Даймонда начали преследовать неудачи. Во‑первых, когда он стал искать «Эскорт», на котором они с Джули приехали, машины он не обнаружил. Это, впрочем, было логично: Джули отправилась следом за женщиной, приходившей навестить Биллингтона. Во‑вторых, вспомнил, что у него нет рации — к сожалению, ему не пришло в голову позаботиться о том, чтобы ему выделили переговорное устройство. Чтобы попасть обратно в Бат, Питеру пришлось вызывать такси из будки телефона‑автомата. Утешением стало то, что Питеру попался водитель, с которым он был знаком с тех времен, когда жил и работал в городе. Они вдоволь позлословили по поводу происходящих в Бате перемен: черных, лондонского типа, такси, туристических автобусов, огромных торговых центров, школьников, городских советников, голубей, рождественских украшений, праздничных карет и многого другого. Когда такси затормозило перед обшарпанной террасой заброшенного дома в Уидкомб‑Хилл, где жила Уна Мун, а до недавнего времени — и Саманта Тотт, настроение у Даймонда немного поднялось. Однако оно снова ухудшилось, когда длинноволосый молодой человек в полевой армейской форме сообщил, что Уна Мун съехала.
— Где я могу ее найти? — спросил Питер.
— А вы кто?
— Ее друг.
— Сколько сейчас времени?
— Половина третьего. Где она может находиться?
— На уни.
— На площади рядом с университетом?
— На уницикле.
— Ясно, — пробормотал Даймонд, ничего не поняв.
— Она там, рядом с аббатством, — подсказал молодой человек. — Вы ее друг, а не знаете, что Уна Мун жонглер?
Даймонд, не ответив, снова сел в такси.
На кладбище рядом с аббатством собралась толпа из примерно восьмидесяти зрителей. Люди полукругом обступили двух артистов. Один из них, мужчина в грязном, измятом вечернем костюме, сначала глотал огонь, а затем зажег факелы и передал их молодой женщине, тонкой и стройной, словно тростинка, с темными волосами и красивым, запоминающимся лицом. Та, балансируя на одноколесном велосипеде, принялась ловко жонглировать ими. Вне всякого сомнения, это была Уна Мун. Питер сообразил, что для расспросов о событиях четырехлетней давности, когда она жила в заброшенном доме на Трим‑стрит, момент не самый подходящий.
Церковные часы пробили без пятнадцати три. Он уже намеревался прервать представление, хотя публике это наверняка бы не понравилось, но решил дать артистам еще несколько минут. Хотел использовать это время для того, чтобы узнать, что происходит вокруг бывшего отеля «Эмпайр» — северная часть аббатства выходила на Ориндж‑Гроув. В ту сторону Даймонд и направился.
На перекрестке с Гилдхоллом доступ на Ориндж‑Гроув преграждали металлические барьеры. Констебль протягивал через тротуар специальную ленту.
Даймонд объяснил ему, кто он, и поинтересовался, как развивается ситуация. Констебль рассказал, что согласно приказу Уоррилоу на всем пространстве, примыкающем к «Эмпайр», приостановили автомобильное и пешеходное движение. Вблизи бывшего отеля полицейские установили аппаратуру прослушивания высокой чувствительности, а в нескольких стратегических точках оборудовали специальные пункты. Наблюдателя разместили также на крыше аббатства, в северо‑восточной башне, — констебль был уверен, что речь идет не о снайпере. По его мнению, было бы настоящим кощунством поместить на крыше подобного сооружения человека с оружием.
— Кто‑нибудь появлялся в окне после того, как девушку заметили на балконе здания? — спросил Даймонд.
— Насколько я знаю, нет, сэр, — ответил констебль. — Вряд ли преступник мог дважды допустить один и тот же промах и дать девушке возможность еще раз как‑то заявить о себе. В его распоряжении целое здание, так что он может держать заложницу в какой‑нибудь комнате с другой стороны строения или в помещении без окон.
— Да, но ему надо осматриваться, чтобы понимать, что происходит вокруг, — возразил Даймонд.
— Для него важнее наблюдать за лестничными маршами внутри здания. Именно по ним наши сотрудники собираются проникнуть в него — если только мистер Уоррилоу не планирует использовать вертолет.
— Меня бы это не удивило, — заметил Даймонд.
Пора было вернуться туда, где уличные артисты давали импровизированное представление. Шагая через двор аббатства, Даймонд услышал аплодисменты. Выступление Уны Мун и ее партнера завершалось. Зрители начали понемногу расходиться. Некоторые, наиболее щедрые, бросали в перевернутый цилиндр монетки. Наступила очередь музыкантов — чуть в стороне Даймонд увидел настраивавших инструменты участников струнного квартета.
Когда Питер подошел к Уне Мун и представился, она собирала еще курившиеся дымом факелы. Как только он упомянул имя Саманты, молодая женщина воскликнула:
— С ней все в порядке? Вы ее нашли?
— Давайте выпьем чаю и поговорим? — предложил Даймонд, не отвечая на вопрос. — Вон там, на территории крытого рынка, есть кафе, где можно спокойно посидеть и побеседовать.
Уна Мун спросила, может ли к ним присоединиться ее партнер — глотатель огня. Когда речь идет о дармовом угощении, уличные артисты предпочитают держаться вместе, подумал Питер. Молодой человек в цилиндре, услышав слова Уны, подмигнул Даймонду. Тот, однако, выудил из кармана горсть мелочи, протянул ему и подмигнул, дав понять, что парню лучше перекусить где‑нибудь в другом месте.
Затем Даймонд любезно предложил Уне Мун донести до рынка одноколесный велосипед. Рыночное кафе было довольно уютным и подходящим для беседы. Усевшись за столик из зеленого пластика, молодая женщина, грея ладони о толстые стенки заварочного чайника, устремила на Питера взгляд своих темно‑карих глаз.
— В такую погоду вам следовало бы одеваться теплее, — заметил Даймонд, рассматривая черный хлопчатобумажный свитер Уны.
— Расскажите мне о Саманте, — попросила она.
Даймонд умел, когда это нужно, не обращать внимания на слова собеседника.
— У нас мало вермени, — произнес он. — Скажите, Уна Мун — ваше настоящее имя?
Женщина нахмурилась:
— А вам какая разница?
— Люди вашей профессии нечасто выступают под своими настоящими именами.
— И что? Это свободная страна. Мы имеем полное право защищать себя от подобных вам болванов, которые пытаются втиснуть нас в рамки существующей системы. Я хочу сохранить индивидуальность. Мне не нравится быть всего лишь фрагментом данных из какого‑то компьютерного файла.
— И все же Уна Мун — ваше подлинное имя.
— Откуда вы знаете?
— Благодаря компьютеру. Как бы вы ни переживали по поводу своих гражданских прав, в общенациональном компьютерном архиве есть данные о вас. И обо мне тоже. И о премьер‑министре. А также обо всех автовладельцах.
— У меня нет машины!
— Вот и Саманта тоже выступала под своим именем.
— Она в нашем деле недавно. Думаю, скоро она поумнеет — если только останется в живых. Это просто позор, что вы до сих пор не смогли схватить этого типа.
— Вам неприятно, что кто‑то знает ваше настоящее имя?
— Отвяжитесь. Что вам от меня надо, чертова ищейка?
— По тому, как вы говорите, чувствуется, что вы воспитывались в приличной семье и получили неплохое образование. Вы учились в университете?
— Послушайте, училась я в университете или нет — не имеет никакого значения. Чего вы хотите? Повесить на меня какое‑нибудь дело? Вам больше заняться нечем?
— Насколько я понимаю, вы ведете ваш нынешний образ жизни уже давно.
— Что значит — «ваш нынешний образ жизни»? Давно ли я бродяжничаю и живу в заброшенных домах? Разумеется — с тех самых пор, как бросила Оксфорд. И раз уж об этом зашла речь, то скажу — да, я проучилась там год. Но, может, мы все‑таки поговорим о чем‑то более важном? Например, о том, что вы собираетесь сделать для спасения Саманты.
Даймонда невозможно было заставить сменить тему разговора, если он этого не хотел.
— В то время, когда убили Бритт Стрэнд, вы жили в заброшенном доме на Трим‑стрит. Я видел вас на одной из фотографий, сделанных там.
— Ее убили вовсе не том доме. Никто из наших не имел к этому отношения.
— Бритт Стрэнд приходила в дом, потому что писала статью о бродягах. И к тому же ей нужны были фотоснимки. Это было всего за десять дней до ее смерти. Вы что‑нибудь помните о том, что происходило четыре года назад?
— Сигарета у вас найдется? — внезапно спросила Уна Мун.
Даймонд покачал головой:
— Вам придется курить свои.
Она достала коробку спичек и извлекла из нее окурок. Затем зажгла спичку и, прикурив, глубоко затянулась.
— Бритт Стрэнд знала, чего хочет и как этого добиться. Она выбрала одного из наших — лидера. И принялась обхаживать, чтобы с его помощью войти с нами в контакт и написать статью.
— Вы имеете в виду Вэ Бэ?
Уна кивнула.
— Вот вам пример человека, который предпочитает скрывать свое настоящее имя, — заметил Даймонд.
— Это его право.
— Наверное. Но я готов биться об заклад, что в документах по социальному страхованию он фигурирует не как Вэ Бэ, а под своими настоящими именем и фамилией.
— Этого я не знаю.
— Вы когда‑нибудь были его подружкой?
Уна Мун бросила на Питера неприязненный взгляд:
— Если мы жили в одном здании, это не означает, что мы с ним трахались. Там было полно других девчонок. Это ведь была коммуна, если помните.
— Никто не возражал, когда он привел в вашу общину светловолосую очаровашку из Швеции, которая собиралась написать про вашу коммуну статью?
— Я бы не сказала, что никто не был против. Но, в конце концов, именно Вэ Бэ обнаружил, что дом на Трим‑стрит пустует.
— Каким образом?
— Есть много разных способов. Например, насовать сухих листьев между входной дверью и косяком, а через пару дней проверить, на месте они или нет. Можно набросать в почтовые ящики рекламный мусор и посмотреть, вынимает его кто‑нибудь или он так там и лежит. Конечно, существуют варианты попроще. Если вечером ни в одном окне не горит свет, это верный признак того, что в доме никто не живет. Вэ Бэ все это проделал и первым проник в здание. В общем, ночлег на Трим‑стрит мы получили благодаря ему.
— Я смотрю, этот Вэ Бэ сообразительный парень.
— Да, он был с головой. Но потерял свой авторитет, когда стало понятно, что эта шведская сучка крутит им как хочет. Она действительно подцепила его на крючок.
— Откуда вам об этом известно?
Уна вздохнула и посмотрела на Даймонда, как на умственно отсталого.
— Их много раз видели вместе. В таком крохотном городке, как Бат, ничего нельзя удержать в секрете.
— Но ведь он предупреждал вас и других членов общины, что собирается привести Бритт в ваше убежище, советовался с вами?
— Да, рассказал нам, что она попросила его об этом. Мы обсудили этот вопрос. Многим не хотелось, чтобы их фотографии попали в газеты. Вэ Бэ объяснил, что Бритт готовит статью не для английского журнала, а для зарубежного. В общем, мы согласились. В конце концов, она пообещала заплатить за свой визит.
— И больше никто ни о чем не беспокоился?
— Что вы имеете в виду?
— После того как Бритт Стрэнд побывала у вас в гостях, никто не волновался по поводу того, что́ она напишет?
— С какой стати? Чего нам бояться? Что она заклеймит нас как воров и попрошаек? К таким вещам мы давно привыкли.
— Она задавала членам общины какие‑нибудь личные вопросы?
— Только не мне. — Уна стряхнула пепел с окурка в металлическую пепельницу. — К чему вы клоните? Думаете, ее убил кто‑то из наших?
— Не исключено. Вы ведь сами сказали, что кое‑кто не хотел, чтобы их фотографии попали на газетные или журнальные полосы.
— Если бы это были наши, они бы разделались не с Бритт, а с женщиной‑фотографом.
— Убивать фотографа было бы слишком поздно, — возразил Питер. — Какой смысл? Снимки уже сделаны. Другое дело — пишущий журналист. Бритт так и не закончила статью. А раз не было статьи, то и фото не были опубликованы.
— Вы говорите, что видели снимки. Где именно?
— У их автора. Надеюсь, вы помните Прю Шортер? Она очень крупная женщина, такую забыть трудно.
Уна кивнула и окинула взглядом грузную фигуру Даймонда. Ему показалось, что она хочет что‑то сказать, но Уна промолчала и поднесла к губам окурок.
— Я видел все, что отсняли в тот день, — продолжил Питер. — Это не такие фото, которые можно увидеть в гламурных журнальчиках. Я много размышлял о том, почему выбор Бритт пал именно на вашу общину и зачем она вообще решила написать о таких, как вы. Что интересного в бродягах или в куче пивных банок на задворках Бата?
— Кое‑кто из наших перед съемкой прибрался в доме на Трим‑стрит, — вспомнила Уна.
— Значит, вскоре после убийства вы переехали из того дома куда‑то еще?
— Да.
— И что же послужило тому причиной?
— Это все из‑за Вэ Бэ. Я уже говорила, что он нашел дом на Трим‑стрит. После смерти Бритт у него началась депрессия. Его подавленное настроение передалось другим. Возникли ссоры. Многие не выдержали и ушли. С тех пор я жила в шести местах.
— С кем‑то из прежней общины?
— По‑разному.
— Между прочим, Вэ Бэ до сих пор обитает здесь.
— Верно. — Уна Мун улыбнулась. — Он остепенился.
— У вас не осталось по отношению к нему горького чувства, каких‑то претензий?
— Нет. Вэ Бэ в порядке.
Интонация подсказала Даймонду гораздо больше, чем произнесенные собеседницей слова, — в ней прозвучало не только одобрение, но и восхищение.
— Значит, он был парень что надо?
— Еще бы! Он ведь мог потребовать с нас плату. Я слышала, что парни, найдя пустующий дом, в котором можно жить, берут деньги с тех, кто захочет в нем поселиться. Вэ Бэ не брал с нас ни пенни.
— Полагаю, он зарабатывает деньги продажей наркотиков.
Уна, затянувшись, молча выпустила дым вверх.
— А Саманта? — произнес Питер, решив сменить тему. — Когда она поселилась там же, где вы?
— В Видкомб‑Хилл? Летом. У нее возник конфликт с родителями. Обычная история. Она моложе меня и еще не совсем обтесалась, не вполне притерлась у нас — если, конечно, вы понимаете, о чем я говорю. Но Саманта мне нравится. Я считаю, что, когда газеты опубликовали репортаж о том, что она зарабатывает на жизнь, давая уличные концерты, это было безответственно. Ведь ее отец работает в полиции.
— Обвинять прессу в данном случае некорректно.
— Корректно! — сверкнула глазами Уна Мун и поджала губы.
— Вы достаточно хорошо ее знаете. Как по‑вашему, способна ли она справиться со стрессом, вызванным похищением?
— Характер у нее сильный. Думаю, должна выдержать. Я только боюсь, что этот тип, Маунтджой, может с ней плохо обращаться. Он и раньше проявлял жестокость по отношению женщинам. Однажды я прочитала статью про него после того, как его осудили. Брак Маунтджоя рухнул из‑за того, что он истязал жену. А потом вроде избил какую‑то свою подружку. — Уна резким движением потушила в пепельнице докуренный почти до фильтра окурок и добавила: — Вы должны найти Саманту как можно быстрее.
— Это мы уже сделали. Она находится неподалеку отсюда.
Даймонд вкратце рассказал, как Саманту заметили на балконе бывшего отеля «Эмпайр», и обо всем, что последовало дальше. Его собеседница, впившись в него глазами, выслушала его, ни разу не перебив.
— Так что теперь, — подытожил Питер, — отель оцеплен вооруженными полицейскими, а начальство решает, что делать дальше.
— Он вооружен? — шепотом спросила Уна.
— Да. И если мы хотим предотвратить трагедию, нужен кто‑то, кто сумеет успокоить преступника. Предполагается, что это сделаю я. Но для Маунтджоя главное — чтобы я раскрыл убийство Бритт Стрэнд и выяснил, кто на самом деле ее убил. Я почти уверен, что преступление совершил не Маунтджой. У меня есть несколько подозреваемых. Для прояснения ситуации я и решил побеседовать с вами.
— Вы подозреваете меня?
Выдержав испытующий взгляд Уны, Питер, не кривя душой, ответил:
— Для этого у меня нет причин. Но вы — одна из тех людей, кого я не допросил четыре года назад. Возможно, вам известно то, о чем не знает больше никто.
— Вы поэтому расспрашивали меня о Вэ Бэ? Подозреваете его?
Питер молча поднес ко рту чашку с чаем.
— Он вовсе не склонен к насилию, — торопливо затараторила Уна. — Я ни разу не слышала, чтобы Вэ Бэ кого‑то ударил. Никогда такого не было. Да, он большой, но это вовсе не означает, что он опасен. Вы не правы, подозревая его.
Откинувшись на спинку стула, Даймонд провел ладонью по своей массивной голове и промолвил:
— На сей счет я пока ничего не решил.
— Вэ Бэ был неравнодушен к Бритт. Он бы не причинил ей вреда.
Даймонд мог бы поспорить с собеседницей. Опыт подсказывал, что даже самый миролюбивый представитель сильного пола, неравнодушный к своей подруге, теоретически может убить ее, узнав, что она развлекается с кем‑то на стороне. Однако Питер предпочел не вступать в дискуссию.
— Сейчас мне необходимо понять, почему Бритт кокетничала с Вэ Бэ.
— Чтобы проникнуть в заброшенный дом, где жила наша община!
— Но зачем она туда рвалась? Что такого особенного было в этой вашей общине?
— Дело не в нас, а в бывшем владельце дома.
Даймонд насторожился, всем своим видом давая понять, что ждет продолжения.
— Разве вы не знаете, кто раньше жил в том доме на Трим‑стрит?
— Нет.
— Джейн Остен.
Даймонд нахмурился:
— Та самая писательница?
— Да. Ее перу принадлежат четыре или пять величайших романов, написанных по‑английски.
— Спрошу еще раз: в заброшенном доме, в котором поселилась ваша община, когда‑то жила Джейн Остен? Вы уверены? — уточнил Питер, сообразивший, что, наверное, это именно та информация, которую он безуспешно пытался добыть последние дни.
— Нет, не уверена. И никто не может быть уверен, потому что номер дома в ее письмах не указан. Известно лишь то, что после смерти отца Джейн Остен ей и матери пришлось снимать жилье на Трим‑стрит. Это была ужасная дыра, и они ее ненавидели.
Даймонд почувствовал мощный эмоциональный подъем. Хотя на нужные сведения он наткнулся почти случайно, часть загадки можно было считать разгаданной.
— Откуда вам все это известно? — спросил он.
— Джейн Остен была едиственным автором, чьи книги мне нравились. От всех остальных тошнило. Я прочитала все, что она написала, — и романы, и детские произведения, и письма. В письмах содержались упоминания о Трим‑стрит. Когда наша община въехала в заброшенный дом на этой улице, я отправилась в городскую библиотеку, чтобы навести справки. В одном из писем, написанных еще до переезда семьи Остен в Бат, Джейн сообщает, что ее мать готова сделать все возможное, чтобы не оказаться на Трим‑стрит. Представляете, что они испытали, когда в 1806 году им пришлось поселиться именно на этой улице? Наверное, для них это был настоящий ад. Теперь вы понимаете, почему Бритт интересовал именно тот дом, где мы обосновались благодаря Вэ Бэ?
Даймонд пытался скрыть охватившее его волнение, но ему это плохо удавалось.
— Дом Джейн Остен, занятый бродягами? Это отличная зацепка для написания интересной истории.
Было очевидно, что Уна Мун давно пришла к аналогичному выводу:
— Никто не знает точно, в каком именно доме на Трим‑стрит жила семья Джейн Остен. Бритт имела полное право предположить, что это было строение, на которое положил глаз Вэ Бэ. Во всяком случае, никто не доказал бы, что она не права.
— Верно, — кивнул Даймонд. — Глядя на те фотографии, читатель наверняка поверил бы в версию автора. Великолепные камины Георгианской эпохи, забитые банками из‑под пива и исписанные граффити, а вокруг — бродяги с шелудивыми собаками. Дом Джейн Остен подвергается осквернению!
Последнюю фразу, похоже, Даймонду произносить не следовало. Услышав ее, Уна Мун воскликнула:
— Эй, мы ничего не оскверняли! Туалетами мы пользовались аккуратно, окна не выбивали, огонь в доме не разводили.
— Дело не в том, как вы себя вели. Просто именно так историю подал бы любой уважающий себя журнал. Джейн Остен…
— К чертям Джейн Остен! Пока вы здесь сидите и рассуждаете о писательнице, которой давно нет в живых, Саманта лежит где‑то связанная, под дулом пистолета, и ждет помощи!
На Даймонда ее слова, однако, не произвели никакого впечатления.
— В этом деле один человек ничего не решает, — невозмутимо произнес он. — Здание бывшего отеля «Эмпайр» находится под наблюдением. То, что вы мне рассказали, очень важно. Мне просто необходимо было это знать. Кому еще вы про это говорили?
— Господи, да кому это интересно?
— А Вэ Бэ? Вы не рассказывали ему?
Уна Мун кивнула.
— На сто процентов?
— Зачем было причинять ему лишнюю боль?
— Почему эти сведения должны были причинить ему боль?
— Он‑то, бедняга, думал, что нравится Бритт.
Когда Даймонд, добравшись до Манверс‑стрит, вошел в их с Джули импровизированный кабинет, его временная напарница находилась уже там.
— Я не смогла вас разыскать, — заявила инспектор Харгривз. — Может, вам все‑таки имеет смысл носить с собой рацию или мобильный телефон?
— Вам удалось проследить за женщиной, навещавшей Биллингтона в больнице? — спросил Питер, не обратив на слова Джули ни малейшего внимания.
— Да.
— И что?
— Она вовсе не его сестра.
— А кто же?
— Ее зовут Дениз Хатауэй. Она начальник почтового отделения в Айфорде.
— Это рядом с Брэдфорд‑он‑Эйвон?
— Да. Я довела ее до самого дома.
— Надеюсь, вы с ней побеседовали?
— Конечно. Не знаю, хорошая это новость или плохая, но Дениз Хатауэй подтвердила алиби Биллингтона. Ночь убийства они провели вместе в отеле «Бруней» в Бристоле. Они стали любовниками примерно за год до гибели Бритт. А познакомились, когда он явился в ее почтовое отделение и стал предлагать свои открытки.
— Тем не менее в ночь убийства Биллингтон находился в Бате!
— Если вы дадите мне договорить, то поймете, что все сходится. Да, он был в Бате. Домой заходил, чтобы взять ключи от машины. Миссис Хатауэй…
— Она замужем?
— Да. Держит свою связь с Биллингтоном в тайне. Очень боится, что кто‑нибудь из посететелей почтового отделения в Айфорде узнает о ее неверности.
— А муж?
— Он работает в ночную смену на почте в Бате. Но по поводу него миссис Хатауэй, похоже, не особенно переживает. Она боится, как бы о ее отношениях с Биллингтоном не узнали соседи. Мне стоило огромного труда заставить ее рассказать правду. Они с Биллингтоном никогда не ездят вместе в одной машине и регистрируются в отелях в разное время. И, разумеется, в разных номерах — в одноместных. Потом, когда постояльцы укладываются спать, он прокрадывается по коридору к ней.
— Прямо какой‑то викторианский роман.
— Такова жизнь в английской провинции в 1994 году — во всяком случае, такой она должна быть в понимании миссис Хатауэй. Восемнадцатого октября Уинстон вернулся с Тенерифе. Они с миссис Хатауэй заранее запланировали провести ночь вместе в Бристоле. Она зарегистрировалась в отеле «Бруней» в восемь часов вечера и заказала ужин в номер. Уинстон позвонил ей из Бата, выяснил, в каком она номере, а затем отправился домой и взял ключи от машины, чтобы поехать на ней в Бристоль. Примерно около полуночи постучался в дверь комнаты миссис Хатауэй. И у него с собой были цветы — те самые, приобретенные на Тенерифе.
— Он купил их для нее?
— Да.
— Розы?
— Гвоздики. Она любит именно их. На следующее утро они позавтракали — разумеется, за разными столиками — и поехали в Бат, каждый на своей машине.
— Полная конспирация.
— Да. Они были очень осторожны.
— Но можно ли считать это алиби?
— Все совпадает и с показаниями Биллингтона, и с показаниями Вэ Бэ. Я навела справки в отеле. Уинстон Биллингтон подписал регистрационную карточку в четверть первого ночи.
— Своим именем?
— Да.
— Это кое‑что нам дает, но об алиби все же говорить рановато, — подытожил Даймонд. — Смотрите, что получается: Вэ Бэ сказал, что видел, как уходил Маунтджой. Вскоре после его ухода в дом вошел Биллингтон. Это было примерно в 11.15. Он вполне мог убить Бритт и выехать на дорогу, ведущую в Бристоль, уже к 11.30. Сколько нужно времени, чтобы добраться до Бристоля?
— Зависит от интенсивности движения. Пожалуй, ночью, по пустой трассе, Биллингон мог добраться до Бристоля к полуночи.
— Легко.
— Вы полагаете, он смог бы заниматься любовью с миссис Хатауэй, совершив незадолго до этого убийство?
— Кто знает? Наверное, это его возбудило.
— Вряд ли, — возразила Джули. — Мы говорим об Уинстоне Биллингтоне, а не о Джеке Потрошителе.
— Вы правы, — улыбнулся Даймонд. — Миссис Хатауэй не сказала вам, как Уинстон проявил себя, оказавшись в ее номере?
Шутка Питера не вызвала у Джули улыбки.
— Нет. Она была ужасно смущена.
— Вы не пытались нажать на нее?
— Нет.
— Возможно, что и Уинстон был не слишком настойчив.
Инспектор Харгривз подняла глаза к потолку — она всегда так реагировала на шутки с сексуальным подтекстом.
— Но все же одну тайну вы разгадали, — продолжил Даймонд прежде, чем она успела что‑либо ответить. — Теперь мы знаем, где Уинстон Биллингтон провел остаток той ночи. А я нашел решение другой головоломки.
Питер рассказал Джули о том, как с помощью Уны Мун ему удалось узнать, что дом на Трим‑стрит связан с именем Джейн Остен.
— Но что это нам дает? — удивилась инспектор Харгривз. — Вряд ли это может стать мотивом для убийства. По‑моему, мы тратим время на какую‑то ерунду вместо того, чтобы заниматься серьезным делом.
Удар, судя по всему, попал в цель. Даймонд помолчал, а затем поднял свой стул, поставил его перед Джули и тяжело опустился на него.
— Джули, мне трудно с этим спорить. У нас с вами ограниченные возможности. И это при том, что мы имеем дело не просто с расследованием убийства.
— Тогда давайте попросим, чтобы нам дали еще людей.
Даймонд покачал головой:
— В оцеплении каждый человек на счету. У нас до полуночи около восьми часов — при условии, что Фарр‑Джонс сдержит свое слово. А я не уверен, что он это сделает. Рядом с ним находится Уоррилоу и хочет скорее начать штурм. У нас нет времени для разъяснения деталей.
— Как же поступить? Мы побеседовали со многими подозреваемыми. Исключить из их числа смогли лишь миссис Биллингтон — она находилась за пределами страны. Я проверила всех с помощью общенациональной поисковой системы, но это результатов не дало.
— Всех? — уточнил Даймонд.
— Джейка Пинкертона, Маркуса Мартина, Уинстона Биллингтона, Прю Шортер, Уну Мун. Настоящее имя Вэ Бэ мне установить не удалось и пробить его по архивам нельзя. Может, нам на этом сконцентрироваться?
Питер молчал, размышляя о чем‑то, а затем сказал:
— Все идет от Бритт, и сконцентрироваться следует на ней. Как вы полагаете, она в наших архивах может оказаться?
— Бритт? — Джули посмотрела на Питера с удивлением. — Вряд ли. К тому же она мертва.
— Но мы проверяли ее архивные данные, когда ее убили?
— Бритт Стрэнд ведь иностранка. С какой стати ее данные должны находиться в национальном архиве?
— Одно время у нее была машина. «МГБ».
— В таком случае она действительно должна быть в базе как автовладелец. Наверняка мы запрашивали эти данные о ней. Где‑то есть распечатка. Но меня в то время здесь не было. Если хотите, я поищу распечатку.
— Пожалуйста, сделайте это.
— Прямо сейчас?
Питер кивнул.
Джули потянула на себя выдвижной ящик файлового шкафа, в котором хранились документы. Пока она перебирала бумаги, Даймонд раскачивался на стуле. Он был благодарен своей помощнице за поддержку в эти тяжелые, критические часы. Ей приходилось нелегко — обычно работой, которую они выполняли вдвоем, занимались все сотрудники отдела по расследованию убийств.
— Вот она, — сказала Джули, протягивая Питеру лист бумаги.
Даймонд впился глазами в документ. В нем были указаны имя и фамилия Бритт Стрэнд, технические характеристики автомобиля марки «МГБ», находившегося в частном владении, а также номерной знак — ВПЛ 294С. Водительские права были выданы 1 августа 1988 года сроком на двенадцать месяцев.
— Получается, что она все еще оставалась владелицей автомобиля, когда ее убили.
— Позвольте взглянуть. — Джули протянула руку за документом. — Если бы Бритт продала машину, то она числилась бы за новым владельцем.
— Что же случилось с автомобилем? Куда он делся? Когда мы расследовали убийство Бритт четыре года назад, я не слышал ни о какой машине. В противном случае мы бы ее обязательно осмотрели.
— Видимо, произошел какой‑то компьютерный сбой. Права не продлены. Если верить этой бумаге, их действие должно было истечь в августе 1989‑го, то есть более чем за год до того, как сделали эту распечатку. Я могу по регистрационным учетам выяснить, кто сейчас является владельцем машины.
Даймонд кивнул, и Джули вышла из кабинета.
Итак, по крайней мере два элемента головоломки встали на место. Теперь было понятно, почему Бритт интересовал именно пустующий дом на Трим‑стрит. Выяснилось также, где именно Биллингтон провел остаток ночи, когда произошло убийство. Однако от этого Даймонду легче не стало. Он нервничал, потому что не привык так действовать. В прежние времена все сотрудники отдела самостоятельно отрабатывали разные версии, а Даймонд, используя свою высокую квалификацию, анализировал полученные результаты и определял наиболее перспективные направления. Теперь самому приходилось проделывать черновую работу, помогала только инспектор Харгривз, и при всем при том он был поставлен в исключительно жесткие временные рамки. Питер не мог, не имел права ошибиться. Нервы его были напряжены до предела.
Вернулась Джули.
— Странная история, — сказала она, тряхнув головой. — Я проверила машину с номерным знаком ВПЛ 294С. Оказывается, Бритт Стрэнд до сих пор зарегистрирована как ее владелица.
Даймонд ощутил очередной приступ ненависти к компьютерам.
— Но ведь она мертва с 1990 года!
— В компьютере этой информации нет. Такое случается нередко — просто в систему не внесли соответствующие данные. Удивительно другое — почему никто не проявил интерес к покупке машины? Что с ней стало после смерти Бритт?
— Скорее всего кто‑то положил на нее глаз, — сказал Даймонд.
— Полагаете, ее украли?
— Если бы это было так, наверное, об этом должны были бы сохраниться данные в компьютере.
— Данных нет.
— Давайте подумаем, Джули. Итак, права на управление автомобилем были выданы первого августа 1988 года сроком на двенадцать месяцев. Они истекли за четырнадцать месяцев до того, как Бритт убили. Документ она не продлевала. Другого владельца после Бритт у машины, похоже, не появилось. Где же автомобиль?
Питер снова задумался. Красный «МГБ» — не тот автомобиль, который можно назвать незаметным и не привлекающим внимания.
— Эти чертовы розы! — внезапно воскликнул он. — Мы их так и не отследили.
Джули замерла, ожидая продолжения.
— Машина, которая исчезает. Дюжина роз, появившихся ниоткуда. Нам нужны ответы, Джули.
— Похоже, с машиной мы уперлись в тупик.
— Да. Давайте заниматься розами. Предположим, кто‑то прислал вам дюжину красных роз. Как вы на это отреагируете?
— Мне будет приятно. Такое могло бы произойти в День святого Валентина. Это означало бы, что у меня есть поклонник.
— Предположим, что это не День влюбленных, а поклонника у вас нет.
— Спасибо вам за такое допущение, — съязвила Джули.
— Не принимайте на свой счет. Это всего лишь гипотетическая ситуация. Убийство произошло восемнадцатого октября, а не четырнадцатого февраля. Это была для Бритт какая‑нибудь особенная дата? Может, день рождения?
— Она родилась двенадцатого апреля.
— Значит, мимо. Красные розы — ведь символ любви, так? Я ничего не путаю?
— Красные розы также могут символизировать просьбу о прощении, — заметила Джули.
— Боюсь, это нам не поможет.
— Я просто пытаюсь придумать хоть какие‑то варианты.
— Что мы знаем наверняка? Полиция провела большую работу, в результате которой было установлено: ни один из торговцев цветами, работающих в Бате и в населенных пунктах вокруг него, букетов на дом Бритт не посылал. Мы сделали вывод, что кто‑то мог купить цветы в магазине и доставить их лично.
— Логично предположить, что это был кто‑то из знакомых Бритт, — добавила Джули. — Поздно вечером она бы не открыла дверь постороннему.
— Согласен. Давайте пройдемся по ее посетителям. Начнем с Маунтджоя. У него с Бритт было свидание, но он ей розы не покупал. И в квартире, по его словам, никаких роз не видел. Биллингтон цветы покупал, но для другой женщины.
— И это были не розы.
— Точно! Что касается Вэ Бэ, то он утверждает, что вообще в дом не заходил.
— Интересно, почему все настойчиво отрицают, что дарили Бритт розы? Ведь убийца скорее всего не тот человек, который преподнес ей букет.
— Вы так считаете?
— Это всего лишь предположение, но я почему‑то уверена в своей правоте. Полагаю, убил Бритт тот, у кого розы вызвали ревность.
Даймонд подумал немного, а затем произнес:
— Ваше предположение ошибочно.
— Намекаете на то, что цветы уже находились в квартире?
— Нет. Мы установили, что они не были доставлены кем‑то из флористов, и Маунтджой в квартире Бритт роз не видел. А раз так, нельзя исключать, что цветы принес именно убийца.
— Почему?
— Мы не смогли привязать розы ни к одному цветочному магазину. Никто из наших фигурантов в тот день розы не покупал. Что это означает? Человек, который приобрел букет, позаботился о том, чтобы никто не обратил внимания на его покупку и не запомнил его самого. Он мог купить цветы в другом городе.
— Это означает, что он планировал преступление.
Даймонд поднял указательный палец:
— Вот теперь вы мыслите так же, как я. А я считаю, что речь идет именно о тщательно обдуманном и спланированном преступлении.
По озадаченному выражению лица Джули нетрудно было догадаться, что она не разделяет точку зрения Даймонда.
— Кто‑то купил букет красных роз и взял его с собой на место преступления, готовясь совершить убийство? Но зачем?
— Чтобы кое‑что подчеркнуть.
— Я совсем потеряла нить ваших рассуждений, — призналась Джули.
— Возможно, розы являлись не символом любви, а символом мести. Вспомните — во рту убитой обнаружили срезанные бутоны. Убийца хотел не просто расправиться с жертвой, но и оставить некий знак. Эти бутоны должны что‑то означать, Джули.
— Какой‑то символ?
— Очевидно, этот символ был понятен только жертве и убийце. Не исключено, что в прошлом он подарил Бритт розы в знак любви и доверия, а затем почувствовал себя преданным.
— Не исключено.
— Версия неубедительная, — признал Даймонд, — но не лишенная смысла. Мы исходили из того, что убийца, увидев цветы в квартире, решил, будто это подарок ее любовника, и в бешенстве не только убил Бритт, но и затолкал ей в рот злополучные цветы. Теперь же я склоняюсь к мысли, что они с самого начала являлись частью замысла преступника. Если он купил розы за много миль от Бата, это свидетельствует о том, что убийство было совершено не в приступе ярости, а хладнокровно, в соответствии с заранее продуманным планом. И причиной его были не события, происшедшие вечером восемнадцатого октября 1990 года, а нечто иное.
— То, что случилось намного раньше?
Даймонд кивнул:
— Все внимание мы сконцентрировали на том вечере, когда было совершено убийство. И на тех, кто в тот вечер побывал в Ларкхолле: Маунтджое, Биллингтоне и Вэ Бэ. Все они симпатизировали Бритт. Но есть еще два человека, которые изначально также привлекли наше внимание. Оба они утверждают, будто их отношения с Бритт закончились.
— Джейк Пинкертон и Маркус Мартин.
— Да. Теперь эти два джетльмена интересуют меня больше, чем прежде.
— Но если их не было на месте преступления…
— А алиби у них имеется?
Джули раскрыла рот, но ничего не сказала.
— Давайте начнем с Маркуса Мартина, — предложил Даймонд и потянулся за шляпой.