Работа над ошибками

Глава 6

Дело было вовсе не в том, что Даймонд пытался перехитрить противника. Никакой стратегии у него не было — он просто не хотел ехать на заднем сиденье мотоцикла. Его решимость возымела эффект — мотоциклисту пришлось заглушить мотор. Сделав это, он поднял затемненное пластиковое забрало шлема. Несколько лет, проведенных в тюрьме Олбани, давали о себе знать — лицо Маунтджоя казалось изможденным. Однако Даймонд сразу узнал знакомые черты. Джон Маунтджой был больше похож на славянина, чем на англосакса. Темно‑карие, глубоко посаженные глаза, высокие и широкие скулы, твердая линия рта и массивная нижняя челюсть — весь облик Маунтджоя свидетельствовал о том, что он человек волевой и решительный.

Глядя на него, Даймонд равнодушно кивнул, словно перед ним находился незнакомец. Между тем он лихорадочно обдумывал десяток вопросов — их он собирался задать Маунтджою, дождавшись удобного случая. Но сейчас парадом командовал Маунтджой, так что Питеру ничего не оставалось, кроме как отдать инициативу преступнику.

— Здесь мы говорить не будем, — заявил Маунтджой.

Даймонд промолчал, рассчитывая, что его собеседник расценит это как знак согласия.

— Наденьте шлем и садитесь на чертов мотоцикл, — жестко произнес Маунтджой.

Питер покачал головой.

— Что вы сказали? — спросил Маунтджой.

— Ничего. Ровным счетом ничего. Думаю, будет лучше, если не я надену шлем, а вы снимете свой.

— Что?

— Я говорю… А впрочем, забудьте об этом.

— Я не повезу вас далеко, — настаивал на своем Маунтджой.

— Вы вообще никуда меня не повезете, — пробормотал Даймонд себе под нос.

— Пытаетесь выиграть время? Надеетесь, что сюда вот‑вот подоспеет целая свора ваших вооруженных коллег с оружием и в бронежилетах?

Питер пожал плечами и с безнадежным видом развел руками.

— Говорю вам, если попытаетесь загрести меня, девчонке конец.

Грубость тона Маунтджоя контрастировала с хорошо поставленным голосом: сразу чувствовалось, что его обладатель — человек интеллигентный. Разумеется, пребывание в тюрьме не могло не изменить Маунтджоя. Но ведь он всего четыре года назад являлся директором колледжа, и это чувствовалось. Да, он уже тогда был склонен к насилию и его жертвами были исключительно женщины. Маунтджой никогда не участвовал в уличных потасовках.

Даймонд с преувеличенным равнодушием зевнул и, отвернувшись от Маунтджоя, принялся разглядывать клочья овечьей шерсти на колючей проволоке ворот. Похоже, ему удалось выиграть несколько очков, потому что Маунтджой, внимательно оглядев окрестности, опустил подножку мотоцикла. Затем он снял с головы шлем и положил его на топливный бак. За время пребывания в тюрьме в его темных волосах появились серебряные нити седины.

— Ладно, поговорим здесь.

— Не возражаю, — кивнул Даймонд, словно идея принадлежала не ему, а Маунтджою.

— Вы хорошо поняли, что я сказал? Попытаетесь меня сцапать — девице вашей конец.

— Арестовывать вас — не моя работа.

— Что вы имеете в виду?

Даймонд уже собирался сказать, что он больше не полицейский, но в последний момент сдержался. Перечеркнув своим заявлением все надежды Маунтджоя, Питер вряд ли мог рассчитывать на какие‑то уступки с его стороны.

— Я имею в виду, что вы — не моя проблема. Олбани находится в Хэмпшире. Вас разыскивают люди именно из того отделения.

— Небольшая поправка, начальник, — возразил Маунтджой. — Все‑таки я все еще ваша проблема. Именно по вашей милости в 1990 году я оказался за решеткой за убийство, которого не совершал.

— Да бросьте! Сколько раз я уже это слышал! — с оттенком презрения произнес Даймонд, словно бы не ожидавший такого поворота. — Придумайте что‑нибудь получше, Джон.

На скулах Маунтджоя угрожающе вспухли желваки.

— Говорю вам, Даймонд, я не убивал Бритт Стрэнд. Да, я не святой, но я вообще никого не убивал… пока.

— Это угроза, не так ли?

— Мне отказали в праве на апелляцию. Как еще я могу добиться справедливости?

— Если вы причините вред Саманте Тотт, вам конец. Понимаете?

Маунтджой проигнорировал заданный ему вопрос и вместо того, чтобы ответить на него, сказал:

— Подумайте вот о чем. Я бежал из тюрьмы Олбани. У меня была возможность отправиться куда угодно, залечь на дно и оставаться вне поля зрения полиции. Но я вернулся в Бат. Почему? Зачем подвергать себя риску, если я на самом деле виновен?

Именно об этом Даймонд размышлял уже давно.

— Я не знаю, зачем вы это сделали, но дам вам бесплатный совет, — произнес он. — Если вы действительно хотите добиться оправдания, отравляйтесь на один из телеканалов, которые любят выставлять полицейских недоумками или коррумпированными мерзавцами. Там вам помогут.

— Я вовсе не считаю вас коррумпированным мерзавцем. Иначе я бы с вами не разговаривал. Вы совершили ошибку, страшную ошибку, и за нее нет вам моего прощения. Но я считаю, что вы заблуждались искренне. Вы — моя единственная надежда. Мне нужно, чтобы вы признались, что при расследовании моего дела схалтурили.

— И вы хотите добиться этого с помощью угроз?

— Разве я вам угрожаю?

— Под угрозой находится Саманта Тотт.

— Она останется жива и здорова, если сделаете то, о чем я говорю.

— Как бы вы ни пытались это представить, Джон, речь идет об угрозах с вашей стороны.

В глазах Маунтджоя, который не обратил никакого внимания на предложение Даймонда обратиться на телевидение, мелькнула ярость.

— А у вас есть другие идеи? Я не знаю, кто убил Бритт Стрэнд. Это должны были выяснить вы.

— Кроме вас, других подозреваемых не было.

— Все улики указывали на меня. Да и мотив имелся.

— Вам придется напомнить мне кое‑какие детали, — промолвил Питер, надеясь разговорить Маунтджоя и заставить его хоть немного расслабиться. — С тех пор через мои руки прошло много дел. Та девушка, Бритт Стрэнд, — она ведь, кажется, была журналисткой, не так ли? Причем работала как фрилансер.

— Можно и так сказать, да только это, по‑моему, называется по‑другому. Чтобы накропать свою статейку, она записалась в мою языковую школу и прикидывалась образцовой ученицей. Грязный трюк. Правда, про это во время расследования никто даже слова не сказал.

Питер пожал плечами:

— Ваши жульнические проделки выглядели более нечистоплотными, чем то, чем занималась она.

— Жульнические проделки?

— Да ладно вам, Джон. Вы все лето записывали на курсы изучения английского языка молодых иракцев, зная, что Саддам начнет войну.

— С моей стороны все было честно, — возразил Маунтджой. — Некоторые уклонялись от призыва в армию. Кстати, среди них попадались очень способные молодые люди, которые учили язык.

— Но были и шпионы. Полагаю, вы прекрасно знали, что девяносто процентов этих людей записывались на ваши курсы только для того, чтобы получить справку, что они учатся на дневном отделении. Для вас они являлись всего лишь источником денег.

— И все же вы напрасно называете это жульнической проделкой. Я могу назвать множество других колледжей, где занимались тем же самым. На платные курсы записывали всех желающих, зная, что никогда больше не увидят большую часть из тех, кто приходил и вносил деньги. И речь не только о молодых людях с Ближнего Востока. По таким липовым бумажкам могут получать и продлевать визы люди из нескольких десятков государств. Я не пытаюсь никого защищать или оправдывать. Просто не могу понять, почему в качестве мишени выбрали меня.

— Вы находились в Бате, где жила и эта девушка, — заметил Даймонд. — И еще все идеально совпало по времени. Саддам вторгся в Кувейт в августе. Эта Бритт Стрэнд, судя по всему, была неплохой журналисткой. Она поняла, что скоро в Персидском заливе начнется война. Статья о вашем колледже могла вызвать скандал, а значит, ее с удовольствием опубликовали бы наши таблоиды. История действительно неприглядная: частный колледж предоставляет прикрытие потенциальным иностранным шпионам.

— Подобная статья меня бы просто прикончила, — мрачно изрек Маунтджой. — Собственно, так оно в итоге и получилось. В ходе судебного процесса речь шла не только и не столько об убийстве Бритт Стрэнд, сколько об учебных заведениях, укрывающих агентов иностранных разведок.

— Что ж, продолжайте. Расскажите мне о том, что суд над вами не был беспристрастным. Факт, однако, остается фактом: вы находились с Бритт Стрэнд в ночь ее гибели. Она водила вас за нос, выдавая себя за шведку, проживающую в английской семье с целью изучения языка. На самом деле Бритт Стрэнд приехала в Англию много лет назад, а язык знала практически в совершенстве, что давало ей возможность зарабатывать на жизнь журналистикой. Она обвела вас вокруг пальца, как ребенка. Собирая информацию, сумела добраться до ваших файлов, читала вашу электронную переписку, раздобыла фотокопии заявлений о зачислении на курсы, журналов посещений и бог знает чего еще. Подготовила все необходимое для того, чтобы полностью разрушить вашу репутацию. В общем, у вас был серьезный мотив для убийства.

— Но я ее не убивал!

— Мы с вами оба знаем, что вы не раз применяли физическое насилие по отношению к женщинам, — напомнил Даймонд. — К своей бывшей подружке, к жене. И если суд истолковал это как улику против вас…

— Вы же прекрасно понимаете — это было истолковано как улика, потому что вы, зная об этих обстоятельствах, работающих на вашу версию, сообщили о них присяжным.

— Да. У меня имелось еще одно преимущество перед жюри присяжных. Я лично осматривал труп и видел травмы, которые вы нанесли жертве — то есть, простите, какие нанес жертве преступник. В данном случае речь не шла о хладнокровном убийстве. Оно было совершено в приступе ярости. Тело находилось в ужасном состоянии, Джон.

Маунтджой поднял голову и посмотрел на небо. Над Батом пролетал небольшой самолет, но он находился слишком далеко, чтобы с него могло вестись наблюдение. Он посмотрел Даймонду в лицо.

— Значит, вы отказываетесь проанализировать материалы дела еще раз?

— Почему вы обратились ко мне? — поинтересовался Питер. — Мне кажется, я последний человек, которого вам следовало бы просить об этом.

— Вы не правы, — твердо возразил Маунтджой. — Вы занимались расследованием моего дела. Через ваши руки прошли все документы, в том числе протоколы допросов. У вас должен был остаться список подозреваемых.

— Какой список? Подозреваемый был только один — вы.

— Вы просто зациклились на мне и не искали никого другого.

Даймонд вздохнул:

— Помните, сколько времени потребовалось присяжным, чтобы вынести вердикт? Десять минут? Пятнадцать?

— Если кто‑то и может найти настоящего убийцу, то только вы.

— Вы просите меня не только пересмотреть мои выводы и доказать вашу невиновность, но и повесить преступление на кого‑то еще?

— Найти настоящего убийцу — единственный способ добиться отмены моего приговора.

— Вы самый большой оптимист, которого я когда‑либо встречал, — сказал Даймонд, будучи не в силах сдержать улыбку. — Вы хоть понимаете, что это значит для меня — взяться доказывать, что все мои выводы, сделанные в 1990 году, ошибочны?

— Но вы же честный человек. Иначе я бы к вам не обратился, — произнес Маунтджой.

— Вы можете предоставить в мое распоряжение какую‑то новую улику или улики, способные изменить мое мнение, касающееся дела четырехлетней давности?

— Нет. Но вы должны что‑нибудь накопать. Как я мог раздобыть какие‑то новые улики, сидя в камере тюрьмы Олбани? Но кто‑то же убил ту женщину. И преступник до сих пор на свободе. Наверное, он очень собой доволен и посмеивается над вами. Вас это не задевает?

Даймонд ничего не ответил. Выждав немного, Маунтджой продолжил:

— Наверное, этот тип ненавидел ее — если только он не просто сумасшедший. Похоже, у нее были любовники, которых она бросила. Или конкуренты по работе. Может, она отбила у кого‑нибудь кусок хлеба.

— В свое время мы отработали данные версии, — заявил Даймонд.

— Да, но, поскольку подозреваемым был я, вы сделали это без излишнего рвения. Будь я проклят, так оно и было.

Оба замолчали. В тишине стало отчетливо слышно журчание ручья, прокладывавшего себе путь по каменистому руслу. Маунтджой, по мнению Питера, не представил никаких серьезных аргументов в поддержку своей позиции. Единственное, что свидетельствовало в его пользу, было то, что он действительно преодолел множество трудностей, чтобы добиться встречи с Даймондом, человеком, который отправил его в тюрьму. Любой другой беглый заключенный на его месте постарался бы залечь на дно и никак себя не обнаруживать.

Однако в руках Маунтджоя находилась заложница — молодая девушка. Это означало, что Даймонд должен пойти на уступки.

— А если я еще раз изучу материалы дела, как вы просите, и в итоге все равно приду к выводу, что убийца — вы?

— Это будет означать, что вы как професионал ни на что не годитесь, — усмехнулся Маунтджой.

— Как долго вы рассчитываете оставаться на свободе? Ведь розыск мы в любом случае не прекратим.

— Ничего, с этой проблемой я как‑нибудь справлюсь.

— С девушкой‑заложницей? Кстати, то, что вы удерживаете ее, — преступление.

— Перестаньте говорить ерунду. Мне нужно, чтобы вы действовали, Даймонд. Будет лучше, если, когда мы встретимся в следующий раз, вы сообщите мне, что добились хоть каких‑то успехов. А то я, знаете ли, на взводе.

— Каким образом я смогу войти с вами в контакт?

— Я сам вас разыщу. — Маунтджой подвел мотоцикл вплотную к Даймонду. — Я прожил в Бате больше времени, чем вы. Мне известны здесь все ходы и выходы. Так что девчонку никто не найдет. Во всяком случае, до того, как вы сделаете то, о чем я прошу. Ну, а теперь махните мне рукой на прощание.

Маунтджой надел шлем и пнул стартер. Мотоцикл взревел и помчался в сторону Бата.