Твин прижималась всем телом, обхватив ногой его бедро. Руки обвили шею, её губы едва касались его губ, дыхание соблазнительно ласкало кожу. Они так долго наслаждались своим единением, что теперь, обессиленные, просто молча лежали, размышляя каждый о своём, не выпуская друг друга из объятий. До остальных же им не было дела, будто никого больше и не существовало, хотя их отделяло ото всех лишь покрывало, которое Слай ловко приладил к верхнему ярусу, соорудив для них двоих маленький персональный мирок.
— Помнишь тот вечер на крыше? В Опертаме… — при каждом произнесённом слове её губы нежно касались его, тёплое дыхание мягко щекотало. — Мы смотрели на закат, мечтали о разном… Ты тогда пообещал…
— Сбежать вдвоём к морю, — продолжил за неё Слай, — найти пещеру поуютнее, сделать её нашим домом. Я бы уходил на охоту и возвращался с добычей, а ты встречала бы меня, готовила бы вкусный ужин. И после наслаждались бы вместе закатом. И так каждый день, до самой деструкции… До самой смерти.
Твин улыбнулась, не открывая глаз, он понял это по движению губ, по сбившемуся дыханию.
— Какими же наивными мы тогда были! — голос её слегка дрогнул.
— Почему же? Можем это сделать и сейчас…
— Не можем! Мы не имеем права расплачиваться за свои жизни чужими!
Слай не стал спорить, бесполезно. Сколько бы ни умолял, она упёрлась и ни в какую. А самое худшее, что при этом оставалась абсолютно права. Кто он такой, чтобы жертвовать другими ради своей никчёмной шкуры? Хотя в этот раз он думал не о себе — о Твин — и здесь совесть поверженно уползала к себе в тёмную нору, уступая место стремлению спасти самое ценное, что у него есть.
— Всё это какое-то сплошное безумие, — помолчав, тихо проговорила Твин. — Это место проклято! Подумать только: отец, которого не ждала, принцесса со своими непонятными планами, Восемьдесят Третья… Слай, мне страшно! Правда, страшно…
Он прижал её к себе ещё крепче:
— Мы выберемся отсюда, клянусь!
Твин поцеловала его. Не страстно, но нежно, чувственно. Поцелуй был пронизан той сильной, чистой, нерушимой связью, что возникла между ними в первую минуту, как только увидели друг друга. И всё же желание растеклось горячим потоком, заставило пульс участиться. Он поднялся рукой по её рёбрам вверх, остановился на груди.
Твин оторвалась от поцелуя, неожиданно едко усмехнулась:
— Как бы ты меня ни бесил, Семидесятый, но стоит признать, трахаешься ты отменно!
Голос принадлежал Твин, но слова были чужими, инородными. Он недоуменно посмотрел в ядовито-зелёные глаза, светящиеся в полумраке:
— Ты же…
— Исчезла? — Альтера злорадно улыбнулась. — Какая нелепость! Скорее сгинет Твин, чем я.
Она загадочно подмигнула, провела рукой вниз по его груди, ноготками царапнула живот и с несвойственной для неё нежностью принялась ласкать его там. Ощутив его готовность, коснулась его языка своим и грубовато сжала пальцы. Движения её стали более резкими, агрессивными, но это заводило его ещё сильнее, одурманивало.
Она опрокинула его на спину, и из его груди вырвался стон, когда она рывком оседлала его, сжала внутри и, не отпуская, ритмично задвигала бёдрами.
Слай ненавидел её и каждый раз безумно желал, так же, как и она ненавидела его и желала. В глубине души он понимал: это была его Твин, но в то же время чужая, яростно-страстная бестия, сводившая с ума, подчиняющая себе.
Она стонала, извивалась, царапалась и впивалась пальцами в его плечи и грудь, оставляя длинные полосы. Кусала его губы почти до крови, упиваясь неистовым желанием. Своим и его желанием.
Всё закончилось неожиданно быстро, и он даже почувствовал укол стыда, как тот мальчишка, впервые познавший женщину.
Альтера презрительно усмехнулась, заметив его конфуз:
— Да расслабься, я не за этим. Хотя должок за тобой всё-таки оставлю.
Ещё бы! Эта сучка всегда берёт своё!
Она посмотрела ему прямо в глаза: пристально, пронизывающе. Ни насмешки, ни издёвки в её взгляде больше не было:
— Уводи её отсюда, Слай. Немедленно!
Не сказать, что её слова застали врасплох, но удивить его всё же умудрилась.
— Мне её силком тащить? — он горько хмыкнул.
— Да хоть без сознания! Если хотите остаться в живых — бегите! Плевать на остальных! Плевать на всех, даже на этого вашего дружка-отморозка. Валите отсюда, пока не поздно! Пока… — Альтера запнулась, прислушиваясь к чему-то. — Чёрт! Она возвращается…
Сияние скверны стало медленно гаснуть, зрачки постепенно темнели, пока не обрели привычный цвет. Твин недоуменно заморгала:
— Не поняла… Что происходит?
Слай замялся. Стоит ли говорить о разговоре с Альтерой? Да и что он ей скажет? Как та в очередной раз его оттрахала, даже не спросив? Вряд ли Твин это понравится. Хотя странно всё это. Разве она не должна чувствовать присутствие своего «второго я»?
Твин требовательно приподняла бровь, ожидая ответа.
— Ты о чём? — Слай сделал вид, что не понимает. — Нет, я конечно, знаю, что лучший в этом деле, но не до потери же памяти…
— Скромнее, Семидесятый! — рассмеявшись, она толкнула его в грудь, но смолка, заметив царапины. — Это я тебя так?
— А кто ж ещё? — он прочистил горло, избегая её взгляда.
Озадаченно нахмурившись, Твин провела пальцами по красным полосам:
— Прости… Похоже, я и впрямь увлеклась…
Нет, она точно о чём-то догадывается. Но почему тогда делает вид, что ничего не произошло? Может, боится признаться, что теряет контроль над Альтерой?
— Ладно, пора возвращаться к остальным, — вздохнула Твин. — Скоро должны кормёжку принести.
— Мне и так неплохо, — отпускать её не хотелось.
И назад к остальным тоже не хотелось. Не хотелось опять этих угрызений совести, не хотелось думать о случившемся. Жаль Восемьдесят Третью, но здесь уже ничего не поделать: она прекрасно знала, на что шла, когда связалась с принцессой, знала, что рискует головой, как и любой из них. Винит ли он себя в её смерти? Нет, не в этом уж точно. А вот с папашей Твин не всё так просто. Выбора у него, конечно, не было, но… К псам их всех, никаких «но»! Альтера права: валить отсюда нужно, да побыстрее. Пусть Твин его потом хоть до конца жизни проклинает, зато живыми останутся.
В очередной раз подавив неуёмный голос совести, он выбрался наружу и подал Твин одежду.
— Боевые раны? — откручивая крышку фляги, Шустрый кивнул на царапины на груди и плечах.
Триста Шестой расплылся в ехидной улыбке и изобразил соитие:
— О да, Слай!.. Жёстче! Жёстче!..
— Бабу бы тебе, — отмахнулся Слай, — У тебя сперма из ушей уже льётся.
— Иди ты! — хохотнул Триста Шестой. — Всё у меня с этим делом в порядке.
— Да ну? — Твин высунулась из-за покрывала. — И какой у неё номер? Правая Один или Левая Два?
Шустрый прыснул, разбрызгивая воду, громко закашлялся. Триста Шестой что-то невнятно пробубнил себе под нос и отвернулся. Спор неравный, всё равно оставят в дураках.
Двери казармы распахнулись, и стражники, сторонясь, впустили внутрь пятерых сервусов. Двое из них тащили большой чан, остальные несли деревянные подносы с хлебом и посудой.
Казарма наполнилась ароматом мясной похлёбки, заставляя животы урчать от голода. Соратники тут же повскакивали, поспрыгивали с коек, спеша за своей порцией. Слай был один из первых, и уже вскоре Твин, а позже и он сам с аппетитом поглощали обжигающее язык варево.
Готовили в замке куда лучше, чем в Терсентуме. Мяса не жалели, да и разнообразие хоть какое-то было. О протеиновой каше вспоминали с шутками, а Твин так вообще с содроганием: даже на вид её не переносила.
Раздав всем обед, четверо сервусов молча покинули казарму. Пятая, не снимая маску, смиренно ждала в дальнем углу, пока скорпионы насытятся.
Слай сразу узнал в ней Лию, но делал вид, что не замечает её. С последней встречи они больше не разговаривали, но колкие взгляды и резкие движения, когда приближался к ней, выдавали её с головой: девчонка до сих пор злится. Сначала хотел поговорить с ней, попросить прощения, но вскоре передумал: иногда лучше оставить как есть, не подавать пустой надежды.
К тому же, когда их здесь заперли, как скот в загоне, она стала единственным звеном, связывающим их с Пером. Стоило ли раскачивать и так уже шаткое положение?
Расправившись со своей порцией, Твин небрежно отшвырнула миску на пол и, умостившись за спиной Слая, обвила руками его шею.
Убедившись, что все закончили, Лия вышла в центр казармы и стянула маску:
— Восемьдесят Третьей больше нет. Вы должны выбрать себе нового вожака.
— А нахрена? — лениво хмыкнул Шестьдесят Седьмой, растянувшись на койке во весь рост. — Что это изменит?
— Ты присягал принцессе на верность, — осадила его Лия. — Как и вы все!
— Не все, — поправил её Девятнадцатый.
Она бросила тяжёлый взгляд на говорившего, потом повернулась к Слаю:
— Может, тебя выбрать? — Лия наигранно нахмурилась и задумчиво потёрла подбородок. — Ах да, что это я? Самоубийц я здесь, вроде, не вижу…
Твин напряглась, вызывающе фыркнула:
— Кого ты из себя строишь, подстилка?
Мать твою, ещё не хватало, чтобы Твин прибила девчонку!
— Не нужно, — Слай мягко сжал её запястье.
— Подстилка, говоришь? — Лия ощерилась. — Во всяком случае, не я сейчас стелюсь под предателя!
Недобрым предчувствием заныло в груди. Неужели что-то пронюхала?
— Это ты о чём, мразь? — Твин грубо вырвала руку, подскочила с места. — В ком это ты предателя увидела?
— Остынь, — Харо спрыгнул с койки, преградив ей дорогу. — Пусть говорит.
— Уйди! — прорычала Твин. — Эта лживая тварь ответит за свои слова.
— А мне тоже интересно послушать, — вмешался Двести Тридцать Четвёртый. — Обвинение-то серьёзное.
Лия скрестила руки на груди, насмешливо глядя на Слая:
— Никаких частных боёв король не устраивал. Ну давай же, Семидесятый, расскажи, кто тебя тогда отымел во все дыры. Или это сделаю я!
Мать твою… Плохи дела. Если узнают правду — разорвут в клочья. Самое дерьмовое, что и Твин заденет, как соучастницу. Никто не поверит, что она здесь ни при чём.
Слай быстрым взглядом окинул казарму: до Твин метра три. Сбежать, если что, вполне возможно. Беда в другом: двери заперты снаружи. Не прорваться, не успеют…
— Слышь, чего затих, братишка? — Шестьдесят Седьмой с угрюмой миной сел на койке.
Стая ощетинилась, готовясь вгрызться клыками в горло, вырывать наживую куски мяса, пить горячую кровь большими глотками.
— Нечего сказать, Семидесятый? — Лия надменно улыбнулась. — Видимо, господин Корнут умеет убеждать. Или ты думал, что никто не узнает о вашей встрече в подвале?
Слай вспомнил, как видел в ту ночь сервуса в окне. Теперь всё ясно. Но выкрутиться можно, о принцепсе она точно не знает, иначе бы начинала не с этого.
— Я ничего им не сказал, — Слай обхватил голову руками. — Мать вашу, да меня за яйца взяли. Кто ж знал, что у принцепса был хвост?
Триста Шестой негромко присвистнул:
— Ты это о чём, брат?
— Я сопровождал принцессу на встрече с Севиром. С нами был принцепс. И, как оказалось, за ним следили. Чёрт, Лия, ты же прекрасно знаешь, как всё было!
На её лице проскользнуло сомнение. Она задумчиво потупилась:
— Может, и знаю… Только вот доверия к тебе больше нет.
— Постой-ка, — Шустрый подозрительно сощурился. — Что за хмырь был там, на площади? С которым ты на добрые два часа слинял.
— Я… — Слай попытался собраться с мыслями, но ничего дельного в голову не приходило. — Нужно было кое-что сделать… Я не…
— И что за подружку он упомянул? — Шустрый не унимался, пользуясь его смятением.
— Не понимаю, о чём ты.
— Могу напомнить. Он тебе приказ чей-то передал, пригрозил расправиться с твоей подружкой. Дай-ка угадаю: не с Твин ли, часом?
— Что ещё за приказ? — с губ Лии не сходила ехидная улыбка.
«Да пошли вы все! Будь что будет, всё равно же вынюхаете.»
— Твин, прости, — он виновато покачал головой. — У меня не было выбора. Они угрожали казнить всех, если не сделаю, как велят… Да и хера бы лысого им всем в задницы, я же не знал, что это дом принцепса! А если бы и знал, что мне оставалось делать? Я всего лишь провёл того ублюдка…
— Я не понимаю, — сдвинула брови Твин.
— Тот хмырь, о котором говорил Шустрый — помощник Корнута. Он припрятал серебряную стрелу в кабинете принцепса. Точно не скажу, для чего, но, похоже, это как-то связано с арестом. Они ещё до меня знали и про Перо, и про принцессу. Я им ничего нового не сказал, клянусь!
— Вот это да… — протянул Двести Тридцать Четвёртый. — Выходит, это из-за тебя Восемьдесят Третью пристрелили? И принцепс из-за тебя в тюрьме?
— Хрена себе поворот! — выдохнул Девятнадцатый. — Получается, они давно про всех знали?
— Нет. Только про меня и, похоже, про Восемьдесят Третью тоже.
Шестьдесят Седьмой медленно поднялся. На его лице читалась едва сдерживаемая ярость:
— И почему тогда тебе тоже мозги не вышибли, а, ублюдок?!
— Да пошёл ты в жопу! — огрызнулся Слай. — Откуда мне знать, что там у Хорька на уме! Значит, так надо, если живым оставили.
— Ну это поправимо, — вокруг Шестьдесят Седьмого заискрило, глаза вспыхнули красным.
Слай приготовился: главное, не дать ему прикоснуться к себе, нужно валить с первого удара.
Слева вспыхнуло, и в следующее мгновение Шестьдесят Седьмой уже неподвижно валялся на полу.
— Кто следующий?! — вызывающе выкрикнула Твин, оказавшаяся в шаге от Слая.
Двести Тридцать Четвёртый хрустнул костяшками:
— Давай попробуй, сучка!
Слай собрался применить маскировку, но что-то с силой врезалось в него, сбило с ног, в глазах потемнело — крепко приложился затылком о стену.
— Свалить удумал? Нет, братишка, отвечать всё-таки придётся, — Шустрый угрожающе оскалился, повернулся к Твин. — Лучше стой на месте, подруга!
Руки Твин вспыхнули. Слай подгадал момент, когда Шустрый отвлёкся на неё, и всадил кулак в живот соратника. Тот согнулся, захрипел; от второго удара повалился на колени.
Пока разбирался с Шустрым, их окружили остальные. Слай подскочил к Твин, заслонил её собой. Со всеми им вдвоём не справиться, нужна помощь. Он посмотрел на Харо, ища поддержки, но тот с каменным лицом молча наблюдал, будто они ему чужие, будто не называл Твин сестрой, а его — братом.
— Харо?.. — в голосе Твин послышалось недоумение.
Тот покачал головой:
— Ты его прикрывала.
— А чего ты ждал?! Я против своих не пойду! И между прочим, всё это из-за твоей ненаглядной принцессы!
— Так это принцесса стрелу подкинула?
— Не понял, вы что, козла отпущения нашли? — вмешался Триста Шестой, становясь рядом. — Или кто-то из вас поступил бы иначе на его месте?
— Лучше уйди, дружище, — Нудный сплюнул ему под ноги. — Собаке — собачья смерть. Этот…
— Сзади! — взвизгнула Лия.
На затылок Нудного глухо опустился тяжёлый поднос. Следующий удар выхватил стоящий рядом Сто Восемьдесят Второй. Девятнадцатый самодовольно усмехнулся:
— Без меня веселитесь?
Слай одобрительно хмыкнул: от кого-кого, а от этого помощи ждал меньше, чем от кого-либо.
Пока Слай применял маскировку, а Твин отвлекала внимание на себя, Триста Шестой схватил ближайшего противника за грудки и, пропустив невзначай пару ударов, отшвырнул того, как тряпичную куклу.
Бойня обещала быть неравной, кровавой. Слай для себя уже решил: если погибать, так с честью. Пусть Госпожа видит, что все они достойны её внимания.
От внезапного выстрела зазвенело в ушах. Все замерли, обернувшись на стражников, стоящих у входа. Один из них держал револьвер, из потолка сыпалась труха и пыль.
— Стоять, выродки! — рявкнул один из львов. — Всем разойтись по местам и ни звука! Считаю до пяти… Зверьё, мать вашу!
Лия изобразила перепуганный вид и тут же принялась собирать разбросанную посуду. Нехотя все расходились по местам, кидая на Слая и остальных многозначительные взгляды, не обещающие ничего хорошего.
Стражники выпустили Лию и, удостоверившись, что драка прекращена, заперли двери снаружи.
Морок, всё это время молча наблюдавший за остальными, спрыгнул с койки:
— В первую очередь наша задача вытащить отсюда принцессу, или нахрена мы тогда клялись ей в верности? А ты, дружище, — он ткнул пальцем в Слая, — серьёзно налажал и за своё ещё ответишь. По-хорошему, я бы на твоём месте крепко задумался, как всё исправить, чтобы не сдохнуть, как та позорная псина.
— Так в чём дело? Вперёд! Убивайте! — Слай порядком устал выгребать за не пойми что. Куда ни сунься — везде крайний. Хотелось бы посмотреть, как бы они выкручивались, если бы их так же припёрли к стенке.
— Никто никого пока убивать не будет, — медленно произнёс Харо.
— А ты здесь, значит, старшим себя назначил? — Двести Тридцать Четвёртый презрительно хмыкнул.
— Да срал я на вас и вашу иерархию. Вы все со стороны похожи на шайку дебилов-переростков. Девка только пальцем ткнула, а вы сразу жопы рвать. Вами и управлять особо не надо — сами раком встаёте.
— Ты это к чему, шлюхин выкидыш? — багровея, прошипел Шестьдесят Седьмой.
— К тому, кретин, — ощетинился Харо, — что башкой своей думать надо. Семидесятый на крючке у советника. Если завалим — сдадим себя с потрохами. Хочешь сдохнуть — убивай, мешать не буду. Даже помогу, может быть, если у тебя силёнок не хватит. Только дальше что? Виселица?
— Ущипни меня, Слай, — тихо пробормотала Твин. — Как же легко он от нас отказался…
Слай ничего не ответил. Да и что бы он сказал? Похоже, принцесса хорошо Харо мозги промыла.
— Поддерживаю, — кивнул Морок. — Если узнают, что мы замешаны, никто с нами церемониться не будет. Единственный шанс выбраться отсюда — Ровена. Без неё Перо вряд ли станет нам помогать.
— И что ты предлагаешь, Сорок Восьмой? — Шустрый задумчиво почесал нос.
— Подождём пару дней. Если Перо не объявится — придётся самим что-то решать.
— А что тут решать? — пожал плечами Шустрый. — Линять отсюда надо, вот и все дела.
— А львов с огнестрелом голыми руками валить собрался? Кстати, о «линять», — Харо повернулся к Триста Шестому. — На твоём месте я бы не спускал глаз с этой парочки. Тебе же потом головой отвечать. Как и всем нам.
Триста Шестой промолчал, но по лицу его было видно, что засомневался, задумался. И сомневался он явно не в словах Харо: кому охота подыхать из-за пары беглецов? Тем более, когда свобода совсем рядом, только руку протяни…