— Уверен в разводе? — Юра вскидывает бровь.
— Да.
— А если с Лариской ничего не получится?
— Значит, не получится, — пожимаю плечами. — Я решил не проверять в браке получится с ней или нет.
— Почему?
— Потому что это нечестно к моей жене, — вздыхаю. — Слушай, я уже это все обсуждал с психотерапевтом.
— И это он тебе посоветовал быть честным?
— Я сам пришел к этому решению, Юр. Я и не жду, чтобы ты меня понял, — устало вздыхаю.
— Ты знаешь, кому мужики не изменяют? — Юра прищуривается. — От кого не ходят налево и не суют свои огурцы в чужие банки?
— Да мне, собственно, все равно.
— Мужики не изменяют любимым женщинам.
— Не совсем понимаю, как это относится ко мне.
— Подумай.
— Слушай, я Машу бесконечно уважаю… И она стала мне родной… Слишком родной.
— Как мамка?
Опять пожимаю плечами.
— Ну, дорогой мой, а не клал ли ты толстый и большой на мнение мамки, с кем кувыркаться?
— Юр, алё, — цыкаю. — Я не целовался ни с кем кроме своей жены. Ты про какое кувыркался говоришь?
— Да е-мае, — Юра бьет кулаком по подлокотнику, — все у тебя как не у всех. И чего ты с такой спокойной рожей говоришь, что почти девственник?
— У меня нет по этому поводу комплексов.
— Выпить захотелось, и не жидкого шпината, — Юра приглаживает волосы. — Я сейчас могу сделать вывод, что с женой-то у тебя было все в порядке в этом самом, раз ты тут не пытаешься сделать из себя полового гиганта?
Более чем в порядке. Маша не ханжа, и мы с ней испробовали все, что могут испробовать в постели два человека.
Было полное доверие. Она никогда не пугалась моих очень смелых предложений, и сама тоже подкидывала идеи. Шепотом, с легким румянцем и милой улыбкой. А потом вглядывалась в глаза, ожидая моего ответа. Мы не боялись оказаться друг для друга извращенцами. И только одна договоренность у нас была. Никого другого в нашей кровати или на стороне. Мы — друг для друга.
Только теперь тянет с экспериментами к другой женщине.
И бороться я с этим не могу.
И после этих шести месяцев не хочу.
— Ты будешь жалеть, Вить, — Юра внимательно всматривается в мое лицо. — Охренеть как жалеть, но… — медленно выдыхает, — я складываю лапки и соглашаюсь, что тут только развод. Знаешь, я отпетым кобелям могу посоветовать, чтобы они не маялись фигней и остались в браке, но тут… Ты понимаешь, что твоя Лариса воблой в постели может оказаться? А еще, может, она трусы свои не меняет по несколько дней, а? Вить! — Юра встает и смотрит на меня так, будто это я с ним развожусь. Вскидывает руку. — Она же может быть занудой! Или ни за какие коврижки твои бубенцы не полижет, потому что она вот такая скромная идиотка?!
— Выдыхай, Юр.
— Я ведь тебя, как мужик понимаю, — прикладывает руку к груди. — Это пытка так жить, но… с высоты прожитых лет… это же все катится в жуткое дерьмище, Вить.
— Возможно, — смотрю на него с меланхоличным спокойствием, — ты думаешь, что я за все это не прокрутил в своей голове?
— Вот она проблема ранних браков! — Юра рявкает на меня. Шагает к барной стойке, а затем оглядывается. — И вы все, скороспелки, проходите через одно и то же, но с разными вариациями. Но ты… — Юра грозит мне пальцем, — переплюнул всех! Вот получишь от ворот поворот…
— Но я его получу не тайком и не в браке, — взгляда не отвожу.
— Какой ты, Вить, бесячий, — подходит к стойке, поддается к бармену и через минуту опрокидывает в себя две рюмки.
Неторопливо возвращается, опускается в кресло и выдыхает:
— Выпил за твой развод. И за то, чтобы у тебя все получилось. Если так заклинило, то надо уходить и не дотягивать брак до уродства, в котором живешь из-за чувства долга. Может, тебе повезет и с Ларисой все выйдет. Но у меня нет для тебя советов.
— Я не за советами пришел, — вновь смотрю на бармена, который теперь вытирает стойку. — Так. За передышкой, Юр.
— И ведь хохмачить не хочется, — Юра надувает щеки и сердито выпускает воздух через рот. — Да… И сам бы я не хотел оказаться в твоей шкуре, — серьезно смотрит на меня. — И мои разводы на твой не натянутся, Вить. Я женился те три раза от скуки. В четвертый раз по любви. И не дай бог мне разлюбить жену. Но тогда я уже к тебе приду за разговорами.