Правый поворот запрещён

32

Как каждый нормальный человек, Юрий Лагойда не любил очередей, но как каждый нормальный «совок», увидев хвост к лотку, где продавали свежую горбушу, Лагойда пристроился за какой-то взмыленной дамой, от которой резко разило смесью пота и дезодоранта. Прикинув, понял, стоять придется минут сорок-пятьдесят, значит опоздает, а Вячин будет ждать, как уговорились. Не годится. Лагойда не любил опаздывать. Горбушу продавали по 45 за килограмм. Он знал, что к концу дня, на рынке тетки-спекулянтки будут гнать по сотне за рыбину. Ему, одинокому (в прошлом году разошелся с женой), денег хватало через голову, поэтому, поразмыслив, решил не стоять. И едва хотел отойти, как услышал:

— Юра! Лагойда! — кто-то позвал из очереди.

Оглядевшись, увидел знакомого фармацевта-технолога с химфармзавода. Они познакомились лет пять назад в круизной поездке по Дунаю, с тех пор иногда перезванивались, встречались за кружкой пива, а еще их связывал Назаркевич, знавший обоих.

Поздоровались.

— Рыбки захотел, — спросил фармацевт.

— Стоять не буду, времени нет.

— Я слышал, ты ушел в кооператив к Коле Вячину?

— По совместительству.

— Что у Сереги Назаркевича? Все еще под следствием?

— Да.

— Жалко парня.

— Да.

— Дело у нас с ним хорошее сорвалось.

— Какое?

— С поликаувилем.

— С поликаувилем?

— Ты только не очень распространяйся. Кубракова была против, мол, кустарщина, отказалась экспериментировать. Правда, Кубраковой уже нет, но все равно афишировать не стоит. Мы с Сергеем испытали лак, как упаковочный материал: таблеток, всяких драже. Это была идея Назаркевича. Эффект потрясающий, срок хранения лекарств увеличивается в три-четыре раза… Экономия денег, а, главное, — сырья: фольги, сам понимаешь… Теперь все накрылось.

— А откуда у вас поликаувиль? — насторожился Лагойда.

— Сергей дважды приносил граммов по пятьдесят, сливал из отстойника. Этого хватало с лихвой.

— Запатентовали?

— На каком основании? Во-первых, до конца эксперимент не довели, во-вторых, лак-то, в сущности, Сергей брал нелегально.

— Оба вы вроде тихие, а вон как шустрили!.. А если бы опять достали лак, продолжал бы работы?

— Где ты теперь возьмешь лак? Серега — ту-ту.

— Это я гипотетически.

— Нет, все равно в итоге надо выходить на ваш институт. Возможно сейчас, когда Кубракова не помеха, Яловский согласился бы взять под опеку эту тему. Но без Назаркевича не потяну.

— Да… зигзаги… — Лагойда посмотрел на часы. — Будешь стоять? кивнул на очередь.

— Постою.

— Я пошел, опаздываю.

— Привет Коле Вячину…

Всю дорогу до кооператива Лагойда думал об услышанном от фармацевта, пытаясь оценить по-всякому, прикидывал, сообщить ли об этом Вячину, но так ничего и не решил…

В узенькой приемной Вячина секретарша мягко, как на беззвучном пианино, касалась клавиатуры компьютера, иногда поглядывая на дисплей.

— Николай Николаевич у себя? — поздоровавшись, спросил Лагойда.

— Нет, срочно ушел в прокуратуру, звонили оттуда.

— Давно? — насупился Лагойда.

— Минут сорок назад.

— Он направился было к выходу, но секретарша остановила его:

— Юрий Игнатьевич, вам звонили.

— Кто?

— Какой-то Женя, сказал, что разыскивал вас в институте.

— И больше ничего?

— Больше ничего.

— Спасибо, — он быстро вышел.

Вечером Лагойда позвонил Вячину домой:

— Я приходил, но ты побежал в прокуратуру. С повинной, что ли? спросил он шутливо. — Чего они хотели?

— Да ну их к черту! Одно и то же: где был тогда-то, зачем приходил к Кубраковой, на чем ездил в Польшу, зачем, почему интересовался поликаувилем…

— Подлавливали, может на этот раз соврешь… Мною не интересовались?

— Спросили только, есть ли у тебя автомобиль, какая модель, какого цвета… так что жди, наверное, пригласят.

— На хрена им моя машина и я вместе с нею?

— У них спроси. А на хрена им Яловский? Я встретил его там, когда он вышел из этого же кабинета… Приходи завтра часов в десять. Сможешь?

— Завтра нет, много работы в институте.

— Что с металлом?

— Договорился, в пятницу завезут…