— Я давала себе обещание, Вить, — делаю глоток капучино, — что не буду той женщиной, которая станет с бывшим мужем встречаться и ходить на обеды.
— Вот прямо такое обещание давала, — вскидывает бровь. — Не ходить с бывшим на обеды под страхом смерти?
— Ты же понял о чем я.
— Я тебя силком сюда не тащил, — самодовольно ухмыляется. — Хотя я об этом подумывал.
— Да я не об этом, — цокаю. — И да. Я была голодной, если что.
Слабая отговорка, однако я не вру. Я действительно серьезно проголодалась и еле дождалась своего заказа, который быстро смела, будто несколько дней не видела еды.
— Я тоже был голодным, — улыбается, обнажая свои ровные и идеальные зубы, — поэтому и сказал, что мы этого оба хотим. Никакого двойного дна, Маш. Просто голодный мужчина предложил голодной женщине пообедать.
— Звучит очень провокационно.
— Считаешь?
Так, мне нужна передышка от улыбок и взглядов Виктора, который ничего такого не делает, но тем же тоном голоса заставляет терять все мысли.
Еще пять минут тихого разговора с ним, и вот точно меня можно уносить готовенькую на ручках в свою берлогу.
И против поцелуев я не найду сил бороться.
— Считаю, — касаюсь губ салфеткой и встаю. — Пойду припудрю носик.
— Я, может, пока десерт закажу?
Несколько секунд раздумываю и понимаю, что я непротив сладкого. Даже очень за.
— Да, закажи.
И не могу придумать, какой бы я хотела сейчас десерт. Желание сладенького никак не оформится в конкретный выбор, но мне на помощь приходит Виктор.
— Брауни с фисташковым мороженым?
— Мысли мои читаешь, — удивленно охаю я. — Да, брауни с фисташковым мороженым.
Выхожу из-за стола, отступаю под внимательным взглядом Виктора и, грациозно крутанувшись, ретируюсь в уборную.
Правда, по пути чуть не сталкиваюсь с официанткой, которая вовремя отскакивает с пути взволнованной и разгоряченной взглядами женщины.
Виктор бы меня не поцеловал при дворнике и бабульке.
Не потому, что застеснялся. После поцелуя я бы ушла, смущенная и красная, и не случилось бы между нами обеда.
Мы все кружим и кружим возле грани, не переступая ее, ведь один решительный шаг, и я могу дать заднюю, испугавшись.
Я не хочу торопиться. Да, банально до скрежета зубов, но я имею право на раздумья, на игры с бывшим мужем и на то, чтобы он сам понял, готов ли он называть меня до старости Машулькой?
Умываюсь холодной водой, промакиваю лицо салфетками, и в кармане вибрирует телефон, вырывая меня в реальность.
Незнакомый номер.
На секунду я пугаюсь, но все же отвечаю.
— Мария…
Я аж икаю. Это Лариса. Прижимаю влажную салфетку к губам:
— Откуда у тебя мой номер? — перехожу на шепот. — Ты что меня преследуешь?
— Вы с Виктором сошлись?
— Господи, — закрываю глаза. — Ну, тебе какое дело?
— Я звоню сказать, что между нами так ничего и не было, — тяжело вздыхает Лариса на той стороне.
— Зачем?
— Ну, если вы сошлись, чтобы тебя не мучил этот вопрос, — Лариса чем-то шуршит на фоне.
— Какая ты странная.
— Какая есть, — с тихим недовольством отвечает Лариса. — И не тебе говорить про странности.
— Ты нашла мой телефон, чтобы сказать, что между вами ничего не было? — вновь уточняю я.
— Да, именно так. Я в курсе, как работает женский мозг, — возможно, Лариса сейчас закатывает глаза. — Я просто не хочу, чтобы ты себе ковыряла мозги на эту тему. Да и не получилось бы у нас ничего. И я бы никогда не дотянулась до твоего уровня. Шло бы вечное сравнение с бывшей идеальной женой.
— А с тем… ну, с тем… — кусаю губы, — получится?
— Ну, — тихо отвечает Лариса, — он на ужине не улетает в свои мысли и не смотрит мимо меня, но я неожиданно на Виктора не в обиде. Он дал мне понять, чего я хочу от мужчины.
— И что же это?
— Не хочу я рядом сложного мужика, — спокойно отвечает Лариса. — Я такого не вывезу. Мне бы попроще.
Прохожу салфеткой по лбу и замираю перед зеркалом. На правом виске у брови проступает россыпь бледных пятнышек.
— Вот черт, — шепчу я.
— Что?
— Ларис, я тебя поняла. Пока, — сбрасываю звонок, не отрывая взгляда с отражения, и откладываю телефон.
Знакомые пятнышки.
Судорожно выдыхаю и не шевелюсь. Сердце подскакивает к глотке плотным узлом.
Эти пятнышки были со мной, когда я вынашивала девочек.
Сначала они были такими же бледными, а потом потемнели.
Моргаю.
Виктор их тоже заметил, раз заговорил о брауни с фисташковым мороженым.
Я во время беременности каждый день ела этот шоколадный десерт, а затем после родов меня резко отпустило.
К шоколаду и мороженому я потеряла всякий интерес почти на тринадцать лет. Никакой тяги, а теперь вот она проснулась.
Виктор все понял.
Он знает.
— Козел, — выдыхаю я. — И мне ничего не сказал…
Вот почему он сегодня так внимательно следил за тем, как я убираю волосы за ухо. Увидел, понял и ничего не сказал, терпеливо ожидая, когда я сама сделаю внезапное открытие.
— Господи, — прижимаю ладонь ко рту. — Это глупость какая-то. Я ведь не могу… Ну, блин… Почему сейчас… Да что же это такое… То мы годами пытались, а теперь нате вам радость после разорванной футболки с попугаем?
И ведь будет глупо, если я сейчас возьму и сбегу от Виктора. А так хочется. Мне так стало страшно.
Я же смирилась с тем, что я женщина с дефектом.