Разжигая пламя

Глава 28

Хантсман внимательно рассматривал бледное лицо спасённой. В жёлтом свете салонной подсветки оно выглядело ещё болезненнее, измождённее.

Девчонка умирала. Нос заострился, потрескавшиеся губы почти посинели, но, на удивление, она стойко цеплялась за жизнь, будто что-то удерживало её здесь, в этом проклятом мире. И откуда в таком тщедушном тельце столько сил?!

К его возвращению Элис уже успела тщательно обработать раны и заканчивала накладывать последние стяжки.

— Что там? Всё серьёзно? — Хантсман кивнул на глубокий порез в боку.

— Сложно сказать наверняка, но рана неглубокая и, похоже, важные органы не задеты, — Элис потянула за последний фиксатор и оценивающе оглядела свою работу. — Ничего не понимаю. Такое впечатление, будто её и не хотели убивать.

— Какая разница! — махнул рукой Рэй, — Всё равно же подыхает.

— Вот поэтому мы должны отвезти её на базу, — Элис положила ладонь на её лоб. — У неё жар, и, боюсь, одними антибиотиками здесь не обойтись.

— Ты предлагаешь мне бросить всё, чтобы спасти полудохлого мутанта? — Хантсман цинично приподнял бровь. — Мы что, по-твоему, карета скорой помощи?

Подавив смешок, Рэй с сосредоточенным видом уткнулся в НПК.

— Но кэп, вы же сами говорили, что нужно изучить эту воющую пакость, — заступился Механик. — А вдруг мутанту что-то известно?

— Да она уже час в отрубе, — фыркнул Рэй, не поднимая головы. — Может, вообще не дотянет до базы. Это тебе не НЭВ, мотаться туда-сюда. Или думаешь, горючее из воздуха делают?

— А здесь чего торчать? — Оскар вытянул ноги, оперевшись спиной о стенку. — Мы ж всё равно не знаем, как прижучить этих тварей.

Хантсман бросил короткий взгляд на говорившего и снова сосредоточился на девчонке. В чём-то, может, Оскар и прав: не идти же, в самом деле, на эту срань с голыми руками. Тощий вон до сих пор в лазарете, и, считай, ему крупно повезло — отделался всего парой переломанных рёбер. Да что кривить душой, в тот раз всем им крупно повезло.

Конечно, рассчитывал, что получится выбить информацию из мутанта до того, как она окочурится, но та, будто назло, ни разу даже глаз не открыла.

С одной стороны, если возвращаться, то потратят уйму времени. Пять часов только на дорогу уйдёт. Но если посмотреть на ситуацию в целом, то лучше уж потерять время, чем везти своих же бойцов в пластиковых мешках в последний путь…

— Какие шансы, что она доживёт до базы? — Хантсман устало потёр ладонью щёку.

— Достаточно высокие, кэп! — оживилась Элис. — Я почти уверена, что дотянет.

Недоверчиво сощурившись, Хантсман хмыкнул про себя: врёт же, шельма, по глазам видно. Хотя чёрт с ней, может, и стоит рискнуть. Глупо гробить потенциального языка, тем более учитывая, с чем им пришлось столкнуться в этих грёбаных туннелях.

— Ладно, твоя взяла. Но на твоём месте я бы позаботился, чтобы она не сдохла по дороге, а то отправлю перебирать бумажки в штаб, и моргнуть не успеешь.

— Есть, сэр! — Элис изобразила некое подобие улыбки, явно костеря его в уме на чём свет стоит.

— Ну что расселся? — Хантсман кивнул задумавшемуся о чём-то Механику. — Марш за баранку. Или тебе особое приглашение нужно?

***

Улицы стремительно заполнялись сонными жителями. С перепуганными лицами они выбегали из домов, сбивались в стайки, испуганно галдели, пытаясь выяснить, что происходит.

Кто-то хватал детей и нёсся сломя голову прочь, подальше от опасности, кто-то кричал, будил ещё спящих соседей, кто-то неустанно болтал, пытаясь выяснить, что за шум.

Проскользнув в тупик между домами, ещё не успев как следует отдышаться от бега, Девятая смотрела, как над крышами один за другим поднимаются пылевые столбы.

Увиденное всё никак не укладывалось в голове. Вот чем может обернуться вопиющая некомпетентность, а спрашивать с кого-то уже слишком поздно. И как же умудрились надзиратели прощёлкать «нулевого» прямо у себя под носом?

«Да ты счастливчик, малыш! Хотя…»

— Куницу драную им всем в подмышки! — Вихрь, едва отдышавшись, ошарашенно уставился на неё. — Это что за хрень такая?

Только сейчас Девятая заметила, что их одежда покрыта толстенным слоем пыли. Казалось, целую вечность они петляли между рушащимися на глазах домами, дважды чуть не оставшись погребёнными под тоннами камней и пыли. Только через две улицы они наконец оказались в относительной безопасности. Во всяком случае, пока Сто Тридцать Шестой сюда не добрался…

Дело дрянь, и любое дальнейшее решение нужно тщательно взвешивать, только вот времени на эти «взвешивания» слишком мало.

Все её надежды на то, что скоро сможет прервать эту проклятую связь с мальчишкой, рухнули, как дома на соседних улицах. Выходит, даже убить его — та ещё задача! Ах, какое же это будет удовольствие — перерезать ему глотку, но пока об этом остаётся только мечтать.

— Я тебе вопрос задал! — Вихрь схватил её за плечо и развернул лицом к себе. — Кто он такой, мать твою?!

С трудом сдерживая порыв сломать ему руку, Девятая натянуто улыбнулась:

— Он — ошибка, мой сладкий. И нам придётся её исправлять.

— В смысле, ошибка? — моргнул Вихрь. — Что тебе известно?

— Поверь, не многим больше тебя. Мальчишка из нулевой категории, таких обычно ликвидируют ещё в инкубаторе, сразу при выявлении. А этот, как видишь, даже вырасти успел.

Вихрь озадаченно нахмурился:

— Нулевая категория?

— В Легионе об этом не принято говорить вслух, но учитывая обстоятельства, тебе не помешает знать, с чем придётся иметь дело, — Девятая мягко сжала запястье Вихря и убрала его руку со своего плеча. — Видишь ли, очень редко попадаются осквернённые особой породы. Условно их называют нулевой категорией. Они слишком опасны, не умеют себя контролировать, а их способности разрушительны и не соответствуют требованиям Легиона. Я с подобным сталкивалась лишь однажды — год назад, в Южном Терсентуме. Сопляк ещё в инкубаторе числился, а уже успел убить двух сервусов и надзирателя. К счастью, обошлось всё малой кровью, но, согласись, несложно представить, что могло бы случиться, будь он постарше.

Выдернув руку, Вихрь поджал губы и поморщился. На секунду Девятой показалось, что на его лице промелькнула ненависть, но она тут же сменилась уже привычным презрением.

«Неужели тебя задело то, что я убила осквернённое дитя? Интересная реакция, неожиданная! Какие ещё сюрпризы кроются в твоей, казалось бы, пустой голове?» — смерив Вихря любопытным взглядом, она сняла с пояса тугой кошель:

— Через две улицы от северных ворот есть конюшня. Отдай это хозяину, скажи, от Девятой. Он поймёт. Нам понадобится две пары самых выносливых лошадей. Трёх из них загрузи провизией на дюжину ртов. И чтобы хватило на неделю…

— Не понял? — перебил её Вихрь. — Я что, на сервуса похож? С чего ты вообще решила, что я буду таскаться за тобой по пустошам?

Схватив его за горло, Девятая рывком впечатала самовлюблённого недоноска в стену.

— Ты будешь таскаться там, где я захочу, — она почти касалась его губ своими, наслаждаясь, как тот, вцепившись в её руку, пытается высвободиться из стальной хватки, — и будешь делать всё, что я тебе прикажу. Ты меня хорошо понял? Или тебе уже плевать на свою сестрёнку?

Вихрь с трудом выдавил что-то нечленораздельное.

— Что-что? Не слышу, — Девятая медленно провела языком по его щеке совсем рядом с губами, чтобы позлить ещё больше. — Говори громче, милый. Здесь так шумно!

— Понял… — прохрипел Вихрь и тяжело закашлялся, когда она отпустила горло.

— Знай своё место, скорпион! А теперь делай, что велено, я скоро буду.

Отправив Вихрю на прощание воздушный поцелуй, Девятая надела маску.

Нужно отобрать лучших из лучших, кто есть в Терсентуме. Самое сложное — уничтожить Сто Тридцать Шестого, с остальными будет проще. Главное, сделать всё быстро, внезапно, чтобы даже опомниться не успели.

***

На холодном сером небе забрезжил рассвет. Кровавое зарево растеклось по горизонту, лучи солнца медленно рассеивали тьму, что обволакивала руины.

Землю покрывал толстый слой каменной крошки. При каждом шаге пыль клубами вздымалась едва ли не до колен и стремительно оседала на брюки и обувь.

Куда ни глянь, разрушенные дома. Несколько улиц всего за считанные минуты были буквально стёрты с лица земли.

Со сжимающимся от ужаса сердцем Корнут осторожно обходил торчащие из пыли человеческие и конские части тел, каким-то чудовищным образом поглощённые почвой. Засмотревшись на завывающую от горя женщину, склонившуюся над бездыханным детским тельцем у грязно-серой кучи обломков, он едва не споткнулся о чью-то голову. В самый последний момент заметил торчащую из пыли макушку и, непроизвольно вскрикнув, отскочил в сторону.

Что за монстр сотворил такое?!

Крики, рыдания, проклятья, стенания траурной мелодией смерти заполонили округу, вселяя в душу невыносимую тоску. Она липла к коже, проскальзывала вглубь сознания, гнездилась в самых дальних уголках памяти, и от неё уже было не избавиться просто так, не утопить в вине, не приглушить светскими беседами, не забыться от неё сном.

Куда ни глянь — смерть и искажённые страданием и невосполнимым горем лица.

Совсем рядом, у очередного разрушенного жилища, громко ревел мальчуган лет трёх, тянул ручонки к развалинам, отчаянно зовя маму, которая, скорее всего, его уже не услышит. Навстречу Корнуту ковылял мужчина, поддерживаемый совсем юной девчушкой с перепачканным пылью и орошённым слезами лицом. Несчастный успокаивал дочь, обещал, что всё наладится, что ещё есть надежда. Мать могла выжить, а сестрёнка — успеть выбежать из дому и, возможно, сейчас где-то прячется или затерялась среди толпы.

Корнут с трудом поборол желание зажать уши, чтобы не слышать больше голоса мужчины, пронизанного безнадёгой и болью. Тот наверняка лгал и себе, и девчонке. Знал, и всё равно лгал. Просто потому, что так легче, просто потому, что даже слабая надежда куда лучше, чем безысходность… А не то можно сойти с ума.

У ещё одного обрушенного дома выстроилась длинная шеренга: гражданские перекидывали друг другу каменные глыбы, старательно расчищая завал. Корнут не смог пройти мимо и застыл, наблюдая за монотонной работой спасателей. В какой-то момент полицейский, забравшийся на обломки, вытянул вверх руку и сжал кулак.

Гомон разноголосой толпы мгновенно стих.

Подойдя ближе, Корнут с трудом разобрал слабый крик, что доносился из-под камней.

— Слышу! — выкрикнул полицейский.

Снова яростно застучали молоты и кирки, раскалывая неподъёмные куски камня. Людская цепь тут же ожила, загалдела, продолжила передавать булыжники позади стоящим «звеньям», функционируя невероятно слаженно, словно единый организм.

Нечто подобное Корнут видел ещё будучи мальчишкой, когда трущобы, где он рос, да и весь Регнум, едва не были разрушены мощнейшим землетрясением. Но тогда он ещё не осознавал важности этой стороны человеческой натуры. Теперь же его охватило восхищение и даже некая мрачная гордость за своих сограждан: горе либо ломает, либо объединяет и делает сильнее. Общая цель — вот благодаря чему люди становятся непобедимыми, способными размыть границы между обыденностью и чудом.

Такие спасательские цепочки с каждой минутой росли по всей улице, даря хоть и призрачный, но всё же шанс на спасение тем, кому не повезло оказаться заживо погребёнными под многотонной толщей камня, когда-то бывшей безопасными жилищами.

Оглядевшись, Корнут заметил вдалеке знакомую фигуру Силвана. Яро жестикулируя, военачальник спорил о чём-то с шефом полиции.

Стараясь больше не смотреть по сторонам, Корнут отправился к спорящим, но по пути его внимание привлёк труп в форме Легиона. Подойдя ближе, Корнут остановился у неподвижно лежащего Семидесятого, а это был именно он. Безжизненные серые глаза осквернённого смотрели куда-то вдаль, сквозь руины, сквозь снующих в панике горожан и полицейских, сквозь всю эту суету, которая, впрочем, его уже совершенно не касалась.

Но что больше всего злило — умиротворённость, застывшая на лице выродка, будто умирая, он и не страдал вовсе. Была бы его, Корнута, воля, он бы оживлял ублюдка и убивал самой мучительной смертью ровно столько раз, скольких свободных загубили этой ночью его дружки.

Презренные мрази! Нечисть! Осквернённые твари, коим позволили жить, коим дали возможность быть хоть чем-то полезными обществу. И вот она — благодарность за проявленное великодушие!

Сколько раз Корнут повторял, что Кодекс Скверны — огромная ошибка, и за неё Прибрежью когда-нибудь придётся заплатить непомерную цену. Но жажда власти и блеск золота способны ослепить даже самого здравомыслящего.

Его не слышали, его слова улетали в пустоту, над ним посмеивались в кулак, крутили пальцем у виска. И вот результат. А ведь он порой даже сочувствовал этим тварям, жалел… Слабохарактерный идиот!

— Долго же вы, господин канселариус, — остановившись рядом с телом осквернённого, Силван презрительно сплюнул. — Треклятая падаль! Голыми руками передушил бы всех этих мразей!

— Вам удалось выяснить, что именно здесь произошло? — Корнут требовательно посмотрел на старого военачальника. — Я слышал, это дело рук всего одного осквернённого. Это правда?

— Похоже на то, — помедлив, кивнул Силван и смерил злым взглядом спешившего к ним Брайана. — Судя по словам свидетелей, как только пристрелили вот эту шваль, один из его дружков как с цепи сорвался. Сначала огнём спалил половину отряда, а потом… Ну, вы и сами видите.

Брайан, промакивая пот почерневшим от пыли платком, недовольно фыркнул:

— В уме не укладывается! Кому вообще могло прийти в голову организовать засаду рядом с гражданскими!

Скривив губы, Силван одарил шефа полиции гневным взглядом:

— Да кто ж знал!.. А вы тоже хороши! Почему не усилили охрану Скорби? Вас же предупредили.

Тот помрачнел и отвернулся, пробубнив что-то невнятное.

— Как выглядел этот осквернённый? — Корнут всё никак не мог поверить, что кто-либо вообще способен на такое. За сотню лет существования Легиона ничего подобного не случалось. Во всяком случае документально никогда не фиксировалось. — Известен ли номер?

— К сожалению, нет, — Силван сокрушённо покачал головой. — Только упомянули, что глаза якобы горели огнём. Вот и все приметы.

— Негусто… Хотелось бы лично побеседовать со свидетелями.

— Я отведу вас к ним, — вызвался Брайан и, отряхнув рукава кителя, зашагал к крытой повозке, вокруг которой соорудили нечто вроде лазарета.

Носилки с ранеными опускали прямо на землю, к ним тут же подбегали медики, бегло осматривая, чтобы понять, кому нужно оказать помощь в первую очередь.

Корнут содрогнулся от нечеловеческого, полного ужаса крика. Одному несчастному уже собирались ампутировать раздробленные ноги, превратившиеся в кровавое месиво. Худенькая девушка в перепачканном белом халате уже вводила обезболивающее, пожилой доктор в квадратных очках чем-то обрабатывал хирургическую пилу.

Бедолага умолял оставить всё как есть, заверял, что ноги и так заживут, что калекой ему не протянуть, а кормить семью кому-то нужно, но доктор лишь печально качал головой, а медсестра что-то тихо лепетала, пытаясь успокоить пациента.

— Страшное зрелище, — произнёс шеф полиции, заметив, что Корнут не сводит глаз с несчастного. — И это только начало. Одной Серере известно, скольких ещё предстоит вытащить из-под завалов.

— Лучше помолчите, Брайан, — раздражённо бросил Корнут. — С вами я позже разберусь. Максиан сбежал — и это ваше упущение. Единственной вашей задачей было выиграть время — и вы с этим успешно не справились!

— Это моё-то упущение? — возмутился тот. — Мои люди не воины, господин канселариус. Если бы я успел выполнить ваш приказ, здесь было бы в два раза больше трупов. Может, тогда обвините меня и во всём этом? Устроить засаду в жилом районе… Да это ж уму непостижимо! Неужели ваши амбиции дороже жизней всех этих несчастных?!

Корнут резко остановился и пристально посмотрел в красную физиономию шефа полиции:

— Вы полный болван, Брайан! Проворонив Максиана, вы дали повод осквернённым засомневаться в авторитете свободных. И, могу вас заверить, они уже не будут бояться нас, как прежде. Подумайте хоть немного своими куриными мозгами, к каким последствиям всё это приведёт, — Корнут зло поморщился, наблюдая, как лицо полицейского из красного медленно становится серым. — Подумали? Превосходно! А теперь прибавьте ко всему ещё этого выродка, разгромившего несколько улиц одним махом, и можете смело писать завещание, потому что восстания нам уже точно не избежать! Из-за своей некомпетентности и слабодушия вы не просто упустили опаснейшего политического преступника, вы показали всему Прибрежью, что система неидеальна, и Перо непременно этим воспользуется.

Корнута разрывало от злости и негодования, хотя в какой-то мере он понимал, что чьей-то конкретной вины здесь нет. Конечно же, никто не мог предугадать подобного поворота событий, но если бы шеф полиции не проигнорировал предупреждения, не понадеялся, что пронесёт — а, скорее всего, так оно и было — возможно, рассвет бы они встречали с бокалом вина, празднуя победу, а не среди руин и тел погибших.

Но ещё теплилась надежда, что получится избежать беды, и даже из самого позорного поражения всегда можно извлечь пользу, если правильно обыграть обстоятельства.

***

Ровена мчалась по нескончаемо длинному коридору. Ни поворотов, ни конца, ни края — сплошные стены красного камня с редкими тусклыми лампами, угасающими сразу за спиной. Она снова каким-то образом очутилась в замке, вот только теперь он никак не хотел отпускать её.

Шаги в плотной, почти осязаемой темноте разносились гулким эхом. Её шаги… и чьи-то ещё. Кто-то шёл за ней оттуда, из черноты, своей ненавистью пожирая свет и стремясь поглотить её. Она чувствовала его злобу, его жажду завладеть ею, подчинить, уничтожить…

Не было здесь ни привычных узких окон, ни разветвлений, ни дверей, за которыми можно было бы спрятаться от неумолимого преследователя. И сколько бы она от него ни убегала, он с каждым разом подбирался всё ближе и ближе. Ровена уже чувствовала всем существом его хриплое, мерзкое дыхание, смердящее вином и похотью.

Нет. Она ни за что не позволит ему прикоснуться к себе…

Закричав, Ровена побежала ещё быстрее, но туфли будто вязли в каменном полу, и каждый шаг давался всё с большим трудом, а сиплое прерывистое дыхание чудовища уже раздавалось прямо над ухом.

Из стен вдруг полезли бледные руки со скрюченными длинными пальцами, принялись хватать её за платье, за волосы, за плечи.

Ровена с самого начала знала, кому принадлежат эти десятки мерзких лап, это зловонное дыхание, отказываясь верить до последнего, ведь она же сбежала! Как ему удалось настигнуть её так быстро? Он что, тоже осквернённый? И где Харо?! Почему он не вытащит её отсюда?

Одна из потных, холодных рук схватила её за горло, сдавила так, что не продохнуть.

— Нет! Не смей! — она захрипела, отчаянно закричала из последних сил…

На небе ещё бледно мерцали звёзды, а горизонт заалел яркой кромкой. Воздух холодный, пронизывающий. Изо рта вырывались клубы пара. Укутавшись поплотнее в куртку Харо — видимо, укрыл ею, когда она уснула — Ровена покрутила головой.

Вокруг только рыжая, иссохшая почва, покрытая чахлыми кустарниками и истёртыми ветром валунами. А ведь и впрямь иначе, как мёртвыми, эти пустоши и не назвать. Сплошное ржавое уныние.

Тихо беседуя, у костра сидели два сервуса. Остальные, устроившись неподалёку прямо на голой земле, крепко спали.

Харо нигде не было.

Стараясь не шуметь, Ровена поднялась. Один из сервусов тут же повернул голову, удивлённо посмотрев в её сторону.

— Где Сорок Восьмой? — подойдя к костру, она вытянула руки, наслаждаясь приятным жаром.

— Там, госпожа, — сервус кивнул в сторону небольшого валуна, у которого, прислонившись спиной и скрестив руки на груди, устроился Харо.

Под ногами хрустнула толстыми стеблями пожухлая трава, заскрежетала галька. Ровена старалась ступать как можно тише. В предрассветных сумерках даже вблизи было сложно разобрать, закрыты ли его глаза, но судя по ровному дыханию, он спал. Ночь была слишком тяжёлой, пусть отдыхает.

Она тихонько присела рядом. Возле него куда спокойнее, возможно, даже удастся снова заснуть.

— Почему не спишь?

От неожиданности она едва не подскочила.

— А ты?

Харо не ответил, даже не взглянул на неё. После произошедшего в туннеле он почти не разговаривал. На вопрос, что случилось с Пятьдесят Девятой, сухо обронил, что та осталась задержать псов, чтобы позволить уйти остальным.

Звучало крайне странно, но других его ответ вполне устроил. Других, но не Ровену. Только вот на все её расспросы Харо либо ограничивался односложными фразами, либо вовсе молчал.

Он убил Пятьдесят Девятую. Ровена поняла это почти сразу, как он вернулся один, без своей подруги.

Он сделал это ради неё, Ровены, а теперь наверняка жалеет. Быть может, даже винит её в этом.

— Поговори со мной, Харо, — она осторожно коснулась его плеча, ища его взгляда. — Что произошло там, в туннелях? Ты убил её, верно?

При слове «убил» он слегка вздрогнул и, повернув голову, посмотрел прямо ей в глаза. Сложно представить, какую бурю эмоций скрывает эта застывшая маска безразличия. А он, несомненно, способен на чувства, возможно, даже на более глубокие, чем некоторые. И хотя старается казаться невозмутимым, отстранённым, его поступки как раз говорят об обратном.

— Пятьдесят Девятая погибла, как воин. Это всё, что тебе нужно знать, принцесса.

— Ты винишь меня в этом? — несмотря на его грубость, Ровена твёрдо решила не отступать.

Разговорив Харо, она сможет его лучше понять, изучить. Сейчас он снова стал таким же угрюмым, закрытым от всего мира, каким был прежде, при первой встрече. Ни в коем случае нельзя ему позволить снова замкнуться в себе!

— Тебя? — его глаза коротко блеснули. — Никогда… Не тебя уж точно.

Что ж, значит, не всё потеряно. Что бы там ни стряслось, оно мучает его, пожирает изнутри, и сейчас Ровена искренне хотела разделить с ним эту тяжесть, облегчить его ношу. Но пока лучше не давить, нужно быть осторожнее.

— Не отдаляйся от меня, прошу, — Ровена прильнула к нему, нежно коснулась его руки. — Кроме тебя, у меня никого больше нет.

— Я с тобой, моя госпожа, — Харо произнёс это тихо, словно боясь, что покажет этим свою слабость, выдаст свои чувства. — Возвращайся к костру, там теплее.

— Не хочу.

— Тебе не мешало бы выспаться, Ровена. Скоро Спайк приведёт дикарей, а там уже будем решать, как быть дальше. Ещё неизвестно, когда получится отдохнуть в следующий раз.

— Я хочу побыть с тобой, — она склонила голову ему на плечо и провела пальцами по его перчатке. — Можешь снять это?

Его ладонь оказалась сухой и тёплой, кожа немного грубоватой, и это даже нравилось Ровене: впервые за долгое время она коснулась его руки по-настоящему. В какой-то момент их пальцы сплелись друг с другом, будто в знак того, что теперь они стали пусть и чуть-чуть, но ближе.

— Знаешь, я часто спрашиваю себя, — Ровена смотрела, как солнце окрашивает кровавым скалы, — почему родилась именно такой, для чего, каково моё предназначение. Вопросов много, на самом деле, и порой мне кажется, что на какой-нибудь из них я вот-вот найду ответ, но он тут же ускользает, стоит только попытаться поймать его. Это как гнаться за собственной тенью. Вроде уже настиг, но так и остался с пустыми руками.

Харо еле заметно ухмыльнулся:

— Знакомо…

— Такие вот у меня теневые вопросы… А у тебя они есть?

— Всего два, — помолчав, ответил Харо.

— Например?

— Ну… Часто спрашиваю себя: кто я такой?

Ровена сжала пальцы чуть сильнее:

— Хороший вопрос. А другой?

— Что — другой?

— Ну ты же сказал, что вопросов два.

— Найти бы ответ хоть на этот…

Ровена улыбнулась уголками губ: не хочет говорить. Наверняка что-то очень личное. Интересно, что же это за вопрос такой?

— А я знаю, кто ты! — она игриво подтолкнула его плечо своим.

Харо удивлённо приподнял бровь. Точнее, то, что могло бы называться бровями. В иной ситуации это выглядело бы ужасающе, но сейчас казалось даже забавным.

— Скажу, если улыбнёшься, — хитро подмигнула Ровена.

Поколебавшись, он выдавил некое подобие улыбки. Пожалуй, если бы не татуировка, её можно было бы назвать даже немного обаятельной. Ровные белые зубы, едва заметные ямочки на щеках. Если присмотреться, в нём намного больше человеческого, чем кажется на первый взгляд.

— Ну хорошо, пойдёт на этот раз. Ты… Ты… — Ровена смущённо понизила голос. Порой говорить что-то хорошее другому не так-то просто, особенно если он небезразличен. — Ты тот, кого я искала… С кем не страшно спуститься даже в бездну Тейлура.

— Ещё бы, меня же там за своего примут.

Ровена прыснула, но тут же зажала рот ладонью, чтобы не разбудить остальных ненароком. Харо несколько секунд наблюдал, как она чуть не давится от смеха, и вдруг тоже рассмеялся.

Умолкнув, Ровена восторженно смотрела на него. Ей удалось, пусть и ненадолго, вытащить наружу того, кто всё это время прятался за мрачной маской безразличия.

— Оказывается, ты ещё и смеяться умеешь! — улыбаясь, она приподнялась и чмокнула его в щёку.

— Ну всё, тебе ещё нужно поспать, — проворчал Харо, снова состроив угрюмую мину.

Нырнув ему под руку, Ровена умостилась поудобнее на его груди. На какое-то мгновение Сорок Восьмой напрягся, но потом приобнял её, прижал к себе.

Его тепло успокаивало её, мерное дыхание убаюкивало. Веки стали тяжёлыми, и Ровена, прикрыв глаза, почти сразу провалилась в безмятежно глубокий сон.