Без крепких ласковых рук Ируки Анко снова одолели сомнения. Без щекотных жарких поцелуев в нескромные места — терзало беспокойство. Без его присутствия — поглощала потерянность.
Не играет ли он с ее чувствами? Опять…
Она завидовала тому, как легко и просто у Ируки получилось «переварить» прошлую жизнь, справиться с разрозненной памятью, потерями, понять себя и стать целой личностью… А она никак не могла разобраться в одной себе.
Анко опасалась снова утонуть в слепом обожании, в желании раствориться в нем, в его полных до краев восхищением глазах, стать тенью Ируки и… хотела этого.
Анко было странно снова остаться в его доме одной. Раньше Ирука всегда вел ее, как лошадь в шорах: ванная, лестница, кровать, а затем в обратном порядке… И настойчиво просил уйти до рассвета. Не позволял оставить даже щетку и шампунь, так что ей приходилось носить с собой походный свиток. А сейчас ее вещи заняли два шкафа в его спальне, потеснили его бритву в ванной, ее документам и книгам нашлось место на полках и в ящиках письменного стола, но она все равно втайне боялась, что это не навсегда.
Раньше он не позволял ей остаться одной, закрывал перед носом двери, пристально следил, чтоб она не увидела ничего из содержимого шкафов или ящиков… Когда она была здесь раньше, его дом казался ей стерильным, безжизненным и холодным. Сейчас появилась лишь пара мелочей: забытые свитки, тарелка с печеньем, ее любимые подушки… И дом будто преобразился, ожил…
С тех пор как Ирука признался, что помнит прошлую жизнь, Анко начало казаться, что она живет во сне. Слишком светлом и радостном сне, чтобы быть правдой. Иногда украдкой она щипала себя за руку или шепотом говорила: «Кай». Она не могла не проверять, но втайне боялась, что после очередного щипка реальность поплывет и явит… А что именно она должна явить, Анко даже вспоминать не хотела.
Даже кимоно с камонами его клана не успокоило ее душу; прохладная черная ткань жгла руки, будто чужая.
Ирука будто пытался наверстать упущенное время, засыпая ее любовью и нежностью. Он больше не извинялся за прошлое. Он его отпустил, а Анко — нет. Но она надеялась, что мнительность отпустит ее…
Анко хотела бы вымарать из памяти те дни, когда Ирука был холодным и чужим, несмотря на то, что рвать с ней не спешил. Казалось, что тот Ирука ждал, когда у нее лопнет терпение, когда она сама порвет с ним отношения. Но все это время Анко терпела, утирала слезы и терпела, отвечала едкостью на колкости и оскорбления и терпела… А теперь боялась, что может нечаянно проснуться. Вернуться к тому, что было.
Анко все еще тяжело было принять на веру фразу «Мой дом — это твой дом», потому она чувствовала себя полуночным воришкой, каждый раз крадучись пробираясь в библиотеку, разглядывая его личные бумаги и рисунки. Ирука разрешил ей смотреть и читать все, без ограничений, лишь попросив, чтоб она положила все на место после.
— Другая бы, — невесело усмехнулась Анко, — на моем месте полезла в библиотеку его предков, а я листаю его список покупок.
Запомнив, где лежал очередной блокнот с безликой обложкой, Анко быстро вернулась в спальню с добычей. Новым трофеем для изучения стали рисунки довольно фривольного содержания с ней самой в главной роли и короткими надписями на полях, жавшимися к самому корешку, от которых становилось жарко. У Анко горело лицо и пылали огнем уши, но она продолжала листать страницы с карандашными набросками.
— Он даже записывал комплименты, чтоб потом мне их сказать! — охнула Анко, прижав раскрытый блокнот к груди.
На развороте был ее акварельный портрет в куротомесоде, будто бы она лежит на спине с приспущенными плечами, с задранным одной стороны подолом, так что видно черные трусики и… почему-то пояс для чулок, без них самих.
Вообще у Ируки, как подметила для себя Анко, был пунктик на чулках. Частенько на рисунках он оставлял ей только этот элемент одежды. А она защиту в виде чулок не носила с подросткового возраста.
Этот блокнот Анко нашла в тайнике, ящике с двойным дном.
Один из рисунков показался Анко любопытным. Ирука нарисовал ей кошачьи ушки, гладкий хвостик и тряпичные перчатки с большими бантами, напоминающие лапки, которыми ее копия прикрывала обнаженную грудь.
— Горячо! — оценила Анко, а затем, представив, как в таком виде покажется перед Ирукой, схватила лист бумаги и карандаш.
Анко принялась быстро писать, бормоча под нос:
— …Ошейник можно купить в магазине Инузука, ленты — в цветочном, ушки и перчатки на ободке заказать… Чулки… видела где-то такие черные с кружевами, но где я достану такой большой бубенчик? И… к чему крепить хвост?
________________
Заплыв по неизведанным просторам женских форумов считаю удачным, но травмирующим.