Развод. Вспомни, как мы любили

Глава 35. Спасибо

— Ты привез меня, — прохожу в гостиную. — Спасибо. Можешь идти.

Сажусь на диван, откидываюсь назад, запрокинув голову. Закрываю глаза.

— Я заварю тебе чая.

— Не нужен мне чай.

— А чего ты хочешь?

Смотрю на Виктора и горько так усмехаюсь.

Я сдулась. Страх ушел. Желание спрятаться развеялось, недоумение от “Машульки” стерлось. Сердце в груди не бухает, а тихо отсчитывает удары.

— Вить, ты бы себе задал этот вопрос.

Хотя я должна сказать, что он в последний год нашего брака ничего не хотел.

Вот так.

И это я понимаю только сейчас.

Он всегда был энергичным и любопытным мужиком.

В супермаркете мог схватить какую-нибудь подозрительную фигню со словами “хочу попробовать”. Например, попкорн со вкусом соленых огурцов или банку с маринованной бамией. Зеленые стручки, похожи на фасоль, но в разрезе выходят звездочками.

Наша семья многое с его легкой руки всякую ерунду попробовала.

Он мог неожиданно решить зайти в случайную кофейню, потому что “хочу кофе” или “хочу круассан”. Потом он мог плеваться, высказывать недовольство, что кофе плохой, а круассан черствый или пересушен, но это не останавливало его от “экспериментов”.

Его “хочу” касались и наших ужинов.

В такие дни его “хочушек” он не требовал от меня странных изысков. Мы либо заказывали что-то загадочное, либо он выгонял меня из кухни со словами “лучшие повара — мужчины”.

Незаметно все эти “хочу” и “надо попробовать” исчезли. Они сразу не пропали. Со временем, и вот сижу я на диване и понимаю, что мы те самые лягушки в кипящей воде, которую постепенно довели до кипения.

Правда, я бы метафору изменила. Мы медленно, но верно ушли на дно.

— Я устала, — шепчу я.

— Вот я тебе и заварю чай, — шагает мимо.

— Это ведь ничего не изменит, Вить.

— А я не говорю о каких-то изменениях, Маш, — оглядывается и цедит по слогам. — Я просто заварю тебе чай, а себе кофе.

— Твоего любимого нет.

Замолкаю.

А любимый кофе перестал быть для него любимым. Выпить чашечку кофе по утрам для него было ритуалом, но он извратился в “заварить-налить-выпить”. Без смакования, неторопливости и основательности.

— Заварю какой есть.

— Есть только растворимый.

Жду его реакции. Он ненавидит растворимый кофе. Он его не воспринимает, и купила я эту банку в знак своей свободы от занудного ценителя. Банка так и стоит не открытой.

— У меня нет сейчас возможности выбирать, — говорит он и уходит.

Прямой как жердь.

У меня не выйдет его выгнать. Пойду на хитрость.

— Слушай, Вить, — повышаю голос. — Ты мне там дверь разбил…

Ежусь и тянусь к пледу, который накидываю на ноги.

— Юра разберется!

— И ты ему будешь должен! Такие люди долги всегда спрашивают!

— Нет, не спросит! Ему сейчас надо хоть чем-то заняться! И это я ему в каком-то роде делаю услугу!

— В смысле?

— В смысле, что у него сейчас настроение отрезать всяким мудакам яйца, а не мужем быть!

— Он женат? — удивленно спрашиваю я.

— Пока еще женат, — долетает мрачный голос Виктора.

Подтягиваю плед к груди.

Я должна дистанцироваться.

Виктор всегда был ко мне участливым, внимательным и заботливым, и этот паттерн стал его второй натурой.

Тут нет любви к женщине, и его “Машулька” ничего не меняет.

Кусаю ногти, задумавшись над одним интересным вопросом.

Если бы мы поменялись местами, то как бы все сложилось?

Если бы это я поймала волну скуки, холодной апатии и меланхолии, то Виктор бы отметил во мне изменения?

Я не хочу признать то, что, да, отметил бы.

пусть он и зануда, но чуткий зануда, который всегда ловил перемены моего настроения.

Нет, он не пер танком и не тряс меня с вопросами “Что случилось, дорогая? Почему ты такая грустная?!”

Он готовил мне чай с любимыми сладостями, садился рядом и ждал, когда я со вздохом привалюсь к нему и пожалуюсь на причину своего плохого настроения.

Виктор заходит в гостиную с подносом, ставит на стол чашку чая и кружку с кофе.

Я не по Виктору как таковому тосковала.

— Что? — спрашивает он. — Жасминовый чай.

Я тосковала по его заботе.

Я все эти месяцы до встречи с Ларисой глубоко не задумывалась, как такое произошло, что Виктор разлюбил меня.

Ведь я такая прекрасная. Такая идеальная.

Меня все устраивало в этот год: он выполнял свои функции, которые имели для меня ценность, а остальное я не замечала.

Он продолжал меня обхаживать.

— Маш.

Нет, я не пытаюсь сейчас натянуть наш развод на мою вину и на мою невнимательность женщины, которая за все эти годы привыкла к заботе от мужчины.

Я констатирую факт, что прохлопала у мужа серьезные проблемы за своей жаждой заботы.

Даже не любви.

А заботы.

— Маш, — Виктор хмурится. — Ты еще тут?

— Тут.

— Ты даже не моргаешь.

— Ты был хорошим мужем, Вить, — шепчу я.

Он приподнимает бровь, но молчит.

— Правда, хорошим, — слабо улыбаюсь я. — Я тебе об этом в браке говорила?

Виктор медленно опускается в кресло передо мной, откидывается назад и молча поднимает брови на выдохе.

Я его называла самым любимым, самым дорогим, самым умным, самым упертым, но не хорошим мужем.

— Не говорила, — вздыхаю я. — Иронично, что это я говорю после развода. И сейчас я это говорю тебе вне контекста всего, что произошло.

Молчание, которое длится слишком долго, и Виктор тихо отзывается, не отводя от меня взгляда:

— Спасибо.