Мы все вскочили и ударили по рукам. Сумма выигрыша была 1000 долларов. Мы договорились разделить ее поровну.
Я закричал в трубку: «Я победил! Ничего себе, я победил? Вы меня не разыгрываете? Я не могу в это поверить! Я никогда ничего не выигрывал!» Мы все вскочили и ударили по рукам. Сумма выигрыша была 1000 долларов. Мы договорились разделить ее поровну. Кто бы из нас ни выиграл, мы решили разделить приз. После первых четырех выигрышей мы знали, что система работает, но столкнулись с новой проблемой: по правилам этой радиостанции, никто не может победить в конкурсе более одного раза в год. Мы начали предлагать сделки родственникам, друзьям и кому угодно, кого знали достаточно хорошо и кому доверяли: «Когда получишь чек, оставь себе 400 долларов и отдай нам остальные 600».
За три или четыре месяца мы выиграли конкурс примерно 50 раз. В конце концов мы бросили это дело только потому, что у нас закончились друзья! Как жаль, что Facebook еще не существовал. Тогда бы у нас нашлось гораздо больше товарищей для данного дела.
Особая прелесть этого мероприятия была в том, что оно даже не считалось противозаконным. Юрист подтвердил мне, что до тех пор, пока мы не эксплуатировали оборудование телефонной компании незаконным образом и не использовали личные данные друзей без их разрешения, это не было мошенничеством. Даже когда вначале получил номер СДТС, я не представлялся сотрудником телефонной компании, я просто спросил номер, и женщина дала мне его.
Кроме того, технически мы соблюдали правила игры. У радиостанции было правило: человек может выиграть только один раз в год. Мы выполнили и это. Мы просто использовали лазейку, но не нарушили никаких правил.
Однажды я настолько удачно попал наугад, что даже сам удивился. Радиостанция предоставляла номер, по которому можно было позвонить, чтобы слушать их передачи по телефону. Я позвонил по нему из маминой гостиной в Лас-Вегасе, а когда начался конкурс, позвонил туда, на самом деле не веря, что смогу дозвониться до станции и стать седьмым. Потом я услышал волшебные слова, поздравления, за которыми последовал вопрос ведущего: «Как вас зовут?» Я мямлил и мычал что-то невнятное, пока не вспомнил друга, а его имя мы еще не использовали. Я назвал его имя и замял неловкую паузу, выпалив: «Я так взволнован, что с трудом могу произнести собственное имя!»
Каждый из нашей четверки получил примерно по 7000 долларов от этой затеи. Однажды, когда я встретился с Льюисом в ресторане, чтобы отдать его долю, там было так много наличности, что я чувствовал себя драгдилером или кем-то в этом роде, кто выплачивает откат.
Значительная часть доли ушла на мой первый современный ноутбук Toshiba T4400SX с 486-м процессором, который работал на впечатляющей тогда частоте, шикарнейшие 25 МГц. Я отдал 6000 долларов. Оптовая цена!
Это был печальный день, когда у нас закончились люди, которым мы могли достаточно доверять, чтобы сотрудничать.
В один прекрасный вечер, вскоре после того, как мы занялись радиоконкурсом, я ехал на квартиру к отцу и мне в голову пришла идея, схема, которая могла бы дать глоток свежего воздуха, пока я не поставлю точку в деле Эрика Хайнца/Майка Мартинеза/Джозефа Вернла/Джозефа Уэйса.
Идея заключалась в том, чтобы Льюис между прочим выдавал Эрику обрывки сведений обо мне. Он будет говорить что-то вроде этого: «Кевин подумывает о том, чтобы поработать с некоторыми хакерами в Европе. Он уверен, что это его обогатит».
Я подумал: то, что федералы уже накопали на меня, покажется им мелочью по сравнению с возможностью взять меня тепленьким в ходе серьезного взлома, когда я краду кучу долларов, или швейцарских франков, или немецких марок у какой-либо финансовой организации или корпорации. Они постараются не спускать с меня глаз, но будут терпеливо дожидаться, пока я проверну это большое дело, и предвкушать, как они ворвутся в помещение, вернут деньги и проведут меня в наручниках перед жадной на сенсации репортеров и падкой на скандалы публикой. ФБР спасает Америку от очередного злодея.
Пока они будут дожидаться, когда я подготовлюсь к атаке, мой условный срок, надеюсь, подойдет к концу. Это казалось мне отличной отсрочкой, которая позволяет выиграть еще немного времени.
Дэвид Робертс, адвокат Льюиса, не нашел в этом плане ничего предосудительного. Мы с Льюисом встретились и обсудили некоторые частности. Льюис не нарушит никаких законов, солгав таким образом, поскольку он не будет говорить непосредственно с агентом ФБР.
Мой условный срок должен был закончиться через несколько месяцев. К тому моменту, как у федералов иссякнет всякое терпение дожидаться, пока я совершу этот европейский взлом, месяцы истекут, и агенты уже не смогут просто схватить меня и отправить в тюрьму за нарушение условий освобождения.
Будут ли они в действительности ждать так долго? Я мог только надеяться на это. Через несколько дней Льюис отчитался мне, что он упомянул мой Большой Европейский Взлом при Эрике и тот попытался узнать подробности. Льюис сказал ему, что, по моим словам, это слишком крупное дело, чтобы о нем распространяться.
За весной пришло лето, я снова стал чувствовать себя настоящим лос-анджелесцем. Однако нужно было разобраться с тем, как я жил. Во-первых, переезд к отцу стал казаться мне возможностью наверстать все те годы, которые он прожил за две тысячи миль от меня, обустраивая свою жизнь в новой семье. Я перебрался в комнату Адама, отчасти из желания поддержать отца и побыть вместе с ним в это тяжелое время после смерти брата, отчасти из-за надежды, что это поможет нам стать ближе.
Все вышло совсем не так, как я рассчитывал. Иногда мы приятно проводили время вместе, но у нас случались и долгие напряженные периоды, которые напоминали мне ранние годы, когда наши отношения были настоящим полем битвы, усеянным минами.
Все мы вынуждены идти на компромиссы, когда живем с кем-то в четырех углах. Хотя это и избитая фраза, все же нужно признать, что родственников не выбирают. Однако где-то проходит грань между тем, на что закрываешь глаза и с чем можешь смириться, и тем, что делает жизнь невыносимой. Те женщины, с которыми мне доводилось сталкиваться в жизни, не оставили сомнений, что жить со мной не так уж просто, поэтому я уверен, что в бытовых конфликтах были виноваты оба.
Я окончательно подошел к той точке, когда уже не мог этого выносить. Я устал от постоянных жалоб отца на то, что я слишком много времени разговариваю по телефону, но куда больше меня раздражала его страсть к порядку. Мне также нравится жить в чистом и прибранном месте, но он был одержим этим. Если вы помните Феликса, персонажа «Странной парочки», которого в фильме играл Джек Леммон, а в телесериале – Тони Рэндалл, то знаете, что он был фанатиком чистоты с нездоровым отвращением к малейшему беспорядку.
Так вот, Феликс был просто паинькой по сравнению с моим папой.
Один пример: мой отец брал рулетку и измерял расстояние между вешалками в шкафу, чтобы убедиться, что они висели на расстоянии дюйма друг от друга.
Теперь умножьте это на нервозность и примените к каждой мелочи в трехкомнатной квартире. После этого вы начнете понимать, в каком кошмаре я жил.
Весной 1992 года я сдался и решил переехать. Я был рад остаться в том же жилом комплексе, чтобы регулярно видеться с отцом, но не настолько, чтобы по-прежнему жить у него под крылышком. Я не хотел, чтобы папа подумал, будто я отворачиваюсь от него.
Я был огорошен, когда дама из бюро аренды сказала мне, что у них есть лист ожидания и может пройти несколько месяцев, пока освободится квартира для меня. К счастью, я не застрял у отца: Марк Касден из Teltec согласился пустить меня в свою гостевую спальню до тех пор, пока до меня не дойдет очередь и я не смогу переехать в отдельную квартиру.
Обжившись на новом месте, я взялся еще за одно контрразведочное мероприятие. Когда я был в офисе Дейва Харрисона, решил попробовать узнать что-нибудь с помощью нового ноутбука, прослушивая телефонные разговоры менеджера по безопасности Pacific Bell Джона Венна с помощью SAS. Я периодически подключался к линии Венна. Чаще всего, если я попадал на разговор, его тема не казалась мне интересной, тогда я слушал лишь вполуха, занимаясь при этом чем-то еще.