Дочки молчат, и я молчу.
Все утро молчали. На мои вопросы отвечали односложно и не поддерживали диалог. Ну я и плюнула.
Мы все имеем право сейчас молчать, злиться и обижаться.
Я тоже.
Я стараюсь быть разумной женщиной, которая лавирует среди острых скал на маленьком плоту и пытается минимизировать последствия крушения корабля “Семья”.
А мне устраивают диверсию за диверсией.
Под утро я задремала с ноутбуком, и мне сквозь сон показалось, что рядом сел Виктор и обнял меня, но потом я проснулась от будильника на влажной от слюней подушке.
Меня постигло такое разочарование, что я вцепилась в себе в волосы и пнула журнальный столик.
Неудачно пнула. Весь удар пришелся на мизинец, и теперь он болит.
Паркую машину среди остальных авто, из которых выпархивают школьники и бегут к воротам школы. Кое-кого мамочки обнимают и тискают на прощание.
— Это папа? — шепчет Лиза.
— Да, это он, — отвечает Даша.
С крыльца школы неторопливо спускается Виктор. Накидывает на шею шарф поверх пальто, а затем ловит мальчишку, который чуть в него не врезался.
— Да ешки-матрешки, — сжимаю руль.
Мальчик убегает, а Виктор продолжает путь. Прячет одну руку в карман пальто.
— Мы любим тебя, — Даша спешно целует меня в щеку и выныривает из машины. — Папа!
Лиза и Надя с задних сидений неуклюже поддаются по очереди ко мне, чмокают в щеку и тоже на улицу выскакивают.
И пофиг, что рюкзаки забыли.
Там же папа.
— Папа!
Бегут, машут руками, ловко обегают других детей и подростков.
Я склоняюсь к идее, что бывших мужей надо убивать, чтобы потом они не маячили перед глазами такие вальяжные и с размашистой походкой.
Наблюдаю, как девочки подбегают к Виктору у ворот школы, скачут, обнимают его среди потока школьников, и стискиваю зубы, когда наши взгляды встречаются.
Да он издевается.
Я только ночью просила его не пересекаться со мной без надобности, а он все пропустил мимо ушей.
Ему нравится делать мне больно?
Нравится красоваться передо мной?
Не зря богомолихи откусывают головы богомолам. Богомолихи знают о жизни больше, чем женщины. Надо сжирать своих партнеров, потому что потом они могут стать занозой в заднице.
Слишком долго он смотрит на меня, а я на него, но я не отведу взгляда. Почему я должна уступать?
Сердце аж к глотке подскакивает пульсирующим плотным узлом.
Выдыхаю, когда Виктор наклоняется к девочками и что-то говорит. Они округляют глаза и бегут к машине.
О рюкзаках напомнил?
— Блин, забыли, — девочки через несколько секунд заглядывают в машину, хватают рюкзаки, и Лиза взбудораженно шепчет. — Папа вулкан привез. Двойки не получим.
— Говорит, ночью вулкан сделал, — Надя немного запыханная. — Блин, я уже готовилась мазаться, что мы ничего не успели. Все, мам, пока.
Хлопают дверцы. Вновь бегут к Виктору.
Опять объятия на прощание с папулей-героем, который спас дочек от двоек, и машут мне руками. Я поднимаю ладонь, сдержанно улыбаюсь и медленно сдаю назад, чтобы выехать с парковочного места.
Мимо пролетает черный хэтчбек, чуть не задевает меня, и я стискиваю руль еще крепче:
— Вот сука.
Виктор кивает мне в знак запоздалого приветствия.
— Пошел к черту, — цежу сквозь зубы, и он усмехается, будто услышал мои слова.
Я бы не хотела, чтобы он сейчас подошел к моей машине, постучал по стеклу и лично поздоровался.
Нет, мне этого не надо.
Но я злюсь, будто я ждала от Виктора большего, чем просто ленивого кивка головой.
Наблюдаю, как он разворачивается и шагает прочь.
— Ну и катись, урод.
Выезжаю с парковочного места, преисполненная разочарованием.
И ведь он ведет себя так, как я этого хочу. Не полез ко мне с лишней приветливостью, ненужными разговорами, однако это жутко бесит.
Всю дорогу я прокручиваю в голове его ухмылку, кивок и матерюсь под нос. Я и подумать не могла, что знаю столько хитрых и вывернутых ругательств.
Через минут сорок я зло стучусь в стеклянную дверь, над которой висит красивая табличка “скоро открытие”.
— Да е-мое, — шиплю под нос и лезу в карман за телефоном, — я же предупреждала, что буду…
Вижу как из глубины моей будущей супер-пупер модной ногтевой студии шагает прораб Андрей. Открывает дверь, и я натянуто улыбаюсь:
— Доброе утро.
— Доброе, — он тоже улыбается.
Крупный мужичок лет сорока, который, возможно, раньше занимался спортом, а потом раздобрел. Джинсы, синий свитер мелкой вязки и небольшие залысины.
— Закончили? — спрашиваю я и проплываю мимо Андрея.
— Да.
В пустой студии пахнет свежей краской и побелкой. Меня немного отпускает, пока я хожу и заглядываю в каждый угол в поисках косяков.
Но я их не нахожу.
Эта студия, как и остальные, будут выдержаны в простом и лаконичном стиле. Белые стены, белые столы и кресла, обитые пудровым бархатом.
— Можно мебель заказывать, — захожу в дальную небольшую комнатку, которую я оборудую под склад. — Сюда стеллажи…
Понимаю, что Андрей стоит за моей спиной. И очень близко. На руках и загривке волосы встают дыбом от нехорошего предчувствия.
— От тебя хорошо пахнет, — голос у Андрея хриплый и он касается моих волос шумным выдохом.
От тебя. Когда мы успели перейти на “ты”?
— Отойдите.
И я будто со стороны наблюдаю, как потная мужская ладонь зажимает мой рот, а тонкие губы шепчут:
— Ты сама этого хочешь… не зря так жопой крутила передо мной…
Я после признаний Виктора истошно кричала и крушила дом.
А сейчас лишь мычу с широко распахнутыми глазами. Андрей валит меня на пол. Я вскидываюсь под его тушей и получаю тяжелую оплеуху по уху. В голове звенит, и на несколько секунд в глазах темнеет.
Я чувствую, как трещит по швам моя юбка.
Нет.
Я не хочу.
— Надушилась, сука, блузку прозрачную надела… И каждый раз что-то новенькое… взгляды… знаю я таких шлюх…
Нет.
Я вела себя всегда прилично и вежливо. Без намеков. Ладонь Андрея пахнет известью и цементом.
В голове вспыхивает, как он закрыл дверь, опустил жалюзи и забрал ключи.
Вторая рука лезет мне под юбку, и я вновь брыкаюсь, мычу и тону в ужасе, а потом мои легкие обжигает рваный вдох.
Кто-то буквально срывает Андрея с меня.
Я неуклюже отползаю, захлебываясь слезами, и забиваюсь в угол.
Виктор за шиворот отбрасывает Андрея к стене и наносит по его удивленному лицу удар.