Разжигая пламя

Глава 12

Предчувствие надвигающейся беды терзало Ровену с самого утра. Она никак не могла найти себе места: то и дело хваталась за книгу, пытаясь прочесть хотя бы строчку, но тяжёлые мысли терзали разум, не давали сосредоточиться. Слова на бумаге разбегались при взгляде, приходилось перечитывать по нескольку раз, чтобы понять, о чём речь. В какой-то момент увязнув в замысловатой фразе, она наконец сдалась, с досадой захлопнула книгу и уставилась в окно.

Время клонилось к полудню, а Восемьдесят Третья так и не объявилась. Вход в спальню охраняли львы, и на любые вопросы отвечали скупыми фразами, из которых удалось выяснить, что проверка затянется дольше положенного и по соображениям безопасности лучше не покидать покоев.

Ответы казались абсурдными, отчеканенными, неестественными, вложенными кем-то в уста стражников. Почему не выпускают никуда, если это обычная проверка? При чём вообще здесь безопасность?

Ровена лелеяла надежду, что всё обойдётся, но тоненький мерзкий голосок, живущий в самом тёмном уголке разума, неустанно твердил обратное. Надвигалось что-то страшное, чего она боялась больше всего на свете.

В конце концов Ровена решила, что пока лучше сохранять спокойствие и ждать. Если бы Юстиниан всё пронюхал, она бы уже шла по Площади Позора прямиком к эшафоту.

Быть может, и вправду что-то стряслось в казармах? Например, нашлось припрятанное оружие, или подрались не на шутку. Это же скорпионы, им только дай повод пустить кому-нибудь кровь.

«Да, наверняка так оно и есть, — старалась убедить себя Ровена. — Им бы на поле боя: выпустить свою мощь, рубить врага, орошать кровью иссушённую землю, а не таскаться тенью за знатными. Вот и развлекаются как умеют.»

Как бы Восемьдесят Третьей не досталось больше остальных, она же, как старшая, за каждого подопечного в ответе. Скорее бы выяснить, в чём там дело!

В дверь робко постучали. Ровена напряжённо застыла. Поначалу обрадовалась при виде маски, но потом, разглядев серую форму и вместо номера — набор букв и цифр, разочарованно выдохнула.

— Госпожа, — девица-сервус услужливо поклонилась. — Ваш обед.

Она осторожно опустила поднос рядом на стол и как бы невзначай склонилась над ухом:

— Прикажите мне прибраться в вашей спальне, — шепнула она.

Ровена сразу смекнула: у служанки наверняка к ней послание, а гвардейцы чуть ли не над душой стоят, следят через открытую дверь за каждым шагом.

— Будь добра, приберись в ванной комнате, — с напускной надменностью произнесла Ровена как можно громче. — И заправь постель. Не выношу беспорядка!

Служанка низко поклонилась:

— Как вам будет угодно, госпожа.

— И закрой дверь, не хочу простыть!

Сервус охотно выполнила приказ, захлопнув дверь чуть ли не перед носами стражников, и, выждав несколько секунд, бросилась к Ровене:

— Меня послала Восемьдесят Третья. Просила сообщить, что её допрашивал господин канселариус о той самой ночи. Он всё знает!

«Он всё знает…» — эхом звенело в ушах.

Ровену сковал неодолимый ужас. В груди будто образовалась ледяная глыба, голова пошла кругом, а мир поплыл перед глазами.

— Вы в порядке?

— Принеси воды, будь добра, — прошептала она непослушными губами.

Служанка бросилась выполнять просьбу, и уже через мгновение Ровена держала опустошённый бокал и пыталась прийти в себя.

Откуда ему всё известно? Где же они допустили ошибку? А может, кто-то сдал из своих… Неужели..?

— Если вас станут допрашивать, — продолжила осквернённая, — скажите, что в ту ночь дежурила Восемьдесят Третья, что видели, как та заснула на посту, а вас сопровождал пробравшийся в замок агент Пера.

— Я не понимаю…

— Господин принцепс арестован. О вашей связи с Пером тоже известно, но участие скорпионов пока под большим сомнением. Госпожа, не выдавайте их! Умоляю! Иначе всех казнят до единого. Поверьте, пусть лучше будет так, как говорит Восемьдесят Третья. Живые скорпионы полезнее мёртвых. Наш человек уже в пути, чтобы предупредить Перо. Севир обязательно что-нибудь придумает!

Ровена не верила своим ушам. Быть того не может! Если Максиана арестовали — это полный конец. Скоро их головы украсят колья на потеху прохожим.

Жаль, что не успела отомстить за отца. Жаль, что не смогла услышать предсмертного хрипа твари, отнявшей у неё счастливое детство; жаль, что не смогла увидеть ужас в его глазах, когда топор будет опускаться на его шею, как покатится его голова по эшафоту, как гнилая его кровь зальёт такие же гнилые доски, как станет впитываться в них… Подобное к подобному!

Проклятье! Ведь шаман говорил, что её ждёт победа!

Ненависть, что сейчас пылала в груди нестерпимо жгучим пламенем, могла сравниться только со страхом смерти, что охватил её нутро чёрными щупальцами. Жар и холод боролись в её теле, били ознобом, покрывали лоб липкой испариной.

— Всё кончено…

— Соберитесь, принцесса! — осквернённая с силой сжала её плечи. — Ещё есть шанс спастись, но без скорпионов ничего не выйдет. Наберитесь сил и терпения, держитесь как можно спокойнее, отрицайте всё, что связано с ними — у советника нет никаких доказательств.

Дрожь во всём теле никак не унималась, но в душе Ровена понимала, что девчонка-сервус права: нужно быть сильной, бороться до последнего вздоха и, как сказала Восемьдесят Третья, грызть глотки врагам, пока сама не упадёт замертво.

Может, ещё не всё потеряно! Если скорпионов не тронут, они смогут вырвать её из лап Юстиниана. Чего только стоят Семидесятый с Триста Шестым, не говоря уже о Харо с его меткостью! Все они лучшие из лучших: дядя всегда презирал посредственность, даже в выборе рабов.

Сделав несколько глубоких вздохов, она поднялась и зашагала по комнате. Ужас, что едва не заставил её потерять голову, на удивление начал отступать. Мысли прояснились, перестали скакать испуганными лошадьми, даже дрожь постепенно стихала.

Да, положение незавидное: без Максиана будет слишком сложно, но как знать, может, и ему удастся выкрутиться. Пока неизвестно, в чём его обвиняют, а причастность к заговору ещё требуется доказать. Значит, нужна легенда, и как можно правдоподобнее. Если выиграет время, Севир успеет…

Почему-то опять пришли в голову слова шамана о короне, и на душе вдруг стало легко, будто кто-то из богов вновь вдохнул в неё силы.

Паника ни к чему не приведёт. Она не станет рыдать в подушку — те времена давно прошли. Действовать — вот что сейчас важно! Спокойно, с холодной головой и ясными мыслями, всё остальное второстепенно.

Ровена остановилась и смерила служанку изучающим взглядом. Жизнь любит преподносить неожиданности, и сейчас многое зависело от обыкновенного сервуса — существа, считающегося низшим даже среди своих. Теперь же она — единственное звено, связывающее её с Пером и скорпионами.

— Как мне тебя называть?

— Лия, госпожа.

— Рада нашему знакомству, Лия. Передай Восемьдесят Третьей, чтобы не волновалась. Я сделаю всё так, как необходимо.

Осквернённая низко поклонилась:

— Я восхищаюсь вашим мужеством, принцесса!

Ровена горько усмехнулась: как будто у неё есть выбор! Если даст волю страху, смерть тут же постучится в двери, а так есть надежда, что хоть проживёт чуть дольше. Лишь бы пророчество шамана оказалось правдой. Во всяком случае, сейчас в него верить хотелось больше всего.

Пообещав вернуться, Лия покинула спальню. Ровена безразлично посмотрела на остывающий суп и подошла к окну. Предстояло обдумать, что говорить на допросе — в том, что он будет, сомнений не было. Если бы её хотели арестовать, то давно бы это сделали. Значит, Юстиниан готовит для неё что-то другое, и не факт, что тюрьма оказалась бы хуже.

Гадать об этом было бы глупо — трата драгоценного времени. За ней могут прийти в любую минуту, и к тому моменту она должна быть готова.

Под тяжёлым, не сходящим с неё долгие минуты взглядом Ровена невольно сжималась. Сцепив пальцы, Юстиниан молчал, опустив руки на столешницу.

«Ему всё известно», — крутилась в голове назойливая мысль.

Ровена уже не знала, что хуже — те сальные взгляды, что тот бросал на неё при каждой встрече, или испепеляющая ненависть, готовая вырваться наружу в любую секунду.

Его губы растянулись в подобие улыбки, сильно напоминающей оскал одного из демонов Тейлура, чьё изображение она видела ещё ребёнком и долго потом просыпалась от ночных кошмаров. Теперь же — демон перед ней, и как от него защититься — не имела понятия. Ровена оказалась лицом к лицу со своими страхами, с которыми жила все последние годы, один на один с подонком, отнявшим у неё отца и счастливое детство.

Молчание затягивалось.

— Я растил тебя как собственную дочь, — заговорил он наконец. — Воспитывал… заботился. А ты мне — нож в спину. Такова твоя благодарность, дорогая племянница?!

Ровена молчала.

К чему все эти страхи? Зачем юлить? Перед кем унижаться! Перед этим..? Пусть лучше он её боится!

— Ты убил моего отца! Твоего собственного брата! — гнев и горечь волной нахлынули на неё, утопив в себе осторожность, с которой она пообещала себе действовать, переступая порог кабинета. — За это я должна тебя благодарить?

Юстиниан подскочил, оттолкнувшись руками от стола, тяжёлый стул с грохотом повалился на спинку:

— Да кто ты такая, чтобы судить меня, маленькая дрянь!

— Я та, у кого ты отнял семью! — прошипела Ровена. — Даже этого достаточно, чтобы вырвать твоё гнилое сердце!

На удивление, страх бесследно исчез. На душе стало вдруг так свободно и она почувствовала в себе столько силы, что казалось, могла без особого труда растереть в порошок любого на своём пути.

Пусть делает с ней что захочет: повесит, отрубит голову, четвертует… Да что угодно! Всё равно он останется презренной мразью, как бы ни пытался смыть с себя чужую кровь.

Побагровев от ярости, Юстиниан подскочил к Ровене, схватил за плечи и с силой тряхнул так, что в голове загудело.

— Он вынудил меня! Урсус окончательно свихнулся на этих своих выродках. Да я спас Прибрежье от верной гибели!

— Спас?! — невесело рассмеялась она, с вызовом глядя ему в глаза. — Папа был достойным правителем! А ты ему даже в подмётки не годишься, жалкая пародия на короля!

— Пародия?! — взревел Юстиниан и отвесил пощёчину с такой силой, что Ровена не удержалась на ногах и повалилась на пол, едва успев подставить руки. Боль пронзила правый локоть, бедро нещадно саднило. — Да если бы не я, Прибрежье бы давно превратилось в руины. Ты хоть раз задумывалась, что будет, если выпустить этих тварей на свободу, тупая ты сука?!

Она замерла, боясь даже шелохнуться. Мысли в голове смешались в кучу, Ровена едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться от обиды и досады. До этого никто никогда не поднимал на неё руку.

Дядя навис над ней тенью, будто Спящий Король над Опертамом. В его взгляде проскользнуло нечто жуткое, чудовищное, но до боли знакомое. Она проследила за его взглядом и, поняв, куда смотрит, в спешке поправила задравшуюся юбку, обнажившую бедро.

Он повалился на неё раньше, чем она смогла подняться. Его глаза заполнились безумием, рот искривился в хищном оскале, обнажая зубы, казавшиеся звериными клыками, готовыми впиться в беззащитную плоть. Тяжёлое дыхание обожгло щёку, в нос ударил кислый запах перегара. Он был пьян от вина и похоти, от жажды, что сдерживал годами.

Ровена попыталась закричать, позвать на помощь, хотя понимала, что никто не защитит её от обезумевшего короля.

Юстиниан зажал ей рот, прижал своим телом к холодному камню.

— Ты маленькая, никчёмная мразь, — сдавленно проговорил он, запуская другую руку под юбку. — Знай своё место, сенаторская шлюха!

Её накрывало омерзительное тепло его тела, потная ладонь на лице не давала дышать. В уголке его рта показалась струйка слюны, зрачки окутала тошнотворная, липкая поволока.

В отчаянии Ровена попыталась укусить его руку, сбросить с себя, успела вскрикнуть. От очередной пощёчины повело, помутилось в голове, из разбитой губы горячим хлынула кровь.

— Ещё звук, и я придушу тебя собственными руками, — дядя сдавил ей горло одной рукой, другой уже расстёгивал ремень. — Никогда не видать тебе короны, дрянь, но кое-чем королевским всё же тебя угощу.

Капли пота падали с его лба, влажные волосы растрепались, лицо потемнело, исказилось, глаза вспыхнули от злорадного предвкушения наслаждения: он перестал быть человеком, обратившись в хищника, потерявшего разум от запаха добычи.

«Борись до последнего, вгрызайся зубами в горло врагам!»

Хрипя, задыхаясь, Ровена попыталась впиться ногтями в ненавистную рожу, но зверь успел уклониться, и получилось лишь оцарапать щёку.

Где-то в подсознании щёлкнуло, невидимые иглы вонзились в виски, скверна потекла по венам раскалённым железом, вырываясь на волю.

В дверь настойчиво забарабанили.

Юстиниан замер, продолжая тяжело дышать.

Стук повторился, и он, встрепенувшись, отпустил горло, подскочил, подтянул спущенные брюки.

— Какого дьявола! — процедил он сквозь зубы, суетливо застёгивая ремень. — Я же приказал никого не впускать!

Ровена отползла в сторону, с трудом поднялась: ноги были ватными, непослушными, тело била крупная дрожь. Страх — скользкий, смердящий, как протухшая на солнце рыба — заполнял душу. Второй попытки она не допустит: терять уже нечего.

Снаружи послышался приглушённый спор, дверь распахнулась, и в кабинет ввалился взмыленный канселариус.

— Корнут! — рявкнул Юстиниан. — Какая нечистая вас сюда притащила?!

— Прошу простить меня, Ваше Величество, — советник низко поклонился, бросив многозначительный взгляд на Ровену. — Мне сообщили… Я подумал, вам понадобится моя помощь.

— Если бы мне нужна была помощь, я бы вас позвал!

— Ещё раз приношу свои извинения, — Корнут провёл рукой по лбу, смахивая испарину, — но боюсь, допрос не будет столь достоверным без уже имеющихся у меня сведений.

Юстиниан пригладил растрепавшиеся волосы, зло сверкнул глазами в сторону Ровены и нехотя кивнул.

— Что ж, раз вы уже здесь… — он поднял стул и с недовольной миной придвинул к столу. — Девчонка уже призналась.

Корнут протянул Ровене аккуратно сложенный батистовый платок и жестом пригласил занять кресло.

— Прекрасно-прекрасно, — бормотал он. — Тогда осталось выяснить лишь некоторые детали.

— Валяйте, — отмахнулся Юстиниан, стараясь придать своему виду как можно больше невозмутимости.

Впервые Ровена была рада видеть канселариуса. Наверное, сам не ведая того, он спас её от чего-то более чудовищного, чем смерть.

«В этот раз повезло, но повезёт ли так же в следующий? Дядя не отступится. Он, как хищник, будет гнаться за своей жертвой до тех пор, пока не вонзит клыки в её плоть. Только ты, дядя, будешь сильно удивлён: жертва уже отрастила острые когти.»

Корнут извлёк чистый лист из папки, нашарил в кармане карандаш и, немного поразмыслив над чем-то своим, перевёл взгляд на Ровену:

— Значит, вы признаётесь в участии в заговоре против короны?

Какие высокопарные обвинения! Заговор против короны, залапанной измазанными в крови пальцами цареубийцы.

— Я признаюсь, что пожелала справедливого суда над преступником! — Ровена осторожно промокнула кровь у уголка губ. — Перед вами убийца моего отца, и я требую для него заслуженной кары!

— Единственные преступники в замке — это ты и твой ненаглядный принцепс, — фыркнул дядя.

«Лицемерная тварь! И это говорит тот, кто ещё пять минут назад пытался изнасиловать собственную племянницу!» — Ровена окинула его испепеляющим взглядом.

— Вас ввели в заблуждение, принцесса, — сухо отозвался Корнут. — Максиан ловко воспользовался вашей наивностью, внушив ненависть к родному дяде. Но, похоже, гнилые зёрна, брошенные принцепсом, упали на благодатную почву. Видимо, амбиции достались вам по наследству от покойного отца. Так поспешу вас огорчить: вы всего лишь инструмент, Ровена, кинжал, причём ещё не заточенный. На вашем месте я бы искренне радовался великодушию Его Величества, ведь вы сидите здесь, а не в тюрьме, и ваша голова до сих пор на плечах.

Другого от него и не ожидала. Глупо было бы думать, что этот не знал о тёмном прошлом своего господина.

— Не вижу смысла спорить с вами, Корнут, — горько улыбнулась она.

Канселариус накарябал что-то на бумаге и принялся засыпать вопросами о встрече с Севиром, о роли Максиана, об осквернённых Юстиниана и их участии в заговоре.

Она отвечала исходя из подготовленной легенды. Виделась с Севиром, чтобы узнать подробности гибели отца, попросить помощи в отмщении; Максиан лишь помог найти старого знакомого, организовать встречу; хотела собрать улики против Юстиниана для будущего суда.

Но когда речь зашла о захвате королевской семьи — по телу пробежал леденящий холод: откуда он узнал об этом? Неужели кто-то из скорпионов сдал? Но почему тогда не сказал, что планы поменялись?

Кто же из них предатель? Похоже, про Легион им ничего не известно, значит, можно спокойно исключить сразу троих — Восемьдесят Третью, Харо и Семидесятого. Кто же тогда это может быть?

Пятьдесят Девятая? Что ж, вполне. Недаром шаман упомянул о ней. Так или иначе, нужно срочно предупредить старшую по казарме: среди них перебежчик, и его нужно вычислить как можно скорее.

О захвате пришлось рассказать правду, как и советовала Лия, разве что королевских скорпионов она удачно заменила на агентов Пера. Вышло вполне правдоподобно, и даже было приятно смотреть, как лицо Юстиниана то багровело от ярости, то серело от страха.

«Жалкое, трусливое ничтожество! Знал бы ты, что для тебя готовилось… Впрочем, не всё ещё потеряно, если верить предсказанию.»

Корнут повторил ещё несколько вопросов о той ночи, пытаясь подловить на несоответствиях, и, получив уже заранее подготовленные Ровеной ответы, удовлетворённо кивнул. Кажется, в его представлении о заговоре всё сходилось, и она наконец с облегчением выдохнула. Как же повезло, что Восемьдесят Третья сообразила и успела предупредить! Что бы она без неё делала!

Юстиниан по большей части молчал, исподлобья изучая Ровену. От каждого его взгляда по коже пробегали мурашки, она почти осязала его мысли, тёмные, тягучие, как смола. Они обволакивали её, тянули в бездну, к затаившемуся демону с чёрным лицом и пылающими зелёными глазами. Но страха больше не было. Остались только брезгливость и ненависть, смешанная с неодолимой жаждой мести.

— Пожалуй, на этом всё, Ваше Величество, — Корнут бережно сложил исписанный лист и захлопнул папку.

— Хорошо, — кивнул дядя и позвонил в колокольчик. Как только один из стражников показался в дверном проёме, он кивнул на Ровену. — Уведите её. И предупреждаю: никто не должен входить или покидать её покои.

— Да, Ваше Величество, — стражник отвесил почтительный поклон.

— А что насчёт тебя, — Юстиниан провёл ладонью по бороде, глядя на Ровену с недоброй насмешкой. — Будешь под арестом, пока я окончательно не решу, что с тобой делать.

«Решай, дорогой дядюшка, и желательно подольше. Лишь бы Восемьдесят Третья не подвела. Теперь всё в её руках.»