Работа над ошибками

Глава 23

Джули позвонила Маркусу Мартину. Его горничная сообщила, что его нет дома. Он уехал на похороны. Вместо приличествующих случаю слов соболезнования Даймонд выхватил у нее трубку и крикнул:

— Черт бы его побрал! Где проходит церемония?

Горничная, решившая, что подобных грубиянов к кладбищу и близко подпускать нельзя, сухо промолвила:

— Мистер Мартин вернется домой вечером.

— Я не могу ждать до вечера! Спрашиваю еще раз: на каком кладбище похороны?

— Простите, но я думаю, что там мистеру Мартину будет неудобно с вами общаться.

— Мне на это наплевать, мадам. Вы говорите с инспектором полиции.

— Вот как? — Горничная немного помолчала, а затем сообщила: — По‑моему, это где‑то на съезде с нижней Бристоль‑роуд.

— Кладбище «Хэйкомб»?

— Нет. «Последний столб».

— Как вы сказали? Повторите, мадам.

— «Последний столб». Я уверена, что кладбище называется именно так.

— Никогда не слышал, — пробормотал Даймонд. — Вы уверены? Может, это название паба рядом с кладбищем?

— Нет, именно кладбище. Вы что, не читаете газет? Сегодня похороны Горацио.

— Это еще кто такой?

— Горацио — скаковая лошадь. Я думала, все помнят его выступление на Олимпийских играх, хотя он уже несколько лет не участвует в соревнованиях. Его усыпили позавчера — после трагического инцидента на охоте в Бофорте.

— Лошадь? Речь идет о похоронах лошади?

— Горацио — чемпион, национальное достояние. Телефон в доме в последние дни звонит не переставая. Погребение назначено на три тридцать.

Сидя в машине, Даймонд не стал высказывать свое отношение к такому новому явлению, как похороны лошадей. Он попросил Джули рассказать о том, какое у нее сложилось мнение о Маркусе Мартине. Надеялся, что, помимо прочего, это поможет ему освежить собственные воспоминания об этом субъекте.

— Он принадлежит к тому типу мужчин, который на женщин производит неотразимое впечатление. Аристократические манеры, особые интонации при разговоре.

— Но на вас они не действуют?

По короткой паузе, которая последовала, прежде чем Джули ответила, Даймонд понял, что его помощнице неприятен перевод разговора в личную плоскость.

— Нет, не действуют.

— Вы считаете, что Бритт на это клюнула?

— Ни в коем случае. Если учесть, что она была за человек, это невозможно.

— Жаль, что мы располагаем только версией Мартина по поводу того, как развивались их отношения.

— Тем более что эта версия представляется мне недостоверной.

— Объясните, почему?

— Он сказал, что их отношения были недолгими, и оба знали, чего хотели. То есть Мартин представил дело так, что это была связь, вызванная исключительно физическим влечением, словно речь шла о проститутке.

— Возможно, это его обычный подход к отношениям с женщинами.

— Когда он говорил об их бурном трехнедельном романе, после которого они якобы стали отдаляться друг от друга, мне показалось, что это прозвучало неубедительно.

— Полагаете, Бритт его бросила?

— Я сомневаюсь, что между ними вообще что‑то было. Есть мужчины, которые постоянно говорят о своей сексуальной жизни, но их рассказы зачастую не соответствуют действительности.

— Значит, они не были любовниками?

— Я не верю в трехнедельный бурный роман. Тип мужчин вроде этого Мартина любой женщине хорошо известен. Они и ему подобные распускают руки, в их взглядах так и читается похоть. Они словно пытаются кому‑то что‑то доказать.

— Реагируют на все, что движется? — усмехнулся Даймонд.

Джули молча улыбнулась.

— Инспектор Харгривз, в данном вопросе вы полагаетесь на интуицию.

— Нет, на здравый смысл.

— Исходите из собственного опыта?

— Из здравого смысла, — с нажимом повторила Джули.

— Справедливости ради должен отметить, что, когда я допрашивал этого типа четыре года назад, он рассказал мне ту же самую историю.

— Не сомневаюсь. Уверена, что и слова были одни и те же.

Даймонд помолчал.

— Ну хорошо, предположим, вы правы, — наконец произнес он. — Неужели он соврал мне, зная, что является свидетелем по делу об убийстве?

— В том, что касается их сексуальной жизни, мужчины — неисправимые лжецы.

— Сейчас вы говорите как завзятая феминистка.

— То есть высказываю вполне разумные мысли. Вы это имеете в виду?

Даймонд не стал отвечать на этот укол. В интересах дела они оба не обращали внимания на подобное, опасаясь, что споры помешают расследованию.

— И все же нельзя исключать, что Мартин настойчиво добивался взаимности, а Бритт отказала ему. Это уязвило его самолюбие и вызвало гнев.

По лицу Джули Питер сразу понял, что данная версия кажется ей сомнительной.

— Вы считаете, она могла впустить его в дом? — спросила она.

— Возможно, именно для того, чтобы проникнуть в дом, он захватил с собой цветы. Из‑за этого она не решилась захлопнуть дверь у него перед носом.

— В такое время, ночью? Я бы захлопнула.

— Вы — сотрудник полиции, подготовленный к самым неожиданным ситуациям. А Бритт была всего лишь молодой женщиной, привыкшей к беспроблемной жизни, к тому же иностранкой.

— Хотите, я предложу другую версию? Мартину удалось уговорить Бритт пустить его к себе. Не исключено, что цветы сыграли в этом определенную роль. В конце концов, они оказались в постели. Но когда дошло до дела, у него ничего не получилось.

Последовала долгая пауза, за время которой машина успела пересечь реку Эйвон по Черчилль‑Бридж и приблизиться к Мидленд‑Бридж‑роуд.

— А мне ваша верия нравится, — сказал Питер. — Она хорошо учитывает характеры и Бритт, и Мартина. Он решает предпринять еще одну попытку к сближению, покупает букет роз и отправляется к ней в гости. Бритт впускает его в квартиру и уступает его напору. И тут вдруг он чувствует свою мужскую несостоятельность и в гневе и отчаянии убивает Бритт. Да, пожалуй, это лучшая версия из всех. Однако же это лишь ваши домыслы, Джули. У нас нет ничего, что могло бы их подтвердить.

— Как вы собираетесь действовать дальше? Может, побеседуете с Маркусом Мартином с глазу на глаз? При мне ему будет труднее сознаться в том, что он отнюдь не тот жеребец, каким желает казаться.

— Нет, я хочу, чтобы вы присутствовали при разговоре. Вы будете как бы безмолвным подтверждением всего того, что я скажу. Он у нас запоет! А мы посмотрим, насколько его показания нас устроят. На следующем перекрестке поверните налево, пожалуйста.

Машина выехала на Локсбрук‑роуд, где располагались промышленные предприятия города. Были здесь и жилые дома — невзрачные строения, лепившиеся вплотную друг к другу. Эта часть Бата разительно отличалась от центра города, привлекавшего толпы туристов. Когда Питер и Джули свернули на Брассмилл‑лейн, справа и слева от дороги потянулись сплошной чередой заводы и склады. Вскоре впереди показался пустырь, на нем паслись козы. За пустырем виднелся обнесенный невысоким забором запущенный сад.

— Это здесь, — сказала Джули, притормаживая у ворот.

Надпись на медной табличке подтвердила ее правоту.

«„ПОСЛЕДНИЙ СТОЛБ“. Крематорий и кладбище для животных», — прочитал Даймонд.

Судя по тому, что вдоль забора была припаркована целая кавалькада машин, похороны Горацио еще не закончились.

— Оказывается, у этого коня действительно было много поклонников, — усмехнулся Питер.

— Интересно, как его сюда привезли? — Джули с любопытством огляделась. — Не вижу здесь ни одного грузовика или автобуса.

— Возможно, усопшего доставили задолго до траурной церемонии, — предположил Даймонд.

Пройдя через ворота, Питер и Джули увидели большую лужайку с многочисленными цветочными клумбами, выстроившимися в аккуратную «елочку». Поскольку был октябрь, на них лишь кое‑где сохранились отдельные цветки роз, но и их лепестки уже увяли. В землю примерно на равном расстоянии друг от друга были вкопаны невысокие столбики с табличками с указанием даты рождения и смерти погребенных животных. Почти на всех были укреплены выцветшие от времени фотографии чьих‑то питомцев, ушедших в мир иной. На некоторых можно было прочитать строки посвящений в стихах. Захоронения венчали пластмассовые и металлические памятники в виде фигурок собак и кошек. На большинстве столбиков висели обтрепанные искусственные венки. У подножия лежали живые цветы.

Питер и Джули увидели большую группу людей — по меньшей мере человек сорок. В основном это были молодые женщины с букетами цветов. Среди них Даймонд заметил священника в черной сутане. По левую сторону от остальных стоял Маркус Мартин. Легкий ветерок трепал рыжие пряди его волос. В руках он держал деревянную шкатулку размером с коробку для обуви.

— Лошадка, похоже, была небольшая, — тихо пробормотал Даймонд, обращаясь к Джули. Та молча метнула на него гневный взгляд. Участники траурной церемонии опустили головы.

— Можете присоединиться к остальным, — негромко произнес кто‑то у Питера за спиной. — Вы не опоздали.

Обернувшись, он увидел бородатого мужчину в темном костюме.

— Вы здесь главный? — спросил Питер.

— Я — владелец кладбища.

— Скажите, на похороны одного животного всегда собирается столько народу?

Собеседник Питера указательным пальцем слегка оттянул воротник рубашки и ответил:

— Полагаю, это уникальный случай.

— А кремировали лошадь здесь?

— Нет, во Фроме. Именно там находится крематорий для крупных животных. Затем прах собрали и доставили сюда для захоронения. Учитывая, что Горацио был весьма известной и даже прославленной лошадью, ее хозяин принял решение похоронить останки своего питомца тут, где могилу смогут посещать те, кто восхищался им. Ворота «Последнего столба» всегда открыты.

Одним из положительных качеств Даймонда было умение поддерживать серьезную беседу на любую тему.

— А на вашем кладбище это первые похороны лошади?

— В общем‑то, да.

— Насколько я понимаю, у вас в основном хоронят кошек и собак.

— Именно поэтому кладбище называется «Последний столб». Кошки любят точить о деревянные столбы когти. Собак столбы тоже притягивают — правда, по другой причине. Иногда попадаются кролики. Кремировать лошадь у нас нет возможности, но я не вижу причин, по которым это нельзя сделать где‑нибудь еще. Дело непростое и сто́ит недешево.

— Насколько мне известно, обычно туши издохших крупных животных продают фирмам, занимающимся изготовлением кормов для кошек.

Хозяин кладбища громко откашлялся — видимо, опасался, как бы слова Даймонда не услышали участники похоронной церемонии.

— А просто останки лошадей вы не хороните? Без кремации?

Прежде чем ответить, собеседник Даймонда приложил ладонь ко рту.

— Здесь это невозможно. Нужен экскаватор. Хотя королева похоронила нескольких любимых лошадей обычным способом на землях, принадлежащих ей.

Даймонд переключил внимание на людей, собравшихся, чтобы проводить лошадь Горацио в последний путь.

— Между прочим, — сказал он, — у молодых особ в руках красные розы.

— Эти девушки воспринимают смерть Горацио как личную потерю, — пояснил владелец кладбища.

— Вот уж не думал, что красные розы — символ горя, — пробормотал Даймонд себе под нос. — Наверное, люди считают, что хоронить животных, как людей, — чересчур?

— Речь не идет о похоронах в полном смысле этого слова. Тут церемония, в ходе которой хозяин благодарит своего умершего питомца за ту радость, какую он доставлял ему при жизни. Если когда‑нибудь заведете кошку или собаку, то после ее смерти поймете тех, кто хочет увековечить память о своем любимце.

Между тем захоронение праха Горацио шло своим чередом. Маркус Мартин опустил шкатулку в вырытую в земле ямку. Другие участники церемонии стали по очереди подходить к ней и класть на землю цветы. Сверкнула вспышка фотокамеры. Священник шагнул назад и зацепился сутаной за шипы розового куста.

Обернувшись, Мартин увидел Даймонда и Джули, направляющихся к нему. Он узнал обоих, но отвел взгляд и заговорил с кем‑то из пришедших выразить ему соболезнования.

— Не возражаете, если еще немного побеседуем с вами? — произнес Даймонд, подойдя к Мартину. — Нам необходимо кое‑что уточнить.

— Боюсь, мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, — ответил Мартин. — И потом, сейчас не самый подходящий момент.

— Ничего, мы отведем вас в машину и поговорим там! — бросил Даймонд.

Дождавшись, когда Мартин усядется на заднее сиденье «Эскорта», Даймонд, с трудом втиснувшись в салон, расположился рядом с ним.

— У нас мало времени, — заявил он. — Скажите, во время вашего бурного романа с Бритт Стрэнд вам хоть раз приходилось видеть ее обнаженной?

По идее подобное заявление должно было удивить Мартина, но этого не произошло.

— Конечно, — спокойно ответил он.

— Больше одного раза?

— Я видел ее голой довольно часто.

— Надо полагать, она не стеснялась своего тела?

— Разумеется, нет. А почему вас это интересует?

— Потому что вы тот человек, кому можно задать вопрос о татуировке в виде бабочки на ее левой ягодице.

Ловушка была не слишком изощренной, однако она сработала.

— Ах, вот вы о чем, — промолвил Мартин, стараясь, чтобы его реплика прозвучала непринужденно.

— Наверное, она выглядела очень оригинально при ходьбе, — продолжал расставлять силки Даймонд. — Вы, кстати, определили, что это была за бабочка — адмирал или павлиний глаз?

— Я ничего не знаю о бабочках.

— Вы ничего не знаете о бабочке на ягодице Бритт — вот что можно сказать совершенно определенно, — заявил Даймонд. — Никакой татуировки у нее не было. Я ее выдумал — так же как вы выдумали свой роман с Бритт Стрэнд.

— Но…

— Давайте не будем ходить вокруг да около. Она вам отказала? Никакого бурного трехнедельного романа не было и в помине.

— Э‑э…

— Жаль, я сразу не сообразил, что вы специалист не по женщинам, а по лошадиному дерьму! Кстати, вы знаете, что мы можем привлечь вас к ответственности за дачу ложных показаний? Не играйте с огнем и расскажите, как все происходило на самом деле. Бритт пришла к вам, чтобы взять несколько уроков верховой езды — и только. Верно?

Даймонд находился в приподнятом состоянии — он любил моменты, когда ему удавалось разоблачить лжеца. То, что на сей раз он изобличил такого высокомерного и самодовольного типа, как Маркус Мартин, было вдвойне приятно.

Мартин откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, стараясь казаться спокойным.

— Скажем так, в целом вы правы, — неохотно признал он.

— Вы распустили перед ней хвост, а она не клюнула на ваши уловки?

— Вы, полицейские, ужасно прямолинейны. Все упрощаете.

— Тем не менее, если верить вашим предыдущим показаниям, вы бывали дома у Бритт, в Ларкхолле, и не один раз.

— Да. — Мартин открыл глаза и наклонился вперед, опершись локтями о колени. — У нее не было машины. Я подвозил ее несколько раз на своей.

— Надежда умирает последней. Но Бритт всякий раз отвечала на ваши поползновения отказом? Чаепитие в кафе «Канарейка» было частью вашего плана по завоеванию Бритт?

— Нет, мы оказались там совершенно случайно, — ответил Мартин, повысив голос. — В тот день Бритт собиралась пройтись по магазинам. Я припарковал машину в центре города и присоединился к ней, чтобы выпить чаю.

— В тот раз, когда увидели Бритт рядом с Вэ Бэ, вы занервничали из‑за того, что она водит компанию со странными людьми, и высказали ей свои опасения?

— Я был прав на сто процентов. У меня еще была надежда…

— Забраться ей в штанишки?

— Вы вульгарно выражаетесь. Но по сути правы.

— Значит, вы не сдались? Решили, что «нет» — не окончательный ответ?

— Какая женщина открыто скажет «да»? — Мартин криво усмехнулся. — Все они поначалу говорят «нет».

— А на самом деле хотят сказать «да»? Советую вам быть осторожнее в словах, мой друг. Инспектор Харгривз — убежденная феминистка.

Джули, сидевшая на водительском сиденье, промолчала. Однако взгляд, брошенный ею в зеркальце заднего обзора, свидетельствовал о том, что разговор между Даймондом и Мартином ее раздражает.

— Итак, вы продолжали попытки добиться взаимности, — произнес Даймонд, с удовольствием продолжая морально уничтожать Маркуса Мартина. — Вы не могли поверить, что Бритт отказала вам, известному спортсмену, обожаемому девушками, которые любят околачиваться вокруг конюшен. Кстати, вы никогда не дарили Бритт цветы? Будьте осторожны. Один раз мы уже поймали вас на вранье.

— Нет, не дарил.

— А мне кажется, что для вас подарить женщине охапку роз — гораздо более естественный поступок, чем для многих других мужчин. Мы проверили лавки, торгующие цветами, во всей округе. Может, все‑таки вы преподносили ей букеты? Подумайте хорошенько, прежде чем ответить.

— Я никогда не покупал для нее никаких цветов! — воскликнул Мартин. Не было никаких сомнений, что он понимает, почему ему задали такой вопрос.

— Когда вы видели Бритт в последний раз?

— Я вам уже говорил.

— Даю вам шанс исправиться и рассказать обо всем, — заявил Даймонд.

Маркус Мартин покачал головой.

— В последние выходные перед тем, как Бритт убили, я ездил в Брюссель с национальной сборной по конкуру. Незадолго до моего отъезда — кажется, это было в четверг — она пришла днем на занятие. Объяснила, что это ее последняя возможность потренироваться, поскольку она записалась на какие‑то курсы и предполагала, что их посещение займет все свободное время. Я, как обычно, предложил подвезти ее в Бат, но Бритт сказала, что уже вызвала такси. Тем самым она еще раз ясно дала мне понять, что шансов у меня никаких. После тренировки мы даже не обменялись рукопожатием.

— А когда вы вернулись из Брюсселя?

— Поздно вечером в воскресенье.

— Вы больше не виделись с Бритт?

— Нет.

— И никак с ней не контактировали?

— Никак.

— Напомните мне, что вы делали в четверг, восемнадцатого октября 1990 года, в тот самый вечер, который стал для Бритт Стрэнд последним?

— Конец дня я провел в компании своей приятельницы.

— Это та самая молодая женщина, которая вскоре умерла от менингита?

— Верно. Она жила…

— Это мы знаем, сэр! — тон Даймонда был предельно жестким. Опасность состояла в том, что от этого допрашиваемый мог впасть в ступор. — Ваши прежние показания нам хорошо известны, и мы здесь не для того, чтобы выслушивать их снова. Мы знаем, что у вас было стопроцентное алиби. Четыре года назад вы заявили, что в тот вечер, когда произошло убийство, находились в квартире на Уолкот‑стрит, у своей знакомой. Как, кстати, ее звали?

— Келли Маклюр.

— Кто‑нибудь еще сумеет подтвердить ваши показания?

— Я еще тогда, четыре года назад, сказал вам — никто.

— Очень жаль. Я делаю для вас все, что могу. Вы предоставили мне чрезвычайно важную информацию, которая оказалась точной. Поэтому я даю вам шанс выпутаться из этой истории.

— Какая информация? — удивился Мартин, полагая, что Даймонд решил сменить тактику и атаковать с какого‑то другого направления.

— Вы сообщили, что владелец квартиры, в которой жила Бритт, домогался ее, дарил ей подарки и так далее. Я все проверил — оказалось, что это правда. Вероятно, вы хорошо умели слушать Бритт, если она была с вами настолько откровенна.

— С ее стороны это был всего лишь способ намекнуть мне, чтобы я держался от нее подальше. Когда Бритт рассказала мне о домогательствах хозяина, она весьма нелицеприятно высказалась о мужчинах в целом.

— Кроме того, вы навели нас на еще одного мужчину, с кем Бритт общалась, — бродягу по прозвищу Вэ Бэ.

— Он не был ее любовником. Она его просто использовала.

— Это Бритт вам так сказала?

— Не прямо. Но она дала это понять достаточно ясно. — Маркус Мартин стал гораздо более словоохотливым, сообразив, что Даймонда в первую очередь интересует не он, а кто‑то другой. — Бритт была прекрасным журналистом, профессионалом, а это подразумевает умение налаживать контакты. Она писала статью о городских бродягах.

— Это мне известно. Вы уверены, что Бритт не играла в те же игры с вами?

— В какие игры? — нахмурился Мартин.

И Даймонд озвучил версию, которой он еще не успел поделиться с Джули — по той простой причине, что она пришла ему в голову несколько минут назад.

— Вы сами только что сказали, — пояснил он. — Может, с вами Бритт тоже устанавливала контакт?

— И что же такого интересного я мог ей сообщить?

— Мистер Мартин, конкур, то есть преодоление препятствий верхом на лошади, считается элитным видом спорта. Глянцевые журналы, для которых писала Бритт, наверняка публикуют материалы, посвященные данной теме. Она и сама ездила верхом. Возможно, Бритт следила за карьерой известных спортсменов международного уровня. В профессиональном спорте нередко возникают скандалы, поэтому вы могли стать для Бритт ценным источником информации.

— Вы действительно так считаете? — усмехнулся Мартин.

Даймонд решил наудачу копнуть поглубже, хотя с миром лошадей и конного спорта был незнаком:

— Взять, например, лошадиный допинг. Как называется обезболивающий препарат, который вводят животным, принимающим участие в соревнованиях? Кажется, бют?

— Это уже вчерашний день, — заявил Мартин.

Даймонда, однако, это не смутило:

— Впрочем, для гламурных журналов главное — не животные, а люди. Наверняка в вашем виде спорта существует множество конфликтов и интриг. Уверен, вы можете рассказать об этом много интересного.

— Если бы я хоть раз сделал нечто подобное, меня бы вышвырнули вон из нашего профессионального сообщества. Я бы не стал рисковать своей спортивной карьерой!

— Если Бритт могла подвергнуть вашу карьеру риску, значит, у вас имелся мотив для убийства.

— Что?

— Предположим, что вы раскрыли ей кое‑какие грязные тайны, а затем пожалели об этом, вернулись и заставили Бритт замолчать навсегда.

— Нет же! — Мартин ударил кулаком по спинке переднего сиденья. — Я рассказал вам правду. Бритт не интересовали ни я, ни моя карьера. Она просто приходила ко мне, чтобы тренироваться. Да, мне она нравилась, я несколько раз подвозил ее домой, но Бритт четко и ясно дала мне понять, что будет лучше, если я оставлю ее в покое.

Сгущались сумерки. Для октября это было закономерно. Все машины разъехались, за ислючением «Лендровера», который, вероятно, принадлежал Маркусу Мартину. А выяснить у него что‑либо существенное Даймонду так и не удалось. Сделав над собой усилие, Питер принялся забрасывать сеть еще раз:

— Хорошо, мистер Мартин, я принимаю все, что вы мне сообщили. Вы не были любовником Бритт Стрэнд. Не снабжали ее материалом для статьи. Вы ее не убивали. — Даймонд сделал паузу, после чего продолжил: — И все же вы являетесь важным свидетелем, вероятно, ключевым. Вы несколько раз общались с Бритт на протяжении последнего месяца ее жизни. Рассказали мне о других мужчинах, о которых она упоминала — Биллингтоне и Вэ Бэ. Может, помимо них, она говорила о ком‑нибудь еще?

— Нет, — ответил Мартин.

Даймонд, однако, не сдавался:

— Однажды я спрашивал вас, упоминала ли Бритт Стрэнд когда‑нибудь о Джоне Маунтджое.

— Я понятия не имел о его существовании до того момента, когда мне стало известно, что его арестовали.

— А может, Бритт говорила о ком‑то косвенно, не называя имени? О мужчине, с которым встречалась?

— Нет.

— Возможно, кто‑то следил за ней? Кто‑то незнакомый? У вас никогда не возникало впечатления, будто Бритт знала, что ей угрожает опасность?

— Наоборот, она буквально излучала спокойствие и уверенность в себе.

— Как человек, полностью контролирующий свою жизнь?

— Да. Хотя…

Питер замер.

— Однажды Бритт призналась мне, что она… сейчас я постараюсь вспомнить, как именно она это выразила… что она не хочет быть никому обязанной. Кажется, я сказал, что не буду брать с нее плату за тренировки. Ей, однако, моя идея не понравилась, и она настояла на том, что заплатит все сполна. Еще упомянула о каком‑то друге, мол, он помог ей в трудные времена. Бритт заметила, что добрые дела связывают обязательствами тех, в отношении кого они совершаются.

— Она назвала имя друга?

— Нет.

— Но речь шла о мужчине?

— По‑моему, да.

— И что же? Он ее терроризировал? Создавал проблемы?

Мартин покачал головой:

— Она выразилась иначе. Как я понял, года за два до того времени, о котором мы говорим, Бритт пережила какой‑то кризис. Сложный период.

— Здесь, в Англии?

— Наверное, потому что Бритт говорила об этом человеке так, словно он по‑прежнему находился где‑то неподалеку. Он помог ей справиться с кризисом, причем это потребовало с его стороны определенного риска. Бритт понимала, что обязана ему, и от этого чувствовала себя неуютно.

— Иными словами, она опасалась, что он потребует от нее ответной услуги? — уточнил Даймонд.

— Не знаю.

— И это все?

— Не исключено, что я придаю этому слишком большое значение. Просто Бритт сказала…

— Вы свободны, — внезапно перебил его Даймонд и, протянув руку, открыл заднюю дверцу автомобиля с той стороны, где сидел Мартин.

Когда дверь снова захлопнулась, Питер обратился к Джули:

— Мы едем в Конкуэлл.

Она спросила, не хочет ли он пересесть на переднее сиденье.

— Нет, — ответил Питер. — Гоните, Джули! Надо действовать быстро. У нас даже меньше времени, чем я думал.