День благодарения считается радостным и праздничным днем, но у нас в тот год не было ни счастья, ни благодарения.

Я сел за столик, дождался, пока закончится мамина смена, чтобы она могла отвезти меня домой. Когда я рассказал ей и бабушке, что, возможно, вот-вот снова окажусь в тюрьме, они впали в панику. День благодарения считается радостным и праздничным днем, но у нас в тот год не было ни счастья, ни благодарения.

На протяжении нескольких следующих дней вместо того, чтобы отправиться в отдел по условно-досрочному освобождению, я дважды позвонил туда в нерабочее время и оставил на автоответчике сообщения, что отмечаюсь по телефону, так как моя мама болеет и я не могу ее оставить.

Звонил ли мой инспектор по условному освобождению туда и говорил ли, что меня нужно взять под стражу? Я распознал смешанный голос, которым произносились исходящие сообщения с автоответчика, что стоял в отделе по условно-досрочному освобождению, и догадался, аппарат какого типа там используется. Производитель таких автоответчиков применял «000» в качестве стандартного кода для получения сообщений. Я попробовал – действительно, опять они не потрудились изменить стандартный код. Я названивал через каждые два часа и прослушивал все сообщения. К счастью, от моего инспектора там ничего не было.

Бабушка, мама и ее приятель Стив Книтл отвезли меня обратно в Лос-Анджелес. Я, конечно же, не решился бы сам сесть за руль. Мы приехали в город поздно вечером 4 декабря, в тот день, когда истекало мое разрешение на поездку. Я отправился к себе на квартиру, совершенно не подозревая, что тем самым утром приходил Брайан Солт, судебный пристав, который собирался меня арестовать. Следующие три дня я провел в страхе и волнении, ожидая, что в любой момент могут заявиться федеральные агенты. Из дому я каждое утро уходил ни свет ни заря, а каждый вечер посещал кино, чтобы хоть как-то отвлечься. Возможно, другой на моем месте целыми вечерами бы пил и гулял, но у меня и так нервы истрепаны. Я подозревал, что, возможно, провожу последние дни на свободе и вот-вот лишусь ее очень надолго.

Больше я не собирался покидать Лос-Анджелес до тех пор, пока не закончится мой условный срок. Будущее я представлял себе так: выдумаю себе подставную личность и исчезну. Перееду в какой-нибудь другой город, подальше от Калифорнии. Не будет больше Кевина Митника.

Я старался тщательно продумать план побега. Где я буду жить под вымышленным именем? В какой город мне перебраться? Как зарабатывать на хлеб?

Мысль о том, что я буду жить так далеко от мамы и бабушки, убивала меня, ведь я так их любил. Меня угнетала сама необходимость доставлять им еще больше страданий.

В полночь на 7 декабря 1992 года официально истек мой условный срок.

Никакого звонка от инспектора, никакого обыска с утра пораньше. Какое счастье! Я свободный человек.

Возможно, мне это просто кажется.

Мама, бабушка и Стив заночевали у Труди, моей двоюродной сестры. Теперь мы поменялись местами: мама со Стивом поехали ко мне на квартиру упаковать все мои вещи, а мы с бабушкой отправились к Труди. Не было никакого смысла бродить около дома, если условный срок истек.

Порой удивляешься, как относятся к своей работе люди со служебными удостоверениями. Рано утром 10 декабря, через три дня после того, как истек мой условный срок, мама со Стивом были у меня на квартире, они как раз заканчивали паковать вещи и договаривались о перевозе мебели. Вдруг в дверь постучали. Приехали легавые, на этот раз втроем. Судебный пристав Брайан Солт, агент ФБР, имени которого мама не запомнила, и мой заклятый враг – агент Кен Мак-Гуайр, с которым я все еще ни разу не встречался лично. Мама заявила, что мы с ней поссорились несколько дней назад и я ушел. После этого, по ее словам, она ничего не знала о том, где я нахожусь. Еще она добавила: «Условный срок Кевина закончился».

Когда Солт ответил, что у него есть ордер на мой арест и что он оставил на входной двери записку, чтобы я с ним связался, мама ответила ему чистую правду: «Никакой записки он не видел. Если бы видел, обязательно бы мне сказал».

Потом у нее была небольшая словесная перепалка с агентами по поводу того, завершился ли мой условный срок или нет.

Позже она рассказывала мне, что эти незваные гости нисколько ее не напугали. Ей казалось, они ведут себя как идиоты, особенно тот, который открыл холодильник и поглядел, не прячусь ли я там. Она просто посмеялась над агентом (хотя, может быть, он проверял, не оставил ли я пончиков для ФБР).

Наконец они убрались несолоно хлебавши, с пустыми руками и без всякой информации.

Насколько я мог судить, теперь я был свободным человеком и мог свободно выезжать из Лос-Анджелеса, пока мне еще не предъявили никаких новых обвинений.

В то же время я понимал, что не смогу просто вернуться с мамой в Лас-Вегас. Это было бы слишком опасно, возможно, за ней уже следили. Тогда бабушка предложила поехать с ней в Лас-Вегас после того, как я завершу все дела в Лос-Анджелесе.

...
Загрузка...