Никто из полицейского начальства не произнес в адрес Даймонда ни слова благодарности.
— Вам удалось что‑нибудь выяснить о моей дочери? Мне кажется, именно это было вашей основной задачей, — грубовато произнес Тотт.
Судя по всему, он больше не считал нужным быть вежливым и предупредительным — ведь согласие Питера на сотрудничество уже было получено. Урвав несколько часов сна, начальник полиции Бата стал прежним Тоттом — желчным и придирчивым.
— Вообще‑то я думал, что моей задачей было выяснить, каковы требования Маунтджоя.
— А меня они нисколько не интересуют, — мгновенно отозвался Фарр‑Джонс. — Этого типа осудили совершенно справедливо. Не можем же мы пересматривать дело только потому, что ему не нравится находиться в тюрьме.
— Мы упустили великолепную возможность схватить его, — добавил инспектор Уоррилоу. — Даймонд не сообщил нам ничего важного — за исключением того, что у Маунтджоя теперь есть мотоцикл.
— И соответствующая экипировка, — добавил Джон Уигфулл, находившийся в другом конце комнаты. — Интересно, где он ее раздобыл?
— Если Маунтджой сумел бежать из тюрьмы Олбани, то разжиться мотоциклом и кожаной курткой и штанами ему ничего не стоит! — злобно бросил Фарр‑Джонс.
Было очевидно, что бывшие коллеги Питера пребывают в меланхолии, близкой к отчаянию. Впрочем, его это устраивало. Во время своего весьма непростого пешего путешествия от ручья до Лансдаун‑роуд, где ему удалось остановить попутную машину, Питер принял решение по поводу своей дальнейшей стратегии. Он прекрасно понимал, что в течение какого‑то времени Фарр‑Джонс и его подручные, будучи полностью деморализованными, станут посыпать свои головы пеплом. Именно этим Даймонд и решил воспользоваться. В любой другой ситуации они не согласились бы на его условия. Именно по этой причине теперь он терпеливо выжидал, не выдвигая никаких требований или предложений.
Уоррилоу изложил свой план поимки беглеца. Он был самым заурядным и предполагал тщательные проверки на дорогах, тиражирование фотографии Маунтджоя, прочесывание местности с особым акцентом на заброшенные строения и отдельно стоящие загородные фермы. Разумеется, он не преминул заявить, что для реализации его замысла потребуется больше людей, чем могло предложить местное отделение полиции, и подчеркнул, что в интересах розыска необходимо задействовать прессу.
Далее последовал долгий и утомительный спор по поводу отмены запрета на освещение истории с похищением девушки в СМИ. Следовало ли проинформировать общественность лишь о том, что в районе Бата видели беглого заключенного по фамилии Маунтджой и по этой причине операция по розыску проходит именно в городе и окрестностях? Уоррилоу настаивал на немедленном снятии запрета на информацию, что в руках преступника находится заложница. По мнению инспектора, именно широкое освещение происходящего в прессе было единственной надеждой Саманты на спасение. Фарр‑Джонс и Тотт считали, что отмена запрета сорвет сложный процесс переговоров с преступником об освобождении пленницы и поставит под угрозу жизнь и здоровье Саманты. Они особо упирали на то, что Маунтджой склонен к проявлениям физического насилия по отношению к женщинам.
— И как же вы собираетесь сдвинуть это дело с места? — воскликнул Уоррилоу после долгого обсуждения. — Вы твердите о переговорах. Но единственное, что мы имеем, — параноидальные требования этого типа о повторном расследовании и пересмотре его дела. Вы ведь не собираетесь идти у него на поводу и всерьез заниматься данным вопросом? Какой в этом смысл, если речь идет о самом обычном деле без каких‑либо загадок?
— По‑вашему, мы идиоты? — язвительно осведомился Фарр‑Джонс. — Но если мы хотим о чем‑то договориться с этим мерзавцем, то нам придется подыгрывать ему, чтобы он поверил, что мы предпринимаем какие‑то действия.
— Зачем это нужно?
— Чтобы вовлечь его в процесс переговоров, получить возможность еще раз с ним встретиться. Заставить его сотрудничать с нами.
— И что дальше?
— А дальше — проследить за ним и выяснить, где именно он скрывается.
— Это можно было сделать и сегодня утром.
— При помощи вертолета? — Фарр‑Джонс больше не мог скрывать раздражения. — Нет, мистер Уоррилоу, тут нужно действовать осторожно. Необходимо использовать мистера Даймонда, которому Маунтджой, судя по всему, доверяет.
Инспектор Уоррилоу отвернулся и принялся молча смотреть в окно, всем своим видом ясно давая понять, что больше не надеется услышать какие‑либо рациональные предложения от других участников совещания. Взгляды остальных обратились на Даймонда, который в этот момент также выглядел разочарованным.
Фарр‑Джонс потрогал свои тщательно причесанные волосы, словно хотел убедиться, что они не растрепались. Раньше ему не приходилось общаться с Даймондом, но его наверняка предупредили, что характер у Питера колючий.
— Разумеется, обращаясь к вам за помощью, мы понимаем, что можем создать определенные затруднения, — наконец с трудом выдавил начальник полиции Эйвона и Сомерсета. — И все же мы решили рискнуть, надеясь, что вы войдете в наше положение.
Даймонд с бесстрастным, словно у Будды, лицом молчал, выжидая.
— Мы не можем настаивать на том, чтобы вы откликнулись на нашу просьбу. Но если вы этого не сделаете, мы попадем в затруднительное положение, поскольку Маунтджой, похоже, считает, что вы все еще являетесь сотрудником полиции, и к тому же испытывает к вам доверие. — Фарр‑Джонс сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух, после чего, нервно потирая руки, с вымученной улыбкой поинтересовался: — Итак, что скажете?
— Мне нужно сделать телефонный звонок.
Даже самая обычная просьба может быть облечена в такую форму, что прозвучит словно угроза — особенно в устах такого человека, как Даймонд, слывущего мрачным и несговорчивым. После его слов Фарр‑Джонс напряженно застыл, сверля собеседника подозрительным взглядом.
— Своей жене, — пояснил Даймонд.
— Но вы не ответили на мой вопрос.
— Я это сделаю — после того, как переговорю с супругой.
Питер встал из‑за стола и, вежливо кивнув, вышел из комнаты. Он знал, что Стефани должна находиться дома. Обычно в это время она возвращалась из утреннего похода по магазинам. После обеда имела привычку наведываться в местное отделение благотворительной организации «Оксфам», поэтому звонить ей лучше всего было именно сейчас.
Питер решил спуститься вниз и сделать звонок с аппарата, висевшего на стене в холле.
— Похоже, мне придется задержаться здесь на несколько дней, — сообщил он, когда Стефани сняла трубку. — Справишься без меня?
— Важнее, справишься ли ты, — ответила супруга, которая никогда не изводила Питера бессмысленными упреками. — Ты не взял с собой даже самого необходимого.
— Зубную щетку я куплю здесь.
— Тогда уж купи и лосьон для бритья, да подушистее — если только не собираешься сам стирать себе рубашку. И во что же ты, интересно, впутался?
— Всплыла одна старая история. Похоже, здешним сотрудникам не обойтись без моей помощи.
— Какое‑нибудь незаконченное дело?
— Я думал, что оно закончено. Но кое у кого на сей счет другое мнение.
— Если помнишь, ты говорил, что никогда больше не станешь с ними связываться.
— Речь идет не о сотрудниках полиции. Извини, я не могу вдаваться в детали, моя дорогая.
— Что ж, не вдавайся. Речь ведь идет о Маунтджое? Директоре колледжа, который зарезал женщину‑журналистку? Знаешь, я тут ждала одного телефонного звонка, да так и не дождалась. Зато успела просмотреть газеты. Питер, не забывай, ты больше не полицейский. Ловить Маунтджоя — не твоя забота, а твоих бывших коллег.
— Помню.
Стефани немного помолчала, а затем поинтересовалась:
— Разве ты не собираешься посоветовать мне запереть все двери и окна и спать с полицейским свистком под подушкой?
— К тебе он точно не заявится.
— Значит, я могу пригласить кого‑нибудь в гости — так, чтобы соседи не видели?
Стефани знала, как прокусить толстую шкуру Питера.
— Что?
— Чем еще может заняться женщина, если ее муженек отправился бог знает куда? Ты ведь сорвался словно на пожар. Что же мне — скучать в одиночестве?
— Я скоро вернусь.
Стефани рассмеялась.
— Где ты остановился? — спросила она.
Питер невольно порадовался ее вопросу — он до сих еще ни разу не подумал о том, где собирается ночевать.
— В отеле «Фрэнсис», — ответил он.
— Что ж, мне, как образцовой супруге, остается сказать только одно: будь осторожен.
Даймонд вернулся в комнату, где проходило совещание, и присутствующие, горячо что‑то обсуждавшие, замолчали.
— Я бы хотел изложить свои условия, — произнес он, усевшись за стол напротив Фарр‑Джонса и поставив локти на стол. Никогда прежде ему не приходилось говорить в подобном тоне с начальством, и Питер наслаждался каждой секундной разговора. — Я готов оставаться здесь до того момента, когда мисс Тотт будет освобождена.
— Что ж, прекрасно, — промурлыкал Фарр‑Джонс. — Я знал, что мы можем на вас положиться.
— А теперь об условиях. Прежде всего мне нужен доступ к материалам дела об убийстве Бритт Стрэнд.
Фарр‑Джонс, Тотт и Уигфулл обменялись встревоженными взглядами. Уоррилоу закатил глаза.
— Вы серьезно? — удивился Фарр‑Джонс. — Вы же сами сказали, что этот тип виновен на сто процентов.
— Если я стану тесно контактировать с ним, мне необходимо быть в курсе всех деталей.
Фарр‑Джонс беспокойно заерзал на стуле.
— Не уверен, что я могу это санкционировать, — промолвил он. — Вы ведь больше не работаете в полиции.
— Забавное наблюдение — особенно в свете всего того, чем мне пришлось заниматься сегодня утром. Чем же я, по‑вашему, буду заниматься во время моего пребывания в Бате — сидеть в местной кофейне?
Фарр‑Джонс покраснел и опустил голову, словно ему вдруг показалось, что он забыл застегнуть «молнию» на брюках.
— Ладно, — пробормотал он. — Если возникнет необходимость ознакомиться с материалами дела, вам предоставят такую возможность.
— Никаких «если», мистер Фарр‑Джонс, — жестко возразил Даймонд. — Я должен изучить все до мелочей сегодня же. Теперь второе условие. Мне нужен помощник.
— Помощник? То есть человек, с которым вы будете работать в связке? Что ж, пусть это будет Джон. Как в добрые старые времена.
— Я имею в виду Джули Харгривз, — заявил Питер, избегая зрительного контакта с Уигфуллом.
— Женщина‑помощник? — переспросил Фарр‑Джонс с таким удивлением в голосе, что при желании его вполне можно было бы обвинить в нарушении закона о недопущении сексуальной дискриминации. — Для этого есть какая‑то причина?
— Да. Я так хочу.
— Но…
— Ничего личного, но старший инспектор Уигфулл в данный момент является одним из тех, кто руководит операцией. Я же хочу действовать совершенно независимо, для чего мне понадобятся соответствующие полномочия.
— Но это невозможно.
— Мой интерес к делу носит отнюдь не формальный характер. Если я обнаружу что‑нибудь интересное или оставшееся невыясненным, мне придется провести необходимые следственные действия.
— Ваши требования все осложняют.
— Я не просил привозить меня сюда.
Фарр‑Джонс повернулся к Тотту и, понизив голос, обменялся с ним несколькими фразами.
— Что ж, хорошо, — сказал он, переводя взгляд на Даймонда. — Мы откомандируем в ваше распоряжение инспектора Харгривз. И еще у вас будет собственный кабинет.
Подальше от центра руководства операцией, подумал Питер. Это было почти то же самое, что посадить его в камеру. Однако отказываться от предложения он не стал. В его удаленности от остальных имелись свои преимущества.
— Еще мне потребуется машина.
— Если у вас возникнет необходимость куда‑то поехать, сообщите дежурному. Вас отвезут.
— Я имею в виду автомобиль, который полностью будет в моем распоряжении.
На лице Фарр‑Джонса появилось страдальческое выражение.
— Хорошо. Это все ваши требования?
— Не совсем. Мне хотелось бы уточнить кое‑какие детали, касающиеся субординации. Я буду подчиняться лично вам — и никому иному.
— Но наша организация не предполагает полного единоначалия. Мне приходится делегировать значительную часть своих полномочий другим сотрудникам. Мистеру Тотту, например.
— Мистер Тотт в данном деле — лицо заинтересованное.
— Мы понимаем.
— Я хочу, чтобы мы достигли полной ясности в этом вопросе сейчас, чтобы потом у нас не возникло проблем, — продолжил Даймонд. — Могут возникать ситуации, когда решение нужно будет принимать быстро. Я вовсе не прошу, чтобы мне передали все руководство операцией.
— Спасибо и на этом, — пробормотал Уоррилоу.
— Что конкретно вы предлагаете? — надтреснутым голосом спросил Фарр‑Джонс, давая понять, что его терпение на исходе. — Мы ведь должны как‑то координировать наши действия.
— Я просто пытаюсь заглянуть немного вперед. Если обнаружу в деле об убийстве Бритт Стрэнд какие‑то факты, требующие прояснения, и нужно будет провести определенную работу, мне никто не должен мешать.
Фарр‑Джонс со свистом втянул воздух.
— Это опасно.
— Я знаю закон. Я вовсе не намерен выдавать себя за полицейского. Если мне потребуются полномочия, со мной рядом будет инспектор Харгривз.
Фарр‑Джонс задумался.
— Если хотите, чтобы я с вами сотрудничал, вам не следует размышлять слишком долго, — заметил Питер.
— Наверное. Но все же мы должны…
— И последнее. Мне нужно где‑то устроиться на ночлег.
— Это не проблема, — с облегчением произнес Фарр‑Джонс, думая, что Даймонд вполне удовлетворится койкой в общежитии для полицейских.
— Я хочу, чтобы меня поселили в отеле «Фрэнсис».
— А для этого имеется какая‑то особая причина?
— Да. Мне там нравится.
Когда Джули Харгривз пришла к Даймонду в отведенное ему помещение на первом этаже, она была в черном свитере и белых джинсах. Светлые волосы гладко зачесаны назад — так обычно делают молодые женщины, уверенные в себе и силе своего обаяния.
— Давайте, я раздобуду где‑нибудь пару стульев? — предложила она.
— Хорошая идея.
Комната, в которой пришлось разместиться Питеру, была не кабинетом, а кладовкой. Никто даже не попытался что‑либо изменить в ее интерьере. На деревянных стеллажах громоздились упаковки писчей бумаги и коробки с конвертами. Стол и файловый шкаф в комнату занесли, но оставили их прямо у двери.
— Я не знаю, почему в качестве помощника вы выбрали меня, — сказала Джули.
Вернувшись с двумя стульями, сложенными сиденье к сиденью, она стала помогать Питеру расставлять мебель.
— Я очень мало знаю о деле, которым нам предстоит заниматься, — добавила она.
— Вы сами ответили на свой вопрос. Нужна свежая голова. Конечно, я могу рассказать вам все подробно и изложить свою версию, но тогда ваше мнение об этом деле станет предвзятым. Мне бы хотелось, чтобы вы прочитали материалы сами, без моих комментариев, а потом рассказали, что вы думаете.
— О том, было ли расследование проведено безупречно?
— Никто и ничто на свете не является безупречным. Ищите дыры, Джули. Скользкие моменты, допускающие двойное толкование. Встретимся в три часа.
Оставив свою помощницу в импровизированном кабинете, Даймонд отправился за покупками на Столл‑стрит. Там он приобрел пару рубашек, три пары трусов, а также принадлежности для бритья и умывания. Пожалел о том, что не договорился с Фарр‑Джонсом о компенсации своих личных расходов. Затем он неторопливо прогулялся пешком до Куинн‑сквер и уже собирался отправиться в отель «Фрэнсис», чтобы забронировать себе номер, когда вдруг вспомнил, что совсем рядом, всего в пятидесяти ярдах от Чепэл‑роу, находился книжный магазин. Он не разочаровал Питера. В магазине он обзавелся книгой для чтения перед сном. Она была издана в 1947 году и называлась «Хоруэлл из Скотленд‑Ярда». У Питера дома уже были книги этой серии — «Черилл из Скотленд‑Ярда», «Корниш из Скотленд‑Ярда» и «Фабиан из Скотленд‑Ярда». Он не коллекционировал их — просто ему нравились старые детективы, и он покупал их, когда они попадались ему на глаза.
Сняв номер в отеле, Питер принял ванну, а затем решил зайти в бар. Не успел он осушить пинту «Ашерс», как в зале появилась Джули Харгривз, и ему поневоле пришлось заняться выполнением своих обязанностей руководителя.
— Ну, что скажете, Джули? — произнес он.
— Все непросто, мистер Даймонд.
— Непросто потому, что не можете ничего найти? Или вы что‑то обнаружили и не знаете, как я это восприму?
— На первый взгляд в деле все ясно. Маунтджой вложил в создание частного колледжа на Гай‑стрит все свои сбережения.
— Он выбрал помещение в одном из самых престижных районов, — заметил Даймонд, осторожно присаживаясь на пластмассовый складной стул. — Здание Георгианской эпохи в самом центре Бата. Это отчасти объясняет факт, что Маунтджой собирал такие большие деньги с учеников, которые записывались на курсы только для того, чтобы обзавестись справкой для своего посольства.
Джули кивнула:
— К моменту его ареста в колледже было почти две сотни слушателей, они, судя по отчетности, обучались на дневном отделении и платили по три тысячи фунтов в год. А здание могло вместить не более восьмидесяти человек.
— И тут появилась молодая шведка с разговорником в руках, планирующая написать разоблачительный репортаж.
— Верно. Бритт Стрэнд записалась на сокращенные курсы английского языка, заявив, что она иностранка, живущая в британской семье. И Маунтджой принял ее.
— Думаю, он был только рад это сделать. В конце концов, ему нужны были и настоящие ученики. Все, что мне довелось прочитать о Бритт Стрэнд, свидетельствует о том, что она была умной женщиной и профессиональной журналисткой. Иностранка, работающая как фрилансер в Бате и печатающая свои статьи в зарубежных изданиях, — это впечатляет.
— Сейчас журналисту необязательно сидеть в редакции. Современные технологии все упростили, — произнесла Джули, внимательно разглядывая лежавший перед ней лист бумаги. — У нее имелись хорошие связи в серьезных изданиях: в «Пари матч», «Огги», «Штерне».
— И еще у нее было много источников информации. Наверное, многие из них даже не знали, что их используют для получения сведений. Бритт Стрэнд обладала большим обаянием и умела легко входить с контакт с самыми разными людьми. Это видно из показаний ее знакомых. Один ее поклонник считал, что она — фанатка рок‑музыки из тех, что щеголяют в кожаных куртках и штанах. Другой думал, что она спортсменка и всерьез увлекается бадминтоном. Что же касается других слушателей колледжа, то для них она была весьма целеустремленной женщиной, стремящейся как можно лучше выучить язык и для заработка помогающая по хозяйству мифической английской семье.
— Мы все открываемся разным людям разными сторонами, — промолвила Джули, словно стараясь оправдать Бритт Стрэнд.
Питер, однако, не поддержал свою помощницу:
— Дело не только в этом. Бритт Стрэнд была опытной журналисткой и, преследуя профессиональные цели, обманывала людей. А это опасно. В ее случае это оказалось смертельно опасно.
— Вероятно.
— А у вас есть другое объяснение ее гибели? — прищурился Даймонд.
— Не слишком ли многого вы хотите от человека, который ознакомился с делом только сегодня?
— Извините. Рассказывайте, какие у вас впечатления от прочитанных материалов. И не позволяйте мне себя перебивать.
— Итак, Бритт Стрэнд убеждала окружающих в том, будто она плохо говорит по‑английски.
— Хотя в действительности она делала это не хуже, чем мы с вами.
— Персонал колледжа верил в это, как и слушатели курсов. Между тем Бритт Стрэнд собирала материал, необходимый для написания статьи. Ей удалось подружиться с секретаршей. Благодаря этому Бритт Стрэнд получила возможность бывать в административных помещениях колледжа, не вызывая никаких подозрений. Мы знаем, что она сумела сделать ксерокопии множества документов — после смерти Бритт Стрэнд их обнаружили в файловом шкафу в ее квартире. Кроме того, она часто болтала с Маунтджоем и вскружила ему голову, создав у него впечатление, будто неравнодушна к нему. Ей же просто нужно было получить от него признательные заявления.
— Давайте поговорим о том вечере, когда было совершено убийство, — предложил Питер.
— Хорошо. Маунтджой пригласил ее поужинать.
— Это был первый случай, когда они появились на людях вдвоем.
— Да. Они отправились во французский ресторан «Божоле».
— Тот, что на Чепэл‑роу. Там еще пробки, извлеченные из винных бутылок, нарочно навалены кучей у окна. Сегодня утром я проезжал мимо.
— Согласно показаниям официанта, они вели себя спокойно, не ссорились, — продолжила Джули после паузы. — Маунтджой оплатил счет, и они ушли. Это было примерно в половине десятого. Маунтджой проводил Бритт Стрэнд домой, в Ларкхолл. Она пригласила его на кофе. Бритт Стрэнд жила на последнем, третьем этаже. Хозяева снизу уехали на Тенерифе, так что, кроме Бритт и Маунтджоя, в доме никого не было. В том, что Маунтджой принял приглашение зайти и выпить кофе, нет сомнений: в квартире обнаружили отпечатки его пальцев и волосы. Да он и сам не отрицал, что побывал у Бритт Стрэнд в гостях. По его словам, выпив кофе, он ушел. Бритт Стрэнд стала задавать Маунтджою конкретные и непростые вопросы по поводу того, как он управляет колледжем, и у него пропало желание остаться у нее на ночь.
— Если вы верите этому, значит, можете поверить во что угодно.
— Вы хотите, чтобы я продолжила? — невозмутимо поинтересовалась Джули.
— Да. — Привстав, Даймонд подсунул ладони под себя и уселся на них сверху, словно это могло помочь ему сдерживать волнение. — Рассказывайте дальше.
— Через два дня Биллингтоны, соседи Бритт Стрэнд снизу, они же владельцы квартиры, в которой она жила, вернулись из отпуска. У ее двери они увидели молоко и ее почту. Никакой записки Бритт не оставила. Биллингтоны забеспокоились, да так, что вечером, улегшись в кровать, не смогли заснуть. В конце концов они поднялись наверх, отперли дверь квартиры Бритт, вошли и увидели труп. Тело лежало на кровати. На убитой была голубая пижама. Бритт Стрэнд нанесли четырнадцать колотых ран. Тот факт, что на месте преступления нашли розы, газеты вынесли в заголовки.
— Ах да, розы.
Большинство флористов Бата ввозили цветы откуда‑то из‑за границы. Шесть полураспустившихся алых бутонов роз кто‑то запихнул в широко раскрытый рот убитой женщины. Их яркий цвет резко контрастировал с бескровными губами и бледным лицом жертвы. Еще шесть цветков в беспорядке лежали на теле. Питер вспомнил детали так отчетливо, что не удержался и заговорил сам, хотя незадолго до этого приказал себе не перебивать свою собеседницу.
— Скорее всего цветы уже находились в комнате. На полу мы нашли отрезанные стебли. Но ни обертки, ни визитной карточки обнаружить не удалось. Когда Бритт Стрэнд и Маунтджой пришли в ресторан, цветов у нее в руках не было. Мы проверили каждого флориста в Бате и в Бристоле. В день убийства и накануне было раскуплено более двадцати букетов из двенадцати красных роз. Никогда бы не подумал, что в этом городе и в его окрестностях живет столько романтиков.
— Красные розы могут также выражать чье‑то желание попросить прощения, — сообщила Джули.
Даймонд не обратил внимания на ее слова.
— Примерно половина приобретенных букетов была доставлена покупателям самими флористами, — продолжил он. — Но в Ларкхолл — ни одного. Вероятно, цветы принес Маунтджой, когда зашел за Бритт Стрэнд к ней домой. Но где он их купил, мы не знаем.
— А зачем он запихнул ей в рот бутоны?
Питер покачал головой.
— На этот вопрос может ответить только психиатр. Наверное, преступник не удовлетворился тем, что нанес жертве более десяти ударов ножом, и решил добавить к ним своеобразный заключительный штрих.
— Красные розы могут символизировать очень многое, — снова напомнила Джули. — Например, их мог преподнести Бритт Стрэнд отвергнутый любовник.
— Вы хотите сказать, что розы стали выражением обиды и разочарования? Предположим, что после ужина в ресторане Бритт Стрэнд пригласила Маунджоя домой, а затем отказала ему в физической близости. Могло это вывести его из себя? Пожалуй.
— Но все же я не думаю, что это стало мотивом для убийства.
— Это было не главным мотивом, — заявил Даймонд. — Попробуйте взглянуть на ситуацию глазами Маунтджоя. Привлекательная молодая женщина проявляет к нему интерес. Он дарит ей цветы и приглашает в ресторан. Вскоре они вместе возвращаются в ее квартиру. А дальше начинается совсем не то, чего ожидал Маунтджой. Бритт Стрэнд внезапно устраивает ему допрос третьей степени по поводу его мошеннической схемы, какую он использует, руководя колледжем. Маунтджой выходит из себя, становится агрессивным и убивает ее. Ему на глаза попадаются цветы, которые он купил, надеясь на благосклонность своей спутницы. Он отрезает стебли и запихивает бутоны в рот убитой.
Джули немного помолчала, размышляя.
— Пожалуй, все могло быть и так, — наконец сказала она. — Но вам не кажется, что Маунтджою вполне достаточно было бы изрезать жертву ножом?
— Кто знает, что для него достаточно, а что нет? Джон Маунтджой — человек несдержанный.
Джули вынула из лежавшего перед ней пухлого дела пятнадцатистраничное заключение паталогоанатома, снабженное фотоснимками и рисунками. Во вводной части говорилось о том, что тело опознал Уинстон Биллингтон. Далее значилась дата и место проведения вскрытия, а также имена и личные данные присутствовавших при процедуре. Затем — подробное описание результатов внешнего осмотра, внутреннего осмотра и выводы по поводу причины смерти. Если бы Даймонд спросил Джули, насколько внимательно она прочитала все эти материалы, она бы призналась, что проглядела их наспех — она не обладала ни нужными познаниями в области анатомии, ни хладнокровием медика, чтобы изучить их подробно. Все раны были скрупулезно описаны, измерены и зафиксированы с помощью диаграмм. В заключении отмечалось, что многие из них являлись поверхностными. На теле жертвы обнаружили четырнадцать колотых ранений, но лишь три из них оказались по‑настоящему глубокими. Остальные были нанесены вскользь, по касательной. Это свидетельствовало о том, что Бритт Стрэнд оказывала активное сопротивление нападающему. Порезы были найдены на пальцах обеих рук и на левом запястье. Какие‑либо признаки сексуального насилия отсутствовали. Причиной смерти стало повреждение аорты, самого крупного кровеносного сосуда в человеческом теле. Оно было нанесено обоюдоострым предметом длиной в несколько дюймов.
На фотографии, сделанной перед вскрытием, было хорошо видно, что ранения в основном пришлись на зону вокруг левой груди и над ней. Это не оставляло сомнений в том, что убийца был твердо намерен расправиться с жертвой. Один из его выпадов оставил длинный порез на шее. На лице убитой повреждений не было, поэтому оно не выглядело отталкивающе, несмотря на широко раскрытый рот, в который были с силой втиснуты бутоны роз.
— Боюсь, это будет нелегко, — произнесла Джули.
— О чем вы?
— О работе над данным делом. Маунтджой не вызывает у меня никакого сочувствия.
— Он мерзавец.
Возникла неловкая пауза, а потом Джули спросила:
— Тогда почему мы этим занимаемся? Чтобы спасти Саманту?
— Нет.
Ответ Даймонда поразил Джули Харгривз.
Питер встал и подошел к единственному небольшому окну, имевшемуся в кладовке, которая временно стала его кабинетом. Люди, проходившие мимо по Манверс‑стрит, держали над головами раскрытые зонтики.
— Насколько я понимаю, этот тип виновен в убийстве. Я уверен в этом на девяносто девять процентов. Вчера я сказал бы, что уверен на все сто. Сомнения возникли у меня из‑за его поведения после побега. Он мог спокойно убраться куда‑нибудь подальше и залечь на дно — или, по крайней мере, попытаться это сделать. Но Маунтджой поставил на карту все и, вернувшись в Бат, вышел на меня, чтобы убедить, что я в свое время совершил ошибку. Это поколебало мою уверенность в своей правоте.
— И вы решили поискать в его деле нечто такое, чего раньше не заметили?
— Именно. Он виновен — и тем не менее пытается заставить меня доказать его невиновность. В нашем деле всегда есть вероятность ошибки. Но если во всем сомневаться, то можно поверить и в невиновность Криппена. Или Кристи.
— А вы не можете попасться на эту удочку?
Питер посмотрел Джули в лицо, отвел взгляд и ответил:
— Надеюсь, нет.
— Но вы все же считаете, что в деле Маунтджоя нужно покопаться еще раз?
— Начальство было бы просто счастливо, если бы мы с вами день‑деньской играли в домино. Но я бы предпочел потратить свое время, и ваше тоже, на то, чтобы прояснить ситуацию с тем самым одним процентом из ста. Я не могу сказать, что это как‑то облегчит положение Саманты. Поисково‑спасательная операция, на которой настаивает Уоррилоу, дала бы ей гораздо больше шансов. Но если уж мы взялись за дело, давайте заниматься им всерьез. Договорились?
Джули Харгривз кивнула:
— Договорились.
— Вот и хорошо. Теперь посмотрим, есть ли возможность хотя бы чисто теоретически включить кого‑нибудь еще в круг подозреваемых, — предложил Даймонд. — Допустим, Бритт действительно была жива в тот момент, когда Маунтджой ушел от нее той ночью, и в ее квартиру проник кто‑то другой и убил ее.
— Это должен быть тот, кого она впустила сама, — заметила Джули. — Следов взлома на двери не обнаружили.
— Верно. Убийство было совершено незадолго до или вскоре после полуночи. Как обычно, паталогоанатом смог определить время смерти лишь приблизительно. Значит, мы ищем человека, которого Бритт Стрэнд могла спокойно впустить в квартиру после ухода Маунтджоя. А кстати, когда он ушел, вы помните?
— Около десяти тридцати.
— Убитую нашли в пижаме. Она могла переодеться в нее и в то время, когда убийца находился в ее доме. У нее наверняка имелись какие‑то приятели, поклонники. Что мы знаем о ее личной жизни?
— Тех двоих, которые упоминаются в деле, допросили. Ни один из них в то время, когда было совершено убийство, с Бритт не встречался.
— Это они так сказали?
— Об этом написано в дневнике жертвы. С тем типом, который преподает верховую езду, Бритт виделась в последний раз восьмого октября — в конно‑спортивной школе, где он работает. Я полагаю, исключительно с целью получения очередного урока.
— Верховой езды?
Джули, не удостоив улыбкой неуклюжую попытку Питера отпустить не слишком пристойную шутку, ограничилась кивком.
— А убийство было совершено…
— Восемнадцатого октября.
— А что вы скажете насчет того рок‑музыканта?
— Джейка Пинкертона? Он в дневнике вообще не упоминается. Вернее, последние записи о нем относятся к 1988 году.
— Речь, насколько я помню, идет не столько о дневнике, сколько о календаре личных встреч.
— Хотите на него взглянуть? — Порывшись в папках, Джули достала одну из них с репродукцией Матисса на обложке и передала ее Питеру.
— Я полагаю, что здесь должны быть упоминания и о встречах с молодыми людьми — друзьями, и, возможно, не только, — произнес Даймонд, листая страницы.
— Да.
— Есть искушение сделать вывод, что других встреч с ними, кроме тех, которые здесь отмечены, не было. Вы понимаете, о чем я? Но если Бритт Стрэнд, предположим, познакомилась с кем‑то на улице или на какой‑нибудь вечеринке, не факт, что она обязательно занесла бы имя этого человека и факт знакомства с ним в свой календарь.
Даймонд открыл страничку ежедневника, на которой сине‑зелеными чернилами, аккуратным круглым почерком было написано имя Джона Маунтджоя, а напротив него проставлено время — 19.30. Это была не последняя запись в календаре Бритт Стрэнд — некоторые встречи были запланированы на декабрь.
Перелистнув несколько страниц назад, Даймонд обратил внимание на имя Маркуса Мартина. Оно регулярно упоминалось в августе. Это был тот самый мастер верховой езды.
— Этот тип имеет безупречные манеры, — припомнил Питер. — У него большие связи, а живет он в особняке на другом берегу Фрома.
— Да, в деле сохранился протокол допроса. Он заявил, что они с Бритт Стрэнд расстались.
— Когда я с ним встречался, он не произвел на меня впечатления человека, способного на убийство из ревности. К тому же к тому времени Маркус Мартин успел сойтись с кем‑то еще. Во всяком случае, в доме я видел какую‑то женщину, которая что‑то пекла ему.
— Полагаю, блинчики.
— Не знаю, мне попробовать не предложили, — сказал Питер, с удивлением услышав в голосе Джули осуждающие нотки. Инспектор Харгривз своим тоном словно бы выразила свое неодобрительное отношение к стряпне незнакомой женщины. — Так или иначе, у этого Маркуса с личной жизнью все было в порядке.
— И алиби тоже имелось.
— В определенном смысле да.
— Оно вызвало у вас сомнение?
— Его алиби обеспечила ему та женщина, которая пекла блинчики. Она заявила, что ночь убийства Маркус провел в ее квартире.
Питер снова принялся листать страницы с таким видом, словно вопрос о Маркусе был закрыт.
— А что насчет второго приятеля Бритт Стрэнд? Ну, того рок‑музыканта, Джейка Пинкертона?
— С ним я не встречался. Его допрашивал кто‑то другой. Мне он с самого начала показался бесперспективным.
— Как музыкант? — спросила Джули, и в глазах ее мелькнул восторг. — Он классный. Его первый сольный альбом сразу попал на первую строчку в британских рейтингах.
— Как подозреваемый.
— А музыка его вам не нравится?
— Я люблю классику. Вообще музыкальная революция прошла мимо меня. Вот что, давайте ограничимся теми сторонами жизни Джейка Пинкертона, которые не имеют отношения к его творчеству.
— Похоже, пару лет назад у него с Бритт Стрэнд были близкие отношения. По его словам, они стали охладевать друг к другу в 1989 году.
— Я припоминаю, что на одном из наших совещаний кто‑то выдвинул версию, связанную с наркотиками. Пинкертон пару раз привлекался к ответственности за хранение запрещенных веществ. Так вот, согласно той версии, Бритт Стрэнд могла что‑то накопать на него по этой линии и угрожать ему публикацией раздобытых ею материалов. Это нанесло бы серьезный ущерб его репутации.
— И вы все же исключаете его из числа подозреваемых?
— Пока да. Однако он остается в поле моего зрения как бывший бойфренд жертвы. Где он находился в ночь убийства?
— У себя дома, в Монктон‑Кумбе.
— Кто‑нибудь может подтвердить его показания?
— Вечером его видели в одном из местных пабов. Он ушел оттуда примерно в десять тридцать.
— У него было достаточно времени, чтобы добраться до Ларкхолла. А других подозреваемых не может быть? Мне бы хотелось, чтобы вы изучили календарь встреч убитой внимательно. И составили досье на каждого, кто в нем упоминается.
— Досье? В компьютере?
— Шутите? Когда я говорю о досье, то имею в виду материалы, с которыми можно работать — из бумаги и картона. А не эти ваши компьютерные файлы, от них глаза начинают слипаться.
Джуди был хорошо известен консерватизм Даймонда, поэтому она не стала спорить.
— Вот еще что, — продолжил Питер. — Пока вы не начали этим заниматься, расскажите мне, удалось ли вам найти странности или несоответствия в уликах против Маунтджоя.
Инспектор Харгривз молча изучающе смотрела на Питера Даймонда огромными голубыми глазами, а затем, тщательно подбирая каждое слово, чтобы не обидеть собеседника, произнесла:
— Я знаю, что вы в курсе этого, но меня очень удивил факт, что на одежде Маунтджоя не обнаружили следов крови.
— Их искали, и очень тщательно. Мы отправили в лабораторию все его рубашки, какие только нашли. Но преступники тоже смотрят телевизор. А там каждый вечер говорят про анализы ДНК и ультрафиолетовые тесты — и в новостях, и в детективных сериалах. В общем, научные методы не всегда срабатывают.
— Орудие убийства так и не было найдено, — напомнила Джули.
— Вероятно, Маунтджой избавился от него, как и от выпачканной в крови одежды.
— Очевидно.
— Это все?
Джули Харгривз кивнула. Ей не удалось обнаружить в деле Маунтджоя ничего больше, что могло бы поставить под сомнение справедливость приговора.
— В таком случае займитесь дневником, — подытожил Даймонд.