Глава 8

За десять дней до того, как ее убили, Бритт Стрэнд упомянула в своем дневнике название одной из улиц города Бат. К сожалению, без номера дома. Если Даймонду не изменяла память, Трим‑стрит была совсем короткой. На всей этой тихой, вымощенной булыжником улочке, расположенной к востоку от Куинн‑сквер, стояло не более двадцати домов. Отправляясь туда на закате октябрьского дня, Питер подумал, что, если его поход и не даст каких‑либо результатов, он, по крайней мере, вспомнит, как выглядит этот приятный уголок города. В Бате, как и везде в провинции, жизнь замирала довольно рано, и к тому времени, когда Даймонд добрался до нужного места, город уже почти опустел.

Он зашел со стороны городской крепостной стены — старинного фортификационного сооружения, где уже в Викторианскую эпоху для придания ему большей внешней исторической достоверности проделали бойницы. Здесь, рядом с внешней границей средневекового Бата, находилась одна из достопримечательностей города, которую редко посещали туристы, — небольшой огороженный дворик, он же кладбище. На нем, если верить табличке, были похоронены двести тридцать восемь пациентов городской больницы. Там же было указано, что в 1849 году кладбище закрыли «ради сохранения здоровья живых». Эти слова были завуалированным напоминанием об эпидемии холеры, свирепствовавшей в городе. Взглянув на табличку, Даймонд зашагал дальше.

Еще немного — и он оказался на Трим‑стрит. Своим названием улица была обязана некоему Джорджу Триму — ему когда‑то принадлежала земля, на которой теперь стояли здания. По сути дела, Трим‑стрит представляла собой небольшой музей архитектурного неоклассицизма восемнадцатого века с более поздними наслоениями 60‑х годов двадцатого. В целом в облике улицы присутствовал элемент дисгармонии, но образовался он главным образом из‑за недостаточного внимания городских властей к внешнему виду фасадов старинных зданий, а точнее, по причине его полного отсутствия. Так, например, розовое здание могло соседствовать с некрашеным, демонстрирующим кладку из местного, кремового цвета камня, в то время цвет фасада дома, стоявшего рядом с ними, вообще невозможно было различить под двухсотлетним слоем сажи и копоти.

Дойдя до начала Трим‑стрит, Даймонд замедлил шаг. Этой части улицы архитектурная модернизация 60‑х годов двадцатого века не коснулась. С одной стороны располагались два магазина, лавка торговца предметами искусства и бутик. Все они имели второй выход, ведущий на кладбище у крепостной стены. Напротив стояло старинное здание, фасад которого явно требовал ремонта. Табличка, укрепленная на нем, объясняла, почему дом избежал превращения в кафетерий или винный магазин: генерал Вольф, герой битвы при Квебеке, останавливался в нем, когда его пошатнувшееся здоровье потребовало ежедневного посещения местных источников лечебной воды. Кроме нескольких лавок и бутика, на Трим‑стрит имелись еще два заведения, свидетельствовавшие о том, что на тихой улочке все же происходит какая‑то жизнь. Ими были студия фитнеса и танца и некое загадочное учреждение, у входа в которое висела табличка со словами: «Мастерская идей». Любопытное словосочетание, подумал Даймонд. Может, предложить сотрудникам отделения полиции на Манверс‑стрит повесить на двери вывеску «Мастерская расследований»? Поразмыслив немного, Питер решил, что поделится своими соображениями с Джоном Уигфуллом и посмотрит, какой будет его реакция.

Он пытался понять, что могло привести Бритт Стрэнд на Трим‑стрит. Поводом для визита сюда вполне могла оказаться тренировка в фитнес‑зале — в конце концов, в Швеции, на родине Бритт, занятия спортом были весьма популярны. Даймонд несколько раз позвонил в звонок у входной двери в клуб, вскоре сообразил, что все любители фитнеса и танцев уже разошлись по домам. Стоя под старинным фонарем, он внимательно огляделся. Впереди, там, где улица поворачивала вправо, Питер увидел мастерскую по ремонту электроприборов, которая еще не закрылась. Разумеется, Бритт Стрэнд могла привести туда необходимость отремонтировать вышедший из строя электрочайник. Но тогда она упомянула бы в своем дневнике именно мастерскую, а не просто название улицы.

У выхода из бутика Даймонд заметил двух женщин, они возились с ключами и задвижкой, собираясь уходить. Поняв, что действовать нужно быстро, он решительно пересек булыжную мостовую и постучал согнутым пальцем по стеклянной двери. Женщины переглянулись. В своем плаще и коричневой фетровой шляпе Даймонд не был похож на человека, ради которого следовало бы задерживаться на работе. Но кто может сказать, когда именно мужчине придет в голову идея купить что‑нибудь эксклюзивное и дорогое для своей жены или подруги?

Одна из женщин в черном пальто отодвинула в сторону задвижку. Высокая, загорелая, холеная, она и глазом не моргнула, когда Даймонд объяснил, что проводит полицейское расследование, и показал фото Бритт Стрэнд. Ей не потребовалось объяснять, что речь идет об убийстве, совершенном четыре года назад, — женщина хорошо помнила этот нашумевший случай. Но она была совершенно уверена в том, что никогда не видела Бритт Стрэнд в бутике. Впрочем, добавила женщина, может, Бритт обслуживал кто‑то другой. Затем она попросила Питера присесть и подождать, пока она просмотрит список постоянных клиентов.

Даймонд осторожно опустился на изящную козетку рядом с камином и принялся глядеть на свои грубые туфли, размышляя о том, как неуместны они на фоне розового ковра и сколько стоит висевшая на вешалках одежда. Судя по всему, выставленные на продажу вещи сшили во Франции или в Италии. Во времена их со Стефани относительного материального благополучия его супруга наверняка не прошла бы мимо такого магазинчика.

Продавщица, а может, и владелица бутика вернулась, но без обнадеживающих новостей — имя мисс Стрэнд в списке клиентов не значилось. Отвечая на вопрос Питера, какие еще магазины находились на Трим‑стрит четыре года назад, она назвала лавку «Минерва», где торговали предметами искусства, и магазин электротоваров «Никсис». Затем поинтересовалась, не связан ли визит незнакомого джентльмена с грязнулями.

— С грязнулями? — удивился Даймонд.

— Надеюсь, вы понимаете, о ком я?

— Догадываюсь, — вздохнул Питер.

Ему просто не пришло в голову, что подобная тема может возникнуть в таком месте, как бутик. Под грязнулями его собеседница имела в виду перепачканных, одетых в лохмотья людей со слипшимися косичками‑дредами, в основном бродяг. Они имели обыкновение собираться в центре города и доводили до отчаяния городской совет, отвечавший за развитие туризма.

— Я упомянула о них только потому, что когда‑то они были настоящим бичом этих мест, — пояснила женщина. — Они облюбовали один из заброшенных домов и организовали в нем незаконное поселение. Разумеется, об этом сообщили в полицию. Я хочу сказать, что из‑за них невозможно стало вести здесь бизнес. Да вы, наверное, помните.

— Вероятно, я тогда был слишком занят расследованием убийства женщины, фото которой я вам показал, и эта история не отложилась у меня в памяти, — сказал Даймонд. — И чем все закончилось?

— К счастью для нас, эти типы надолго в том доме не задержались. Но я слышала, что они привели его в ужасающее состояние.

— Вы считаете, что эти самые грязнули, как вы их называете, могли иметь какое‑то отношение к гибели той женщины?

— Она ведь была журналисткой?

— Да, но в своей профессии она входила в высшую лигу. Ее статьи печатали зарубежные элитные журналы. Вряд ли кучка бродяг, поселившихся в заброшенном доме на Трим‑стрит, могла чем‑то заинтересовать кого‑либо во Франции или в Италии. Кстати, эта женщина никогда ничего не писала о вашем бутике?

— Нет. Иначе я бы наверняка знала.

В девяноста девяти процентах случаев беседы с потенциальными свидетелями не дают какого‑либо результата, но в подобных делах необходимо быть настойчивым. Так утешал себя Питер, покидая бутик и отправляясь в галерею «Трим‑Бридж», расположенную в конце улицы.

— Все бесполезно, — сообщил он Джули, вернувшись в отделение полиции на Манверс‑стрит. — Поначалу я возлагал кое‑какие надежды на фитнес‑клуб, но потом сообразил, что он появился уже после убийства. Никто на Трим‑стрит убитую не помнит.

— Все‑таки это было давно, — заметила инспектор Харгривз.

— В любом случае прогулка пошла мне на пользу. Ну, что там с дневником?

Джули выписала все имена и названия, которые ей удалось обнаружить в заметках Бритт Стрэнд, на отдельный лист бумаги с левой стороны, а с правой — соответствующие даты с января по декабрь. Таким образом, неоднократные, а тем более регулярные упоминания сразу бросались в глаза.

Питер молча разглядывал результаты трудов своей помощницы, после чего сказал:

— Скорее всего это дни, когда она вносила плату за квартиру. Это — ее посещения школы верховой езды. Здесь мы видим даты ее встреч с Маркусом Мартином. Кстати, в списке есть кое‑какие женские имена. Кто такая Мэй? Она упоминается довольно часто.

— Мэй Тан, парикмахерша.

— Ясно. Бритт тщательно следила за своей внешностью.

— А Хилари Мадд…

— …ее косметолог. Догадаться об этом не так уж трудно. — Питер провел указательным пальцем вниз по списку. — Соответственно Прю Шортер, наверное, маникюрша.

В тех редких случаях, когда Даймонд пытался шутить, пусть даже не слишком удачно, ему требовалось одобрение собеседника. Однако на сей раз он его не получил: Джули болезненно сморщилась:

— Вообще‑то Прю Шортер была профессиональным фотографом, снимавшим для прессы. Бритт Стрэнд иногда сотрудничала с ней.

Лицо Даймонда стало серьезным.

— Значит, они в каком‑то смысле были коллегами? Вероятно, ее в свое время допросили. Пожалуйста, Джули, постарайтесь ее разыскать. Мне бы хотелось знать, над какими еще статьями в свое время работала Бритт Стрэнд. Я полагаю, у человека, занимавшегося журналистскими расследованиями, имелось немало врагов. Наверняка у Бритт были недоброжелатели еще до того, как она познакомилась с Маунтджоем.

— Я проверю, нет ли адреса мисс Шортер в телефонном справочнике.

— Если есть, она ваша. Я хочу, чтобы вы сегодня же вечером встретились и поговорили с ней. А я подумаю, что можно выжать из этого рок‑музыканта.

Джули Харгривз не стала возражать — знала, что пока будет действовать под началом Даймонда, ее рабочий день будет ненормированным. Правда, Джули предпочла бы, чтобы Даймонд отправил ее побеседовать со звездой рок‑музыки, а сам отправился к женщине‑фоторепортеру. Но сказать об этом Питеру она не решилась.

Что же касается Даймонда, то он быстро вошел во вкус, снова почувствовав себя детективом, и радовался возможности хотя бы на время вернуться к прежней работе. Правда, его радость была бы более полной, если бы начальство выделило ему и Джули не крохотный «Эскорт», а автомобиль попросторнее. К счастью, до Монктон‑Кумбе было всего пятнадцать минут езды. Если данные досье не устарели, Джейк Пинкертон проживал в коттедже неподалеку от частной школы.

Как только Даймонд подошел к крыльцу коттеджа, автоматически зажегся уличный фонарь, освещающий пространство у входа. Тщательно подстриженная лужайка и ухоженные фруктовые деревья на участке совершенно не вязались со сложившимся в воображении Питера образом одуревшего от наркотиков сумасшедшего, сочиняющего и исполняющего музыку в стиле хэви‑метал. Ничего общего не имел с этим образом и тот, кто открыл Питеру дверь. Это был мужчина в пурпурной дизайнерской рубашке, застегнутой на все пуговицы, тщательно отутюженных кофейного цвета брюках и легких туфлях из мягкой кожи. На вид ему было лет сорок. Высокий, стройный, с чуть редеющими волосами, он, похоже, не удивился неожиданному визитеру.

— Мистер Джейк Пинкертон? — осведомился Даймонд.

Мужчина неохотно кивнул.

— Четыре года назад вы помогли полиции в расследовании одного убийства. Если помните, его жертвой стала женщина, шведка. Ее зарезали. Мы проводим дополнительное расследование и повторно опрашиваем основных свидетелей.

Даймонд представился таким образом, чтобы Пинкертон не догадался о том, что по своему статусу он не полицейский, а гражданское лицо. Лицо хозяина коттеджа приобрело такое выражение, словно перед ним стоял один из назойливых проповедников‑евангелистов.

— Разумеется, — продолжил Питер, — вы скажете, что преступника уже давно арестовали, осудили и мне следовало бы знать об этом. Тем более что именно я, Питер Даймонд, занимался данным делом. Насколько я помню, мы с вами не знакомы.

— Он сбежал из тюрьмы, — произнес Пинкертон. — Об этом написали все газеты.

— Могу вам сказать, мистер Пинкертон, разумеется, конфиденциально, что, по нашему мнению, этот человек сейчас находится где‑то неподалеку. — Даймонд повел глазами слева направо и обратно, словно ожидал, что Маунтджой вот‑вот покажется из‑за угла коттеджа с кувалдой в руках. — Не возражаете, если я войду?

Интерьер дома вполне годился для того, чтобы его снимки были помещены в каталоге недвижимости класса люкс. На поиск старинной мебели, которой было обставлено жилище Джейка Пинкертона, наверняка потребовалось немало времени — как и денег на ее покупку. Три золотых диска, взятых в рамки, висели на стене в специальной нише. Странно, подумал Даймонд. На полированных поверхностях не было ни следов от сигарет, ни винных пятен. Ничто не указывало на то, что хозяин — наркоман со стажем и устраивает в доме безумные вечеринки с приятелями.

Пинкертон усадил Питера на белый кожаный диван и расположился на другом напротив окна.

— Итак, вы снова открываете дело об убийстве Бритт Стрэнд, и именно поэтому вы тут. Я вас правильно понял? — спросил хозяин.

— Я бы обрисовал ситуацию иначе. Речь идет всего лишь о рутинном мероприятии. Оно проводится на случай, если Маунтджой решит вступить в контакт с кем‑нибудь из свидетелей, фигурировавших в его деле. Он утверждает, что был осужден несправедливо.

— Сейчас кто только этого не утверждает.

— Я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто есть причины для паники, — сказал Даймонд, хотя внешне его собеседник демонстрировал полное самообладание. — Вы знакомы с Маунтджоем?

— Никогда с ним не встречался.

— Однако вы были близким другом его жертвы.

Этого Пинкертон отрицать не стал, но по его тону стало понятно, что, будь у него такая возможность, он с удовольствием бы это сделал.

— Да, одно время мы с Бритт были довольно близки. Но к тому времени, когда ее убили, все это уже было в прошлом. Она погибла через пару лет после того, как мы с ней расстались.

— Вы совершенно перестали с ней видеться?

— У каждого из нас появился другой партнер, но мы все же поддерживали контакт. Она мне нравилась.

— Вы признаете, что между вами существовала любовная связь?

Пинкертон задумался, после чего промолвил с недовольным видом:

— Можно сказать и так.

— Когда это было?

— В 1987 году и 1988‑м.

— Какой она была? Я имею в виду, что она была за человек?

— Бритт? Умная.

— Разбиралась ли она в моде?

— Она во всем разбиралась. Бритт всегда знала, чего хочет и как этого добиться. Она ведь работала репортером. Правда, я читал только одну ее статью — ту, которую она написала обо мне. Этот материал был в сто раз лучше, чем те, что кропают другие журналисты.

— Где вы с ней познакомились?

— В Конкуэлле.

Даймонд удивился — речь шла о небольшой деревушке, расположенной в лесу к юго‑востоку от Бата.

— Вы давали там концерт?

— Нет.

— Я подумал, может, там есть какой‑нибудь паб.

— Я уже давно не даю концертов и никогда не давал их в пабах, — медленно произнес Пинкертон. — Я продюсер.

— То есть менеджер других музыкантов?

— Повторяю, я продюсер.

Чувствовалось, что вопрос Даймонда задел Пинкертона за живое.

— Простите мою неосведомленность, — промолвил Питер. — Но в чем разница?

— В Конкуэлле мне принадлежат земельные угодья. Если быть точным, это большой участок, покрытый лесом. Я построил там студию. — Пинкертон немного помолчал. — Об этом хорошо известно в музыкальном мире. В студию отовсюду приезжают группы, музыкальные коллективы, ансамбли. И я создаю для них уникальное звучание.

— Понятно. Значит, Бритт приезжала туда, чтобы осмотреть студию и потом о ней написать?

— Именно так.

— А дальше, надо полагать, все закрутилось само собой, — сказал Даймонд с таким видом, будто в его жизни постоянно случались любовные истории с участием миловидных шведок, работающих в СМИ.

— Ну да.

— Ваш роман был непродолжительным?

— Да.

— И все же вы могли бы рассказать мне о Бритт Стрэнд подробнее?

Пинкертон взглянул на часы.

— Что я могу сказать? Она была очень целеустремленным и организованным человеком. Опубликовав одну статью, Бритт могла позволить себе несколько месяцев жить ни в чем себе не отказывая, пока не подвернется подходящая тема для нового репортажа. Дело было не только в том, что она собирала необходимый материал. Она еще и умела взглянуть на проблему под неожиданным углом. Однажды Бритт взяла какой‑то журнал и стала показывать мне статьи, которые могли бы быть гораздо интереснее, если бы их авторы сумели раскрыть тему с какой‑нибудь необычной стороны. Помнится, тогда ее рассуждения поразили меня.

Пинкертон говорил о своей бывшей подруге хотя и без особой теплоты, но с искренним восхищением. Даймонд понял, что это тот случай, когда один профессионал отдавал должное другому. Было ясно, что Джейк Пинкертон не принадлежит к числу рок‑певцов, топящих свою жизнь в алкоголе и наркотиках. В своей студии в Конкуэлле этот человек делал деньги на современных технологиях музыкального производства.

— Она когда‑нибудь упоминала о колледже?

— Я понятия не имел, что она поступила в колледж. Мы охладели друг к другу задолго до того, как это произошло.

— Вы хотите сказать — расстались?

Пинкертону явно не понравилась трактовка его слов Даймондом.

— Нет, я же ясно говорю — охладели. Мы ведь были взрослыми людьми, так что остались друзьями. Но зачем вам все это?

— Я стараюсь взглянуть на ситуацию глазами Маунтджоя, — объяснил Даймонд. — Если он появился в окрестностях Бата, значит, желает либо свести с кем‑то старые счеты, либо что‑то выяснить. С этим человеком шутки плохи.

— Вряд ли он заявится ко мне. С какой стати?

— И все же мне хотелось бы получить более полное представление о личности Бритт Стрэнд, — произнес Питер, проигнорировав вопрос собеседника. — Что еще вы можете рассказать о ней?

Пинкертон посмотрел вверх, словно надеялся увидеть на потолке фотографию своей бывшей подруги.

— Она обладала впечатляющей внешностью. Безупречная фигура, идеальная кожа, светлые волосы. Бритт, кстати, была натуральной блондинкой. Чудесная улыбка. Возможно, над ее зубами как следует поработал дантист. Что ж, бизнес требует уверенности в себе. Она буквально излучала ее. И еще секс. В общем, можно сказать, что Бритт была типичной шведкой. Для нее не существовало никаких запретов. Не хотите чего‑нибудь выпить?

Своей последней фразой Джейк Пинкертон словно подвел черту разговору о Бритт Стрэнд. Даймонд покачал головой.

— Бритт, кстати, любила неразбавленный виски, — заметил Пинкертон. — При случае могла выпить довольно много.

— Я думал, она не употребляла алкоголь.

— Она была журналисткой. К тому же в Швеции спиртное дорого стоит. Приехав в Британию, шведы в этом смысле словно с цепи срываются. Кстати, теперь, после вашего замечания, я вдруг вспомнил, что в последний раз, когда мы с ней встречались, она заказала тоник со льдом и с лимоном. Вероятно, ее мучило похмелье.

— Наверное, она употребляла алкоголь, чтобы поднять себе настроение.

— И пила тоник, чтобы протрезветь?

— Была ли она романтичной?

— Романтичной? — переспросил Пинкертон с таким видом, словно произносил незнакомое ему иностранное слово.

— Да.

— Вообще‑то нет. Скрипичная музыка и розы — все это было не для нее. Ах да, я понял. — Пинкертон секунду помолчал, глядя на Питера. — Ясно, куда вы клоните. Розы. Нет, я никогда их ей не дарил. В наших отношениях не было красных роз. И я не допускаю и мысли, что кому‑нибудь из ее знакомых могло прийти в голову, будто подобными вещами ее можно порадовать.

— Скажите, ваши отношения…

— Мы не жили вместе.

— А здесь она бывала?

— Вы хотите знать, где мы встречались — у нее или у меня? Только у меня. Здесь или в студии. В общем, приехав ко мне, вы напрасно тратите время.

Сколько раз Даймонд слышал подобные слова от подозреваемых, стремящихся сбить его со следа!

— Повторю еще раз — я хочу, чтобы вы рассказали мне о Бритт Стрэнд как можно больше.

Пинкертон встал, подошел к столу из розового дерева, в который был встроен бар, и достал из него бокал.

— Может, выпьете? — поинтересовался он еще раз и, снова получив отрицательный ответ, плеснул в бокал порцию коньяку. — Что же я могу вам рассказать?

— Она никогда не говорила вам, что чего‑то боится?

— Чего, например?

— Других мужчин, которые ее преследуют. Вы ведь сами сказали, что она была весьма привлекательной.

— С мужчинами Бритт умела справляться.

— Однако с кем‑то, кто явился к ней с ножом и букетом роз, ей справиться не удалось.

Воцарилось молчание, однако у Пинкертона оно, похоже, не вызвало неловкости.

— По какой причине вы с Бритт охладели друг к другу? — наконец спросил Питер. — Если не ошибаюсь, вы выразились именно так.

— Никаких особых причин не было.

— Вы ведь с ней спали. Со сногсшибательной блондинкой, которая была помешана на сексе. Она вас бросила? Так сказать, дала вам отставку? — поинтересовался Даймонд в надежде, что ему удастся разговорить Пинкертона, спровоцировав у него вспышку раздражения. Но тот отлично владел собой.

— Мы оба друг друга бросили, если вам угодно использовать подобные выражения. Не было никаких ссор. Никаких сцен. Мы даже ничего не сказали друг другу. Просто перестали трахаться. Если вам трудно в это поверить, мистер Даймонд, это ваша проблема.

— А вам никогда не приходило в голову, что Бритт Стрэнд могла написать нелицеприятную статью о вашем прошлом?

— О моем прошлом? Знаете, если в молодости я выкурил несколько сигарет с травкой, то по нынешним понятиям это не бог весть какой компромат. Написав свой репортаж, Бритт согласовала со мной весь текст. Его напечатали сразу в нескольких журналах. Он был посвящен моей высокотехнологичной студии, расположенной среди лесов в Уилтшире, где по утрам поют соловьи. Никакой грязи — ни обо мне, ни о ком‑либо из тех, кто со мной работает. У меня нет никаких секретов, мистер Даймонд. Я не встречаюсь ни с кем из членов королевской семьи и не умею предсказывать результаты скачек. Вы удовлетворены?

После этой контратаки собеседника Питер Даймонд понял, что несколько утратил форму, и невольно порадовался, что при разговоре с Пинкертоном не присутствует никто из его бывших коллег.

— Вы присутствовали на похоронах? — спросил он, заранее зная ответ.

— Да.

— Почему? Ведь вы не слишком переживали по поводу гибели Бритт Стрэнд?

— Если бы я не пошел, многим это показалось бы странным. Всем газетчикам было известно, что я — бывший любовник Бритт. В таблоидах и так содержались на мой счет грязные намеки. Так что, если хотите знать, я отправился на похороны из эгоистических соображений.

Даймонд молча кивнул. И тут Пинкертон сказал нечто такое, чего Питер никак не ожидал:

— И это не я был тем идиотом, который прислал на кладбище охапку красных роз.

Загрузка...