Правый поворот запрещён

23

Где-то за стеной, во флигеле, переоборудованном в цех, грохотала штамповочная установка. Поэтому разговаривать приходилось громко. Комната — кабинет Вячина — вмещала стол, два стула и небольшой шкаф.

— Что случилось? — спросил Вячин, когда едва вошедший Лагойда уселся.

— Звонила жена Сереги Назаркевича. Его арестовали. Ушел на допрос в прокуратуру и не вернулся. Просила помочь.

— А что мы можем сделать?

— Я ей так и сказал.

— Правильно. От наших телодвижений никакого толку не будет, а можем лишь напортить. Следователь хоть и молодой, но дотошный.

— Он в институте широко загребает. Сейчас там какой-то в штатском вертится, маленький такой, на кавказца похож. К директору дважды наведывался, нашего старика-вахтера тормошил.

— Им за это деньги платят… Как думаешь, неужели это… Серега Назаркевич? — осторожно спросил Вячин.

— Ты у меня уже об этом спрашивал. Конечно, не хочется верить. Но всякое бывает, тем более — их отношения. А он психованный, — Лагойда посмотрел Вячину в глаза. — А ты-то как думаешь?

— Черт его знает. В жизни бывают такие выкрутасы!.. Жена Сереги адвоката нашла?

— Не знаю.

— Это нас с тобой опять начнут таскать, как свидетелей.

— Свидетели чего? — спросил Лагойда.

— Ну, мы вроде приятели, вместе работали, да и сейчас, в кооперативе… Обычно интересуются кругом знакомых обвиняемого и потерпевшего.

— В этом деле от нас с тобой толку мало, — заключил Лагойда.

— Не скажи, мы же с тобой не знаем, какие Серега дает показания… Кого Яловский назначил вместо Кубраковой?

— Пока, до конкурса, исполняет обязанности Коган. Он удобный для Яловского, покладистый.

— А для нас с тобой?

— В каком смысле?

— В смысле поликаувиля.

— Поживем — увидим…

Был конец рабочего дня, когда Джума Агрба шел по коридору института, завершив непродолжительный разговор с ночным вахтером Сердюком, оторвав его от возни с электромоторчиком. Пахло канифолью, от паяльника шел дымок. Разговор и в этот раз оказался пустым проворотом, дымом, как от паяльника. Ничего, кроме Кубраковой в ту ночь в институте вахтер не видел, ни с кем, по его словам, она тогда не встречалась, никто ее не ждал, все двери открывала своими ключами, запасные висели на гвоздике на общей доске. Ничего подозрительного вахтер не заметил, ничего в ту ночь в институте не пропало, во всяком случае жалоб не было. Опять Скорику тут рыбку не выудить.

«Все говорят сплошную правду, ни у кого никаких противоречий: если бы не случилось убийство, то и в голову не пришло бы усомниться. Но кто-то же врет! — философски рассуждал Агрба. — Кто-то. Все врать не могут. Должна иметься спрятанная правда, чтоб было от чего оттолкнуться и шагнуть дальше»…

— Директор у себя? — спросил Джума у секретарши. — Доложите: майор Агрба.

Яловский сидел, подперев лицо кулаками и глядел ожидающе Джуме в глаза. И в этом ожидании Агрба уловил какое-то сочувствие, мол, жаль мне тебя, майор, бесполезны твои визиты сюда…

— Что на этот раз?

— Альберт Андреевич, имелось ли в лаборатории что-нибудь, что представляло интерес? — спросил Агрба, усевшись.

— Разве что бутыль с хорошим спиртом. И еще — опытная лабораторная установка, гнавшая поликаувиль. Об этом я, по-моему, вам уже рассказывал.

— Назаркевич знал о его достоинствах?

— Безусловно. Он участвовал в разработках.

— А какова ваша степень участия в них?

— Относительная, скажем так: обеспечивал, — он усмехнулся.

— А запатентована работа как? В смысле, чье авторство? Единолично Кубраковой?

— Единолично, единолично, — он снова усмехнулся.

— Альберт Андреевич, простите за такой бестактный вопрос: в институте бытует мнение, что Кубракова в каком-то смысле вас подавляла, осложняло ли это ваши отношения? Говорят, завлаб Коган покладистый.

— Вопрос действительно не из тактичных, — нахмурился Яловский. Поэтому я вам отвечу без подробностей: да, Исаак Израилевич Коган покладистый.

— А что из себя представляет ночной вахтер Сердюк?

— У вас и у вашего коллеги из прокуратуры странная манера: этот вопрос мне ставится в третий раз. Это что, у вас такая метода? Ловить на противоречиях? Повторяю в третий раз: сюда на работу пригласил и устроил его я, претензий к нему никаких не имею. Что касается его знакомств и связей вне службы, выясняйте сами.

— Вы не получали в последнее время от Кубраковой каких-нибудь докладных или заявлений?

— Нет. Она вообще не любила эпистолярный жанр. Все предпочитала решать устно, — Яловский посмотрел на часы. — Если у вас есть еще вопросы, нам придется перенести их на следующий раз, если нет, то… У меня через десять минут внеплановая оперативка.

«Раздражен, даже клычки точил и дал мне отлуп, — думал Агрба, выходя из института. — Но с Кубраковой, похоже, у них не было все безоблачно». В сущности Джума сегодня выполнял не столько оперативную работу, сколько следовательскую. Поэтому, полагал он, если чего и упустил или сделал не так — не взыщите, Виктор Борисович Скорик, сами меня туда погнали…

Оперативка закончилась. Все разошлись. Яловский, пересмотрев бумаги на столе, высыпал из пепельницы окурки в корзину для мусора, и, заперев двери кабинета в пустой приемной, спустился вниз. В вестибюле за загородкой в маленькой конторке вахтера Сердюка горела настольная лампа. Вахтер копался пинцетом в обмотке какого-то разобранного реле.

— Анатолий Филиппович, — позвал Яловский.

Вышел вахтер.

— Возьмите, пожалуйста ключи, — Яловский положил связку на барьер. Как жизнь? Какие новости?

— Мои новости тут, — указал он на конторку. — Сижу, газеты читаю. В них все новости. Вот вожусь с реле, сосед-автомобилист попросил посмотреть. Да еще следователь заходит в гости.

— Часто?

— Несколько раз наведывался. И из милиции.

— Что же вы сообщали?

— А что я знаю?

— Н-да… Ну хорошо, спокойной ночи.

— Всего доброго…