что Филипп отверг Олимпиаду и женится на сестре Аттала Клеопатре[401]. Как раз во время заключения брака вдруг входит Александр с победным олимпийским венком на голове, занимает место на ложе за столом и говорит: — Отец, прими победный венок, первый, заслуженный мною в поте лица. А когда и я буду выдавать замуж мою мать, я позову тебя на ее свадьбу. — Эти слова были мучительны для Филиппа.

21. Был некий шутник по имени Лисий. Он сказал: — Филипп, не смущайся и не мучайся. Смело положись на молодость твоей нынешней новобрачной: от нее у тебя будут дети, законнорожденные, не прелюбодейные, а похожие на тебя по нраву.

Александр, услышав это, вспыхнул гневом, швырнул кубок, бывший у него в руках, в Лисия и уложил его на месте; а Филипп бросился с мечом на свое же детище — на Александра, желая его убить, но оступился и упал возле ложа. Тогда Александр сказал: — Филипп стремился захватить Азию и перевернуть Европу, а сам не в силах ни шага сделать. — С этими словами он вырвал у него из рук меч и стал им рубить всех возлежавших.

И уходит от Филиппа и приходит к своей матери как мститель за нарушение брака.

22. Через несколько дней входит он к отцу и говорит: — Филипп, — называю тебя по имени, чтобы не огорчить тебя, называя отцом, — я пришел к тебе не как сын, а как друг, как посредник, чтобы разобрать, за что ты обидел свою жену Олимпиаду, которая тебе никакой обиды не нанесла. Скажи мне: Александр поступил хорошо, убив Лисия, ты поступил дурно, выступив против твоего же сына Александра, жениться же на другой... <..текст испорчен..> Ты думал, что Это хорошо? Опомнись, приди в себя. Я знаю, отчего ты так опустился. Я не о теле говорю — ты терзаешься душой, сознавая свои заблуждения. И призываю тебя... <..текст испорчен..> — Выслушав это увещание и осуждение, Филипп еще больнее ощутил свою немощь и поэтому счел более разумным промолчать, не отвечать на слова Александра; взвесив все, он остался в нерешительности.

Александр же, выйдя от Филиппа и зайдя к матери, сказал ей: — Не возмущайся, матушка, поведением Филиппа. Если он сам не замечает своего заблуждения, я буду его обвинителем вместо тебя. Так что ты первая зайди к нему — ведь надлежит жене подчиняться мужу. — Такими словами он ободрил мать, привел ее к Филиппу и говорит: — Отец, — теперь я называю тебя отцом, потому что ты поверил своему сыну, — вот перед тобой моя мать, после долгих моих уговоров она согласна предать забвению твои проступки. Обнимитесь же при мне, — в этом нет ничего зазорного — ведь я родился от вас обоих. — Такими словами Александр помирил своих родителей, так что все македоняне восхищались им.

23. Был некий город, называемый Мофона, отложившийся от царства Филиппа. Туда Филипп послал Александра воевать. Александр же своей речью убедил мофонян покориться и не прибегать к оружию. Они охотно заплатили дань — три таланта — и выставили две тысячи воинов. И вот Александр возвращается, заходит к отцу, застает у него людей в варварском одеянии, стоящих перед ним, и спрашивает: — Кто это такие? — Они отвечали: — Сатрапы Дария. — Он спросил: — Зачем же они здесь? — Они отвечали: — Для взимания обычной дани с твоего отца. — За что же, — говорит он, — они взимают дань? — Они отвечали: — За вашу землю в пользу Дария. — Александр же сказал: — Если боги дали ее людям для пропитания, зачем он собирает приношения с божьего дара? Это несправедливо. — И, подозвав варваров, сказал: — Отправляйтесь в путь и скажите Дарию: "Когда Филипп был один, он платил тебе дань. Когда же родился у него сын Александр, он перестал давать ее, и даже то, что ты раньше получил, я отберу и потребую у тебя обратно, когда приду". Сказав это, он отослал сборщиков дани, не удостоив даже дать письмо к пославшему их царю.

Филипп радовался, видя, каков Александр. Когда в другом городе возникли беспорядки, он послал его туда воевать. Тот своей речью убедил граждан покориться и отказаться от насилия. Получив с них подать, он вернулся обратно.

24. Был некто по имени Павсаний, человек значительный и богатый, фессалоникиец, обладавший и великим могуществом. Он влюбился в Олимпиаду и подослал к ней таких людей, которые сумели бы склонить ее бросить Филиппа и выйти замуж за него. Олимпиада не соглашалась. И вот Павсаний замыслил коварный план и стал разузнавать, когда Александр собирается быть вне дома. Такое время настало: Александр был на войне с какими-то городами, а вдобавок происходили театральные состязания; узнав, что Александр отлучился, а Филипп участвует в священных посольствах, Павсаний является, вооруженный мечом, бросает копье в Филиппа и метко попадает ему в бок, но не убивает его на месте. Поднимается немалое смятение в городе. Павсаний спешит в царский дворец, — несмотря на то, что Филипп еще был жив, — с целью похитить Олимпиаду. Он вошел туда, когда Филипп, при последнем издыхании и сильно страдая от боли, которую причиняла рана, рыдал и стенал, однако мучался он и оттого, что не успел он умереть, как его жену насильно выдают замуж за другого. Кроме того, он страстно желал видеть Александра, давно уже бывшего в отлучке, помня и его сообразительность, и свойственную ему храбрость. Филипп говорил окружающим: — Если бы Александр был здесь, враг и пытаться бы не стал предпринимать что-либо против его отца и матери. А если бы и попытался из-за дурных своих прирожденных свойств, то погиб бы. Сейчас я с великой болью и отчаянием беседую с вами в последний раз в жизни. К вам я обращаюсь: когда вернется сын мой Александр, скажите ему: "Отец твой Филипп требует, чтобы ты отомстил своей крепкой рукой за его смерть и за похищение Олимпиады, твоей матери".

В тот же самый день вернулся, покорив оба города, Александр и, видя великое смятение, стал допытываться, что тому причиной. Он узнает о случившемся и о том, что Павсаний находится в царском дворце. Он входит туда вместе с соратниками и видит, что Павсаний обнимает Олимпиаду. Схватив двуострый дротик, Александр хотел метнуть его в Павсания, но побоялся, что убьет и Олимпиаду. Узнав, что отец еще жив, Александр подводит к нему Павсания и говорит: — Я пришел, отец, чтобы воздать твоим врагам. Живи, царь, бессмертно твое имя. Взгляни: твой враг Павсаний, связанный, стоит перед тобой и трепещет. — Филипп взглянул на него, но не мог уже говорить из-за потери крови и слабости. Он обнял, поцеловал Александра и кивком попросил дать ему меч. Когда Александр подал меч, Филипп собственными руками наносит Павсанию смертельный удар и на месте убивает его. Отослав своего врага в Аид прежде себя, Филипп, собрав последние силы, особенно благодаря присутствию Александра и так быстро свершившемуся возмездию, говорит: — Дитя мое Александр, тебе суждено быть владыкой мира. Помни об отце твоем Филиппе и не отказывайся называть меня своим отцом. Моя же судьба уже исполнилась. — С этими словами он испустил дух. Оплакивая его, Александр сказал: — Отец, царь царей Филипп! При твоей жизни никто из пренебрегавших тобою не оставался безнаказанным. Неловко промахнулась твоя рука, и ты не попал в Павсания. Как погиб раненый владыка мира? Киклоп[402] Павсаний до срока отослал тебя к богам, за что Справедливость тотчас же воздала ему по заслугам. — Окончив этот плач, он богато убрал его могилу, устроил склеп, а над могилой воздвиг храм. И Олимпиаду, тяжко горевавшую о происшедшем, и македонян, находившихся в смятении, ободряло присутствие Александра,

25. Несколько дней спустя, когда они поуспокоились, Александр однажды вспрыгнул на подножие статуи своего отца и воскликнул громким голосом: — Дети пеллейцев, амфиктионов[403], фессалийцев, лакедемонян и остальных эллинских племен, идите все сюда, доверьтесь мне, Александру. Пойдемте походом на варваров! — Сказав это, он дал распоряжение по городам. Молодые люди, желавшие принять участие в походе, по собственному почину стали стекаться в Македонию, словно созванные боговдохновенным голосом. Александр отомкнул отцовский оружейный склад и стал раздавать юношам вооружение. Он привлек к себе и соратников Филиппа, хотя они были уже стары. Те сказали ему: — Мы уже в летах, ведь мы совершали походы вместе с твоим отцом, и наше тело уже немощно. Поэтому просим тебя уволить нас от военной службы. — Александр отвечал: — Тем охотнее я поведу вас с собой в поход, хоть вы и старики: ведь старость по своей природе много сильнее молодости; юношеский возраст часто подпадает под власть тела и необдуманно склоняется в дурную сторону... старик же сперва поразмыслит... что... помедлить с натиском и разумным соображением... <..текст испорчен..> отклонить опасность. Так вот, вы будете нашими соратниками, не стоя в строю лицом к лицу с неприятелем, а внушая молодежи, чтобы она благородно сражалась. В этом взаимная помощь... <..текст испорчен..> вы будете воздействовать на их умы, зная, что и ваше спасение — в победе нашего государства. Если их одолеют, то враги доберутся и до людей беспомощного возраста, а если они победят, то победой будут обязаны вашим разумным советам. — Такими словами Александр убедил даже глубоких стариков следовать за ним.

26. Он снова собрал прежнее войско Филиппа, и по подсчету оказалось: македонских и союзных пехотинцев семьдесят две тысячи, македонских всадников — две тысячи, фракийцев, пафлагонцев и скифов, которыми он пользовался в качестве передовых отрядов, — восемьсот.

Всего вышло семьдесят семь тысяч и четыре тысячи шестьсот. Вооружив их тем оружием, которое осталось ему от отцовских воинов, он взял из македонской казны семьдесят талантов в золотой монете, имевшей хождение повсюду. Построив триеры и баржи, он переправился из Македонии через реку Термодонт в заречную Фракию, по своему положению всегда покорную мощи его отца Филиппа. Там он присоединил отборных солдат и, получив пятьдесят талантов серебра, двинулся на Ликаонию[404]. Совершив жертвоприношение вместе с бывшими там стратегами, он переправился в Сицилию, привел в повиновение непокорных и переплыл в Италийскую землю. Римские полководцы посылают ему через Марка Эмилия, полководца, венок Капитолийского Зевса, перевитый жемчужными нитями, говоря: "Мы будем, Александр, ежегодно увенчивать тебя золотым венком весом в сто фунтов". Он, приняв выражение их покорности, обещался возвеличить их. От них он получает тысячу воинов и четыреста талантов. Они говорили, что дали бы ему и больше, если бы не затеяли войну с карфагенянами...

30. Отправившись оттуда и пересекши Срединное море[405], он прибыл в Африку. Полководцы афров, выйдя ему навстречу, умоляли его избавить их город от римлян. Он, зная их бездеятельность, отвечал: — Или станьте сильнее их, или платите дань тем, кто сильнее вас. — Оттуда в сопровождении немногих воинов он через всю Ливию приходит к святилищу Аммона... <..текст испорчен..> погрузив их на суда, велит им плыть к острову Фаритиде и там ожидать его. Сам же он поклонился Аммону, принес ему жертву, помня слова матери, что он рожден от Аммона, и, помолившись, сказал: — Отец, если истинно утверждение моей матери, что я родился от тебя, то дай мне предвещание. — Сказав это, он прождал день. Заснувши, он увидел во сие Аммона в объятиях Олимпиады. И вот он встает ото сна и, познав мощь этого бога, устраивает ему святилище... <..текст испорчен..> из собственной надписи: "Отцу, богу Аммону, посвятил Александр". Он попросил бога дать предвещание, где же основать приснопамятный город, носящий имя Александра. И видит во сне бога, говорящего ему:

Получив такое предвещание, Александр стал разведывать, что Это за остров Протея и какой же там местный бог... <..текст испорчен..> Принеся жертву своему отцу Аммону, он отправился в путь, и в какой-то ливийской деревне войско расположилось на отдых.

31. Во время прогулки Александр заметил крупного оленя, пасущегося около своего логова. Он крикнул и велел лучнику пустить в зверя стрелу. Тот недостаточно проворно натянул тетиву, стрела отклонилась... <..текст испорчен..> он огорчился, не попав в зверя. Александр сказал: — Эх ты, недотянул... — И было названо то место Паратонием — из-за того восклицания Александра[408].

Отправившись оттуда в путь, он приходит в Тафосирис и узнает от местных жителей, что тамошнее святилище — могила Осириса. Принеся жертву этому богу, он немедленно выступил в путь. Очутившись на равнине, он видит огромную, простирающуюся беспредельно область с шестнадцатью поселками. Поселки были следующие: Стейрамфейс, Фаненти и Звдем, Акам, Звпир, Ракотис, Гегиоса, Ипон, Крамбейты, Крапаты и Лиидий, Пасес, Тересис на Нефеле, Мения, Пелас. <..текст испорчен..> Знаменит был Ракотис. Он-то как раз и был главным городом. Некогда эти шестнадцать поселков лежали на двенадцати реках, впадающих в море... <..текст испорчен..>

Длину города Александр определил от так называемой Пандисии до Гераклова устья, а ширину от Мендесия до малого Гермуполиса... <..текст испорчен..> Однако Навкратиец Клеомен и родосец Динократ не советовали ему основывать такой большой город, потому что не хватит людей для его заселения. И даже если он будет заполнен, то торговцы не смогут обеспечить его продовольствием. Да и жители в самом городе будут склонны к раздорам, раз он так беспредельно велик. Ведь жители малых городов легко прислушиваются к добрым советам и занимаются полезными делами, между тем как множество разных племен, живущих в огромном городе, бывают даже и незнакомы друг с другом. Александр, уступая строителям, предоставил им начертать план города в угодных им размерах. Они определили длину города от Драконта, лежащего в нижней части Тафосирийской косы, до Агатодомона, находящегося в низовьях Канопа, а ширину от Мендесия до Эврилоха и Мелантия. Александр приказал местным жителям поселиться в тридцати милях от города, подарив им землю и назвав их александрийцами. На главных подъездных путях оказались в ту пору Эврилох и Мелантий, поэтому их названия сохранились.

Александр отнесся с уважением и к другим строителям города, среди которых был навкратиец Клеомен, олинфиец Кратер и ливиец Герон, имевший брата по имени Гипоном. Гипоном посоветовал Александру, прежде чем закладывать основание города, провести каналы, изливающиеся в море. Александр послушал его и отдал такой приказ. Подобных каналов не было еще ни в одном городе. Каналы прозваны "гипономами" потому, что имя ливийца, предложившего их провести, был Гипоном.

Поистине нет города больше Александрии; все ведь города занесены на карты. Самый большой город Сирии, Антиохия — 8 стадиев и 72 фута. Карфаген в Африке — 16 стадиев 7 футов. Вавилон в варварских странах — 12 стадиев и 208 футов. Рим — 14 стадиев и 20 футов. Александрия же — 16 стадиев 395 футов.

32. Когда Александр прибыл в эту местность, он нашел реки, рвы и разбросанные тут и там деревни. Он увидел с суши какой-то остров в море и спросил, как называется остров. Местные жители отвечали: — Фарос. Там обитал Протей, а могильный памятник Протея находится у нас, и мы чтим его обрядами на одной очень высокой горе.

Его перенесли в так называемый теперь "героон"[409] и выставили гробницу для обозрения. Принеся жертву герою Протею и заметив, что его памятник обветшал за давностью лет, Александр распорядился немедленно восстановить памятник и нанести общие очертания города. Его пределы очертили, сыпля муку. И слетающиеся птицы всё... <..текст испорчен..> склевали и улетели. Недоумевая, что значит Это знамение, Александр вызвал толкователей знамений и рассказал им о случившемся. Они же отвечали: — Этот город после своего основания будет питать всю вселенную и повсюду будут рассеяны люди, в нем родившиеся. Ибо птицы облетели всю вселенную.

Строить Александрию начали со Срединной площади, и место это получило прозвание "Начало", так как оттуда началось строительство города. Тем, кто там находился, всякий раз являлся змей, наводил на них страх, и они бросали работу. Об этом было передано Александру. Он приказал на следующий день поймать змея, где бы его ни обнаружили. Рабочие, получив такое распоряжение, одолели и убили страшное животное, чуть только оно появилось подле того места, что теперь называется Стоя; а Александр приказал огородить там же священный участок и предать змея погребению. А поблизости он велел развесить венки в память явления благого божества.

Он приказал всю выбрасываемую при закладке фундаментов землю свалить не куда попало, а в одно место, и до настоящего времени там видна большая гора, которую называют Коприя. Заложив большую часть городских кварталов и составив план, он начертал на нем пять букв: А, Б, Г, Д, Е. "А" означало Александр, "Б" — басилевс (царь), "Г" — генос (род), "Д" — Диос (Зевса), "Е" — ектисе (основал) город на вечные времена... <..текст испорчен..>

33. Александр обнаружил... <..текст испорчен..> на пяти самых высоких холмах... <..текст испорчен..> что является солнцем, колоннами Гелиоса и святилищем героя. Искал он и святилище Сараписа согласно оракулу, данному ему Аммоном, самым могущественным из всех богов:

Так вот он стал искать всевидящего бога. Воздвигнув огромный жертвенник против святилища — он теперь называется "алтарь Александра" — он совершил богатейшее жертвоприношение и, помолившись, сказал: — Кто бы ты ни был, бог, покровитель этой земли, взирающий на беспредельную вселенную, прими эту жертву и стань мне помощником против моих врагов. — Сказав это, он возложил жертвы на алтарь. Внезапно слетел с вышины большой орел, схватил внутренности жертвенного животного и, пронесясь по воздуху, уронил их на какой-то другой алтарь. Следившие за его полетом сообщили царю Александру, где это место. Он немедленно прибыл туда, увидел внутренности, лежащие на алтаре, и храм, сооруженный на старинный лад, а внутри него сидячую статую — ее не могла распознать смертная природа. Рядом с неведомой статуей стояло огромное изваяние девы. Александр стал расспрашивать у тамошних жителей, что это за бог. Те отвечали, что не знают, но что у них есть предание от предков, что это святилище Зевса и Геры. В нем Александр увидал и те обелиски, что доныне находятся в Сарапее[410] вне устроенной теперь ограды. Они были испещрены священными письменами. Александр осведомился, чьи это обелиски. Ему сказали: — Царя, владыки мира Сесонхосиса. — Была среди прочих и такая надпись священными письменами: "Царь Египта Сесонхосис, владыка мира, посвятил это озирающему мир богу Сарапису". И вот Александр сказал, взглянув на бога: — Величайший Сарапис, если ты бог вселенной, яви мне это. — И во сне предстал ему величайший бог и сказал: — Александр, ты забыл твои слова при жертвоприношении? Разве не ты сказал: "Кто бы ни был ты, покровитель этой Земли, взирающий на беспредельную вселенную, прими эту жертву и стань мне помощником против моих врагов". И внезапно налетел орел, похитил внутренности и бросил их на алтарь. Разве ты не понял из этого, что я пекущийся обо всем сущем бог? — Александр, все еще во сне, воззвал к богу и сказал: — Останется ли Этот город, сооружаемый в честь моего имени, Александрией или мое имя будет заменено именем какого-нибудь другого царя, открой мне. — И вот он видит, что бог, держа его за руку, переносит его на величайшую гору и вопрошает: — Александр, можешь ли ты передвинуть эту гору на другое место? — Тому представилось, будто он отвечал: — Не могу, владыка. — И бог сказал: — Так и на место твоего имени не может быть перенесено имя другого царя. И всякими благами возвеличится Александрия, возвеличивая и города, бывшие до нее. — И сказал Александр: — Владыка, еще одно открой мне, когда и как предстоит мне отойти? Бог же сказал:

Дав предвещание, бог удалился к себе. Александр же, пробудившись от сна и вернувшись мысленно опять к предвещанию, узнал великого бога вселенной, Сараписа. Соорудив большой алтарь, он велел привести жертвенных животных, достойных Этого бога, заколоть их и возложить на алтарь; прибавив туда же ладана и гору разных благовоний, он велел всем пировать.

Приказывает он и архитектору Пармениону изготовить статую для учреждаемого святилища — соответственно гомеровским стихам, — так ведь где-то сказал прославленный Гомер:

Парменион и устроил так называемый Сарапей Пармениона. Так обстояло дело с устройством города.

34. Александр же с войском двинулся в Египет, а грузовые корабли отправил в Триполис[413] и велел ожидать его. Войско страдало от тяжелого перехода. По всем городам прорицатели встречали Александра, вынося изображения своих богов и провозглашая его новым Сесонхосисом, владыкой мира. Когда он прибыл в Мемфис, его посадили на трон в тронном святилище Гефеста и одели в пышное одеяние как царя Египта.

Александр видит статую из черного камня и надпись на подножии ее: "Бежавший царь вновь придет в Египет, не состарившись, а помолодев, и подчинит нам наших врагов персов". Александр спросил, чья это статуя. Ему отвечали: — Это наш последний царь Нектанеб. Когда персы выступили, чтобы завоевать Египет, он при помощи волшебства увидел, что египетские боги вышли навстречу неприятельским лагерным начальникам, и, поняв, что боги его предали, спасся бегством[414]. Когда же мы стали искать его и вопрошать наших богов, куда бежал наш царь, бог так вещал нам из святилища Синопейского храма: "Бежавший царь снова придет в Египет, не постарев, а помолодев, и наших врагов — персов — он подчинит нам.

Услышав это, Александр вскакивает на подножие статуи, обнимает ее и говорит: — Это мой отец. Я — его сын. Оракул бога вам не солгал. Впрочем, я удивляюсь, как это вы покорились варварам, между тем как у вас есть стены нерукотворные, которых не может разрушить неприятель: ведь кругом реки, они охраняют ваш город, и извилистые, труднопроходимые дороги, по которым не могут продвигаться огромные войска. Вот я пришел к вам с небольшим отрядом, да и то мы страдали от бездорожья. Но надо приписать промыслу богов и их справедливости то, что вы, обладатели плодородной земли и живительной реки, подпали под власть тех, у кого нет ни того, ни другого. Если бы вы, обладая дарами, какие есть у вас, еще бы и царили, то варвары, лишенные этих даров, вымерли бы. Поэтому они имеют военную мощь, а вы, обладающие земледельческим искусством, находитесь в услужении у тех, кто его не знает, так что неимущие получают от имущих.

Сказав так, Александр потребовал дани, которую они приготовили для Дария: — Не для того, — сказал он, — чтобы сделать вклад в собственную казну, а для того, чтобы я мог покрыть издержки по строительству вашего же города — Александрии, расположенной в Египте, но являющейся столицей вселенной. — После таких, его слов они охотно дали деньги и с почетом проводили его через Пелусий[415].

35. Набрав войско и снявшись с лагеря, он выступил в поход на Сирию. Ближайшие города подчинились ему. Включив там в свое войско тысячу конных, он подступил к Тиру. Жители Тира противились ему и не позволили занять город, основываясь на некоем древнем предвещании, гласившем: "Если вас покорит царь, ваш город будет разрушен до основания". Поэтому они и были против вступления Александра в город. Жители Тира обнесли весь город стеной и в завязавшемся ожесточенном сражении погубили много македонян, так что войско Александра поредело. Александр отступил, собрал свои силы и стал изыскивать способ разрушить Тир, Во сне он видит некоего говорящего ему: "Не подавай о себе вести в Тир" <..текст испорчен..>, Увидев это, он встает ото сна и посылает послов с письмом следующего содержания:

Прочитав послание, первосоветники тирские велели бичевать послов, говоря: — Каков этот ваш Александр? — Те не сказали ни слова, и их распяли.

Александр, узнав об этом, искал способа захватить жителей Тира. Он считал, что их неразумие...<..текст испорчен..> во сне он увидел, что один из прислужников Диониса, Сатир, подает ему сыр, а он, взяв его, стал топтать ногами. Пробудившись, Александр рассказал о своем сне одному толкователю. Тот сказал: — Царь Александр, Тир станет тебе подвластным, ибо ты растоптал ногами сыр[416]. — Так сyдил о сне толкователь. Спустя несколько дней Александр пошел войной на жителей Тира, причем три близлежащих поселка помогали ему. Они взломали ворота, убили стражей и разорили Тир, разрушив его до основания. И до нынешнего дня говорится: "беды Тира" — из-за взятия города Александром, а те три поселка, смело помогавшие ему, Александр возвел в разряд городов и назвал Триполис.

36. Он поставил начальником в Тире сатрапа Финикии и, выступив в поход, прошел через всю Сирию. Его встретили послы Дария, которые везли послание от него, плеть, мяч и ящик. Развернув послание, Александр прочел его, а оно было вот какого содержания:

37. Когда Александр прочел это, то на его войско напал страх. Александр, заметив их испуг, сказал: — Мужи македонские, что вы так смущены этим письмом, словно письмена и в самом деле имеют силу? Дарий так пишет из хвастовства, сам он вовсе не похож на написанное. Бывают псы, которые уже не могут взять крепостью тела, так они громко лают, точно лай свидетельствует о силе. Вот и Дарий — на деле он ничего не может, а в письмах кажется важной особой, точь-в-точь как псы. лающие. Но допустим, что написанное соответствует действительности: этим самым становится яснее, с кем нам предстоит храбро воевать, чтобы неожиданно не потерпеть поражения, а заслужить венки за мужественную борьбу.

Сказав это, Александр приказал связать за спиной руки тем, кто доставил письма, и увести их на распятие. Те перепугались и говорят: — Что плохого мы тебе сделали, Александр, почему ты велишь предать нас позорной казни? — Александр отвечал: — Вините вашего царя, а не меня. Ведь Дарий отправил эти послания, словно не к царю обращаясь, а к отъявленному разбойнику. Вот я вас и казню, раз вы пришли к самоуправцу, а не к царю. — Они же сказали: — Дарий писал, ни о чем не ведая, мы же видим строгий военный порядок и понимаем, с каким великим и разумным царем имеем дело. Поэтому окажи себя сыном царя Филиппа и даруй нам жизнь. — Александр отвечал: — Не потому, что вы испугались наказания и стали умолять меня, я помилую вас. Я вовсе не имею намерения наказать вас, но хочу показать различие между царем-эллином и варваром-тираном. Не думайте, что я причиню вам зло. Царь не умерщвляет вестников.

Сказав так, Александр приказал устроить пир и сам пировал, Заняв со своими людьми место на ложе за столом; но когда некоторые из послов, доставивших письма, завели было речь о том, как заманить Дария в засаду, не объявляя ему войны, Александр сказал: — Ни слова об этом! Если бы вам не предстояло отправиться отсюда к Дарию, я постарался бы кое-что выведать, но так как вы отправитесь, я не хочу знать ничего: вдруг кто-нибудь из вас передаст Дарию сказанное здесь, и таким образом я стану совиновником наказания, которое вы понесете там как раз за то, что я избавил вас от наказания. — Эти слова Александра были высоко оценены и сатрапами, и посланцами, доставившими письма.

38. На другой день Александр пишет послание Дарию и читает его своим сатрапам втайне от посланцев; оно гласило:

39. Прочитав это войскам и запечатав, он вручил письмо посланцам и подарил им золото, посланное ему Дарием; они ушли, восхваляя благоразумие и великодушие Александра. А он, набрав еще воинов и покорив всю Сирию, двинулся в Азию. Получив письмо, Дарий, взволнованный его содержанием, пишет такое послание подвластным ему сатрапам:

Сатрапы из тех краев, в свою очередь, написали и отослали Дарию письмо. Вот снятый с него список:

Получив и прочитав письмо, Дарий написал им следующее:

40. Узнав, что Александр находится поблизости, Дарий тоже стал лагерем на реке Пинаре и, написав письмо, послал его Александру, вот что в нем говорилось:

41. Когда это письмо было прочитано, Александр не испугался громких слов, а разгневался и двинулся в поход через Аравию. Дарий и его двор, видя, что Александр ведет войско на них, и думая одержать победу при помощи колесниц, снабженных серпами, поспешили занять фланговые позиции. И с противоположной стороны они поставили колесницы и весь воинский строй... <..текст испорчен..> он руководил фалангой, через нее нельзя было проехать на конях, нельзя было и повернуть обратно. Множество колесниц погибло, когда со всех сторон осыпали стрелами возниц, другие же колесницы рассеялись по полю. Александр явился, когда их уже оставалось мало, уравнял свое правое крыло с левым крылом персов — ведь Александру довелось быть в этом строю — и, сев на коня, велел трубачам играть военный сигнал. Одновременно с сигналом трубачей подняли крик оба сошедшихся войска, и завязалась превеликая битва. Сражались изо всех сил" долгое время упорно сопротивляясь на флангах; поражая друг друга копьями, переходили с места на место; оспаривая друг у друга победу, отходили то те, то другие. Александр и его воины оттеснили Дария и его окружающих и одолели персов силою; в смятении они схватывались друг с другом в гуще сражения, и многие пострадали от своих же соратников, многие и от противника. Ничего нельзя было разглядеть, кроме коней, повергнутых на землю после гибели их седоков, и в поднявшейся пыли уже нельзя было распознать ни персидского стрелка, ни македонского пехотинца или всадника. Воздух стал мутным, земли не было видно под кровавою грязью, и даже само солнце, скорбя о происходящем и не желая глядеть на столько мерзостей, затуманилось. Но вот произошел перелом в сражении, и персы обратились в бегство, а вместе с ними и Аминта, сын Антиоха, который перебежал к Дарию, — раньше он был македонянином, — он помогал ему в делах управления страной.

Уже было под вечер. Дарий побоялся ехать на колеснице, потому что его могли легко узнать издали. Ночью он добрался до ущелья, оставил там колесницу и бежал верхом на коне. Александр из честолюбия стремился захватить Дария и преследовал его всюду, какой бы путь ему ни указывали. Колесницу Дария, его вооружение, мать, жену и детей Александр захватил, преследуя его на протяжении шестидесяти стадий. А самого Дария спасла ночь; имея к тому же на смену еще одного свежего коня, он бежал.