Правый поворот запрещён

38

Утром за мной заехали жена Назаркевича и ее брат на его машине и мы отправились к тюрьме. Когда мы вывернули из-за угла, я издали увидел Назаркевича и Скорика. Я сказал водителю:

— Остановите, пожалуйста, здесь, не надо близко подъезжать, подождем.

Скорик что-то говорил Назаркевичу, разводил руками. Назаркевич молчал. Потом Скорик ушел и мы подъехали. Назаркевич был странен молчалив, неулыбчив, никакой радости, словно вышел не из тюрьмы, а из ателье, где ему сшили неудачно костюм. Когда уселись в машину, он оглянулся на трехэтажный серо-зеленого цвета дом и спросил:

— Кого они теперь загонят сюда вместо меня?

— Это их дело, — коротко ответил я.

Всю дорогу жена его, сидевшая на переднем кресле, полуобернувшись, смотрела на мужа, улыбалась ему, а он иногда прикрывал глаза, кивал ей.

Когда подъехали к их дому и вышли, прощаясь, я сказал Назаркевичу:

— Сергей Матвеевич, я жду вас в понедельник в юрконсультации. Лучше во второй половине дня.

— Зачем?

— Закончим все формальности.

Он пожал плечами.

— Сергей Матвеевич, — решился я, — вы не могли бы все-таки вспомнить, кто из ваших знакомых знал, что одна дверца машины у вас не закрывается?

— Это еще зачем? — поморщился он. — Ну знало два-три человека.

— А кто именно?

— Не помню.

— А если очень понадобится, вы сможете вспомнить?

— Ни к чему это уже! — он нетерпеливо оглянулся на жену и шурина, ждавших на крыльце. — Извините, я устал. Спасибо вам. До свидания…

В четверть десятого утра Джума Агрба позвонил в ювелирную мастерскую, попросил позвать к телефону Корольца, но завмастерской сказал, что Королец на работу не вышел. Обеспокоившись, Джума поехал к нему домой. Дверь открыла старая женщина, как выяснилось мать «Пробы».

— Мне Евгения Дмитриевича, — сказал Агрба.

— А его нет, уехал. Да вы проходите.

— Когда? Куда?

— Сегодня, у него самолет ранишний. А вы откуда?

— Из милиции. Кое-что хотел выяснить. Что же он так срочно и куда?

— В отпуск, он еще неделю назад говорил, что хочет в отпуск. Улетел в Калмыкию к приятелю.

— Далековато… С женой?

— Нет, один. Зина в командировке, ее начальство не отпускало. А они так завсегда вместе в Сочах отдыхают. В этот раз не получилось.

— В котором часу его самолет? Номер рейса не знаете?

— Номеров не знаю, не говорил он. Ушел рано, половина восьмого была.

— Скажите, а дома он какие-нибудь работы делал? Он же специалист, говорят.

— А как же! У него и мастерская маленькая при дому.

— Мне необходимо ее осмотреть.

— Вы правда из милиции? А что случилось-то? Женя мой непьющий, спокойный, — заволновалась старуха.

— Ничего особенного не случилось, небольшая проверка, а то, что он непьющий, это хорошо. Вы вашего участкового знаете?

— Несколько раз видала, когда он соседа, Володьку Усова, урезонивал за водку.

— Вот я и пришел с вашим участковым. Он во дворе ждет. Так как нам пройти в мастерскую?

Она нашла ключ и повела Агрбу в полуподвал. Джума успел по дороге сказать участковому, чтоб тот обеспечил понятых.

Мастерская была крохотная, наверное метра два на два, небольшая кафельная печь, стол, покрытый оргстеклом, над ним лампа от кульмана, идеальный порядок, все убрано, в ящиках стола в коробках инструмент пинцеты, молоточки, надфели, паяльник, спиртовка, матрицы, разные приспособления. Нигде никакой металлической пыли. Джума понял, что хозяин очень постарался во время уборки. Щечки ручных и стационарных тисочков, наковаленки — тщательно протерты. Но Агрба знал, что эксперты, исследуя рубчатые щечки тисков, найдут микрочастицы металла в какой-нибудь выемке. Если, конечно, он там есть…

Делать тут было больше нечего. Изъяв в присутствии понятых тиски, опечатав мастерскую, Джума поехал в управление…

Почти сорок минут он названивал по разным телефонам в аэропорт. Выяснил: прямого рейса на Элисту нет. Туда можно добраться из Москвы, но оба борта на Москву уже ушли: один в четыре пятьдесят утра, второй в восемь тридцать. Сейчас одиннадцать сорок. Если «Проба» улетел вторым, то он уже во Внуково. Но откуда и когда летают из Москвы на Элисту: из Внуково или из Домодедово, узнать Джуме не удалось, машина не работала, связи с Москвой не было. Еще на Элисту удобно лететь из Ростова-на-Дону, из Волгограда и Ставрополя. Но ростовский и волгоградский борты уже ушли рано утром, ставропольский улетает в шестнадцать с минутами; вряд ли «Проба» отправился из дому с вещами в половине восьмого утра, если собирался улетать ставропольским почти в конце дня. Конечно, можно дать шифрограмму в линейный отдел аэропорта Элисты, но Джума не верил в эту затею, вроде шутя, он отмахнулся: «Вы, ребята, теперь самостоятельно-независимые, суверенные, так что решайте свои проблемы суверенно, у нас своего говна по горло»… Проценко, конечно, запустит «Пробу» во всесоюзный розыск… А куда деваться?..

Он подошел к окну, отодвинул шторку, внизу во дворе два милиционера разбортировали скат, «уазик» стоял на домкрате. Джума не успел закурить, только достал пачку сигарет из кармана, как зазвонил телефон.

— Слушаю. Майор Агрба.

Откуда-то издалека сквозь потрескивание и шуршание донесся голос:

— Товарищ майор, «Вольво» на подходе.

— Вы где? Откуда звоните?

— С заправочной на Богучаровском шоссе.

— А он?

— Тут же. Стал в очередь. Куда-то из будки звонил.

— Очередь большая?

— Минут сорок простоит.

— Ждите и следуйте за ним. Я перехвачу вас у въезда на Гоголевскую, у памятника танкистам.

— Все ясно.

— Смотрите, не упустите…

Джума прикинул: «От заправки до танка-памятника девять километров; пока поляк заправится, доедет, успею».

Он быстро вышел из кабинета.

Тадеуш Бронич ехал уже по городу, его серая «Вольво» осторожно обгоняла идущий впереди транспорт. Все складывалось хорошо, человек, которому он позвонил с заправочной, ждет, он заскочит к нему минут на десять-пятнадцать, надо рассчитаться, уплатить, потом — в Дольницкий лес забрать из тайника кадмиево-никелевые плиты, аккуратно уложить их в другой тайник — под машиной и — домой. Дом уже рукой подать, через два часа будет на границе! Это радостное нетерпение передалось в ногу и, чуть-чуть шевельнув ею на акселераторе, он почувствовал, как двигатель, словно поймав этот сигнал, прибавил обороты.

Для этого дела Проценко расщедрился, дал свою служебную «Волгу», и Джума, сидя рядом с водителем, приклеивался взглядом к серой «Вольво», шедшей через три машины впереди. На заднем сидении за спиной Джумы вольготно устроился коллега-оперативник.

В старой части города поляк свернул на улицу Спартака, она была тупиковой, выезда не имела, даже стоял знак с указанием на это, и Джума понял, что «Вольво» сейчас будет парковаться.

— Не обгоняй, притормози, — велел он водителю.

Поляк остановился у дома номер двенадцать, вышел, запер дверцу и направился к подворотне. Это было старое очень высокое трехэтажное здание, узкое, с трудом втиснувшееся меж двумя домами; полуцилиндры застекленных эркеров, как пузыри, выступали на тех местах фасада, где внутри дома находились лестничные площадки, на каждую выходило две двери — слева и по центру. Джума знал такие дома: когда-то каждый этаж занимала одна многокомнатная квартира, имевшая два выхода — для хозяев парадный и для прислуги боковой. В советское время квартиры изуродовали перегородками из сухой штукатурки, разделили, создали коммуналки…

Джума не спеша шел за поляком, слышал его шаги в глубокой сводчатой подворотне, затем хлопнула дверь подъезда. Бронич поднимался по крутым скрипучим деревянным ступеням, достиг третьего этажа.

Агрба остановился на первом, отошел в самую глубину эркера, чтоб видеть хотя бы ноги Бронича, и понять, у какой двери он остановился: у той, что слева или по центру. Поляк остановился у центральной. Стоял долго, видимо не открывали, наконец его впустили. Джума сбежал вниз, сел в машину.

— Поехали? — спросил сзади оперативник.

— Нет, будем ждать.

— Тогда перекурим.

— Давай.

Ожидание длилось минут двадцать. Наконец Бронич появился из подворотни, огляделся по сторонам и направился к «Вольво».

— Поедешь за ним. Только осторожненько, — сказал Джума. — Я останусь здесь, надо выяснить, у кого он гостил, — Агрба вылез из машины, и когда оба автомобиля скрылись за углом, вошел в дом…

На утренний поезд Королец билет не достал, но все же приехал на вокзал пораньше в надежде сесть спустя час на проходящий международный. И вдруг вокзальное радио прогавкало что-то неразборчиво, из всего Королец только и уловил, что нужный ему поезд опаздывает на два часа. Раздосадованный, он затащил рюкзак и оба чемодана в угол за киоском «Союзпечать» в зале ожидания и притих там, наблюдая за копошением сотен людей. Через какое-то время он стал следить, когда освободится хоть одна из трех кабин телефона-автомата. Наконец, из крайней вышла девушка. Надев рюкзак и подхватив чемоданы, Королец поспешил к кабине, втиснулся, притянул дверь, бросил монетку и набрал номер. После гудка и щелчка раздался знакомый голос:

— Я слушаю.

— Привет. Что делаешь? — сказал Королец.

— Только что принял душ.

— Это хорошо. Чистое бельишко натянул. Приготовь еще одну смену.

Скрипнула дверь, Королец испуганно оглянулся, но сообразил, что толкнул ее рюкзаком, висевшим за спиной.

— В чем дело, «Проба»? Что мелешь? Ты откуда звонишь, что такой галдеж?

— Из аэропорта. Народу тьма. Одни прилетают, другие улетают. Я вот тоже улетаю. В отпуск. Понял?

— Не очень. В Сочи, что ли?

— В Калмыкию. Поглубже. Срочно. Понял?

— Начинаю. Ты подробней.

— Все прибери, подмети. Соседа своего Володьку Усова помнишь? Пьянь. У него мент был. Интересовался бериллием, Кубраковой, мною. Понял? Тадек не появлялся? Слышь, ты что оглох? Алло! Тадек не появлялся?

— Только что ушел, — голос говорившего вдруг осип.

— Ты ему сказал, что товар в «ямке» в Дольницком лесу?.. Чего молчишь? Алло?! Ладно, будь! Кажется, объявили посадку, — он бросил трубку на рычаг, распахнул дверь плечом, вмял себя в толпу, першую к выходам на перроны…

В его ушах еще звучали слова «Пробы» на фоне голосов и шарканья ног сотен людей. Он даже положил трубку не на аппарат, а рядом, на столик, и она выбрасывала в тишину комнаты короткие «би-би-би-би». Он пытался угадать, что произошло, отчего «Проба» пустился в бега. Но даже не узнав от него никаких подробностей, понял: милиция вышла на бериллий и кольца, раз уж Королец упомянул Кубракову. Не зря «Проба» посоветовал приготовить еще одну пару чистого белья. В тюрьму?.. Что делать?.. Бежать?.. Куда? Нет, никуда бежать не надо… Если поймают, это вызовет еще большее подозрение… Сидеть и ждать, пока придут и заберут?.. А что, если явиться с повинной? Самому… Дурак, в чем пойдешь виниться? Ты же не знаешь, что у них есть против тебя… Лучше же на первом допросе признаться: да, участвовал в изготовлении фальшивых колец. Каким образом? Доставал бериллий. Хотел еще достать от имени Кубраковой. Вот и вся моя вина, гражданин следователь… Сколько дадут за это? Ведь сам кольца не делал, сбытом не занимался… Я, гражданин следователь, так сказать, снабженец в этом деле… И на этом точка! И ни слова больше!.. О том они ничего знать не могут. Никто меня не видел с нею ни в Богдановске, ни там, над обрывом… Ах, посмотреть бы, что у них в папочке, заведенной на тебя!.. Кто сбывал? Понятия не имею, гражданин следователь!.. «Проба»? Давно его не видел. Нет, куда он исчез, — ни сном, ни духом… Знают ли они что-нибудь о Тадеке, о поликаувиле? Вряд ли… Как он границу проскочит? Тоже вопрос, важный вопрос… У него на границе всегда был порядок, нужные люди схвачены. Столько раз ездил! И с каким товаром!..

Он сидел в майке и трусах, и только сейчас почувствовал, что весь в липком поту, даже ноги. Разболелась голова, что-то колотилось в висках. Осмотрел комнату. Тут все чисто… Надо в гараж смотаться, посмотреть машину: не забыл ли чего в ней, не наследила ли она, когда ехали из Богдановска к обрыву… Времени, правда, прошло с тех пор много, что-нибудь ненужное попалось бы на глаза… В «бардачке» вроде ничего такого: манометр, фигурная отвертка, пачка сигарет, коробка спичек, каскетка — привез из Таллинна несколько штук таких, раздарил знакомым… Каскетку надо выбросить…

Джума поднялся на третий этаж, подошел к двери, из которой десять минут назад вышел Тадеуш Бронич. На косяке торчал звонок, рядом табличка, указывала, кому из соседей сколько раз звонить: «Ишанкулиева — 1», «Веретенникова — 2», «Супрун — 3». Ни одна из этих фамилий не была Агрбе знакома. Поразмыслив, он подошел к двери слева: кнопка звонка и никаких фамилий. Джума нажал. Открыла женщина лет шестидесяти в переднике поверх халата:

— Вам кого?

— Я из пожарной инспекции, — сказал Джума. — Вы извините за беспокойство. С полчаса назад сюда, — он указал на соседнюю дверь, должен был зайти трубочист из ЖЭКа. Он мне срочно нужен. Вы не знаете, к кому он мог?

— Кто-то звонил в квартиру Супрунов. К ним три звонка.

— Вы уверены?

— Господи, у нас тут сплошь стены, как из фанеры, слыхать не только звонки, а в какой комнате сколько раз чихнули.

— Значит, к Супрунам?

— Супруны давно померли, дочка их тут жила, Наташа.

За спиной у женщины из глубины коридора послышался плач ребенка.

— Извините, спешу, внучка кричит, — заторопилась женщина, — Наташа уже здесь не живет, разошлась с мужем, он оставил ей свою квартиру, — а сам перебрался сюда. — Ваш трубочист, наверное, к нему…

— К кому?

— К Лагойде, Лагойде! К Юрию Игнатьевичу! — она торопливо захлопнула дверь.

Джума на секунду прикрыл глаза, остро захотелось курить, но не стал. Повернувшись, заспешил по ступеням вниз…

— Что скажете? — Джума, закончив рассказ, посмотрел на Проценко.

— Лагойда! Кульбиты!.. — он покачал головой. — Ты никуда не отлучайся. Бронич выехал на Грудковское шоссе, значит жмет к границе. Я звонил Чеславу, пусть встречает своего земляка на той стороне, а мы с тобой проводим его до самого КПП отсюда. Ты Скорику сообщил о Лагойде?

— Нет еще. Сейчас свяжусь с ним от себя, — Джума встал.

— Давай по-быстрому к себе и бегом вниз, я буду в машине…

— Витюша, кто это висел у тебя на телефоне? Еле дозвонилась, услышал Скорик голос Кати.

— Джума… Ты что-то хотела?

— Ты торопишься?

— Очень.

— Что-нибудь случилось?

— Да.

— Хорошее?

— Не знаю, еще не знаю… Говори, что там…

— Утром, когда ты ушел, а я еще собиралась, приехала твоя мама. Она будет жить у тебя дня два, пока Луша ей квартиру уберет. Так что я от тебя съезжаю. Поскучай. Ну, привет, — она положила трубку.

Но ему было не до этих новостей: его и Щербу ждал прокурор области, у которого сидел начальник УВД…